Иголки омелы

*** Время близилось к полуночи, но сна не было ни в одном глазу. Гермиона лежала в кровати и рассматривала причудливый узор складок балдахина, прокручивая в голове слова Невилла. Мрачные картинки яркими образами вспыхивали перед глазами, и от них никуда было не деться, потому что они навсегда были выжжены в памяти. В военной памяти, которую можно было убрать только Обливиэйтом. У них с Гарри и Роном было преимущество: они знали, на что идут. И пусть подготовка была не идеальна (Гермиона до сих пор вспоминала ту скудную похлебку из грибов, проклиная себя за непродуманность), но она имела место. А что было у тех детей, которых Невилл старался оберегать собственной шкурой? Они не могли покинуть школу до рождественских каникул – да и после не могли, ведь в Хогвартс-экспресс пускали по спискам. Они не могли написать своим родителям – почта чистокровных проверялась, а магглорожденным и вовсе было запрещено писать письма. Детская сказка о волшебстве на деле оказалась довольно жестокой для тех, кто был недостаточно чист. А если бы не было Гарри... Немудрено, что в девяносто девятом первого курса не было. А в следующем году в Хогвартс прибыло всего лишь двенадцать первогодок. Гарри. Гарри наверняка думал об этом, рассматривая так же потолок той злосчастной палатки. Гермиона вспомнила тот пронизывающий ветер, что мучил ее каждую ночь после того как Рон ушел; как пыталась найти положение поудобнее на узкой койке и наложить еще одно Согревающее, а Поттер все лежал неподвижно, словно скованный холодом безнадежности.Она знала, что сейчас в своей голове Мальчик-который-Выжил прокручивал список имен и лиц, которых уже не вернешь. Седрик, Сириус, Дамблдор, Грюм – каждый ушедший играл в жизни Гарри Поттера свою особую роль, и каждый уход отзывался в сердце мальчика невосполнимой болью. И вот теперь ушел Рон. Свою хрупкую симпатию к младшему Уизли Гермиона воспринимала как нечто чужеродное. Кто думает о любви в состоянии войны? Но отрицать ту связь, что была между ними тремя она не могла – они были семьей, командой, единым целым в этом на удивление не волшебном магическом мире. Уизли исчез – ичезла равная часть их союза, без которой стало слишком пусто, слишком холодно. И дело было вовсе не в ветре. Конечно он потом вернулся. Конечно она поверила в тот рассказ про шар света. Конечно они снова были вместе – Гарри и Рон, Рон и Гермиона. Поттер принял ту ссору за проверку дружбы (и проверку удачную), Гермиона молча проглотила обиду от осознания предательства, потому что глупое сердце умнейшей ведьмы уже не могло защищаться. Она любила Рона и прощала несоответствие своим взглядам. Как выяснилось, зря. В эту тихую снежную ночь развод вспоминался как страшная сказка. Когда она поняла что больше не может находиться рядом с мужем? Кажется, это был вторник, ее выходной впервые за долгое время. Гермиона пыталась не слышать противное бренчание посуды на кухне: Рон всегда готовил себе завтрак сам. Закрытая дверь спасала мало, впрочем, как и толстое одеяло, натянутое на голову. Раздражение нарастало, а шум не умолкал, и вдруг под закрытыми веками фейверком возникло озарение – Уизли никогда не думал о ней. Доказательства собирались как на нитку одно к одному. Рон никогда не стерег ее покой – вот как сейчас, Мерлин всемогущий, сколько у них кастрюль и почему они все ему вдруг понадобились?! Рон никогда не спрашивал о ее состоянии – не важно, сколько она проработала, семейный праздник и ужин на всю шумную семью Уизли организовывала одна Гермиона. Рон никогда не интересовался ее работой – ему достаточно было классификации дня, удачный или нет, и он начинал говорить о себе. "Никогда" находились все быстрее и быстрее – он не может запомнить что она пьет чай без сахара, вечно тащит свою метлу в гостиную, не принимает ее желание работы и ноет, что хочет ребенка... Он бросил ее тогда, в лесу! Разочарование супругом тяжелым ожерельем легло на тонкую шею, но Гермиона собрала его сама. Словно пелена спала с глаз. Рон Уизли был большим ребенком, пусть и с женой, работой, репутаций и славой Героя Войны. Тогда, в девяносто девятом, это казалось нормой, но спустя три года ей хотелось большего, а молодая миссис Уизли не хотела врать самой себе. Их разводили долго. Рон предсказуемо ударился в обиду, что включала в себя виски, женщин и скандальные интервью Скиттер. Магический суд в лице Кингсли переносил заседание одно за другим – за отсутствием одного из супругов. Министр сочувственно смотрел на Гермиону, в очередной раз протягивая руку чтобы мягко вывести девушку из кабинета и попросить прийти через месяц. Молли стенала в камине, умоляла невестку одуматься. Гарри пытался усмирить шурина, просил дать отсрочку, мол, сама знаешь, он выпустит пар и одумается. Общественность кипела от возбуждения, желая видеть все грязное белье друзей Гарри Поттера. Гермиона смотрела на весь этот хаос и все больше убеждалась, что развод был правильным решением, ведь не может быть счастье таким неправильным? В тот год Хогвартс стал для нее спасением. Работать с Макгонагалл было приятно, а Невилл – добрый, простой Невилл, которого вся эта шелуха не коснулась, – не давал чувствовать то одиночество, что накрывало с головой после штампа о разводе, даже если он был желанным. Медленно отходя от той, прошлой жизни, Гермиона (опять Грейнджер) закрыла вторую главу своей жизни в магическом мире. И начала писать третью. Снег все вальсировал за окном, выписывая в свете фонарей волшебные фигуры. Ветер заботливо огибал стены замка, словно убаюкивая его своим гулом до весны. Веки професора Грейнджер расслабились, зрачки перестали суетливо бегать под тонкой кожей -- ей снился сон, где она была абсолютно счастлива. Ей снился Хогвартс-экспресс, а она, первокурсница, возвращалась в школу после рождественских каникул. И не было никакого Темного Лорда, никаких потерь, даже глупый Малфой ее не тревожил. Она возвращалась в сказку, и от осознания скорой встречи с Гарри и Роном девочка не могла усидеть на месте. Губы Грейнджер дрогнули от легкой улыбки. Снег за окном заметал волшебный замок.