Скрытое противостояние

Кисе молчал. Он не знал, как реагировать на просьбу Аомине. Зачем ему все это? Откуда такой интерес к нему? Неко-волк вновь посмотрел на синеволосого альфу, но так ничего нового в нем не увидел. Рассказать свою историю? Может быть и правда, стоит? – Мои родители… они отказались от меня, – устремив взгляд на горизонт, наконец, заговорил Кисе. Ему было легче не видеть лица Аомине, – как только я обзавелся ушами и хвостом, моя семья не захотела иметь со мной ничего общего. Неко… Позор семьи… Так что в свои два года я оказался в приюте. Такие, как я в то время встречались редко, поэтому никаких специализированных учреждений для неко не было. Да их и сейчас не так много. По пальцам можно пересчитать. Кисе на мгновение замолчал, полностью погрузившись в прошлое. – Но мне повезло на самом деле, – на лице блондина появилась грустная улыбка, – я оказался не единственным неко в том приюте. Казу-чи на тот момент жил там уже почти два года. Наверное, не стоит уточнять, что нас не особо-то любили в приюте. Дети старались держаться от нас подальше, а воспитатели же весьма открыто показывали свою неприязнь и отвращение. Мы с Казу-чи как-то сразу сблизились, поняли друг друга. Вдвоем было проще справиться с нападками и унижениями. Во всех драках и ссорах мы держались друг друга, а потому стали считать друг друга братьями. Стали семьей... Ты как-то сказал, что для людей мы, как домашние питомцы? – Я много, что говорил, – тихо пробормотал Аомине. – В приюте к нам относились именно так, – Кисе глубоко вдохнул, – так что детство у нас было не сахар. Нас били и оскорбляли, унижали и ненавидели, а мы ничего не могли с этим поделать. Да, и что мы вообще могли? – в голосе блондина послышалась горечь. – Ненавистные всеми неко, да еще и омеги. И вновь на крыше повисла тишина, нарушаемая лишь легким шумом колышущихся крон деревьев в саду центра. – Так продолжалось восемь лет, – Кисе опустил подбородок на согнутые колени и обнял их, словно пытаясь сжаться и стать меньше. – Пока в одной из драк мне не сломали руку и не отбили почки… Это… Было больно… Казу-чи тоже сильно досталось, и мы почти месяц провели в больнице. Вот тогда нам и стало ясно, что нужно выбираться из этого «райского» места. Помощи нам там ждать не от кого было. Скорее, наоборот. Мне так вообще всегда казалось, что наши воспитатели специально ничего не делают, в надежде, что рано или поздно нас с Казу-чи просто прибьют. – И ты еще после этого говоришь, что людям можно доверять? – гневно выплюнул Аомине от затопившей его ярости, стоило ему только представить, как над двумя беззащитными омегами издевались в приюте. – А они и не были людьми, Аомине-чи, – чуть повернув голову в сторону альфы, уверенно ответил Кисе, после чего вновь посмотрел на огни ночного города вдали. – Ничего человеческого уж в них точно не было. Аомине внимательно посмотрел на профиль неко-волка. Ему отчаянно захотелось понять, что же скрывается в этой светлой головке, какие мысли сейчас бродят там, а самое главное, что именно чувствует этот юноша, вспоминая свое не самое радужное прошлое. – Как только нас выписали из больницы, – продолжил Кисе, – мы сбежали. Думаю, тем своим поступком мы порадовали многих. А потом… потом была улица… Кисе шумно выдохнул. – Каждый день для нас был как последний, – голос блондина задрожал, – бывало мы по несколько дней голодали. Желающих помочь бездомным детям было не так уж и много. Тяжелее всего было зимой, – Кисе на мгновение прикрыл глаза, и Аомине увидел, как одинокая слезинка заблестела на подрагивающих ресницах, – нам с трудом удавалось найти более или менее теплое место для ночлега. Нас гнали отовсюду и палками, и камнями… «Шавка» и «дворняга» стали для нас вторыми именами. Не знаю, понимаешь ли ты, каково было ребенку в десять лет осознать, что он лишний в этом мире. Что он никому не нужен…. Я так сильно ненавидел себя тогда, – в голосе Кисе было столько боли и отчаяния, что у Аомине в горле встал предательский ком, мешающий даже дышать, – ненавидел эти уши и хвост… ненавидел одно только слово «неко». Для меня это было клеймом, отравляющим мою душу и тело. Я так хотел однажды просто не проснуться… замерзнуть… задохнуться… умереть от голода. Все что угодно, лишь бы больше не видеть всей этой боли и несправедливости.