Форменное безразличие

Люди верят в гороскопы с зодиаками, но Незаменимых нет - разъемы одинаковы. А город утопает в зелени: Кто-то выплывает, кто-то утопает - се ля ви. И мы никогда не знаем, что потеряли. Впереди водоворот, я ранимый, не снимай с меня хитиновый покров! Но кто же твоего лица теперь коснется руками? Впереди водоворот, не щади меня - сними с меня хитиновый покров, - Oxxxymiron - Хитиновый покров.

Zhenya pizdecsorry, I`m negro drunk, can u pick me up, pls? Черный Ford Focus Филатовой с мягким толчком останавливается. Шум двигателя стихает в густой тишине темного салона. Женя перебирает лежащими на руле пальцами, сглатывает, глазами озадаченно окидывает едва различимое пространство за пределами машины. Под колесами скрипучая галька, устилающая извилистые дорожки от самых раскрытых нараспашку дубовых ворот во все стороны живописного двора. Озабочено кусает губу, наклоняясь грудью к рулю, чтобы увидеть громоздящийся напротив здоровенный особняк в утрированно готическом стиле до конца шпиля самой высокой из башен. Вытянутые окна горят тускло красным - навевает мысль о языческих обрядах и сатанинских оргиях. Женя с усталым вздохом откидывается на сиденье, потирая ладонью слипающиеся глаза. На телефоне быстро набрать смс разбудившему ее в два часа ночи Порчи. Got in, waiting 4 u. Отправить. Get out. Спустя минуту. Без ответа. Женя шумно выдыхает, наваливаясь локтями на руль, и устало потирает лицо ладонями. Лезть в не внушающий доверия гротескный домишко нет ни малейшего желания, особенно с вполне себе реальными предположения о том, чем ее парни могут там заниматься. В последнее время сомнительные личности и их тусовки стали какой-то неотъемлемой частью жизни. Говно вопрос - люди взрослые. Вчера она забирала бухого в стельку Мамая из квартиры Марка, потеряв час в ожидании, пока бородач закончит втирать парню про любовь и открытые двери своего дома, а затем сообразит, на какую ногу какой ботинок нужно надеть. Кристина выступала с предложением развивать внезапно родившуюся компанию taximiron каждый раз, когда Муродшоева возвращалась к ней на квартиру с ключами от машины и заспанным еблом под утро. Складывалось ощущение, что кому-то из окситабора в руки попала книга "Повод выпить на каждый день", однако суть оказалась проста - повод не нужен. Сначала это были какие-то посиделки всей крю у общих знакомых, потом встречи начали мутировать и превратились в жесткие попойки на хатах уже не очень хорошо знакомых людей, сейчас же кто-то явно перешел черту. Женя окидывает сквозь пальцы темно-серый каменный особняк, кидает взгляд на дисплей телефона и выбирается из машины. Дверь хлопает глухо, но инородно громко по сравнению с тишиной в неприветливом помпезном дворе. Женя оглядывается по сторонам, передергивая плечами от ночной прохлады. Закуривает, в мелькнувшем огоньке на секунду замечая кособокие с претензией на большое искусство статуи на поляне слева от подъездной дорожки. Крепкий сарай с инструментами и скрипучей дверью у распахнутых ворот. Оплетающие вертикальные поверхности кустистые лианы. Ровный газон и фигурно остриженные деревья. Хило журчащий фонтанчик в середине сада. Нагромождение дюжины машин разных марок и ценовых категорий. Затянуться снова, обнимая себя руками за плечи. Скрип подошв ботинок по крупной гальке звучит неожиданно резко. Слишком тихо. Слишком хорошо слышно, как в каком-то далеком доме тихо скрипнула дверь. Шелест мощных крон. Шуршащий звук тлеющего на кончике сигареты табака. В дневное время здесь, вероятно, очень красиво, но не когда на всем саду лежит мрачная полутень и горящие красным окна намекают на некие богохульственные обряды в стенах средневекового замка. В лучших традиция По и Лавкрафта. Пальцы не успевают коснуться поросшей мхом каменной руки статуи какого-то атлетичного юноши (пародия на Давида, судя по позе) - Муродшоева всем телом вздрагивает, давя сквозь зубы отборный мат, когда за спиной резко включаются опрыскиватели. Сообщения не прочитаны. Без ответа. Женя раздраженно сплевывает себе под ноги и тушит окурок о подошву ботинка. Резко остановиться, отпрянуть, когда проспиртованное насквозь тело выпадает из приоткрытой двери в стене коридора второго этажа. Тело неразборчиво мычит и пускает слюни на темно-красную ленту коврового покрытия. Преодолеть отвращение, присесть на корточки и за волосы приподнять лицом к себе - глаза заплывшие, подбородок в слюне и остатках рвоты. Женя поднимается на ноги - не тот пациент. Тяжелые биты доносятся словно со всех сторон сразу, глаза режет от избытка слишком насыщенного красного света. Сморщить нос от спертого запаха алкоголя в ядреной смеси с вонью рвоты и еще какого-то дерьма. Может, даже буквально. Мысль о том, что здесь тусуются извращенцы не кажется слишком уж нелепой и надуманной. Женя вздрагивает, прижимаясь спиной к стене, когда в узком проходе, громко смеясь ей прямо в лицо, обдавая