***
Последние листья опали с деревьев, окутав землю шуршащими коврами. Градус за окном уже только понижался, заставляя людей вспоминать о шапках, шарфах и теплых перчатках. День неумолимо сокращался, уступая время серым и плотным, смоговым вечерам. В воздухе витали тоска и уныние по ушедшему теплу. Лица случайных прохожих приобрели хмурый вид, колючие взгляды прятались под ногами. Редкие лужи подёрнулись тонкой корочкой льда. По утрам скамейки и качели во дворах покрывались инеем. Осеняя сонливость полностью окутала маленький Дерри. Остаток сентября для Эдди пролетел неприметной маленькой птицей. И вот уже октябрь красовался на календаре мамы, заботливо повещённый на холодильнике. Эдди за завтраком всегда разглядывал фотографию леса. Он был не похож на тот из сна. Лес с фотографии календаря был насыщенного красного цвета, и листья еще не опали с деревьев. Эдди такая неправдоподобность не нравилась. Не нравилось мальчику и то, что он не может отделаться от своего преследователя. Ричи, похоже, задался целью всегда и везде быть рядом. Несколько раз он порывался занять место рядом с Эдди, но мальчишка мотал головой, и Ричи из вежливости к чужому пространству занимал соседнюю парту. Пытался провожать домой, но и на этом поле Эдди обыграл его: под различными предлогами просил маму забирать его из школы. Звонки и смс Эдди отправлял в спам фильтр. А ночью огораживался от присутствия Ричи плотной шторкой на окне. Любые попытки Ричи заговорить с ним пресекал молчанием и ускорением шага. На большой перемене не обедал в столовой со всеми, а одиночестве в пустом классе. Всем своим видом Эдди давал понять, что он против присутствия Ричи в своей жизни. Но не только Ричи попадает в черный список. Туда же автоматом залетает и сосед Эдди — Билл. Денбро хмурится, когда Эдди игнорирует его «Новенький? Новичок! Эдди!». Он ловит неодобрительный взгляд, когда пытается во время урока завязать разговор. Эдди отодвигается на самый край парты и неотрывно смотрит в учебник, не замечая упорства Билла. — Да в чем дело, наконец? — Недоумевает сосед. Эдди с секунду молчит, неопределенно пожимая плечами, а затем, тихим голосом произносит: — Не делай из меня дурака. На этом Билл оставляет свои попытки завязать какой-либо разговор. И Эдди, кажется, доволен таким результатом. Когда подходит время сдавать проект, Ричи использует этот козырь, как очередную попытку завязать разговор. Но Эдди, мальчик не глупый, успел все сделать и сдать заранее, оставляет Ричи в очередной раз с носом. — Эдди, ты не можешь вечно бегать от меня! — Вспылил тогда Ричи, излавливая его в коридоре возле шкафчиков. — Кто сказал? — Не отрываясь от копания в тетрадях, ответил Эдди. — Нам надо поговорить! — О чем? — Почему ты так себя ведешь? — Потому что я смотрю новости, Ричи! — Отрезает Эдди, захлопывая ящик, разворачиваясь и собираясь уйти. Его тут же обгоняет Ричи, загораживая своим телом проход. — И что? — И что? — Голос Эдди срывается на фальцет, и он ругает себя за это. — И что? Ты серьезно? — Мимо них проходит девушка и Эдди на мгновение смолкает. — И что? — Продолжает он быстро проговаривая слова. — Ричи, убийства точь в точь, как ты рассказывал. Я не знаю, кто это делает, Стен, Майк, Беверли или Билл. Да и честно говоря, я бы и не хотел знать, даже если это будешь ты. Я жалею, что узнал твою тайну. Вашу тайну. — Ты думаешь, что это мы убиваем? — Возмутился Ричи. — А кто? — Нет, мы не убиваем. У нас есть свои запасы, если мы хотим есть, то идем в «кладовку»! Эдди поднимает руку и устало трет лоб. — Ричи, три, абсолютно идентичных убийства. Даже если это не вы, то есть кто-то другой, как вы. И он голоден. И он убивает. А я боюсь. Потому что у меня есть семья. И как бы я не старался убедить себя в обратном, что ты хороший и не причинишь вреда — ты прежде всего ты! И, однажды, все может обернуться печально для меня и моей мамы. Для города. Ричи опускает глаза, сконфуженно пряча руки в карманы джинс. — То есть, если бы я был обычным человеком, то у меня был бы шанс? — Ричи, — Эдди вздыхает и качает головой. — Если бы, да как бы. Не надо ничего строить и предполагать. Просто оставь меня в покое. Я никому не скажу кто вы такие. Да и вряд ли мне кто-то поверит, если я вдруг взболтну. Кто я в этой школе, и кто вы. И Эдди огибает Ричи, неумолимо продвигаясь к выходу, оставляя Тозиера в одиночестве.***
Вечером Эдди привычно располагается в углу их старого продавленного дивана и нервно теребит шнурок толстовки. Мама, занятая вязанием, бросает на сына любопытствующие взгляды, но каждый раз не решается спросить, почему Эдди стал проводить вечера перед телевизором. Соня поправляет свои очки для вязания (делающие её глаза размером с маленькое блюдце), пересчитывает петли, заглядывает в телевизор, на Эдди и снова возвращается к своему шарфу канареечного цвета. Эдди, чувствуя себя под маминым взглядом, как под прицелом, из-за всех сил старается унять свое волнение. Он поджимает ноги под себя, беспокойно ерзая и закатывает глаза, когда его телефон, в очередной раз, издает звук входящего сообщения. Он ждет вечерние новости. И новых убийств. Точнее новых убийств он вовсе не ждет, даже наоборот, надеется, что к девочке, старику и какому-то бомжу не прибавится еще одно бескровное тело. Телефон в кармане толстовки снова вибрирует и Эдди косится в сторону мамы, та увлеченно подцепляет спицей нить, разматывая клубок, положенный возле её ног. Спенлгер с интересом наблюдает, как шерсть крутится