В канун Самайна

      Яевинн уже был близок к панике, когда снаружи — за пологом из толстой, но потрепанной темной ткани — послышался шум шагов. Он, весь обратившись в слух, напряженно изучал каждый мельчайший звук, боясь верить своему счастью. Шаги были явно эльфийские. Через полминуты, показавшихся вечностью, полог резко отлетел в сторону после чьего-то энергичного толчка. Яевинн, зажмурившись от яркого солнечного света, больно резанувшего по глазам, инстинктивно выставил вперед согнутую руку на случай нападения. — Так-так. Значит, точно скоятаэль, — раздался мелодичный, довольно высокий голос.        Яевинн с трудом рассмотрел говорившего: это был эльф, одетый в обычный костюм оседлых Aen Seidhe, напоминавший крестьянский, но богато украшенный вышивкой. Наряд нового знакомого, выделялся еще и тем, что включал в себя толстый кожаный ремень, к которому были прицеплены молоток и клещи. «Кузнец… Сбежал от погромов. Но где я, леший побери?» — лихорадочно размышлял Яевинн. — Продолжишь сидеть голым задом на шкурах и пялиться, или все же выйдешь и поговорим? — насмешливо спросил визитер, оттопырив красиво вырезанную нижнюю губу и слегка нахмурив брови. Яевинн потер спину, исколотую жесткой шерстью. — Я бы с удовольствием отсюда выбрался, но вот незадача: мои штаны кто-то спер. Не ты ли, фигляр? — Я не фигляр, а кузнец, — обиженно уточнил незнакомец. — А кривляешься, как фигляр. — А ты остер на язык. Забавно, учитывая тот факт, что ты сидишь голышом у меня в шатре. И еще, пожалуй, то, что я расслышал в лесу твои стоны и волок тебя сюда под проклятым ливнем на своей спине, как мешок с репой. — Раздевал меня тоже ты? — усмехнулся Яевинн. Собеседник изобразил на своем красивом и исключительно подвижном лице гримасу, выражавшую крайнюю степень омерзения. В его темно-карих блестящих глазах странно смешались насмешка, искреннее беспокойство и недоверие. — Как тебя зовут? — спросил он, вдруг посерьезнев. — Наирейт, — без малейшей заминки соврал Яевинн, стараясь сохранить безмятежный вид. Отсутствие одежды и оружия делали затянувшуюся беседу слишком сильно похожей на допрос. — Наирейт… Что ж, Наирейт, я рад, что ты, наконец-то, очухался. Я Эстелиен, из городских жителей. Кузнец, как ты сам уже догадался. И я принес тебе одежду, — сверкнув белозубой улыбкой, закончил он, бросая Яевинну в руки ворох каких-то застиранных тряпок. — Прости, твои шмотки мне пришлось разрезать, они ледяной коркой схватились и едва не пристыли к коже.       Яевинн оставил реплику без ответа: он спешил прикрыть наготу. Вещи были ему великоваты, но зато оказались теплыми и целыми. Одевшись, он выбрался из шатра, стоявшего на рассохшейся повозке. Голова неприятно кружилась, а в горле противно саднило. «Неужто простыл?» — с неудовольствием подумал Яевинн, которого крайне утомили постоянно сопровождавшие его теперь болезненные ощущения в теле. Эстелиен накинул на плечи Яевинна крестьянский плащ с оборванной полой и критически осмотрел его, покачивая головой. — Видок у тебя как у попрошайки. Впрочем, как у всех нас, так что не будешь выделяться своей скоятаэльской одежкой. Такую красоту ничем не испортишь. Среди эльфов юга нечасто встретишь синеглазого блондина, да, Наирейт? — Я не южанин. Мать назвала меня так в честь певца, пришедшего в Синие горы с берегов моря, — пожал плечами Яевинн, мысленно выругав себя за то, что не придумал более подходящего имени. — Интересная история. Может, расскажешь, куда делся твой отряд? — медленно и с угрозой проговорил Эстелиен, поглаживая рукоять молота. — А тебе-то что? Сотрудничаешь с наемниками? За сколько намерен меня продать? — усмехнулся Яевинн, стараясь не показывать страха. К его изумлению, Эстелиен весь как-то сник и печально вздохнул, опустив вниз уголки губ. — Да не собираюсь я тебя продавать. Я хочу убедиться, что ты не опасен. Я притащил тебя сюда самовольно. И не хочется мне, чтоб для наших это дурно кончилось. — Ты в уме ли, бояться своих же? — удивился Яевинн. — Вы что, досадили кому-то из командиров или сдали кого dhoine? — Да нет, — нетерпеливо дернул плечом Эстелиен и почему-то несколько раз обернулся. — Просто с нами эльфки. Две. А ваш брат, уж не обессудь, славится вольными нравами… — Не знаю, кто из скоятаэлей дал тебе повод так