перегаром и тяжелым запахом сладких духов, проносится какая-то особа в реалистичной маске свиньи. За ней - пятерка голосящих до хрипа непонятные звуки и выкрики мужчин в обезьяньих головах и хоккейных масках. Проводив их взглядом, Женя тяжело дышит сквозь пересохшие губы, прижимая руку к груди. Глаза в потолок - пристроенная длинная лампа над дверью мигает. Не прочитано. Без ответа. Муродшоева сжимает пальцами переносицу, прикидывая, каким образом вообще будет искать в этом сраном вертепе Порчи или кого-то еще среди незнакомых пьяных лиц и обилия жутких масок. Открывать прикрытые чисто из вежливости двери желания нет. Ведя вытянутой рукой по боковой стене, она осторожно идет вперед по коридору, вслушиваясь в любой резкий звук на фоне тяжелых битов и какофонии голосов на первом этаже, где всей толпой, круша дом и распивая остатки алкоголя, бухие животные скачут под музыку. Резкий звук битого стекла и взрыв ненормального гогота. Ноги по колени утопают в каком-то мутном дыме, стелющимся по полу. Красные отсветы в дыму. Резкий запах рвоты от лежащей на полу без сознания девки. На голой груди ошметки рвоты. Кровь в ушах стучит сильнее, заставляя поморщиться и сдавить лоб ладонью. Испарина. Снова леденящий кровь смех откуда-то из глубин длинного коридора. Женя доходит до общей комнаты и развязки - коридор тянется в трех направлениях. Вздрогнуть, попятиться, натолкнуться спиной на угол. На полу в битом стекле и кусках ткани тело в маске Пеннивайза на ебальнике, вдалбливается во вздернутую задницу тела с маской Кролика, каждый толчок сопровождая звериным выкриком и шлепком широкой ладони мясистой ноге. Она сдавленно стонет в коленно-локтевой с разъезжающимися коленями и грудями, болтающимися как уши спаниеля из стороны в сторону. Женя машинально потирает ладонью лоб и отводит вытаращенные глаза, натыкается взглядом на абсолютно голого человека с головой голубя вместо человеческой. В руках мигающая красным огоньком камера. Переводит объектив на нее. Леденящий кровь смех. Громкий чавкающий звук, хлопки сталкивающейся кожи, пошлые звериные стоны. Женя резко разворачивается, быстрыми шагами проходя обратно, но замирает. Хочется курить. Много курить. Одна мысль о дыме вызывает рвотный рефлекс из-за избытка этого тяжелого запаха какой-то дряни и красных фонарей в полутумане коридора. Коридор красных фонарей. - Порчи-и! - приставив ладони к губам, выкрикивает в полном отчаянии. В этом копошащемся, ебущемся, пьяном муравейнике его будет почти невозможно отыскать. Звонок не проходит. Абонент вне зоны доступа. Доигрались. Женя сдавленно рычит и опускается вниз по стене коридора. Глаза болят от красного света, голову ведет от тяжелого дыма и мыслей о том, куда вляпался Порчанский и как с этим разбираться. Громкие стоны, наверное, с десяток голосов где-то совсем недалеко оглушают. Затягивается прикуренной сигаретой, кашляет и прикрывает глаза. Его необходимо найти. Его и этого пизданутого Жида, чьей идеей наверняка и было посетить эту сатанинскую мессу. Дом незнакомый, чужие лица, ебаные маски - случиться может все, что угодно. Нужно найти и вывести отсюда, но не хочется открывать дверь и видеть того же Порчи как участника массовой оргии на битом стекле. Тошнит. Комом встает в горле и давит на стенки. Хочется выблевать этот набившийся во все полости тела дым. Виски ноют от переизбытка красного. Хочется на воздух. Встать на ноги, пошатнувшись от потемнения в глазах, и нетвердой походкой, настороженно оглядываясь, идти дальше по коридору. Рука ведет по стене, касаясь шершавой текстуры подрагивающими пальцами. Не время. В глотке сухо - дышать через рот. Отвратительно приторный дым. Полутон, красный туман, смазанные лица и звериные крики. Повлажневшая ладонь приоткрывает каждую встречающуюся на пути дверь, и каждый раз прошивает насквозь тело холодным потом. Содом и Гоморра в средневековом замке. Лучше бы они проводили опыты по переселению душ и контактам с планетой Юггот, чем это. За очередной дверью кто-то затягивает жгут выше локтя, держа один конец в зубах. Тяжелый бит долбит в затылок. Бал сатаны. Пройти мимо двери, из-за которой доносятся звуки массовой истерии вкупе с истинно блядскими стонами. Некоторые двери лучше не открывать. Голову ведет нечеловечески. Только чувство долга заставляет искать ебучего португальца дальше, а не бросить все и лечь прямо здесь на полу. Маски, маски, маски. Они работают в офисах, они нянчат детей, учатся в институтах, у них есть родные. Они в масках. Маски клоунов, свиней, обезьян, маньяков. Маски, которые невозможно снять. Женя толкает очередную дверь и всматривается сощуренными глазами. Слышен храп и подозрительная тишина. Пальцы снова начинают подрагивать, в животе крутит комком нервов. Она тихим шагом доходит до кровати - внутри все замирает - и скидывает с чьих-то голов одеяло. Шумный облегченный выдох. - Какого хуя?! - крик девчонки, лежащей