… Не видеть, как страдает единственный близкий мне человек… ведь мы никто… отбросы. Неко… Кисе затрясло, и Аомине не смог ничего другого придумать, как стянуть с себя толстовку и накинуть ее на дрожащие плечи омеги. Он знал, что Кисе трясется не от холода, что на самом деле это нервное, но он не мог ничего с этим поделать. Аомине уже пожалел, что вообще затеял весь этот разговор. Чуть пододвинувшись ближе, отчего их бедра соприкоснулись, Аомине обвил своим черным хвостом подрагивающий волчий хвостик Кисе. Он знал, что этот жест означал поддержку и понимание, знал, что лишь близкие друг другу неко могут позволить себя такое чересчур личное касание, но ведь этот парнишка и был таким для неко-пантеры, верно? Иначе бы Аомине здесь просто не было. Кисе вздрогнул от ощущения чужого хвоста, который ласково потерся об его мех, и перевел расфокусированный из-за непролитых слез взгляд на Аомине. Он совершенно не знал, как реагировать на такое поведение альфы. Аомине все также молча сжал ладонь Кисе и нежно погладил большим пальцем бархатную кожу, и от этого юноше стало действительно легче. Дрожь приутихла, но вместо того, чтобы вернуть Аомине его кофту, неко-волк лишь сильнее запахнул ее, полной грудью вдыхая запах прошедшей грозы. Аомине уже собирался сказать, что Кисе не обязан ему ничего больше рассказывать, как вдруг блондин вновь заговорил: – Почти три с половиной года мы провели на улице, – голос омеги был немного хриплым из-за переполняющих его эмоций, – прятались, воровали. Мой чуткий нюх и животная хитрость Казу-чи помогали нам выживать. Казу-чи как-то сказал, что ему надоело пытаться вызвать у людей жалость, что сострадание им несвойственно. С того момента фальшивые улыбки, лживые комплименты и подхалимство стали нашим новым оружием. Это хоть как-то помогало нам выжить на улице. Пока Казу-чи не исполнилось пятнадцать… Кисе напрягся от собственных слов, отчего Аомине лишь сильнее сжал его ладонь. – Его запах стал ярче и на него стали обращать внимание альфы. О течке мы знали лишь поверхностно, и эта беспечность вышла нам боком. – Только не говори, что в этот период вы сунулись на улицу? – Аомине даже боялся представить, что же именно произошло дальше. – Ага, – Кисе как-то печально усмехнулся, – голод оказался сильнее. Мы всегда были осторожны и внимательны, но в тот раз что-то пошло не так. Толпа каких-то отморозков нас приметила, но мы осознали это слишком поздно. Казу-чи сориентировался быстрее. Он схватил меня за руку и потащил в сторону. Мы должны были хотя бы попытаться сбежать. – Удалось? – Мне нет. Аомине вздрогнул от этих слов. – Что случилось с Казу-чи, я так и не узнал, – не заметив реакцию альфы, продолжил Кисе, – он не говорит об этом, а я, если честно, боюсь спрашивать. – Что-то я не совсем понимаю… – Казу-чи решил, что нам будет лучше разделиться, – пояснил неко-волк. – И я до сих пор виню себя за то, что согласился с ним тогда. Возможно, все сложилось бы иначе… – Кисе поежился и сам не заметил, как придвинулся ближе к Аомине, словно его тепло могло согреть израненную душу омеги. – Меня поймали в какой-то подворотне… Они… их было трое… Альфы… – Боже, – выдохнул Аомине, инстинктивно притягивая Кисе к своей груди и крепко обнимая. Ему хотелось защитить его, уберечь, хотя Аомине и понимал, что сейчас Кисе это было не нужно. Сейчас