В канун Самайна

      Следующие несколько дней в отряде прошли мирно и спокойно. Морозец сковал дорогу, и идти стало легче. Места были тихие, безлюдные, а значит безопасные. Можно было говорить в полный голос, не боясь, что не вовремя сказанное одним эльфом слово навлечет беду на всех остальных, смеяться и даже петь, хотя Исенгрим и хмурился, когда кто-то, не в меру осмелев, поднимал шум. Он вел отряд к лесу, мимо которого проходил торговый тракт. Зима уже не за горами, придется снова промышлять разбоем, хотя командир надеялся, что в этом году грабежей удастся избежать. Однако старые крепости, в которых планировалось обосноваться, занимаясь охотой и выменивая шкуры на припасы у тайных купцов, оказались за последние пару лет разрушены и загажены dhoine так, что к ним подходить было противно. Отряд, впрочем, не расстроился: молодых эльфов привлекала романтика большой дороги, а взрослым давно уже было безразлично, где и как тратить свои бесконечные унылые годы.       Яевинн уже забыл о странном случае в ивняке и считал дни в ожидании, пока они доберутся до ближайшего городка, где можно будет отдохнуть пару дней в кабаке. Жители таких городков не осмеливались ссориться с вооруженными до зубов скоятаэ’лями, справедливо полагая, что на деньгах не написано, эльфьи они или человечьи, а гости, в свою очередь, старались не раздражать местное население и, прокутив награбленное, тихо исчезали в лесах, словно их и не было. Яевинн решил тайком сбыть снятое с лекарки кольцо. Он помнил по прошлым годам, что в окрестностях небольшого поселения, где Исенгрим по уже сложившемуся обычаю планировал пополнить истощившиеся запасы и, возможно, даже купить лошадей, если кто-нибудь рискнет их продать, располагался замечательный публичный дом. Эти мысли вызывали на его красивом лице довольную улыбку.       Ундина, наблюдая за своей жертвой с крыши повозки, тоже улыбалась. Она не показывалась ни Яевинну, ни Исенгриму. После эффектного явления убийце у ручья лекарка решила дать ему подзабыть о случившемся, выжидая наилучшего момента для следующего шага. Что касается Исенгрима, Ундине не хотелось, чтобы он видел ее такой, какой она стала по милости Яевинна. Одно радовало: ее внешний облик остался таким же, как после той роковой ночи в святилище — видимо, изменения, происходившие с телом, не отражались на призрачной оболочке. После того, как миновали первые дни горя, злобы и невыносимого страха, она даже начала находить плюсы в своем новом состоянии. Рано или поздно смерть все равно постигла бы ее, а дожить до старости и одряхлеть в болотной глуши — не самая завидная судьба. Нет, конечно, лекарку не радовало случившееся. Умирать в молодые годы, да еще и таким способом, она не планировала, но теперь особого выбора у нее не было: либо впасть в отчаяние, либо извлечь максимальную пользу из своего положения и превратить жизнь Яевинна в ад.       Потому Ундина со всем тщанием и усердием принялась осваивать новое призрачное тело. Она вспомнила все, что когда-либо слышала о неупокоенных духах, и в первую очередь решила освоить самое простое и эффектное из их арсенала: действия с неживыми предметами. После нескольких сотен попыток пара монет была извлечена из карманов ничего не подозревавших скоятаэлей и благополучно переправлена на крышу повозки, где кружочки металла стали, наряду с мокрыми пожелтевшими листьями, учебным пособием для мстительного призрака. Ундина была упорна - в ближайшие столетия других занятий у нее не предвиделось - так что вскоре монетки стали беспрекословно ее слушаться. Дальше наступила очередь более объемных вещей, и с того момента спокойная жизнь отряда закончилась. Каждый час у кого-то что-то пропадало: Ангус потерял сапоги, обнаружившиеся на крыше повозки, и битый час бегал от одного собрата по оружию к другому, требуя, чтобы шутник сознался сам, а то хуже будет. Риордаин лишился непочатой бутылки, припрятанной на дне вещевого мешка, и лишь окрик командира, всерьез испугавшегося за подчиненных, прекратил поток его замысловатой брани, перемежавшейся жуткими угрозами. Сам Исенгрим тоже пострадал от непонятной эпидемии краж: у него стащили обезболивающее, которое он уже несколько недель употреблял вместо снотворного, однако, ко всеобщему удивлению, он отреагировал на это спокойно, философски заметив, что, мол, одно найдешь, а другое потеряешь. Вспышка воровства закончилась столь же внезапно, сколь и началась, и никто так и не понял, что, собственно, происходило, и кто был виноват в кражах.       