рядом с замычавшим Дарио вызывает резь в голове. Сморщиться, но пропустить волну облегчения сквозь себя. Нашла. Португалец дергает носом и причмокивает раскрытыми губами во сне. - Ты глухая, блять? Проваливай, тут уже занято! - тощие белые руки хватаются за широкие плечи храпящего тела и тянут на себя. Перевести уничижающий взгляд на лицо. Рисованные брови, длинные русые волосы, губы с размазавшейся помадой, а на вид лет восемнадцать-двадцать. Еще даже сиськи накачать не успела. - Потеряйтесь, барышня, этому жеребцу пора домой. - Руки убери! Поморщиться, хватаясь рукой за пульсирующий висок. Дарио сонно переворачивается на спину и шумно выдыхает - неповторимый букет ароматов из смеси всего, что можно было употребить, тяжелым облаком бьет в ноздри. Приоткрывает мутные глаза, озадаченно хлопает. Где-то внизу раздается звук схожий со взрывом петарды. Висячие стекляшки на люстре вздрагивают. - Женя-я? - Дарио беспомощно тянет забитые руки. Тощая рука ощутимо пихает в бедро, отталкивая. В схожем возрасте с этой девчонкой она корпела над книжками, упиваясь ощущением, что мозг кипит от полученной информации. Без слов схватить за костлявое плечо, нажать - виски режет протестующий визг - и волоком резко вытащить из кровати абсолютно голую с одной простыней в руках. - Съебись, пока родители не узнали хули ты вытворяешь, - шипит в лицо, больно надавливая на плечо. Не больше двадцати, точно. - И тряпки свои забери, блять! - короткое платье комом ударяется в хлопнувшую дверь. - Женя-я-я... - Какого хуя, господи, - она наклоняется, просовывая руки к ребрам мужчины, чтобы посадить его. Тяжелая голова опадает, будто шея лебединая и не держит груз. От сильного запаха перегара подкатывает тошнота. Запихнуть отвращение в задницу. Рукой нашаривает футболку в ворохе одеяла, пока Порчи отчаянно моргает глазами, пытаясь прийти в себя. Она старается не дышать мерзкими испарениями, терпеливо прикрывая глаза, натягивая на податливое разгоряченное тело футболку. Ниже пояса одет - уже радует. Она нахлобучивает ему на голову найденную кепку, заламывая козырьком назад. - Where`s your phone? - You`re... you`re an angel, - глупая улыбка, наивный мутный взгляд. Лучики динамических морщинок. Женя тяжело вздыхает, мысленно уговаривая себя держаться спокойно. Приседает на корточки перед ним, сжимая его лежащие на коленях ладони. - Jesus Christ... where`s your phone? - Dunno... - Порчи, блять, - выдохнуть сквозь зубы. - Okay, okay. Where`s Miro? He is still here, right? Озабоченная складка на лбу, напряженно сжатые губы. Тяжело выдыхает, обдавая крепким запашком. - Sorry, don`t remember. For real, sweatheart... - Fuck... Okay. На плечи давит тяжесть руки навалившегося Дарио, с трудом, но упорно передвигающего ноги. В голове бьется пульсом желание как можно скорее уйти и послать Мирона к хуям. Красные дымчатые стены будто сводами сдвигаются со всех сторон, полные криками и омерзительными запахами. Порчи что-то невнятно нудит поверх макушки, выкрикивает чьи-то имена, машет рукой. Густая толпа потных тел занимается все возможное пространство. Скачут, блюют себе под ноги, трутся гениталиями, орут. Выдвинуть вперед руку, без намека на вежливость расталкивая податливые пьяные тела в стороны. Цепляются влажными пальцами за вытянутую конечность, трогают со всех сторон, затягивая обратно. Ноги подкашиваются. Не к месту приходит на ум сцена из клипа "Город под подошвой". Разница в том, что там протянули руку и вытащили, а здесь приходиться тащить тушу еще и на себе, проходя сквозь это живое ограждение ходячих мертвецов в масках зверей. Порчи упрямо мычит что-то, махая рукой на ее плече и кивая головой. - M!.. Раздраженно поднять голову, рывком вытягивая его из кучи трясущихся тел, оглушенная тяжелым битом. Опустить голову, отпрыгнуть, когда Порчи сгибается пополам, выблевывая содержимое желудка на коврик у входа. Поморщиться, глядя в глаза, не отпускать руки. - Miron... - слабеющим голосом, утирая рот свободной ладонью, произносит Дарио. Проследить за взглядом, резко оборачиваясь. Лысый череп и черная футболка мелькают за углом второго этажа. На ступеньках крыльца Порчи еще раз выворачивает. Холодный ночной воздух мощной волной ударяет в легкие и задымленную красным голову, вымывает, насыщает, расслабляет. Вышедшая из облаков луна отражается в радужном ареоле на темном капоте одной из машин. Женя держит переплетенные пальцы у сжатых губ, сидя на ступеньках рядом с закашливающимся от сигаретного дыма Порчи. В голове снова мелькает прошмыгнувшая с початой бутылкой на второй этаж тень. Обрывки фраз и мыслей. Тень. Ебаный Дориан Грей. Красота, растворяющаяся в пороке. Гений, утопающий в собственном болоте. Пальцы сжимают переносицу. - I`ll get ya a taxi, - с тяжелым вздохом резюмирует. Дарио вряд ли что-то понимает, но согласно кивает, прикрывая глаза. Муродшоева слабо усмехается, потрепав его по колену. Не