он был в безопасности, а вот тот далекий и чужой тринадцатилетний подросток как раз наоборот. Дыхание альфы коснулось тоскливо поникших волчьих ушек, отчего у омеги мурашки побежали вдоль позвоночника. Блондин сжал ладони на талии Аомине и уткнулся носом в его шею, с благодарностью вдыхая терпкий запах альфы, который действовал на него успокаивающе. – Господи-боже, – прошептал Аомине, – тебе же только тринадцать было… – Они были подонками и ублюдками, Аомине-чи, – Кисе чуть отстранился и заглянул в глаза альфы, прекрасно понимая, о чем именно он подумал, – но они не были педофилами. Аомине заглянул в глаза омеги, пытаясь понять, лжет он или нет. Вот только в медовых омутах не было ни капли лукавства или скрытого обмана, только лишь тоска и горечь, смешанные с застарелой болью. – Когда они поняли, что перед ними всего лишь ребенок, – облизнув сухие губы, вновь заговорил Кисе, – они… я… я плохо помню.… Лишь крики и ругань, а потом глухие удары… – Кисе… – Ударом меня повалили на асфальт, и я закрыл голову руками, – даже не услышав тихий возглас Аомине, продолжил Кисе, – это единственное, что я мог сделать в тот момент. Они пинали меня ногами, били, а я… я молился, чтобы все это скорее закончилось… чтобы от следующего удара я мог отключиться и, наконец, попрощаться с этим жестоким миром. – Как?! – гневно прорычал Аомине, вскакивая на ноги, отчего его черный хвост яростно рассек воздух, – как, черт возьми, эта история должна убедить меня в том, что люди не бездушные твари?! Что они вообще имеют право называться людьми?! – Никак, – честно ответил Кисе, немного поежившись, когда лишился тепла Аомине, – в тот момент я думал точно так же, как и ты. Те изверги просто бросили избитого ими ребенка в подворотне под проливным дождем. Им не было никакого дела до того, выживу я или нет. Но знаешь, что я потом понял? – Что же? – Они не знали, что мы неко, – лицо Кисе исказила горькая усмешка, – мы всегда прятали свои ушки и хвосты, и те ублюдки увидели и почуяли в нас в первую очередь омег. Даже если бы на моем месте оказался обычный парнишка, их бы это все равно не остановило. – Это ты их так оправдываешь сейчас? – удивился Аомине. – Я просто говорю, что некоторые люди жестоки по своей природе. Жестоки ко всем. Они не видят разницы между неко и человеком, или альфой и омегой, между подростком и взрослым мужчиной. Им все равно. – Но дай угадаю, – съязвил Аомине, – не все люди такие? – Именно. Я убедился в этом практически сразу же. Аомине понял, что история Кисе имеет продолжение, что в принципе итак очевидно, но он никак не мог заставить себя успокоиться и согласиться с мнением неко-волка. Только не после того, что он только что услышал. Но раз альфа сам захотел узнать о жизни омеги, то должен был выслушать его рассказ до конца. Глубоко вздохнув, Аомине вернулся на прежнее место, но на этот раз не пытаясь прикоснуться к Кисе, хотя его хвост будто по собственной воле вновь обвился вокруг серебристого волчьего хвостика. – Я очнулся весь в крови на следующее утро. Свое тело я практически не чувствовал и мог лишь только скулить от боли. Вот только прохожим не было до меня дела. Я слышал чужие голоса, шум машин на проезжей части, но все это было где-то далеко. Наверное, я в очередной раз отключился, потому что совершенно не помню, в какой момент меня заметили. – Киеши и Изуки, – догадался Аомине, вспомнив сказанные неделю назад слова Кисе. – Ага, – омега кивнул, и на этот раз на его лице появилась теплая улыбка, – та подворотня оказалась недалеко от городской больницы, где Киеши-чи и Изуки-чи числились студентами-практикантами, только были с разных курсов. Я был первым неко, которого они повстречали. И они спасли меня… Дед-альфа Киеши-чи был в то время заведующим хирургического отделения в той больнице. Множественные переломы и