и вертится, подрагивает, интересуя щенка больше, чем резиновый мячик, что закатился под кресло. Эдди проглатывает вязкую слюну, скопившуюся во рту, и, буквально, двумя пальцами достает телефон, снимает блокировку и открывает сообщение с одним единственным вопросом: «Новости?» Мягкая усмешка трогает губы мальчика. Конечно, Ричи, как и он сам ждет новых жертв, и, в тоже время не ждет, где-то в глубине души надеясь, что это какой-то спятивший маньяк. Эдди набирает короткое сообщение «Новости», подтверждая догадку Ричи, и отправляет смс, но не успевает поставить телефон на блокировку, как тут же приходит ответ: «Жертвы?» Каспбрак шумно выдыхает, обхватывая подбородок рукой и опираясь локтем на колено. Воображение живо рисует на полотне сознание лицо Ричи — бледное, в обрамлении смольных кудрей, с тонкими чертами лица. Брови Ричи чуть хмурятся, но на губах улыбка. Всем своим видом он как бы говорит «Все в порядке!» Но Ричи совсем не в порядке и Эдди становится совестно. Ричи нравится ему. И, очевидно, что он нравится Ричи. Но Эдди дал четко понять, что не готов принять иную сторону Тозиера. Он смотрит на сообщение и блокирует телефон. Не зачем давать Ричи ложные надежды. Эдди поднимает взгляд на маму, Соня все так же продолжает вязать, время от времени подтягивая нить. Безмятежное выражение лица Сони, полностью отдавшаяся вязанию, так понравилось Эдди, что он себя еще раз убедил в правильности принятого решения. Мама — его единственная семья. Именно она вырастила и подняла своего сына, без чей-либо помощи, жертвуя своим образом жизни. Мальчик закусил нижнюю губу, думая, что, если надо, он всегда выберет в пользу мамы. — Эдди? — Позвала его мама. — М? — Может, ты пригласишь к нам на ужин своих друзей? Познакомишь меня? «Ох, мам, только этого не хватало!» — чуть не срывается с Эддиного языка паническая мысль. Он успевает ее поймать у самого выхода. — Не знаю, посмотрим, — он виновато улыбается маме и отворачивается обратно к телевизору. — Ты же знаешь, что я приму твой любой выбор, — намекает мама, продолжая стукать спицами друг об друга. — Да, мам, знаю. — Эдди прибавляет громкость телевизору, намекая маме, что разговор окончен. Тем временем на экране отзвучала новостная заставка, и в кадре появился диктор. Эдди опять ухватился за шнурок толстовки и начал нервно накручивать его на палец, слушая краткий свод репортажей. Мужчина в сером костюме и черном галстуке сообщил об открытии нового торгового центра («Надо туда сходить!» — тут же откликнулась мама, что само собой, разумеется, — для Дерри это, пожалуй, единственное развлечение, поход по магазинам), о небольшой дорожной аварии, о победе какого-то спортсмена (Эдди его не знал) и не слова про новые убийства. Эдди с облегчением откинулся на спинку дивана, расслабляя напряженные плечи. Он думает поделиться этим с Ричи, но одергивает себя, напоминая, что собирался придерживаться нейтралитета. Мальчик досиживает в гостиной до конца новостей, смотрит прогноз погоды, хмурится на шутку ведущей о полнолунии, потом поднимается с дивана, передает пульт маме, целуя её на прощание, и уходит к себе, спать. В комнате Эдди стягивает с себя толстовку, бросая вещь под ноги, возле кровати, забирается под одеяло и повернувшись на бок смотрит на окно. Сквозь небольшую щелочку меж двух темных штор, оставленную им нарочно, врывается лунная дорога света. Эдди задумчиво смотрит на желтоватую полосу, разделяющую его комнату пополам, с трудом подавляя желание проверить — на месте ли Ричи. Плотный и вязкий страх едким туманом прокрадывается в сознание мальчика вместе со сном, возвращая его в привычный кошмар. Согнувшись пополам и подхватив себя под ребра, тяжело дышит от долгого бега. Легкие саднит невидимый огонь, и Эдди ужасно хочется пить. Еще больше ему хочется оказаться вдали от этого кошмарного места, желательно в доме, там, где никто не достанет. Но он не может вернуться, трусливо поджав хвост, он уже давно решил, что не будет избегать столкновения с вампиром. Эдди ни на мгновение не закрывает глаза, стараясь разглядеть все вокруг себя. Он представляет себя героем, отважным викингом-первооткрывателем, ровно до тех пор, пока лес не начинает сужаться и темнеть. Звуки становятся приглушённей и настороженней, как будто природа говорит мальчику не бояться. Эдди не верит и, когда слышит карканье над своей головой, срывается с места, разгоняясь не хуже спринтера. Неуклюжий, он спотыкается о первую же корягу и кубарем летит куда-то в сторону, плача от невыносимого испуга и острой боли. От неожиданности (или как сказали бы взрослые «от шока») Эдди теряет сознание и не видит, как, присев на корточки, над ним склонился некто, изучая худое тело, ощупывая бледно-восковую кожу, не чувствуя, как тонкие пальцы прикасаются к его волосам, проверяя, нет ли где ушиба. Ледяные прикосновения к его щекам приводят Эдди в сознание, он открывает глаза и садится уже в своей кровати, рядом с ним, виляя хвостом сидит довольный Спенглер. Мальчик поднимает руку и проводит тыльной стороной ладони по щеке, ощущая влажную слюну на коже, хмуро смотрит на щенка. — Спасибо, конечно, что избавил от кошмара, но давай в следующий раз без соплей, ладно? — Спенглер согласно подает голос. Эдди улыбается и треплет собаку по холке. Раздражающе звенит будильник, и Эдди нехотя вылезает из-под теплого одеяла. Не спеша Эдди завтракает овсянкой, все так же рассматривая лес на календаре, сравнивая его с тем, что из ночного кошмара, в