страшно. - Он иностранец и он очень... нет, no, no, Dario! - она едва успевает подскочить и обхватить за плечи прислонившегося боком к такси Порчи с явным намерением обоссать колесо. - Not here, please. Дарио обиженно кивает, но отходит ближе к сараю для удовлетворения потребностей. - Он в жопу пьяный. Если что-нибудь пойдет не так или будет буянить, звоните по этому номеру, - мужчина принимает полными пальцами визитку, подносит к глазам. Следом принимает плату за проезд и три сотни сверху. - Это за проезд и вам лично. Доведите его, пожалуйста, до двери. Квартира 37, ключи у него есть. До двери, там встретят. Коренастый мужичок кивает и что-то ворчит про гнилое поколение, пока Порчи методично орошает железную стену забора. Совместными усилиями воскресшего на свежем воздухе с желанием крушить все и вся Порчи запихивают на заднее сиденье. Такси отъезжает, провожаемое взглядом под звук шуршащей гальки. Все мигом стихает. Оглушительный звук битого стекла за спиной и выброшенная из оконного проема настольная лампа. Вновь бродя по коридорам с запасом свежего воздуха в легких, Женя значительно бодрее толкает встречающиеся двери и рассматривает лица мелькающих мимо персонажей сна отбитого наркомана-сифилитика. Муродшоева тяжело выдыхает пару раз от быстрой ходьбы в душном помещении и гнетущей обстановки вокруг. Толкает скрипучую дверь рядом с бывшей обителью Порчи и с тяжелым выдохом сквозь зубы ставит правую руку в дверной косяк, опираясь, отворачивая голову. Мирон обнаруживается в долбанных клубах красного тумана с двумя практически голыми длинноволосыми нимфами в ворохе одеял. Голова откинута на стену, глаза прикрыты, полностью одет, не считая расстегнутых джинсов и периодически задирающейся от манипуляций красоток футболки. По-прежнему стоя боком в дверном проеме, она с раздражение наблюдает, как две барышни, то начинают медленно ласкать друг друга аккуратными руками, гладить и целовать шеи, то вновь переключаются на упоротого до бессознательного состояния мужчину. Ноль внимания. Кусают выпирающий кадык, целуют, оставляя красные пятна на ключицах, с протяжными стонами, оседлав, трутся грудью о грудь и промежностью о неподвижно лежащие бедра. Рвотный позыв, прижать запястье к губам. Отвернуться. В висках стучит гонгом. В дверном проеме, лицом в коридор. Ком тошноты давит на стенки глотки. Руки взлетают вверх над головой, поджать губы. К черту все, к черту. Она замирает, не решаясь уйти. За спиной доносятся ставшие почти родными похабные стоны и причмокивания. Закатывает глаза, сжимая пальцами косяки по бокам проема. Трудно идентифицировать, что конкретно накрывает: злость или истерика. Оглядывается через плечо, видит только обнаженную спину, перекрывающую его неподвижную фигуру. Может, он вообще сдох. Мысли гнать не получается. Исписался. Пустая дутая фигура. Дурь и порошок. Исписался. Умер как творец. Она резко отталкивается от стены, разворачивается. Нифмы уже успели чуть ли не полностью обложить его сверху и сбоку своими извивающимися телами. Может, он и правда умер. Разницы по сути никакой. Тряхнуть головой, отгоняя. - Сеанс окончен, барышни, хватит его облизывать. Ноль внимания. Женя жмурится до цветных точек перед глазами, сжимая пальцами переносицу. Ненавижу эту работу. Пару раз громко хлопает руками за головой девушки сверху, привлекая внимание. - Блять, хорош. Валите нахуй отсюда. Присасывается раскрытыми губами к вздувшейся на шее вене. Рукой сжимает член через джинсы. Ноль внимания. Он вообще дышит? Протяжный стон, резко переходящий в громкий визг - схватить рукой за длинные волосы и с силой дернуть в сторону, вынуждая сползти с слабо что-то захрипевшего Мирона. Нифмы визжат ругательства. Схватить его за запястье, поднимая руку с зажатой в ней бутылкой виски. - Съебались или, блять, клянусь, я собственноручно размозжу ваши ебальники этой дубиной. Стук двери за спиной. - Федоров. Пальцы на шею сбоку на наличие пульса. Кожа теплая. Еще не совсем труп. - Мирон. Лицо в ладони, слегка сдавить, вглядеться в закрытые глаза. Отпустить. - Федоров, сука. Пальцами провести под носом на наличие следов порошка. - Федоров, блять. Рукой трясти за колено, за плечи. Едва заметно опадают от дыхания. Грудь слабо расширяется. Тень. Бессознательная тень себя. Упрямо сжать губы, стиснув челюсти. Клокочет внутри от пышущей ярости. Без причины? Пальцы впиваются в кожу рук. Резко вскинуть голову и наотмашь ударить ладонью по щеке. Его голова едва отлетает в сторону, как глаза резко распахиваются, широкая ладонь больно перехватывает ее за запястье, пригибая ниже. Женя подавляет испуганный вскрик от неожиданности. Глаза в глаза. Он щурится, смотрит исподлобья, тяжело дыша, чуть покачиваясь. Теплое дыхание гуляет по оголенному предплечью. Неподвижно. Опасно. Федоров мельком высовывает кончик языка, облизывая губы и явно силится что-то сказать. Она копирует его тяжелое дыхание, наклоняясь чуть