внутреннее кровотечение… сотрясение и гематома мозга…. Киеши-сан подлатал меня… можно сказать, вернул с того света, а Изуки-чи и его внук практически выходили меня. Они окружили меня заботой и вниманием, хотели убедить, что не обидят. А я не верил… – и вновь на лице блондина появилась горькая усмешка, – к тому моменту я вообще разучился кому-нибудь верить. Дважды я пытался сбежать, чтобы найти Казу-чи, и дважды же меня возвращали обратно. Я ждал, когда мои раны заживут, и у врачей не останется поводов держать меня в больнице. Я ждал, что их истинная натура проявится, и «ненавистного» неко вновь выставят на улицу. Ждал и боялся.… Вот только прошло три месяца, а они так и не сделали этого… Аомине отчетливо слышал благодарность в голосе неко-волка, и это заставило его по-другому взглянуть на парней, что спасли жизнь невинному ребенку. – Эти двое как раз только съехались и предложили мне пожить у них после выписки. Они оставили мне выбор – уйти или остаться, и я… я понял, что не могу вернуться на улицу. Только не снова в этот ад… – Кисе устало вздохнул. – Одна лишь мысль о том, что Казу-чи остался где-то там, не давала мне спокойно жить и тихо наслаждаться теми крохами счастья, что мне выпали. Изуки-чи заметил мое состояние, и я, наконец, решился рассказать им о своем названом брате. Я должен был знать, что он в порядке, что он в безопасности. – И они помогли тебе найти Такао? Кисе лишь отрицательно помотал головой. Он по-прежнему чувствовал себя виноватым за то, что не смог разыскать неко-лиса сразу же, что наслаждался спокойной жизнью, пока Такао оставался на промозглых улицах. – С Казу-чи я встретился только спустя полтора года. Я… я думал, что больше уже не увижу его.… Каждую ночь, засыпая в нормальной теплой постели, – голос Кисе задрожал, и он с силой сжал край своей футболки, – сытый и здоровый… я… я мог только молиться… Молиться, чтобы моему брату повезло также, как и мне... Неко-волк судорожно выдохнул, опуская голову, и прикрыл глаза, пытаясь взять себя в руки. – Его нашел Мидорима-чи. Он пообещал мне, что найдет моего брата, и сдержал слово. Спас его… вернул к жизни… Кисе поежился от воспоминаний прошлого, которые преследовали его каждый день. Он попытался немного отвлечься: – Вообще с этим зеленоволосым заучкой и остальными своими школьными друзьями меня познакомил Киеши-чи спустя три месяца после моей выписки из больницы. Поначалу я насторожено относился к этим «фанатам» науки, но со временем понял, что все их исследования и разработки направлены на то, чтобы помочь таким же неко, как и я. Мидорима-чи даже уговорил меня в тот год сделать пару снимков для его выступления в Парламенте. Спустя какое-то время Мидорима-чи и остальные получили предложение о работе в этом центре, а мы с Казу-чи сами попросились сюда. Нам казалось, что для всех так будет лучше.… Ну, а дальше… Дальше ты знаешь… Кисе замолчал. Теперь Аомине знал о нем если не все, то очень многое. И альфа оценил то, что неко-волк вообще решился рассказать о своем прошлом. Аомине больше не мог смотреть на омегу так, как раньше, не мог не принимать во внимание его слова о людях. Нет, безоговорочно доверять им неко-пантера не стал, просто впервые за долгие годы он смог действительно посмотреть на окружающий его мир под другим углом. Неужели, в этом прогнившем жестоком мире есть такие же добрые и порядочные люди, как родители самого Аомине и его подруга Момои Сацуки? – Уже рассвет, – тихо прошептал Кисе, уставившись на тонкую алую линию на горизонте. – Думаю, нам пора возвращаться. Аомине вдруг представил, как Кисе сейчас встанет, вернет ему толстовку, впитавшую в себя сладкий запах медовых яблок, и уйдет. А дальше… Дальше ничего. Все станет, как прежде. Ни разговоров, ни касаний, ни совместных игр на площадке. Вообще ничего. И Аомине понял, что не может