очередной раз, убеждаясь бумажной неправдоподобности. Кормит Спенглера, умывается, собирает вещи, одевается, кутаясь не хуже капусты, и отправляется в школу. На углу улицы за ним, как обычно, увязывается Ричи. — Как спалось? — Ричи идет чуть позади, но достаточно близко, чтобы Эдди мог расслышать его голос. — Чудесно! — Язвит Эдди. — Что снилось? Эдди возмущенно вздыхает и закатывает глаза, собирая свое малое терпение. — Я понимаю, что у тебя есть эти способности, но будет вежливее, если ты сделаешь вид, что у тебя их нет. И если ты что-то где-то видел, что-то где-то слышал — куда лучше будет об этом промолчать. Ричи добродушно хмыкает. Остаток пути они проделывают в обоюдной тишине. Перед школой Ричи обгоняет Эдди на лестнице, чтобы распахнуть дверь. Эдди хочется зашипеть на него «Тозиер, я не девушка, блин! Прекрати так делать!» Но почему-то Эдди уверен, что Ричи и тут не отступится. Молча Эдди проходит внутрь школы и стягивает с себя шапку. Руки еще не успевшие согреться с мороза, плохо слушаются, поэтому Эдди просовывает шапку под лямку рюкзака, складывает ладони «в молитве» и дышит на них, чтобы скорее отогреть. До мальчика долетает слабый запах сигарет, он хмурится, сводя брови к переносице и не повышая голоса, уверенный, что его все равно услышат, произносит: — Слушай, если ты ходишь за мной, то хотя бы курить перестань! У меня астма! Мальчик выдергивает из-под лямки шапку, подходит к своему шкафчику и достает учебники, скидывая книги в портфель. — Хорошо, я брошу курить, — Ричи улыбается, следуя за Эдди в класс. Там они разделяются, Эдди занимает место за партой в конце класса, а Ричи вторую парту на первом ряду. За столом уже сидит Стен, повернувшийся в пол оборота в сторону Эдди. Он больно впивается взглядом, улыбаясь. Эдди на этот счет не обольщался — Стен его недолюбливал. Может, даже ненавидел. Но за что? Эдди не знал. Иногда причин и не требуется. И это пугает не хуже ночных кошмаров. Уязвленно надув губы, Эдди огораживается учебником по физике от Стена и его пронизывающего насквозь взгляда. «Может, мне стоит повлиять на Стена через Ричи?» — но Эдди тут же отметает эту идею, понимая как это будет выглядеть жалко и глупо. Ну, не нравится он Стену, да и не больно то хотелось. Полностью погрузиться в безразличный пессимизм Эдди не дает прозвеневший звонок. Он, вдруг, замечает, что Билла нет на месте. Конечно, они перестали разговаривать, но это не значит, что Эдди перестал волновать за судьбу первого и, как оказалось, последнего друга. Учитель записывает тему на доске, а Эдди взволновано поворачивает голову в сторону двери — может, Билл опоздал? — Эдди, пожалуйста, поверни голову, доска здесь, — мистер Соранс стучит маркером по доске, привлекая внимание Эдди. По классу прокатывается легкая волна смеха. Эдди извиняется и переводит взгляд обратно к учителю. Внутреннее чутье подсказывало Эдди, что что-то здесь было не так. Он попытался сосредоточиться на том, что говорил ему Ричи, перебирая в уме всевозможные варианты. И, внезапно, мальчика поражает догадка. Эдди хлопает себя по лбу, привлекая внимание одноклассников с соседних парт. Господи, какой он идиот. — Эдди? — Мистер Соранс поблескивая стеклами очков грозно смотрит на ученика. — Простите, — пробормотал Эдди. — Простите, я плохо себя чувствую, можно, я выйду до мед сестры? Учитель обеспокоенно закрыл учебник и положил на край стола. — Да, конечно. Тебя проводить? — Нет, сэр, спасибо. Пошатываясь Эдди отодвигает собой стул, выходит из-за парты, поднимает с пола рюкзак и покидает кабинет нетвердой походкой. В полном раздрайе Эдди надевает куртку, скидывает учебники — сегодня он уже точно не вернется на уроки. Возможно, уже сегодня он покинет Дерри. Надо только маму уговорить. Догадка навалилась на Эдди, как небесный свод на Тантала. Он идет по пустому коридору. Одинокие шаги отдаются в ушах гулким эхом. «Он не такой, как они. Его бессмертие — дар. Полнолуние. Каспбрак, ты — идиот!» Эдди повторяет и повторяет, и повторяет много раз, как мантру, пока да его окутанного туманом сознания не доходит: Билл — оборотень. Очередной чужой секрет повергает Эдди в трепетный шок, что он едва помнит, как добрел из школы домой. Эдди поднимается по ступеням крыльца, ноги его подгибаются, сердце напоминает двигатель с протекшим сальником и разболтанными цилиндрами. Он ухватывается за ручку, не с первого раза попадая ключом в замочную скважину, тянет дверь на себя и укрывается в полутемном коридоре. Опускается на одно колено, расшнуровывает ботинки, стягивает их, ставит на низкую полку. На вешалку отправляет куртку и шапку. Виски Эдди ломит ноющая боль. Чувствуется, как под кожей пульсирует жилка. Мальчик придерживает голову и проходит на кухню. Нажимает кнопку электрического чайника, подходит к сушилке, тянется, достает с верхней полки кружку. Потом выдвигает шкафчик, достает аптечку, щелкает по замку, открывает, роется и, наконец, извлекает сине-желтую коробочку с изображенным на ней лимоном и дымящейся кружкой. Пока вода в чайнике булькает и плескается, Эдди думает. Его преследует не мысль, а еще только силуэт мысли: порой, докопавшись до истины, хочется закопать ее обратно. «Оболочка есть, а сердцевины нет» — он вспомнил о дубе. Вокруг не было ничего, что могло бы вызвать это воспоминание. Но в его памяти всплыли и дуб, и дни летних каникул, проведенные на ферме у мрачной тетки — сестры мамы — мисс Элоизы и её не менее странного мрачного мужа — мистера