ниже, чтобы расслышать, а кости в запястье продолжают ныть под напряжением от мертвой хватки. Не говорит - кашляет, закашливается сильнее, мгновенно выпуская ее руку. Женя вскакивает с постели с загнанно бьющимся органом в груди, с отвращением и пережитком страха глядя на Мирона, заходящегося в приступе сухого кашля. Она садится на пол у стены - он кашляет в сторону, вздрагивая плечами; она притягивает колени к груди и упирается в них локтями, зарываясь в волосы - он сплевывает на пол и откидывается на спинку кровати, запрокидывая голову, обнажая выделяющийся кадык. Рубануть бы чем поострее, чтобы кровища хлынула плотным горячим потоком. Может, тогда станет видно, осталось ли в нем хоть что-то? Хоть что-нибудь? Запрокинуть голову назад, касаться затылком стены. Темно-красные стены в клубах блеклого приторного дыма. Душно, пусто, громко, омерзительно. Загнанные в самый дальний угол мысли холодным поток курсируют в гудящей голове. Положим, вот он - лежит, распятый гений, Дориан Грей, увязший в своих пороках и демонах. Положим, истинные чувства и подлинное искусство взаимосвязаны и способны рождаться друг из друга. Положим, через боль и страдания мы достигаем наивысшей точки просветления. Положим, отрицательные эмоции - самые сильные, будь то зависть или ярость; самые мотивирующие и самые искренние, когда контроль отходит на второй план. Положим, сильные чувства и подлинная искренность - тождественны: великие художники, испытывавшие боль, изводившие себя полнотой красок и чувств; писатели, кончавшие с собой от невыносимой реальности происходящего вокруг; музыканты, поэты, вываливающие из себя все содержимое по кусочкам, все грязное, болезненное, окровавленное, живое, настоящее отдавали и кончали с собой. Безумцы. Безумцы, чьи глаза всегда были широко раскрыты. Пушистые ресницы подрагивают, когда глаза Мирона силятся закрыться или наоборот - открыться. Тени. Тени на его лице. Тень во плоти. Куда делась искренность и подлинные чувства? Куда исчезло это ощущение сочащихся наружу сквозь буквы эмоций и мороз по коже. На последнем издыхании. Исписался? Тени, тени. Гниет. Ни жив ни мертв. Положим, вот он - рыцарь на гордом коне из настоящего прошлого, скачущий на безопасной скорости к своему фальшивому будущему, а посередине - тени. Положим, вот он - упивающийся каждый день сомнительными тусовками, отвыкший выплескивать свои подлинные чувства или разучившийся испытывать их вовсе. Положим, вот он - застоявшийся, неподвижный, пустеющий, растекающийся застарелой вязкой лужей. Положим, вот оно - единственный способ как-то развлечь себя и почувствовать хоть что-то, развлекаясь с абсолютно аморальными личностями, чьи увлечения претят, но так и попахивают манящим запретным, попахивают забытым ощущением опасности и искренности. Положим, вот они - животные инстинкты и спутанность сознания. Положим, это лишь самообман и эта хуйня ни разу не срабатывает. Положим, это дерьмо. Полное дерьмо. Ты тыкаешь себя булавками, загоняешь иглы под ногти и спрашиваешь себя: "Чувствуешь хоть что-нибудь?" Это застой. Положим, это омертвление. Положим, это начало конца, начало медленной смерти творца и угасания его истинной сущности, тонущей в болоте из иллюзий и самообмана, тонущей в болоте из достатка и благополучия, мирной жизни и подкожного жира. Положим, неизвестны причины этих шагов, но известен исход. На секунду лишь положим, что письмо не спасает, выплеск эмоций не находит отклик и сам СМЫСЛ окноростовскими буквами выцветает. Положим, черные дыры зрачков засасывают в себя все сильнее в одиночной казни над самим собой, борьбе с миром в одно ебало. Или на две секунды положим, что глаза были раскрыты слишком широко и слишком сильно. Набился песок. Положим, истерзало, измучило, жизненных сил не хватает и на пару страниц. Положим, добровольное негласное отречение от реальности, наебавшей огромную шишку на лбу. Положим, эскапизм и побег прочь. Прочь. Прочь. Женя глубоко вдыхает через нос выпрямляя шею, чтобы снова видеть потолок вместо тумбочки рядом с кроватью. Чтобы вылечить болезнь, необходимо знать ее корни, ее причины. Но он не скажет. Точно не сейчас. Он скорее будет дальше в бессознательном состоянии валяться с шлюхами в доме сатанистов, чем попросит помощи в делах своего личного мира. Скорее утянет себя на дно, но не потеряет гордость. Скорее позволит оттрахать себя, но взгляд оставит полным превосходства и гордости, показывая, кто есть кто. Ебаный высокомерный кретин. Не он. Это просто не он. Она помнит и знает другое. Помнит и знает живого настоящего Мирона, а не ебанутого картонного Оксимирона, нашедшего себе выгодную жилплощадь. В договоре о найме на работу менеджером не было графы "делать все возможное, чтобы воскресить своего артиста". Там вообще много чего не было из того, чем она регулярно занимается без надбавок к зарплате. Взгляд падает на лежащее на кровати тело. Вечно худой, он