В канун Самайна

      Исенгрим, кое-как стянув с себя сапоги одной рукой, улегся на живот на своем жестком ложе и с наслаждением вытянул натруженные за день ноги. Рана быстро затягивалась, и он наотрез отказывался лежать, не желая чем-то выделяться среди уставших от долгого перехода воинов. Шел сам, хотя от слабости частенько темнело в глазах, а по спине пробегали болезненные судороги. Когда наступал вечер, он дожидался, пока все расположатся на ночлег, а потом уходил в свой продуваемый всеми ветрами шатер и подолгу лежал без сна, обдумывая, куда двинуться дальше. Всюду полыхала война, и скоята’элям ежедневно угрожала перспектива попасть под кузнечный молот и сгинуть навсегда. От грустных мыслей отвлекали только шуточки Ангуса, приходившего после ужина развлечь командира болтовней и заодно обработать рану остатками лекарств.       Сегодня друг отпросился, желая пораньше лечь спать, и, как ни хотелось Исенгриму продолжить беседу, он пожелал Ангусу доброго отдыха, а сам повернул голову к огню, предвкушая долгую ночь. Мало-помалу веки его начали слипаться, и по телу разлилась приятная усталость. Как же хорошо просто лежать в тишине, раскинув в стороны руки и ноги, и хоть пару часов побыть собой, а не командиром отряда. И спина уже почти не болит. От раны мысли Исенгрима перетекли к лекарке. Красивая, хоть и dhoine. Зря он ей отказал — сейчас было бы что вспомнить. Впрочем, он еще вполне может вернуться в эти края в ближайшие годы, если на юге станет неспокойно, и кто знает, вдруг лекарка его дождется в своей деревушке?       Эльф уже почти погрузился в сон, как вдруг по обнаженной коже пробежал холодок, словно невесомое прикосновение ночного ветерка. Легкое, нежное, от шеи к плечам, вдоль позвоночника… И тут он услышал пение. Женский голосок, прозрачный и мягкий, мурлыкал что-то о вечной любви и коварном предателе. Сердце у Исенгрима подпрыгнуло в груди и больно ухнуло куда-то в живот. Он медленно, осторожно повернул голову и замер. Лекарка сидела рядом с ним на топчане, поджав под себя ноги, и гладила его тонкими изящными пальцами, которые ему настолько понравились, что он решил украсить их дорогим кольцом. Теперь, правда, они почему-то оказались заляпаны засохшей кровью, а ногти посинели почти до черноты. Но это были сущие пустяки по сравнению с тем, что он увидел, когда заставил себя осмотреть свою гостью с головы до ног. — Что, Исенгрим, не нравится? Прости, я так и не смогла отмыться, хотя убила на это добрых полдня, — заговорила гостья, жутко ухмыляясь. Кровь запеклась в уголках ее рта и осыпалась невесомыми хлопьями на изодранное белое рубище, прикрывавшее тело. На животе темнело огромное бурое пятно с безобразными потеками. Исенгрим дернулся было, чтобы встать, но тонкая ледяная ручка придавила его к топчану с такой силой, что он едва не задохнулся. — Не дергайся, мне нравится на тебя смотреть. Если повернешься, увижу твой шрам, а мне своих хватает. — Лекарка… — прохрипел Исенгрим, пытаясь сбросить с себя ее руку. — Что с тобой случилось? Она фыркнула и уселась на его поясницу, отчего по всему телу эльфа расползся леденящий холод. Да что же это такое, неужели кошмар? — Нет, тебе это не снится, — прошептала она, начиная ласково поглаживать его по волосам, задевая кончиками холодных пальцев острые уши. Эльф вздрагивал от каждого прикосновения жуткой гостьи, но шевелиться боялся. Как и говорить. И дышать. — Послушай, я ведь так и не спросил твое имя, женщина. — К чему оно тебе сейчас? — прошептала она, наклоняясь к его лицу. — Я хочу поговорить, но предпочитаю знать имя собеседника. — Когда я тебя лечила, тебе мое имя было так же интересно, как и погода на Скеллиге. То есть никак. — Женщина, приди в разум. Что ты хочешь? Для чего явилась? — Исенгрим, у которого от холода начало сводить ноги, беспокойно заерзал. Она, то ли пожалев его, то ли придумав более изощренное издевательство, встала и побрела к столу, прихрамывая на вывихнутую ногу. На столе стояла деревянная чашка с мочеными яблоками. Гостья взяла сморщенный фрукт, откусила, и через секунду яблоко выпало у нее из-под рубахи. — Ой, какая незадача. Я и забыла про одну маленькую деталь. Исенгрим хотел отвернуться, но не смог пошевелиться и продолжал беспомощно наблюдать за выходками призрака. Женщина, улыбаясь, медленно приподняла подол. Обнажились покрытые жуткими синяками бедра, а потом… Эльф подскочил с топчана и согнулся на полу, не сдержав рвотного позыва. — Да, меня бы, наверное, тоже стошнило, да вот незадача: желудка-то нет. И всего остального тоже… — пропела она, откусывая еще кусок яблока. Исенгрим вытер выступившие на глазах слезы и прополоскал рот вином. — Тебе вредно пить, рана еще не затянулась. — Послушай, beanna, я хочу знать, что с тобой произошло и почему ты здесь. Ты ведь мертва. — Как ты догадался? — Лекарка, послушай меня. — Блевотину со рта утри получше. Он повиновался, с опаской наблюдая за перемещениями призрака по своему шатру. — Я не понимаю, что происходит и почему я здесь. Почему ты меня видишь? — наконец, заговорила она уже спокойным голосом, усаживаясь на топчан. Исенгрим опустился рядом с ней. — Расскажи мне все, вместе сообразим быстрее. — Лучше ты мне скажи. — Что? — Имя того эльфа, что ты дал мне в провожатые, — скривив синеватое опухшее лицо, проговорила лекарка. Исенгрим помрачнел: неужели Яевинн способен на такой омерзительный поступок? Что за бессмысленная жестокость? И все же нельзя называть его имени. Она получит над ним полную власть. — Исенгрим, ты меня не расслышал? Скажи мне имя, — прокричала она ему в ухо. — Ты жаждешь мести? — А ты бы на моем месте не жаждал? — Я могу тебе помочь уйти. Скажи мне свое имя и объясни, как найти твое тело. Я похороню тебя по нашему обряду или по какому ты захочешь. Негоже тебе бродить по земле, наполняя чернотой свою душу. — Негоже вам резать, как овец, беззащитных женщин и детей! — завизжала она, толкая его в грудь, так что у него больно сжалось сердце. — Я тебя не убивал, утихомирься, — выдавил Исенгрим, отдышавшись. — Ты убил многих других. — Мое имя тебе известно, так что можешь мучить меня, сколько душе угодно. — Нет. Я хочу, чтобы мой убийца понес наказание. И ты мне поможешь. Скажи, как его зовут. Он выпотрошил меня, как ягненка, и бросил, даже не закрыв мне глаза. Думаешь, это можно простить? — Нельзя. — И он забрал кольцо. — Кольцо? — переспросил Исенгрим, не желая верить своим ушам. — То, что я тебе дал? — Да. — Превосходно. Мой старый и верный соратник — лгун, безжалостный убийца и вор, — горько усмехнулся Исенгрим. — Да. И я хочу знать его имя, — повторила лекарка, словно эхо. Исенгрим помолчал несколько минут, а потом четко, раздельно произнес: — Яевинн аэп Маитиель. Женщина расхохоталась, захлопав в ладоши, и вдруг растворилась в воздухе. По шатру пролетел порыв холодного ветра, едва не загасивший огонь в очаге.