Джима. С детьми Бишопов Эдди не провел и пол лета, предпочитая избегать общества злобливых близнецов — Хью и Льюис. Они были такие же коренастые, как Эдди, бледно-рыжие как и отец и вредные, как мать. Огромный дуб рос на холме в укромном уголке фермы Бишопов. Эдди Каспбрак, которому тогда было семь лет, любил убегать, чтобы взглянуть на него. Дуб рос на этом месте уже несколько столетий, и Эдди думал, что он будет стоять здесь вечно. Глубоко вросшие в землю корни сжимали холм мертвой хваткой, и Эдди казалось, что если великан схватит дуб за верхушку и дернет что есть силы, то не сможет вырвать его с корнем, а лишь сорвет с места холм, а с ним и всю землю, и она повиснет на корнях дерева, словно шарик на веревочке. Стоя у этого дуба, он чувствовал себя в полной безопасности; в его представлении это было что-то неизменное, чему ничто не грозило. Дуб был для него величайшим символом силы. Однажды, ночью в дуб ударила молния. Эдди увидел его на следующее утро. Дуб лежал на земле расколотый пополам, и при виде его изуродованного ствола Эдди показалось, что он смотрит на вход в огромный темный тоннель. Сердцевина дуба давно сгнила, превратившись в мелкую серую труху, которая разлеталась при малейшем дуновении ветра. Живительная сила покинула тело дерева, и то, что от него осталось, само по себе существовать уже не могло. Спустя много лет Эдди узнал, что детей нужно всячески оберегать от потрясений, что они должны как можно позже узнать, что такое смерть, боль и страх. Но его душу обожгло нечто другое: он пережил свое первое потрясение, когда стоял неподвижно, глядя на черную дыру, зиявшую в стволе сваленного молнией дерева. Это был страшный обман, еще более ужасный оттого, что Эдди не мог понять, в чем он заключался. Он знал, что обманули не его и не его веру, а что-то другое, но не понимал, что именно. Он постоял рядом с дубом, не проронив ни слова, и вернулся в дом. Он никогда никому об этом не рассказывал — ни в тот день, ни позже. Кнопка с легким щелчком вернулась наверх. Чайник вскипел. Эдди раздраженно тряхнул головой, отгоняя от себя воспоминания. Бросил в чашку ложку, насыпал лекарственный порошок («С димедролом!» — гласила упаковка), ухватился за пластиковую ручку чайника, налил кипяток, вернул чайник на место и принялся мешать лекарство до полного растворения. Немедля Эдди выпил кисловатый напиток, обжигая горло, нёбо и язык. Сморщившись, он заглянул на дно, чтобы проверить — не плавают ли остатки порошка в кружке? Убедившись, что принял всё лекарство, Эдди опускает пустую кружку в раковину и поднимается к себе в комнату, придерживаясь одной рукой за перила, другой за стены. Он заходит к себе и решает, пока лекарство не подействовало, сходить в душ. В маленькой светлой комнатке, выложенной кафелем по-стариковски в цветочек, холодно. Эдди совсем не экономно выворачивает ручки крана на всю мощность. Становится на прорезиненный коврик, снимает с себя одежду, сбрасывая её в корзину для белья, встает под горячие тяжелые струи воды, опускает голову и закрывает глаза. Вода разрезается об острое худое тело мальчика, ласково обтекая по плечам, лопаткам, прокладывая себе дорогу вдоль спины, бедер, вниз по ноге исчезая в стоке. Эдди высмаркивается, поднимает лицо: тело мальчика, только что вернувшееся с холода, блаженствовало. Тепло маленькими глотками возвращалось, начиная от макушки, разливалось внутри по жилам. Эдди поднял руки и провел пальцами по волосам, зачесывая их назад, только вода все равно их растреплет. Он упирается ладонями на ощупь в мокрую от душа плиточную стену и стоит так с несколько секунд. А потом наступает провал в памяти, словно пленку, на которой фиксируется происходящее, засветили, выставив на солнце. Эдди чувствует глубокую острую боль, пронзающую ребенка внезапно осознавшего, что он заблудился, знакомых ориентиров нет и пути домой нет. — Тихо, тихо, все хорошо, все в порядке, — Эдди открывает глаза и понимает, что он на чьих-то руках. — Бывает, ты просто перегрелся, тебя повело. Голова все еще кружится? Эдди внимательно и смущенно поднимает глаза на говорившего с ним таким ласковым и успокаивающим тоном. — Как ты тут очутился, Ричи? — Губы Эдди дрожат. Глаза подозрительно блестят. Вот-вот и он расплачется. В верхней одежде Ричи полустоял-полусидел в душе, прижимая к себе обнажённое тело Эдди бережно, словно он не подросток, а совсем кроха. Вода продолжала идти, заливая джинсы, рубашку и кожанку Ричи, но он не сдвигался с места, упорно прижимая к груди Эдди. На вопрос он отвечает легким пожиманием плечами. — Для меня и Форт Нокс прогуляться не такая уж сложная задача. Эдди понятливо кивает головой и лбом упирается в плечо Ричи, прикрывая глаза. «Наверное, он сможет вытащить меня, даже если я буду на краю смерти. На дне самой смерти» — и в памяти отчетливо всплыл мягкий свет фар, дорога, усыпанная «драгоценностями» — битым стеклом. Клац-клац, катились они по асфальту. Ричи. Его сильные руки. Его уют. Эдди вспомнил это и расслабленные теплом мышцы вновь напряглись. Он сдавленно всхлипнул. Ричи реагирует мгновенно: проводит ладонью по спине верх, пальцами задевая лопатку и вниз опускаясь обратно на поясницу. Тело Эдди сотрясает от беззвучных рыданий. Так они и стоят в душе: Эдди плачет, Ричи прижимает его голову к груди. Когда же внутренняя буря минует Каспбрака и ему становится легче, Ричи одной рукой его поднимает над полом (ему это ничего не стоит), а вторую протягивает, чтобы закрыть