даже умудрился слегка поправиться за последнее время, пока пребывал в какой-то странно завязавшейся петлей зоне комфорта. Глаза потускнели. Пропала лихорадочная активность, подлинное безумство. Положим, вот он лежит - старая развалюха. В работе менеджера нет графы "воскрешать своего артиста из мертвых", но она чувствует, что обязана сделать это любыми способами. Мирон говорил в объявлении о найме, что творческие личности его не интересуют. В голову к той самой не творческой личности приходит лишь одна совершенно ебанутая и безответственная идея - Женя поднимается на ноги. Глядя на него сверху вниз, замечает на напряженном лице постепенно проявляющие отпечатки усталости, какие заметны у этих работяг в метро, которых воротит от своей пародии на жизнь и себя, не замечающих подмены. Печать старости. Женя сглатывает, усмехаясь внутренне тому, как ярко и явно внутреннее состояние человека может транслироваться физически. Его пора возвращать обратно, слишком загулялся Мирон на своей далекой планете Юггот. Двойник оказался совсем ни к черту. Самый крепкий сон. Теоретически, по задумке, необходима встряска, необходим настоящий всплеск эмоций и чувств - выброс, который заставит его очнуться. Время уже к четырем. На улице по-прежнему темно и затянуто пеленой, но не так, как внутри затхлой комнатушки. В графе "обязанности менеджера" вообще много не прописано. Она резко хватает пальцами края его джинсов и застегивает пуговицу, рывком стягивает на бедрах ремень, ловя мутный удивленный взгляд. Глаза в глаза. Пора просыпаться, Мирон Янович. В боковом окне пролетают тусклым белым пятном задники огромных букв: Мурино. Поселок в Ленинградской области. Слева высятся джунгли квартирных блоков, обозначенные подсветкой и огнями окон неспящих жильцов. Женя захватывает отнюдь не вдохновляющий пейзаж боковым зрением, мгновенно возвращая внимание на дорогу. Сорная трава, желтые пятна фонарей, отсвечивающих вспышками света в темном салоне, баннеры выгодной ипотеки с коряво рисованными голубыми глазами, одиноко стоящие в отдалении деревья, блоки высотных зданий, уходящие в самую глубь глухой стеной по левую сторону дороги. - На вас смотрят глаза доктора Эклберга, голубые и огромные*. Символ пустоты, - Женя нервно оборачивается на Мирона, приподнявшегося на сидении, а затем быстро через окно на пролетевший мимо баннер. Снова блоки домов и сорная трава под пятнами фонарей. - Тебе не кажется, что прогулка затянулась? Вместо ответа она шумно сглатывает, разлепляет губы, стараясь дышать спокойнее. Сердце колотится как бешеное. Пальцы крепче перехватывают руль. Салон полнится тугим звуком работающего двигателя. Высотки, высотки, черные тени от груд щебня и песка, забытые фуры. Вечная застройка, вечная перестройка. Голова Мирона снова клонится вниз, плохо поддерживаемая шеей. Глаза закрываются. - Не спать, Федоров! - она пихает его в плечо, получая недовольное мычание в ответ. Трубы теплотрассы в пятнах фонарных столбов, ряды высоковольтных опор, провода по затянутому небу. Наощупь дрожащими пальцами нащупывает кнопку магнитолы и наугад нажимает первую попавшуюся станцию. Аплодисменты. Следующая. Литературные чтения: отрывок из "Мастера и Маргариты". Следующая по щелчку. Федоров недовольно шипит, вздрагивая, когда в салоне резко громыхнуло тяжелыми гитарными риффами и срывающимся на фальцет бодрым голосом. Guns`n`Roses, кажется. Пальцы намеренно выкручивают регулятор звука сильнее. Почти перекрывает шум двигателя. Сердце колотится, судя по ощущения, где-то в горле. Мысль о смерти от его разрыва не кажется такой иллюзорной. Шумно втянуть носом воздух, приковать намертво взгляд к дороге. Трясущейся рукой нащупать рычаг коробки передач и переключиться на скорость выше. Движок ощутимо взбрыкивает - кровь приливает от всего тела к кончикам пальцев холодной волной. Обилие тусклых огней, мечущихся за окнами, тени, высотки. Женя успевает только подумать, что после сегодняшнего трипа будет отходить еще недели две, не привыкшая по природе гонять в ночное время на таких скоростях. Краем глаза: Мирон опускает окно со своей стороны - справа обдает резким потоком холодного воздуха, бьет сплошной стеной трепещущего шума в барабанные перепонки, заполняет гудящую голову. Руки трясутся сильнее, дрожь ощущается во всем теле. Она сжимает руль до того, что пальцы белеют, словно в миг обескровились. Вся кровь плотным сгустком колотится в горле и голове. Мирон вытягивает зубами сигарету из пачки и мучается с зажигалкой, пока не умудряется поджечь конец. Запах ночного холода и никотинового дыма бьет прямо в нос. Женя крепче сжимает зубы, в тайне молясь, чтобы руки не соскользнули с руля и тут же ругая себя за это. Сама заварила. Если она их убьет со своей тупой затеей, то Федоров и вся его крю ее просто придушат. Пальцы до боли сжимают руль, зубы кусают щеку изнутри до крови. Обилие звуков, мелькающего света. Безумие. Мирон