говорить, Эстелиен, но я не из тех, кто посягает на беззащитных, да еще и на соплеменниц. — Ладно, ладно, не сердись, — замахал тот ладонями перед самым носом Яевинна. — Идем, познакомлю тебя с нашими, да и пора бы тебе поесть. Тебе крупно повезло, на волосок от смерти побывал. Хотя тебе, кажется, не впервой. Не скажешь, из какого отряда? Нет? Ну идем. Ты не простыл? Если простыл, возле Веэры не кашляй и не вздумай сморкаться. Она заразы до дрожи боится. Под болтовню кузнеца они дошли до прогалины, в середине которой весело потрескивал костер. Вокруг огня суетилась худенькая темноволосая эльфка, помешивая в котле варево и ухитряясь одновременно подбрасывать в пламя сломанные ветки. — Это и есть Веэра? — улыбнулся Яевинн, приветливо кивая хозяйке. Та не успела ответить. За спиной у гостя послышался звук легких шагов, а потом надменный низкий голос, медленно и с расстановкой произнесший: — Веэра — это я.       Яевинн неспешно обернулся и застыл, ошеломленный красотой стоящего перед ним существа, которое казалось чуждым земному миру. Эльфка больше походила на богиню из старинных легенд, которые так любила его покойная мать. Высокая, статная, сильная. Тяжелые русые кудри прихотливыми изгибами спускались к гордо распрямленным плечам. Светло-зеленые глаза смотрели ему прямо в душу, и Яевинн с трудом сохранил бесстрастный вид под их испытующим, прямым взглядом. Правда, одета богиня была в штопанное-перештопанное платье с чужого плеча, а ее прекрасное лицо омрачала тень усталости, словно она прожила не несколько сотен, а пару тысяч горьких и трудных лет. — Я… меня зовут Наирейт, — проговорил Яевинн, едва не выдав своего настоящего имени. Эстелиен, внимательно наблюдавший за затянувшейся немой сценой, громко расхохотался, и Яевинну его веселость показалась неискренней. — Ну вот, опять то же самое. Ты сражаешь всех встречных наповал, Веэра. Жаль, что не насмерть. — Да, мне тоже жаль, — невозмутимо ответила красавица, не отводя от Яевинна пристального взгляда. — Тогда бы нам не пришлось прятаться в лесах, словно диким зверям. Снова повисло молчание, которое, к облегчению всех троих, было прервано шипением костра и недовольным окриком поварихи: — Эй, Веэра, вообще-то нынче твое дежурство. Иди и мешай жратву, пока я схожу за дровами. Веэра оторвала взгляд от Яевинна, который тряхнул головой, избавляясь от наваждения, и величественно прошествовала к костру, где продолжала суетиться вторая эльфка. — Тебе не следует так повышать голос, Эске, — негромко, но с явной угрозой проговорила она. — Не ровен час, сбегутся четвероногие или двуногие хищники. — А ты бы меньше красовалась да больше дела делала. Толку от тебя никакого, один пшик. Только и знаешь, что молчать со скорбным видом, пока другие работают.       Эске, сунув в тонкую аристократичную руку Веэры замызганный половник, удалилась в лес, подметая мерзлую сухую траву полами длинного одеяния. Из шатра, примостившегося у ствола раскидистой березы, выполз еще один обитатель лагеря: заспанный блондин с неприятным лицом, покрытым шрамами, оставленными какой-то болезнью. — Доброе утро, Пелиэн, — лучезарно улыбнулся Эстелиен. — Познакомься с Наирейтом. Пелиэн, бросив косой взгляд на гостя, направился прямиком к котлу, в котором задумчиво ковыряла половником Веэра. — Кто ей доверил кашу? Опять подгорит, и жрать будет невозможно. Эске! — завопил он, отбирая половник у эльфки, которая тут же удалилась в неизвестном направлении, не обратив внимание на брань, полетевшую ей вслед. Эстелиен нахмурился, но ничего не сказал. Яевинн, которому кузнец подарил припрятанную лишнюю чашку, сел рядом с ним и с аппетитом принялся за еду, хотя каша и вправду успела подгореть. Эстелиен, успевавший и есть, и исподтишка наблюдать за всеми обитателями лагеря, и болтать, прошептал: — Веэру нигде не принимают из-за ее красоты и манеры держаться. Да она и не стремится никому понравиться. И готовит ужасно. Но я рад, что нас с ней свела судьба. И она этому рада, — добавил он уже совершенно другим тоном: сухо, язвительно и надменно. Яевинн, едва не подавившись кашей, ответил: — Я на нее не претендую, это не в моих правилах. Просто меня, как, думаю, и всех, кто встречает ее впервые, поразила ее красота. Она необычна даже для нашего народа. - Да, ты прав, — уже обычным безмятежным тоном ответил Эстелиен. — Я сам, когда ее впервые увидел, обалдел до такой степени, что принял ее за саму Деву Полей. Хотя она была оборвана и истощена, а вшей на ней было больше, чем муравьев в муравейнике. Мне месяц понадобился, чтобы их вывести. Волосы у нее были до самых колен, насилу уговорил их обрезать. Перепутались насмерть!       