воду. Перехватывает Эдди под коленками, выносит обессилевшего и сморенного из душа в комнату. Там он осторожно сажает на край кровати, на миг пропадая в ванной и возвращаясь назад с полотенцем. Он вопросительно поднимает махровый кусок ткани, спрашивая у Эдди разрешение, тот согласно кивает головой и Ричи приступает к обтиранию. Эдди сидит как послушная кукла маленького ребенка. Ричи поднимает его руки, ноги, треплет полотенцем волосы, промакивая лишнюю влагу, наконец, откладывая полотенце в сторону. Приподнимает Эдди, просунув руку под подмышку, вытаскивает одеяло, опускает Эдди. — Ложись, — подсказывает Ричи. И Эдди заваливается на бок, подтянув с пола ноги. Его укутывают одеялом, подтыкая края. Ричи целует Эдди в лоб над левой бровью. Прикосновение вызывает у Эдди мурашки. — Это Билл, да? — Тихим шелестящим голосом спрашивает Каспбрак. — Что Билл? — Недоумевающе переспрашивает Ричи. — Билл — оборотень, — молчание. — Это Билл, да? Ответ Эдди уже не слышит, лекарство начало действовать.***
Билл напряженно вглядывается в сумрак улицы. Конечно, его зрение позволяет видеть и в кромешной тьме, острый слух слышать в полном гамоне, а чуткое обоняние найти нужное в самом зловонном амбре, он, прежде всего, на половину человек. И его сверхчувствительная осязаемость перекрывается нервозностью и необходимостью ждать. Он то и дело бросает взгляд на наручные часы и возвращается обратно, к окну. Стен опаздывает. Пальцы Билла нервно начинают отбивать ритмичную дробь об подоконник. Чтобы успокоиться, Билл мысленно перечисляет пункты обязательные по списку. Отвести Джорджи к Бену — сделано. Смазать цепи — сделано. Взять бинты — готово. Два фонарика — лежат в рюкзаке. Запасные батарейки — лежат там же. Все доведено до автоматизма. Он, как солдат, готов в любую секунду. Пальцы вновь пускаются в нервный пляс — Билл поднимает руку и проверяет время, подсчитывая, сколько ему осталось. Еще девять минут, и он выдвигается без Стена. Он щурит глаза и облегчено выдыхает, заметив знакомую приближающуюся к дому фигуру. Билл, тут же выключает свет на кухне, идет в коридор, надевает кроссовки, поднимает с пола рюкзак, просовывая руки в лямки, гасит свет в прихожей и выходит за дверь. Звякнув ключами, закрывает дом и сбегает вниз по лестнице. — Я думал, что ты уже не придешь, — в голосе Билла сквозит неприкрытая благодарность. Он улыбается одним уголком губ. Мрачное выражение лица Стена смягчается. Он достает руку из кармана короткого полупальто и протягивает Биллу. Тот пожимает его ладонь в энный раз поражаясь (но уже не вздрагивая) какая ледяная ладонь у Стена. — Прости, я задержался из-за Ричи, — он виновато приподнимает плечо и ровняется с Биллом. — Ничего, я рад, что ты успел. И бок о бок парни обходят дом Денбро, уходя прочь от бледно-лимонного света уличных фонарей и чужих любопытных глаз. Стен насупившись своим мыслям, шел глядя перед собой, держа руки в карманах. Билл, напротив же, радовался, что проведет эту ночь полную кошмаров не один. Он запрокинул голову и осмотрел небо, почти сразу же найдя Кассиопею — даму в кресле. Улыбнувшись своей находке, поспешил нагнать ушедшего вперед Стена. — Эй, что там с Ричи? — Билл срывает с ближайшего куста несколько засохших листьев, растирает их между пальцев, пуская получившуюся труху на ветер, а затем подносит руку к лицу и внюхивается в осень. — Он уже с ума сошел, носится с этим мальчишкой, как заведённый, — цедит Стен сквозь зубы. — Моя душа, моя душа, — явно передразнивая Ричи, тянет Стен противным голосом. — Моя душа? — Удивленно переспрашивает Билл. — Да, моя душа — так он называет Эдди. Стен пинает носком ботинка попавшийся под ногу камушек и продолжает дорогу. Они уже прошли почти половину пути, оставляя за собой бурлящий вечерней жизнью Дерри. Даже случайно проехавшие одиночные машины не смогли их тут застать, надежно спрятанных за высокими плотными кустами. Но еще предстояло проделать длинную и извилистую дорогу по лесу и у Стена решительно не было настроения обсуждать Ричи с его неожиданно нарисовавшейся влюбленностью. В отличие от Билла. — Так у них все серьезно? — Конечно, нет, — фыркает Стен. — Он дал Ричи отворот на сто восемьдесят градусов сразу как узнал, что тот вампир. — Ну, это нормальная реакция нормального человека, — рассудительно заметил Билл. Он отодвинул низко висящую ветвь дерева, чтобы Стен мог пройти, не задев её макушкой. — Только вот они же оба парни. Это немного странно. — Странно? — Стен резко тормозит и ветка высказывает из руки Билла со свистом рассекая воздух и при этом не задевая Уриса. — Ну, да. — Ты оборотень, а я вампир. Мы друзья — вот, что странно. Гомофоб ты, Денбро. Стен, явно обиженный, продолжил идти, нарочно ускорив шаг. Билл, перейдя на рысцу, старается не отставать от Стена. — Я не гомофоб! Просто, ну, у Ричи же никогда не было пары. В смысле он же никогда не встречался с девушками, почему теперь начал пытаться влезть в отношения и сразу с парнем? — О, — Стен закатывает глаза, но Билл, идущий за его спиной, этого не видит. Хватает саркастичного тона. — Приходи к нам в дом, Ричи с удовольствием споет тебе дифирамбы в честь Эдварда Каспбрака. — Ты ревнуешь, — замечает Билл как бы между прочим. — Нет. — Да. — Нет. Заткнись, Денбро, а то я тебя брошу и пойду домой. — Да. И ты меня не бросишь, — Билл миролюбиво хлопает Стена по плечу и продолжает развивать свою догадку. — Видишь ли, ты всю жизнь был с Ричи, а тут появился новичок и занял все внимание твоего