В канун Самайна

      Свет ломался и переливался, путаясь в тучах. Солнце то тонуло в тяжелом белом мороке, то, захлебываясь, выплывало, словно перегруженная лодка. Холодный сырой ветер больно резал кожу. Яевинн, укутавшись в оставленное кем-то одеяло, сидел под чахлой осиной на поляне, где еще недавно звучали голоса его братьев по оружию. Тех, кого он считал братьями... В первые часы его грела звериная злоба на предателей, бросивших его в бесприютных чужих землях. Будто они не понимали, что заставляют его снова пережить ту потерю, после которой он так и не оправился до конца. Полное, абсолютное, звенящее, гулкое одиночество. Ад. Безысходный холодный ад.       Яевинн глубоко дышал, обжигаясь воздухом, в котором, казалось, кружились острые кристаллики льда. Ему было больно. Злоба отступила перед всепобеждающей властью зимы, и по бледной покрытой синяками коже эльфа побежала дрожь. Сначала она была еле заметной и даже приятной, словно легкие прикосновения пальцев любовницы. Через пару часов она превратилась в мучительные бесконечные судороги, заставлявшие его сжиматься в комок и выть от боли в потревоженных ранах. Когда судороги на минуту утихали, Яевинн, откидывая голову назад, смотрел сквозь слезы на сползавший к закату расплывшийся огненный шар. Неужели они за ним не вернутся? Исенгрим — безжалостный и расчетливый ублюдок, но даже для него такой поступок будет слишком жестоким. Вот! Шаги! Наконец-то. Яевинн прикрывал уставшие глаза и счастливо улыбался. Его просто решили проучить. Сейчас из-за кустов выйдет сердитый Риордаин, тряхнет за плечо и скажет, что не собирается терять время в ожидании, пока Яевинн соберется с силами и утрет сопли. Вот… Вот и все. Никого нет...       Ундина наблюдала за своим врагом, прислонившись к соседней осине. Да уж, не ожидала она, что он окажется таким малодушным. Здоровый, тепло одетый и с кинжалом в руке Яевинн производил впечатление сильного — и духом, и телом, — бесстрашного воина. Теперь же она презрительно кривила губы, не зная, как ей поступить. Вид у эльфа был настолько удручающим, что лекарка начала сомневаться, что долгожданная месть доставит ей хоть каплю удовольствия. Яевинн меж тем заплакал в голос, размазывая слезы по грязному лицу израненными пальцами. Ундина вздрогнула: его рыдания вызывали неприятные ассоциации с последними, самыми страшными днями войны, когда такие же звуки неслись отовсюду, сливаясь в неумолчный надрывный вой. Она и сама плакала точно также, когда поняла, что не выберется живой из того каменного прямоугольника. — Ну и долго ты собираешься рыдать, словно обесчещенная девица перед свадьбой? — громко сказала Ундина, решив, что пора начинать представление. Яевинн вздрогнул и вперился в нее безумным взглядом. С его по-девичьи длинных ресниц катились крупные слезы, оставляя мокрые дорожки на покрытых мелкими шрамами щеках, а рот некрасиво раскрылся, словно эльфу не хватало воздуха. — Чего уставился? Не мог же ты потерять рассудок за полдня. Вот уж правда, Яевинн, ты хуже бабы. К удивлению лекарки, эльф вдруг поднялся на ноги и, шатаясь, побрел к ней. Лицо его исказила такая ненависть, что ей на миг стало страшно. Всего на миг. В следующую секунду Ундина расхохоталась, глядя в его сверкающие бешенством глаза с красными прожилками на белках. — Что такое? Убить меня второй раз не получится. Яевинн остановился и тряхнул головой, словно приходя в себя. Потом смерил ее взглядом и хрипло прошептал: — Это мы еще посмотрим.       