Яевинн рассеянно слушал отчет о злоключениях несчастной беженки, размышляя о том, что ему делать дальше. Оружие ему не отдали, значит, не доверяли ни на грош. Оставаться в лагере с абсолютно незнакомыми оседлыми эльфами он не очень-то хотел: скоятаэли, хотя и провозглашали, что сражаются за права всех Seidhe, считали их предателями и трусами. И многие из них таковыми и являлись. Однако деваться ему было некуда, так что он решил попытаться привыкнуть к новым знакомым, чтобы добраться до тракта в их компании.       Ундина с интересом наблюдала за жизнью лагеря, сидя на ветке березы над головами у Эстелиена и Яевинна. Она пока не могла взять в толк, как он оказался среди соплеменников, и как эти соплеменники ухитрились затащить в лес повозку с лошадью. Веэра ей не понравилась категорически: уж очень показалась надменной и, чего уж там, чересчур красивой. Лекарка изрядно позабавилась, узнав, что такая величавая и, судя по всему, высокородная эльфка принадлежит Эстелиену, напоминавшему ярмарочного зазывалу. Она гадала, станет ли Яевинн добиваться внимания этой ходячей глазастой статуи, и что с ними сделает ревнивый любовник, если она решит одарить пришельца благосклонностью. Это было глупо, конечно, но зато неплохо отвлекало от грустных мыслей о бренности, скуке и бесцельности и земного, и загробного существования.       Следующие несколько дней в лагере прошли относительно мирно и спокойно. Даже не верилось, что всего в нескольких днях пути на север снова раскалялось медное горнило войны. Ундина иногда бродила по окрестным деревушкам, вслушиваясь в безрадостные разговоры крестьян, ожидавших начала грабежей, посредством которых солдаты противоборствующих армий решали проблемы во время перебоев в снабжении. В первое время ее удивляла мрачная апатия и покорность, с которой кметы ожидали своей участи, а потом она поняла, что у них не было сил даже горевать. Какая уж ту борьба или попытка побега…       Эльфы, напротив, существовали в атмосфере нездорового оживления. Они планировали пробраться по краю леса на юг и, перевалив через горы, осесть в Зеррикании или других отдаленных землях, где, по слухам, немногочисленные местные эльфы пользовались почетом и уважением среди людей. Пока еще… Причиной остановки в пути стала болезнь лошади, тащившей пожитки и припасы. Эстелиену, который был негласным лидером, пришлось разрешить длительную стоянку в лесу, при подготовке к которой и был спасен Яевинн. Кузнец, отправившийся за дровами, был застигнут врасплох ледяным дождем и, спешно возвращаясь к сородичам, ухитрился расслышать в реве налетевшей бури крики несчастного изгнанника. Он не оставлял попыток выведать, кем на самом деле был спасенный и почему ушел из отряда. Заводил разговоры за совместными трапезами, перед сном, во время заготовки дров, но ничего не мог добиться: Яевинн внимательно следил за тем, чтобы не сказать лишнего. Оставив попытки узнать настоящее имя спасенного и причину его расставания с братьями по оружию, Эстелиен решил узнать хотя бы то, под чьим командованием служил скоятаэль, и Яевинну не стало покоя ни на минуту. — Послушай, Эстелиен, ну зачем ты мне пересказываешь эти сплетни? Ну какая мне разница, сколько золотых пропил Каевет в том городишке? Да я его в глаза не видел и не хочу, учитывая слухи, которые о нем ходят. — Я просто пытаюсь скоротать время, — беспечно пожимал плечами Эстелиен и заводил новый разговор. Наконец, после того, как были помянуты все известные предводители "белок", включая уже покойных, очередь дошла до Исенгрима - видимо, самый вероятный вариант был оставлен Эстелиеном на закуску, чтобы была возможность подольше поразглагольствовать. — А я понимаю, почему ты со мной не хочешь говорить, Наирейт. — Серьезно? — улыбнулся Яевинн, занятый приготовлением из сушеной полыни и дубовой коры настойки для лечения лошади. — Ну да. Ты обиделся на то, что