Исенгрим — к его собственному удивлению — веселился, наблюдая за злыми и удивленными воинами. Лекарка ему больше не показывалась, однако, судя по размаху ее проделок, покидать эльфов явно не собиралась. Однажды вечером, оставшись один и убедившись, что вокруг его шатра никого нет, он несколько раз позвал ее и, наконец, почувствовал знакомый холодок за спиной. Женщина лежала на животе у него на топчане, размахивая босыми ногами, и подбрасывала в ладони пропавший пузырек со снадобьем. — Соскучился? — кокетливо улыбнулась она. — Да. По своему лекарству, — сердито ответил Исенгрим, садясь рядом с ней. — Почему ты меня не боишься, командир? Я же призрак. — Командир? Когда это я успел принять тебя в отряд, маленькая воровка? — спросил он, пытаясь выхватить склянку из призрачной руки. — А мне здесь понравилось, вот я и решила остаться, — ответила лекарка, поднимаясь вместе с пузырьком под крышу шатра. Исенгрим присвистнул, почувствовав невольное восхищение: — Ты, я вижу, освоилась со своим новым положением. На горе моим воинам. — Ну да. Не все же мне оплакивать свою потерю, — пожала она плечами. — Может, смоешь с себя кровь? Мне как-то не по себе, beanna, — признался Исенгрим. — Я не знаю, как это сделать. Пыталась сменить свой облик, но ничего не получается. Меня больше интересует, почему все-таки я здесь и сколько у меня есть времени. — Ты не отказалась от мести? — Надеешься, что твой разлюбезный Яевинн получит мое прощение и продолжить резать ни в чем не повинных смертных? — оскалилась лекарка, так что у Исенгрима по телу пробежала холодная дрожь. — Надеюсь, лекарка, что ты скажешь мне свое имя и выдашь местоположение тела, чтобы я мог предать тебя земле, как полагается. Тебе пора выбирать себе новую жизнь, а ты теряешь время, воруя у меня лекарства. — Думаешь, мне хочется еще раз обретать тело после того, что твой дружок сотворил с предыдущим? Ты хоть представляешь, как это больно? — Представляю, — негромко ответил он. — Не до конца, конечно, но ты же видела мои шрамы. — Да, — подумав, согласилась лекарка. — И все же я тебе ничего не скажу, пока не утолю свою жажду мести. — Что ж, думаю, до следующего Самайна у тебя есть время. — Считаешь, дело в переходе календаря? — переспросила лекарка, переворачиваясь в воздухе и глядя на него снизу вверх. — Beanna, прекрати баловаться, — поморщился Исенгрим. — Ты ведь не деревенская девчонка, расшалившаяся на качелях, а злобный дух. — Исенгрим, а ты видел мне подобных прежде? И почему меня никто не видит, кроме тебя и Яевинна? — Нет. Скорее всего, это потому, что ты хочешь, чтобы я тебя видел. А ты уже начала воплощать свои планы? — Да, — с некоторой гордостью ответила она, падая на топчан и пряча под рубахой обезболивающее, которое эльф тут же попытался выхватить из ее руки. — Ты холодная, — улыбнулся он. — Отдай, иначе отберу сам. — Полезешь ко мне под рубаху? — с притворным ужасом спросила Ундина. — Там ведь ничего нет. Совсем ни-че-го. — Я уже видел, меня ты так просто не напугаешь. — Да что ты? Какой храбрый скоятаэ’ль. — Еще бы, — усмехнулся Исенгрим. — Так зачем ты стащила лекарство? — Затем, что еще немного, и ты без него не сможешь, а новое приготовить тебе некому. — Скажи мне, как. — Еще чего. Я не для того десять лет училась в Мелителе, чтобы просто так взять и выложить тебе все свои секреты. И, раз уж я здесь, Исенгрим, разденься. — Так сразу? — усмехнулся он. Ундина шлепнула его по носу ладонью, но пальцы проскользнули сквозь плоть, и она расстроено хлопнула себя по колену. — Размечтался. Я просто хочу тебя осмотреть. — Не огорчайся, лекарка, немного тренировок, и сможешь колотить живых, сколько твоей мстительной душе угодно, — сказал Исенгрим, поднимая рубашку. Она внимательно осмотрела затягивавшуюся рану. — Неплохо заживает, но тебе бы меньше махать руками и больше лежать. Тогда бы и обезболивающее не требовалось. — Я не могу без него уснуть. Кошмары. — Это, наверное, из-за меня. Я прихожу ночами, мне одиноко, — виновато прошептала Ундина, осторожно проводя ладонью вдоль его позвоночника. Эльф вздрогнул, но не отодвинулся. — Нет. Мне они снились и до тебя. Скажи, женщина, ты не видела других? Таких, как ты? — тихо спросил Исенгрим. — Нет. Никого. И ничего. А кого ты… — Не надо. — Хорошо. Я пойду, — намеренно беззаботно сказала она, но эльф покачал головой. — Останься. Погладь меня по голове, как в первый раз, когда явилась. И заодно расскажи, что хочешь делать с этой свиньей. — Он собирается пойти в публичный дом, когда вы прибудете в Варету. — И? — И ты его без лишних вопросов туда отпустишь, — зловеще прошептала Ундина, зарываясь пальцами в густые волосы Исенгрима. Он улыбнулся и закрыл глаза.