Появление лекарки, к ее собственному немалому удивлению, привело несчастного изгнанника в чувство. Он, припадая на левую ногу, медленно обошел окружающие поляну деревья и собрал топливо для костра. Потом долго разводил огонь, с трудом высекая искры кресалом под пристальным наблюдением молчащего призрака. Когда в небесной чаше среди туч уже поплыли синие разводы ночной темноты, веселые сполохи, наконец, заплясали по переломанным веткам. Яевинн с наслаждением отогревался у костра, протягивая к огню заледеневшие пальцы. Немного придя в себя, он стал деловито разбирать оставленный ему мешок, словно и не было долгих часов отчаяния. Правда, его ожидал крайне неприятный сюрприз: из обещанных Исенгримом десяти ловушек обнаружились только две. Это едва не свело на нет все усилия Яевинна по борьбе с собственным малодушием, но ему помог гнев. Прокляв подлого командира и его предков до седьмого колена, изгнанник с аппетитом поужинал поджаренным окороком и лег спать у костра, не забыв собрать впечатляющий запас дров. На лекарку, сидевшую напротив, он демонстративно не обратил внимания ни разу за весь вечер.       На следующее утро Яевинн проснулся с готовым планом на следующие несколько месяцев. Для начала следовало выйти из окружавших его практически безлюдных земель к югу, где вдоль тракта стояли крупные торговые города, и через каждые пять верст попадались постоялые дворы. Задерживаться в деревеньке, в которой его хотел бросить Исенгрим, Яевинн не собирался. Раны будут сильно замедлять передвижение, но если регулярно смазывать их настоями целебных трав, обнаруженными на дне мешка, то они быстро затянутся, и боль перестанет пронзать тело при каждом шаге. Одежда у него была не самая лучшая, но тепла давала достаточно, а ночью его согреет костер. С едой дела обстояли куда сложнее. Стрелять из лука Яевинн больше не мог, так что его выживание теперь зависело от двух паршивых ловушек. Если они придут в негодность, ему грозит голодная смерть. Поэтому эльф решил, что все же зайдет в деревню: ночью, когда тупые крестьяне будут спать. Ему всегда нравился сыр из овечьего молока, который делали самки dhoine.       Тащиться до деревни пришлось целых два дня. За это время Яевинн подъел все свои запасы, а добыть ничего не смог: лесное зверье попряталось, чувствуя приближение холодов. Лес начал давить на него своим безмолвием, наполненным тысячей мельчайших звуков, которые резали обострившийся слух, словно отточенные лезвия. Вот хрустнула ветка — вдали, шагах в ста к северу. Вот зашелестели последние листья, осыпавшиеся с высокого бука. Яевинн сжимал ладонями виски и тщетно старался унять колотившееся сердце, прислушиваясь и убеждая себя, что бояться нечего. Каждый час он порывался выйти из леса на равнину, но это казалось слишком опасным, хотя передвигаться по открытой местности было бы гораздо проще. Радовало Яевинна только одно: лекарка больше не появлялась, и ему снова почти удалось поверить в то, что она была плодом его воображения.       Деревня приютилась в неглубокой впадине на равнине. Домов было немного: пятнадцать добротных изб и две-три жалких лачуги, мало чем отличавшихся по виду от сараев и курятников. Яевинн внимательно оглядел каждый из бревенчатых пятистенков. Воровство ему давалось легко и доставляло удовольствие, так что он предвкушал развлечение, которое должно было еще и пополнить его мешок съестными припасами. В этой местности, как и на всем протяжении равнины, мясо и сыр хранили подвешенными на крюки под крышей землянок, располагавшихся в огородах, — глубокие подполы здесь копать не получалось из-за вездесущей воды, а в домах припасы жрали мыши и оголодавшие родичи. Яевинн выбрал три двора, к которым легко было подобраться, и внимательно изучил расположение собачьих будок. Псов, скорее всего, спустят на ночь с цепей, но нынче будет холодно и ветрено, значит, животные вряд ли проявят особое рвение к исполнению своего долга. Сами dhoine тоже до рассвета не вылезут из своих жалких убежищ — побоятся гулей и разбойников, которые часто проходили мимо деревни, пробираясь, как и Яевинн, к тракту на зимний промысел. Эльф отыскал себе убежище от ветра в ложбинке за большим камнем и свернулся в клубок, как зверь, ожидая ночи. Ундина тоже ждала: она догадалась, зачем он собрался в деревню, и решила во что бы то ни стало сорвать его вылазку.       