я тебя предупредил, что мы с Веэрой вместе. — С чего это ты взял? — невозмутимо ответил Яевинн. Ундина невольно начала ему сочувствовать: от болтовни Эстелиена даже она уже испытывала нечто, напоминающее головную боль. — Ну просто ты мне не отвечаешь или отвечаешь сквозь зубы, а ведь я спас твою шкуру и могу рассчитывать на твою признательность. Ты не сердись, я ведь по большей части не для тебя это сказал, а для самой Веэры. От баб чего угодно можно ожидать. Эске меняет уже четвертого друга на моей памяти, и каждый раз оказывается бита, но ее это ничему не учит. Да что там Эске. Вот ты слышал про бабу всем известного Железного Волка? Ундина вся обратилась в слух, а Яевинн безразлично пожал плечами. Эстелиен заговорил снова, не сводя с него настороженного взгляда горящих карих глаз. — Помню, у нас весь городок болтал о ее дурацкой смерти. Говорят, громкая боевая слава муженька так испортила ей жизнь в родной деревне, что она решила удрать с каким-то торговцем. И, как на грех, в день ее побега домой явился обманутый муж, которому еще на околице выложили все последние сплетни. Говорили, что прославленный командир проявил неслыханное благородство и отдал ей дорогущее кольцо, купленное в подарок неизвестно на какие деньги… - Эстелиен расхохотался, а Ундина гневно сжала губы. — Неужели ты про это не слыхал? — Знаешь, брат, у меня были дела поважнее, чем копаться в сплетнях. Извини, но мне надо готовить настойку, — дипломатично сказал Яевинн. Кузнец продолжал, усевшись поудобнее на покрытой мхом коряге: — Так вот, через пару дней неверную жену и ее торговца нашли в лесу, прибитых гвоздями к лиственнице, а то кольцо куда-то загадочным образом пропало… И Волк больше в тех местах не появлялся, видать, нечиста у него-таки совесть. Хотя я бы тоже убил Веэру, вздумай она мне изменить. Но нам это не грозит, у нас взаимопонимание.       Ундина с отвращением скривила лицо. А что, если это правда, и Исенгрим подарил ей колечко, которое снял с пальца собственноручно убитой жены? Немудрено, что оно принесло ей несчастье. Хорошо хоть призрак той эльфки не гоняется по пятам за той, кто посмел надеть ее украшение...        Яевинн, дослушав рассказ, вежливо кивнул и понюхал готовую настойку. Историю про жену командира ему рассказали еще в первый день в отряде, посоветовав никогда не поднимать эту тему при самом командире, если жизнь дорога. Эльфу было неприятно слушать болтовню оседлого труса, без всякого зазрения совести полоскавшего имена самых прославленных скоятаэлей, но сделать он ничего не мог: это было своего рода платой за спасение и радушный — насколько это было возможно — прием в лагере. Оставаться с ними слишком долго Яевинн не собирался, намереваясь покинуть их у тракта. Он подозревал, что все четверо были безумны каждый по-своему, даже прекрасная Веэра, которая, к его удивлению, запала ему в душу. — Интересно… — вдруг совершенно спокойно и серьезно проговорил Эстелиен. — Что? — Ты ни разу не выдал себя. Я до сих пор не знаю о тебе ничего. Даже в чьем ты был отряде. — Эстелиен, почему тебе это так важно? Я уже не скоятаэль. Теперь я беженец, как и вы, и я хочу отплатить вам добром за добро. Идем, попробуем вылечить животину. Жалко будет бросать ее в лесу на съедение зверям. — Любишь лошадей? — улыбнулся Эстелиен. — Очень люблю, — решил пойти на откровенность Яевинн. — С детства хорошо с ними лажу. Отец меня научил их понимать. Он промышлял тем, что объезжал диких лошадей, которых тогда в предгорьях водилось в избытке. — Где сейчас твой отец? — Он давно умер, еще когда я был ребенком. — Прости. За всю мою болтовню. Кажется, ты и вправду достоин доверия, Наирейт, — сказал Эстелиен. — Оставайся с нами, мы почтем это за честь. Даже если ты и не вылечишь лошадь, — со смехом закончил он. Ундина грустила. Все эти эльфы: и Эстелиен, и Эске, и Пелиэн, и Веэра, и ненавистный Яевинн — были несчастны, и несчастье заставило их льнуть друг к другу в поисках остатков тепла. Все они потеряли близких, лишились домов и возможности честно зарабатывать на жизнь. Все пережили нечто, о чем никогда не говорили и боялись вспоминать даже наедине с собой. Точно так же, как и люди, по спинам которых проехалась война, оставив их извиваться в дорожной грязи с переломанными хребтами.