лучшего друга. Я же вижу, как ты относишься к Эдди. — Бред — то какой, Денбро! Психолог из тебя никудышный! Мне просто не нравятся перемены, а этот Эдди несет за собой шлейф перемен. Он любопытный через чур и лезет туда куда не просят, — с этим Билл не мог не согласится, ведь Эдди со своим библиотечным исследованием и его раскрыл. — Бегал за Ричи, как дворняжка, когда ему в лоб говорили, что этого делать не стоит. Он просто глупый, а глупые люди — это большие проблемы. — Стен, ты иногда ведешь себя как маленькая тучка! — Прерывает Билл Стена. Тот в изумлении оборачивается на друга. — Вообще-то, правильно говорить маленькая сучка. — Я знаю, — бурчит Билл. — Я пытался быть вежливым. Стен надувает щеки и с шумом выпускает воздух. — И ты туда же, Брут, — уже спокойно проговаривает Урис. Когда они выходят на протоптанную тропинку устеленной сухой и желтой травой, Луна на небе уже в самом зените. Оба понимает, что нужно поторопиться — времени в обрез. Грязно коричневого цвета иголки и узловатые короткие палочки под ногами хрустят, как свежевыпавший снег. Еще несколько десятков шагов и они оказываются у входа в пещеру. Билл знаком показывает Стену, что сам скинет ветви, специально наваленные на вход, на всякий случай. Опять же от посторонних глаз. — А знаешь, новичок не плохой. Да он любопытный, но любопытный в хорошем смысле слова. Понимаешь? Любознательный, вот он какой, — Билл прихватывает сразу несколько крепких еловых ветвей и откидывает в сторону. — И то, что он смог найти такой странный и все же логичный ход с этими формулярами, показывает нам, что мы расслабились, мы сами виноваты. Не надо слишком надеяться на свои способности. — Парень откидывает последние ветви, загораживающие проход, и отряхивает руки. — И если он не убежал, вопя во все горло, от Ричи, а просто ответил ему отказом, это много говорит о его смелости и храбрости. Где-то о здравомыслии. Стен отмалчивается, предпочитая игнорировать правильного Билла с его разумными доводами. Обоим приходится согнуться в спине, чтобы пройти во внутрь пещеры и так прошагать немного вперед, прежде, чем пещера нырнет в бок и вырастет в размерах, позволяя мальчикам распрямиться во весь рост. — Все, пришли, располагайся, чувствуй себя как дома, — Билл пытается шутить, но выходит плоско и скомкано, то, что ему предстоит пережить, не дает ему расслабиться ни на миллисекунды. Стен вытаскивает руки из кармана, принимая у Билла рюкзак, и достает оттуда фонари. — Я все еще не понимаю, зачем ты их таскаешь, при нашем — то зрении, — ворчит Стен, прекрасно помня, что у Билла свои заскоки по конспирации. — Я готов. Вслед за фонариками Стен извлекает тяжелые цепи. Металлические кольца стучат друг об друга, а сводчатый потолок пещеры эхом повторяет мелодичный перезвон. Стен опускает конец одной из цепей и поворачивается к Биллу. Тот уже стоит полностью обнаженный на каменном полу, одежда свернута и отложена в сторону. — Какая-то двусмысленная ситуация, — проговаривает Стен, захлопывая на запястье Билла первый обруч. — А я думал, что ты привык ко мне голому, — усмехается Билл, втягивая вперед вторую руку, на которую так же с клацаньем ложится железный обруч. — Дело не в этом! Ладно, забудь, — все же смущенно Стен отворачивается и тянет цепи за концы в противоположные углы пещеры, закрепляя последние звенья за торчавшие из-под земли крючки. Билл в это время одевает кандалы на лодыжки и отдает Стену концы «ножных» цепей, чтобы тот также закрепил за крючки. — Вроде на месте, — Стен оглядывает свою работу и для убедительности дергает каждую цепь в разные стороны. — «Стенсервис» к вашим услугам, — шутит Билл, опускаясь на колени. Стен встает перед ним, упираясь спиной в стену. Время предательски замедляет ход. Стен слышит, как наручные часы Билла отбивают секунды, которые превращаются в минуты равные долгим часам. Слышит он и как бешено колотится сердце Билла. Слышит учащенный пульс и прерывистое дыхание. Он скрещивает руки, отгораживаясь от волнений друга, и бесстыдно изучает его. Аскетически бледное лицо и тело, кажутся почти прозрачным в темноте пещеры. Стен взглядом ощупывает сильные широкие плечи, отмечая про себя внушительные бицепсы и прорисовавшийся пресс. От сжатых в кулак рук змеей до локтя вьются вздутые вены. Стен против воли хищно облизывается, но тут же переводит взгляд на упругие длинные ноги, которые сейчас Билл согнул и поджал под себя. Взгляд Стена цепляется за каждую родинку на бедрах и руках Билла. По своей памяти Стен помнит, что на левой лопатке есть маленькая россыпь коричневых точек складывающихся в созвездие. Созвездие Билла. — Прекрати так пристально смотреть, мне не по себе, — Билл поднимает руки и кладет их крест на крест, прикрывая свое хозяйство. Стен на это усмехается. — Серьезно, Билли, чего я там не видел? Билл мгновенно вспыхивает и отводит взгляд, не меняя положения рук. — Да ладно, когда успел стать таким стеснительным? Когда перестал пичкать меня вопросами вроде «Если вампир это мертвый человек, то секс с вампиром это некрофилия? А у мертвых вообще стоит?» или «Вампиры же чуют кровь? А как тогда вы переживаете менструальные циклы у девушек и женщин? Не тянет вытянуть из них кровь?» Или вот еще, мое любимое, не про вампиров, но тоже достойно «Насколько быстро кончает Флэш, если он быстрее скорости света? Оргазм поспевает за сверхскоростным Флэшом?» — Это называет научный интерес. А ты — зануда! — Билл высовывает язык и отворачивается от Стена. Урис