в очередной раз затягивается и высовывает голову наружу, заставляя Женю поймать мини-инфаркт. Сквозь шум двигателя, звуки старого рок-н-ролла и ветра протяжно слышится его хриплый надрывный ор откуда-то снаружи окна. Передергивает. Железный привкус крови. Пора успокаиваться, она здесь не для истерик - этим пусть займется Мирон. - Хули ты творишь, Муродшоева? - охриплым голосом после собственного ора из окна силится дозваться до нее Мирон, когда залезает обратно. Сюрреализм. Полный, блять, сюрреализм. Она уже хуево разбирает дорогу, не особо понимая, куда они, собственно, едут. Мысль о том, что они вполне себе могут разбиться на полной скорости, вылететь с дороги, перебить все кости и сдохнуть больше не кажется такой иллюзорной. Вечеринка на хате сатанистов больше не кажется такой безумной идеей по сравнению с этим. Два развороченных всмятку тела в обгоревшем салоне - будет походить на двойное самоубийство. Тельма и Луиза на минималках. Нихуевая романтика. В голове со скоростью пролетающих за окном фонарей мелькают отвлеченные и совсем неуместные в данной ситуации мысли: что бы сейчас сказал Саша, увидев, чем занимается благоверная? Благоверная, которая любит своих котов, книги и сериалы с лихим сюжетом. А еще сраный холодный Питер, музыку и свою работу. Куда бы ей сейчас прописала Кристина, машину которой Федоров методично обкуривает? Женя мотает головой, отгоняя. Нельзя. Нет. Истерика должна быть у него, она не имеет права на эмоции - голова должна оставаться холодной, а руки твердыми. Пусть курит, пусть хоть весь обкурится и простудится, лишь бы снова не засыпал. - Только не спи, Мирон, только не спи. - Что? Она крепче перехватывает руль и вдавливает в пол педаль газа. Мирон едва не роняет сигарету, когда от скорости резко вжимает в сидение, слегка подбрасывая. Ебаная биполярка - донельзя раздутый и романтизированный всеми, кто мало об этом знает, диагноз. Он не классический псих, который слышит голоса и видит реалистичные мультфильмы в голове. Он просто псих и он, похоже, заигрался. Женя резко выкручивает руль, срезая на показавшемся повороте. Мирон сдавленно матерится сквозь зубы, возвращаясь на место после резкой встряски. Глаза только на дорогу, никуда больше. Смотри на дорогу, думай о дороге. Ничего лишнего. Ты взяла ответственность, он в твоих руках. Он должен испугаться, он должен ожить, но не сдохнуть. Смотри на дорогу. Только на дорогу. Без эмоций, все путем. Ты в себе. Только на дорогу. Дрожь не уходит, продолжает колотиться в горле сердечная мышцы, а в голове оглушительно шумит кровь. Она упрямо сжимает губы, неотрывно глядя вперед, напрягаясь до предела, как перед прыжком. - Ты ебу дала, какого хрена? Нога сильнее вжимает педаль газа в пол. Помимо раздражения в его голосе уже слышится легкий испуг. Еще немного дожать. - Женя, блять! Ты чем-то упоролась или где? Помимо воли губы вздрагивают в улыбке, а глаза начинают слезиться то ли от долгого немигающего взгляда на дорогу, то ли от пробивающегося самим собой страха. - Ты пристегнут? - Чего, блять? - Ты пристегнут, мудак? - Эта хуйня вряд ли спасет, если ты куда-то влетишь на скорости. Сбавь, блять, Жень! - Заткнись. - Пиздец, блять... - он накрывает лицо ладонями, шумно вдыхая и откидывается на сидении. Рукой тянется к магнитоле и выкручивает почти на полную - приходится орать. - Нравится? Так лучше? Вы с Ткачем поругались, что ли? Хули на тебя нашло, спиди-гонщик ебаный? - Федоров, я сейчас скорость переключу, если не заткнешься, - напряженно сквозь зубы цедит Женя, не отрывая взгляда от дороги. Молчит. Она чувствует движение и как он чуть приблизился к ней, буравя взглядом. - Ты совсем ебнулась? - максимально вкрадчиво. - Это предел, здесь я провожу черту... Во-оу, блять! Женя, еб твою мать! - машину резко мотает в сторону след за выкрученным рулем и обратно. - Прекращай это дерьмо, не прикольно как-то. - Нет. - Блять. Ты точно чем-то закинулась, - он с шумным вздохом вытягивает еще одну сигарету и с трудом поджигает ее - слабая дрожь в руках. Боковым зрением Женя замечает, что его тоже слегка потряхивает. Если перегнет палку, он может ее просто уволить к хуям и вычеркнуть из своей жизни. Мирон вырубает музыку и закрывает окно. Голову будто отпускает из тисков - слышен только надрывный гул движка. В кармане вибрирует телефон от входящего вызова. Автоматически пропущенный. Таксист? - Страшно? - облизнув пересохшие губы, спрашивает Женя. Мирон напряженно молчит, намеренно выдыхает дым в ее сторону. Крис ее выебет. Выебет бутылкой вина, которое Саша подарил на прошлый Новый Год. - Страшно? Что-о-о ты! Просто дело в том, что в мои планы совсем не входило, блять, сдохнуть в тридцать с хуем лет в автомобильной аварии от твоих рук. У меня, блять, два альбома всего, я еще не готов делиться плотью с червями. Ты вообще в курсе, что менеджер в какой-то мере ответственность несет за жизнь своего подопечного? - Именно