Яевинн втянул губами холодный воздух и удовлетворенно кивнул: ветер поднялся такой, что жалобный вой разносился надо всей равниной. Луна скрылась за тяжелыми снеговыми тучами, и густой мрак разбивали только робкие огоньки, мерцавшие в окнах домиков. Через некоторое время они стали гаснуть один за другим: на ночь окна закрывали тяжелыми ставнями. Это хорошо, это ему на руку… Эльф, держась самой густой тени, подобрался к деревне и принюхался, по-звериному поводя носом. Он ненавидел запах человека: кислый, затхлый, отдающий безвкусной овощной похлебкой и немытым телом. Однако к вони примешивались приятные нотки: древесно-копченый запах окороков и пряный, мускатный, молочный — сыра. Яевинн проглотил слюну и сосредоточился на самом крайнем дворе. Туда он не полезет: хозяева, скорее всего, привыкли, что их подворье пользуется повышенным вниманием у воров. А вот если пройти по крыше каменного сарая, то можно спрыгнуть во второй двор и приземлиться как раз возле землянки с искомым. Он подождал еще с полчаса и легкой тенью проскользнул по крыше сарая, бесшумно спустившись во двор. Мерзлая перекопанная под осень земля рассыпалась под ногами. Ветер относил его запах от домов к лесу, и псы, прятавшиеся, как и рассчитывал Яевинн, в будках, его не учуяли. Он, нагнувшись, прошел к землянке и принялся расковыривать кинжалом замок.       Ундина, прикусив губу, неодобрительно смотрела на происходивший грабеж. Она, разумеется, была заинтересована в том, чтобы эльф протянул подольше, и голодная смерть убийцы пока не входила в ее планы. Однако позволить ему воровать еду у крестьян, добывавших свой хлеб потом и кровью, она не могла. Лекарка беспомощно огляделась: вокруг извивалась тьма, перемешанная с ветром. Как же привлечь внимание хозяев к незваному гостю, распоряжавшемуся их запасами? Можно было, конечно, возникнуть прямо посередь избушки и громогласно сообщить о наглом воре, но что-то подсказывало Ундине, что такое представление на ночь глядя дурно скажется на здоровье землепашцев. Тем временем Яевинн сломал замок и пробрался внутрь землянки. Надо было срочно предпринять хоть что-нибудь. Лекарка разглядела у бревенчатой стены какую-то железяку вроде кочерги и ухмыльнулась. Ей пришлось изрядно постараться: с маленьким и легким кольцом управляться было куда легче, но после нескольких неудачных попыток кочерга с оглушительным грохотом ударилась в ставни. Через несколько секунд из дома выскочил коренастый и широкоплечий мужчина, вооруженный тяжелой дубинкой. Бросив взгляд на огород, он сейчас же побежал к землянке, то ли рассмотрев приоткрытую дверь, то ли угадав, что гостя следует искать именно там. Ундина порхнула следом, несколько обескураженная угрожающим видом хозяина. Не хватало еще, чтоб Яевинна опять отколотили до полусмерти или вовсе убили. Но жалеть было поздно, и она незримо последовала за сердитым крестьянином.       Яевинн уже успел выскочить из землянки и бежал к изгороди, с трудом удерживая на плече мешок с краденой едой. Его преследователь оказался на удивление быстрым и ловким, и через минуту эльф полетел наземь, сбитый с ног сильным ударом дубинки. Ундина дернула плечом: опять по голове. Такими темпами Яевинн лишится остатков разума еще до зимнего солнцестояния. Она уже хотела явиться крестьянину, боясь, что тот решит добить вора, но мужчина, к ее удивлению, поволок эльфа за ноги к стоящему в стороне не то сараю, не то загону для скота. Ундина проскользнула внутрь: там было тихо, тепло и пахло сеном, которое свалили в углу в большую кучу. Туда-то крестьянин