улыбается и качает головой, сгибая ногу в колене, упирается ступней в стену. Если бы ему кто-то в начале жизни сказал, что он будет дружески болтать с оборотнем, Стен бы покрутил пальцем у виска. Но вот они в одной пещере ведут волне себе мирные подростковые разговоры. — Мне вот интересно, кто-нибудь еще знает в таких подробностях твое тело? Билл с серьезным видом задумывается, а потом отрицательно мотает головой. — Просто дружеское напоминание, волчара: ты встречался с Беверли. — Дальше поцелуев у нас не зашло, — отрезал Билл и наклонил голову в бок, прячась от пытливого взора Стена. Воспользовавшись тем, что Билл отвел взгляд, Стен продолжает исследовать лицо друга. Острые линии подбородка и высоких скул, будто бы художник, рисуя портрет, торопился, делая карандашом грубые линии, мягко сочетались с чувственными губами. На высокий лоб падала редкая светлая челка, обычно заправляемая Биллом назад. Прямой профильный нос. Тонкие брови. И глаза удивительного изумрудного оттенка из которых постепенно вытекала человечность. Стен опустил руки и встал на обе ноги. Билл — человек начал уходит из сознания, уступая место Биллу-зверю. Он сгорбился и уронил руки, словно внутри подрезали нити, державшие его конечности и осанку. Голова Билла безвольно свесилась. Тело маятником качает из стороны в сторону — видно, человеческая натура еще борется за право владения разумом. Секундная стрелка наручных часов успевает отмерить сорок две секунды, когда тело Билла покачнулось влево, нерешительно замерло и повалилось на бок, а пустой взгляд уперся в лицо Стена. Урис нервным жестом одергивает край пальто и делает несколько шагов к тоннелю, когда раздается первый режущий слух хруст костей, извещающий, что власть над телом установил зверь. Пронзительный крик рвется наружу из горла Билла. Стен затыкает уши, прекрасно зная, что это бесполезно. Хрусть! Кто-то невидимый наступает Биллу на руку, ломая кость сразу в нескольких местах, и мальчик с диким воплем полной боли и слепой ярости выгибается, натягивая цепь. Стен испуганно вздрагивает от чужого крика, будто ему пощечину залепили. Нет, ясно, как божий день, что он этого не вынесет. Почти предательски он отворачивается от скрючившегося Билла, крепко зажмурив глаза. Если бы он мог, то забрал хотя бы малую часть той боли, что испытывал Денбро от превращений. Сейчас Стен был как никогда бесполезен. Он продолжает стоять спиной, ухватившись за подол пальто, сжав ткань в кулак. Кости Билла удлиняются с неприятным хрустом. Цепи натянуто звенят. Нечеловеческий крик рвет горло. Он катается по земле, пытаясь затушить внутренний пожар боли. Взывает и всхлипывает, как смертельно раненный зверь. Как ребенок, вытащенный из утробы матери, тело которого неумолимо росло, болезненно вытягиваясь. Страшная агония Билла прекращается, и когда он перестает метаться по полу, вздымая вверх каменную пыль, Стен неуверенно оборачивается, оглядываясь на заново родившегося зверя. Волк исполинских размеров лежал на боку и часто-часто дышал, пытаясь прийти в себя. С каждым выдохом опуская боль и каждым вдохом успокаиваясь. Полностью развернувшись Стен, делает шаг и замирает: зверь резко и настороженно вскидывает морду, цепко впиваясь взглядом. — Тише, — Урис не спеша опускается на одно колено и протягивает руку вперед. — Тише, тише. Я всего лишь хочу помочь. — Он ждет и наблюдает. Темно коричный нос задвигался, принюхиваясь, исходившему от Стена запаху. Зверь фыркает и опускает морду обратно, не сводя с вампира глаз. Урису всякий раз не по себе от того, что у волка цвет глаз один в один, как у Билла — такие же сочно-зеленые. — Не против, я подойду, — и Стен медленно, точно пол это минное поле, разгибает колено и делает маленькие шажки под пристальным взглядом. — Вот так, молодец! Лежи, — еще два шага, — Почти у цели, а, что скажешь? — еще один шаг, — Ну вот, — последний рубеж, Стен повторно застывает, пригибая колени. — Помогу, только помогу! Он протягивает руку к морде, ноздри зверя раздулись — он чихает, но кидаться на Стена не собирается. Тогда Урис прикасается пальцами к короткой шерсти возле рта и тихонечко гладит, любуясь переливами оттенков от горчичного до медового. — Ты ведь меня не укусишь? — Волк фыркает на детскую интонацию в голосе Стена и скашивает глаза на его руку, как бы говоря: твои пальцы в миллиметрах от острых клыков и, если ты не заметил, они все еще на твоей руке, все до единого. — Хорошо, приступим! Чуть отклонившись в сторону, Стен с тщательной аккуратностью прикасается к передней левой лапе. Два зеленных огонька продолжают контролировать его действия. Стен испугано икает осматривая молочные толстые когти на лапе волка. — Только, чур, не царапаться, ладно? — Пальцы Стена нащупывают пружинку на железном обруче. С негромким хлопком лапа освобождается из стального капкана. Волк тут же подтягивает правую лапу и Стен усмехается. — А ты хитрый! Разделавшись со вторым браслетом, Стен перемещается к задним лапам, освобождая и их от цепей. — Давай, вставай. Волк нерешительно поднимается, опираясь на передние лапы. Стен с благоговением затаивает дыхание. Зверь выше его на две порядочных головы. Мощная грудина, сильные крепкие лапы, густая шерсть — он едва в потолок не упирается. С интересом, будто проверяя, волк наклоняет морду влево и вправо, а потом встряхивается всё тело, вздымая каменную крошку под недовольное чихание Стена. — Пригни голову, здоровяк, — Стен рукой показывает следовать за ним в