это я сейчас и делаю, - руки сильнее сжимают руль, правая тянется к рычагу коробки передач. Сердце колотится как бешеное. Осознание, что самой не хочется сильно ускоряться. - Не понял? - Я несу ответственность за твою жизнь, - ладонь крепче обхватывает головку рычага. - Если это какая-то припизданутая философия, то я не втыкаю. Жень, - руку сверху накрывает широкая ладонь, слегка сдавливая. - Не надо. Что бы ты там не задумала, этого хватит. - Ты должен прислушиваться к мнению менеджера, Мирон. Этого не хватит, - педаль почти до упора вжимается в пол. Мимо пролетает едва замеченным пятном машина. Мирон подскакивает, издавая какой-то нервный смешок, оглядываясь назад. Взгляд скашивается немного влево, Женя выпрямляется. Пришедшая в голову мысль кажется абсолютно хуевой даже ей самой - Федоров по ее озадаченному взгляду понимает все будто без слов, усугубляя ситуацию. - Нет. Нет, нет, нет. Муродшоева, нельзя, блять! Даже не думай. Даже если уже подумала, больше не думай, блять. Женя, нет. Женя. Руль выворачивается в левую сторону, перестраивая машину на пустынную встречную полосу. - Женя, блять, ты чего творишь-то нахуй... - севшим голосом, хватаясь руками за голову, произносит он, не отрывая взгляда от дороги. - Паланика ебаного перечитала? Да, Паланика и правда читала. Ему бы тоже не мешало перечитать. Могло бы натолкнуть на мысли. - В бардачке. - Чего? - В бардачке, - нервы начинают сдавать. Впереди, еще далеко виднеются фары приближающейся машины. - Открой, блять, просто открой. Ручка и ебаная тетрадь, Мирон! Открой! Он зависает на пару секунд, но все же послушно выполняет указание. Женя кусает всю ноющую щеку изнутри, чувствуя привкус крови и как начинают сильнее слезиться глаза. Встречная машина ближе. - Же-еня-я, - осторожный голос доносится совсем рядом. - Жень, сворачивай на свою полосу, пожалуйста. Я тебе весь месяц буду фисташковое мороженое таскать в ведрах. - Нет. - Три месяца. - Ты достал? - Нахуй оно мне? Завещание писать? Я все равно на тебя собирал... Женя, блять, сворачивай! Сука, ебаный пиздец... - Пиши. - Что писать? - Я не знаю, блять! Что ты обычно пишешь, что ты всегда писал! Просто пиши, пиши! Стихи, Мирон, блять, чувства, мысли, все, что ты умел писать раньше! Снова воцаряется молчание. Женя беспомощно всхлипывает, сжимая руль и закусывая щеку сильнее, чтобы держать себя в руках. Она кидает взгляд на зависшего Мирона - он молча отворачивает от нее голову, смотря на дорогу, прямо в две огромные фары, несущиеся на них. Сердце колотится как бешеное, в животе холодеет и крутит тошнотой. Он молчит. Как можно осторожнее крутанув вправо, Женя разъезжается со встречной машиной на некотором расстоянии. Облегчение опьяняет, накатывает сбивающей с ног волной, совсем как первая затяжка с утра. Она косится на хранящего молчание Мирона - профиль, слабо подсвеченный приборной панелью. - Я понимаю, что поступаю хуево, но просто не знаю, как тебе помочь. Ты будто гаснешь, гниешь, заснул и не проснулся. Зажрался, стал мягкотелым, постарел, умер - не знаю! Я не знаю. Причина не в твоем ебаном БАРе, ты же сам это все видишь, - тряхнуть головой, отгоняя лишние эмоции. - Я не мамочка и не собираюсь отчитывать, заставлять объясняться со мной, говорить, нахуй ты с этими сатанюгами зависал - пусть останется при тебе... я просто не могу смотреть, как ты гаснешь на глазах. Я не могу позволить себе не сделать хоть что-нибудь, пока ты себя закапываешь. - Из-под палки не выйдет. - Да, я знаю, да, да, - шумно сглотнуть, облизнуть сухие губы. - Знаю, что не выйдет. Я почему-то подумала, что сильный стресс, какой-то негативный выброс эмоций тебя разбудит. Страх - очень сильное чувство, хули. Если я что-то могу, то сделаю все, чтобы помочь. Мирон молчит. Напряжен - складка меж бровей, сжатые губы. Пролистывает совсем свежую пустую тетрадь. Женя переключает передачу ниже, слегка сбавляя газ. - Ладно. Давай на встречку. - Что? - Я не ебу, как это подействует, но попробовать можно. Она позволяет себе смотреть ему в глаза всего пару секунд, после чего молча кивает и перестраивается обратно на встречную полосу загородной дороги. - Скажи парням, чтобы не писали и не звонили мне хотя бы неделю. И сам даже не думай, - дым выходит из приоткрытых губ. - Понял. - Мне надо прийти в себя. Еще вопрос, кто больше пересрал от такого экспириенса, - затяжка - солнце встает в туманном мареве на востоке в промежутке дорожной полосы между глухими стенами высоких сосен. Мирон вынимает сигарету из ее пальцев, бегло затягивается и кидает под ноги, свисающие с капота. - Ты в курсе, что ты ебнутая, Жень? И почему, блять, у остальных менеджеры как менеджеры, музы как музы - возвышенные нимфы, а мне досталась какая-то Кали**, - слабо пихает ее плечом. В ответ усталая усмешка. - Даже не думай, что я жалею. Она спрыгивает с капота и потягивается, вытянув руки над головой. - Домой? - Давай. Попробуем.