и бросил своего пленника, выдернув кинжал из ножен, висевших у него на поясе. Яевинн, видимо, придя в себя от удара, жалобно застонал. — Очухался? — спросил человек низким, сорванным голосом. — Сколько вас не режь, все равно сюда претесь, словно медом вам тут намазано. Проклятые остроухие, и когда же они издохнут…       Эльф, поняв, что влип в очередную переделку, беспомощно озирался, пытаясь понять, где оказался и как выбраться. К своему облегчению, никого, кроме удачливого преследователя, он не увидел: это несколько облегчало задачу, хотя с не до конца сросшимися пальцами и болезненными ушибами по всему телу драться было сложно даже один на один. Мужчина тем временем нашарил в темноте тесак, висевший в петле на стене, и, схватив Яевинна за плечо, приставил к его горлу. — Молчишь? Правильно, молчи. Я убил много эльфов, и ты станешь хорошим пополнением моей коллекции. Приколочу твои острые уши к стене землянки…       Яевинн выжидал удобного момента: другого выхода у него не было. В голенище сапога он припрятал нож с широким и острым лезвием, которым разделывал дичь, но достать его незаметно от dhoine пока не мог. Ундина нервно кружила вокруг, не зная, что ей делать. Крестьянин помедлил несколько секунд, а потом неожиданно приказал Яевинну встать лицом к стене. Тот неохотно повиновался и медленно прошел к каменной кладке, положив на нее ладони. Мужчина грубо толкнул его в спину, так что эльф ударился лбом. — У нас с тобой есть время, нас ведь никто не торопит… — расслышала Ундина хриплый шепот и, не веря своим ушам, приблизилась. Крестьянин шарил свободной рукой по животу Яевинна, стараясь расстегнуть пряжку на его ремне и пресекая нерешительные попытки эльфа отодвинуть от горла острый тесак. Она зажала рот, чтобы не расхохотаться в голос. Ну и ну. Как неожиданно и малопристойно кончилась Яевиннова вылазка за продовольствием… Неужели он так и будет неподвижно стоять? Эльф меж тем пребывал в состоянии, близком к панике. Быть изнасилованным этим dhoine в его планы никак не входило, но отточенное лезвие, больно давившее на кожу, мешало ему соображать. Пряжка подалась и, коротко звякнув, ударила Яевинна по коленке. Грубые шершавые пальцы, задрав рубашку, противно царапали кожу. Крестьянин, прижавшись к своей жертве, прикусил кончик его острого уха и довольно улыбнулся, услышав сдавленный болезненный стон. — Не нравится? Ничего, потерпишь. Вы все равно на одну рожу, что мужик, что баба, и по фигуре отличий нет. — Я тебе глотку от уха до уха перережу, — прошипел Яевинн, пытаясь отодвинуться от навалившегося чужого тела, прижимавшего его к холодным камням. Мужчина расхохотался ему в ухо и, резко дернув ткань, разорвал ветхие завязки на штанах своей добычи. Эльф вырывался, забыв об осторожности, так что лезвие вспороло тонкую кожу, и по шее потекли горячие струйки крови. — Не дергайся, вдруг понравится… Или уже пробовал и знаешь, что нет?       Яевинн понял, что пора что-то предпринимать, надавил подбородком на лезвие и ударил наугад локтем, попав потерявшему бдительность крестьянину в живот. Тот ослабил хватку всего на мгновение, но эльфу вполне хватило секунды, чтобы схватить неудачливого насильника за плечи и впечатать головой в стену. Тесак выпал из его ослабевших ладоней и с грохотом свалился на пол. — Не пробовал и не собираюсь, — процедил Яевинн, застегивая ремень: бежать в лес без штанов было несподручно. Подумав, он поднял тесак и наклонился над поверженным хозяином ограбленной землянки. Ундина с ужасом поняла, что жить человеку осталось совсем недолго, и появилась перед Яевинном. Тот с бранью отскочил в сторону: — Ах ты сука! Чего тебе здесь надо? Пошла вон! — Нет, это ты иди. Уходи отсюда. Ты его не тронешь! — Помешай мне, потаскуха, — мило улыбнулся Яевинн, переворачивая неподвижное тело ногой. — Тебе бы не тратить время попусту. Сейчас я явлюсь его родичам, и они, вполне возможно, успеют тебя перехватить у забора. А может, они уже идут сюда… — прошептала Ундина. Эльф задумался, потом пнул бесчувственного врага, отыскал свой кинжал и, послав Ундине проклятье, помчался вон из сарая. Он успел подхватить мешок и перемахнуть через забор за минуту до того, как из соседних домов повыскакивали соседи, разбуженные криками хозяйки, которую встревожило долгое отсутствие мужа.       