туннель. В глазах зверя мелькает узнавание. Он, вдруг, утыкается влажным носом в ухо Стена, здороваясь с ним. — Ай, гадость какая, Билл! Стен возмущенно протирает рукавом ухо, но все же его губы растягиваются в улыбке. Он поворачивается и первым ныряет в темный коридор, без страха и опасения, что зверь накинется на него. Ричи как-то спросил: «Волк же не собака, к человеку не привязывается. Как ты можешь доверять оборотню?» Стен помолчал, пожал плечами, оставив вопрос без ответа. Волк ступает не спеша, пригибаясь к земле. Стен сочувственно смотрит на Билла, после очередного поворота, зверю пришлось лечь на брюхо и ползти. «Смышлёный» — мысленно хвалит его Стен и выходит из пещеры. Билл-волк с негромким рыком проскальзывает следом. Оказавшись на ночном воздухе, волк снова трясет телом, смахивая пыль и разминая тело. После в ожидании смотрит на Уриса. — Пойдем. Стен делает глубокий вдох и ступает за первые деревья — ночной лес, наполненный звуками жизни, всегда нравился ему. В нос ударяет вкусный, почти сладковатый запах хвои. Здесь иголки еще светло-зеленые и не такие острые, но если идти дальше, в самое сердце леса, то можно увидеть, как колючки, подобно хамелеону, окрашиваются в темно-изумрудные, а уже потом (ближе к верхушкам) в отдающие синим оттенком цвета. Стен обожал эти метаморфозы. Ему это казалось так же волшебно, как и то, что теплое лето сменяла лютая стужа. Эта магия леса успокаивала его. Касаясь своими ладошками шероховатой, слегка царапающей кожу рук, коры деревьев или мягкого и пушистого мха, он продолжал шагать вперед, вслушиваясь в голос леса. То тут, то там чирикали птицы. Стен различал их пение и отмечал про себя породы птиц. Хруст тонких веточек под тяжелыми лапами стал уже таким родным и привычным, что Стен почти сентиментально шмыгает носом и оборачивается на Билла-волка. Как уже почти мертвому, Стену не интересна погода и теплую одежду он носит, лишь для того, чтобы не выделяться. Но жар, идущий от тела волка, приятный, знакомый. Стен вновь ощущает себя семнадцатилетним мальчишкой. Он ждет, пока Билл-волк поравняется с ним, а затем протягивает руку вверх к уху зверя и чешет под миролюбивое ворчание. Оборотень легонько мотает головой, точно домашний пес, заставляя ладошку Стену упасть ему на влажный нос. Урис изумленно заглядывает в темные глаза волка, оглаживая пальцами влажный холодный нос. Билл-волк довольно жмурится и Стен, поддавшись минутной слабости, рвется вперед, обхватывая волка за шею, зарываясь лицом в густую шерсть. Друг пахнет собакой, свежеспиленными дровами и сухой травой. Стен с упоением вдыхает этот аромат, против свой привычной брезгливости. Запах шерсти забивает ноздри вампира так, словно, это самый лучший на свете парфюм. — Я люблю тебя, — Стен произносит эти три слова громко и отчетливо, прекрасно зная, что настоящий Билл сейчас спит, а зверюга-Билл его все равно не понимает. Он произносит эти слова и вжимается телом в Билла. Горькие слезы уже давно не скатываются с его глаз. Он их все выплакал на плечо Беверли еще десять лет назад, осознав, что не может быть без Денбро. Но волей судьбы они оказались диаметральными противоположностями, поэтому о своих чувства Стен молчал — ведь преимущество дружбы в том, что друг может находиться возле любимого человека все время. Катастрофический конец мечте о светлой любви. Билл-волк опускает голову вниз, накрывая спину Стена мордой, как одной большой рукой. Зверь тихонько рычит, Стен чувствует вибрацию его горла и улыбается — надо же, волк почувствовал его настроение, если бы Билл — человек так мог, на одну десятую меньше бы было проблем. — Я в порядке, дружище, — Стен ведет руками по шее волка. — Спасибо! — И отступает назад, опуская руки. Билл — волк резвится как настоящий щенок — только-только знакомясь с миром. Он подпрыгивает верх пытаясь поймать ускользающих от него светлячков, носится между деревьев, ломая своими тяжелыми лапами и мощным телом низкорослые кусты, однако, его добыча — маленькая бледно коричневая полёвка — ускользает в ямку между корней старой ели. Стен смеется над фыркающим Биллом, и закатывает глаза с негромким «Варвар», когда Билл-волк поднимает заднюю лапу и мочится на корни дерева. Первая ночь полнолуния проходит гладко, без происшествий. — Ладно, пора возвращаться, — Стен похлопывает по мохнатому боку, привлекая внимание зверя к себе. Билл-волк нехотя разворачивается и плетется следом за Стеном, понурив голову. — Ну-ну, чего ты? Завтра погуляем еще. — Обещает Стен волку. Тот в ответ рычит гортанно-низко. Возле пещеры Стен замирает, пропуская вперед Билла. Зверь, припав на передние лапы, проползает наполовину, а затем вытягивает задние лапы и, как лягушка, оттолкнувшись, протискивается в узкий для его габаритов лаз. Внутри пещеры волк, низко склонив голову, идет не спеша, Стен понятливо помалкивает, не подгоняя зверя. Если для человека-Билла превращение в волка было болезненными, то для зверя-Билла было болезненным обратное становление в человека. Радовало (Стена) одно — зверь боль переживал иначе, она не рвалась через крик или вой наружу. «Наверное, потому что сущность волка сильнее, чем сущность человека» — рассуждал иногда Стен. - Давай, малыш, давай, - они сворачивают в последний поворот туннеля и оказываются в импровизированном природой зале. По телу зверя прошла едва заметная дрожь. Волк припал на передние лапы и опустил на них морду, вперив в Стена изумрудно зеленые глаза. Вне пещеры расцветало утро.