допустить этого, не может вновь лишиться возможности ощущать такой притягательный запах омеги, слышать смех Кисе и видеть его улыбку. Даже слезы омеги будут от него скрыты. Целых семь дней Аомине был лишен этого, и вдруг осознал, что ни за что на свете не позволит этим дням повториться. Прежде чем Кисе успел сдвинуться с места, Аомине развернулся к нему всем корпусом, заставляя омегу поднять на него удивленный взгляд. Он бережно коснулся щеки Кисе и нежно погладил его скулу, лаская растерянное личико омеги взглядом: его дрожащие реснички, чуть слипшиеся в уголках из-за пролитых слез; матовую кожу с выглядывающим из-под челки шрамом; тонкие чуть поджатые губки, наверняка очень чувствительные и теплые. – Что ты делаешь? – тихо выдохнул Кисе, чувствуя, как пылает кожа под ладонью альфы. – Смотрю. Кисе совершенно не знал, как реагировать на действия Аомине, на его слова и прикосновения. Неко-пантера же подался вперед и притянул за поясницу замершего омегу к себе поближе. Он тонул в этих золотистых омутах, которые смотрели на него с тенью страха и какой-то нерешительности. – Я словно увидел тебя впервые, – честно признался Аомине, поглаживая бархатную кожу скул омеги и с непривычным трепетом в сердце наблюдая за проявляющимся румянцем. – Полгода тебя знаю, а кажется, только сейчас увидел тебя таким... настоящим. Таким ранимым… – Не надо меня жалеть, – тут же напрягся Кисе и попытался отодвинуться, но Аомине не позволил ему сделать этого. – Это не жалость, слышишь? Это... это другое. После этих слов Аомине склонился чуть вперед и бережно коснулся губами губ омеги, тут же поймав его судорожный выдох. Они оказались именно такими, как представлял себе альфа. Он нежно провел языком по губам, чуть посасывая и слегка покусывая их. Аомине казалось, что он прямо чувствует вкус яблок на этих чувствительных губах. Кисе все еще был напряжен, но стоило Аомине провести ладонью по его спине, чуть поглаживая, как юноша тихо заскулил и, наконец, расслабился, теснее прижимаясь к сильному телу. Аомине слегка надавил языком на все еще сомкнутые губы омеги, не напирая, а, как будто спрашивая разрешения, и Кисе не смог не ответить. Юркий язык альфы скользнул в ротик блондина, заставляя омегу застонать и сжать в ладонях футболку на груди альфы. Стоило их языкам соприкоснуться, как по телу Кисе пробежали толпы мурашек, словно через его чувствительное тело только что пропустили мощный электрический разряд. Ушки омеги задрожали, покорно прижимаясь к взлохмаченной ветерком макушке. Аомине продолжал поглаживать большим пальцем скулу Кисе, целуя его нежно и в то же время так страстно. Его черный хвост высвободил из плена пушистый хвостик омеги и скользнул выше по изящной спине, благо, что его длина позволяла. Аомине пощекотал хвостом тоненькую полоску кожи между слегка задравшейся футболкой и мягкими штанами Кисе, заставляя того сильнее прогнуться в спине. Вот только стоило хвосту Аомине проскользнуть под тонкую ткань футболки, как Кисе вдруг вздрогнул и разорвал поцелуй, пытаясь тут же отстраниться от альфы. – Не надо, – с ноткой паники в голосе выдохнул юноша. – Успокойся, – Аомине не позволил Кисе вырваться из его объятий, переместив свою ладонь на шею блондина и наоборот, притягивая его к себе. – Все хорошо. Кисе уткнулся носом в ключицу альфы, не в силах снова расслабиться, но уже не пытаясь вырваться. Аомине поцеловал омегу в макушку и слегка подул на маячившее перед носом волчье ушко, заставляя Кисе рефлекторно дернуть им в сторону. Он прижал омегу к своей груди, ласково поглаживая его по напряженной спине, стараясь не спускаться к пояснице, чтобы случайно не задеть обнаженный участок тела. Теперь Аомине знал, что страхов в жизни Кисе было предостаточно, и он искренне хотел избавить омегу от них. Пусть не сразу, но со временем обязательно.