Яевинн остановился лишь после того, как за спиной плотно сомкнулись черные ряды деревьев, скрывших за собой огни потревоженной деревни. Нужно было отдышаться и бежать дальше: они найдут его следы и, возможно, отправят погоню. Тяжелый мешок больно оттягивал руку и бил по ребрам, но эльф был доволен: он стащил столько еды, что ее должно хватить до самого тракта. Передохнув, Яевинн отправился дальше, и тут перед ним снова предстала лекарка. На этот раз он не остановился и сделал вид, что не замечает свою недовольную спутницу. — Ты больше меня не боишься, Яевинн? — Я тебе уже сказал, чтоб ты шла… — он добавил замысловатое ругательство. — А я бы на твоем месте не грубила. — Не бывать тебе на моем месте. Во-первых, ты вонючая dhoine, а я эльф. Во-вторых, ты сдохла, а я проживу еще многие столетия. — Если никто не украдет у тебя еду. Или не погасит костер, пока ты дрыхнешь… Или не сообщит о тебе разбойникам, которые разбили лагерь неподалеку отсюда. Они крепко не любят эльфов, судя по их болтовне, - Ундина блефовала: никаких разбойников в округе не было, но Яевинн, к ее удивлению, замедлил шаг и заговорил спокойнее. — Ты, значит, не оставишь меня в покое? — Нет. — Чего тебе надо, женщина? Если ты, конечно, мне не мерещишься, в чем я не уверен. — Какие тебе еще нужны доказательства? — Ну да, я не один тебя видел. Чем ты так впечатлила Волка, что он ради тебя выставил меня из отряда? Вроде и недолго в его шатре пробыла. — Чем впечатлила, того по твоей милости уже нету. Лисицы растащили. Яевинн усмехнулся в ответ. — Ты, как я вижу, ни капли не жалеешь о сделанном? — С чего бы мне жалеть? — удивленно спросил эльф, ловко пробираясь среди поваленных деревьев. — С того, что ты убил меня без причин. Просто потому, что тебе так захотелось. — Почему без причин? Причина в том, что ты человечка. Этого достаточно. И да, мне так захотелось. И я буду убивать снова, когда захочу. А ты ничего не сделаешь. — Мне сложно будет повредить тебе, это правда. Но я могу свести тебя с ума, Яевинн. — Я уже безумен, — спокойно ответил он. — Давно. Так что ты опоздала. Ундина потеряла терпение. — Поворачивай на запад, Яевинн. Ты возвращаешься на пустоши.       Он продолжил путь, не обращая больше внимания на ее слова. Женщина молча следовала за эльфом, ожидая, пока восстановятся силы, растраченные на перемещение тяжелой железяки. Это было досадным свойством ее нынешнего состояния: она могла являться живым, сколько угодно, но действия с предметами давались ей с трудом и отнимали неведомую энергию, поддерживавшую ее призрачное существование. Наконец, когда над вершинами деревьев забрезжил тусклый рассвет, Ундина почувствовала, что может продолжать свои эксперименты над Яевинном. Она появилась прямо перед ним и, не дав ему времени прийти в себя, схватила его за горло, на котором красовался глубокий порез. Ундина сама не знала, как это подействует на эльфа, но, к ее невыразимой радости, эффект был весьма впечатляющим. Яевинн упал на колени, тщетно пытаясь оторвать от шеи ее пальцы, и захрипел, широко раскрыв рот, словно выброшенная на сушу рыба. Глаза его покраснели, а по щекам побежали крупные слезы. Пару минут полюбовавшись видом полузадохнувшегося и перепуганного врага, она ослабила хватку, и эльф без чувств упал на снег возле своего мешка.