Хреновый храмовник

      На следующий день Алистер проснулся, как всегда, рано — Церковь всем своим воспитанникам прививала эту полезную привычку. По звукам дождя он сразу понял, что погода наконец испортилась.       Он отпер дом и осторожно выглянул наружу. Серый обложной дождь, ветра нет, и отчетливо похолодало. Но вокруг — никого. Никого. Ни некромантов, ни малефикаров, ни порождений тьмы, ни разбойников. И драконы тоже не почтили их своим присутствием. Дружище Алистер, возможно, сегодня будет спокойный день. Возможно даже, сегодня они уедут отсюда, с этих трижды проклятых болот. Хотелось бы надеяться.       Он умылся, разжег огонь в очаге. Амелл, услышав шум, тоже проснулась и вышла. Потом он пошел кормить и поить лошадей, а когда вернулся, то увидел, как магесса склонилась над Корвином, и ее руки светились ярко-голубым, как при диагностических заклинаниях.       — Что-то не так? — спросил он.       Она вздрогнула от неожиданности и прервала заклинание.       — Мне показалось, что он дернулся, и показалось, что была слабая вспышка магии. Но, может, у меня уже голова едет и нервы шалят. Ты не мог бы проверить?       Он удивился.       — Я? Как?       — Мне говорили, что храмовники могут как-то распознать, насколько близко к магу в Тени находятся демоны.       Что? Демоны?! В груди мгновенно полыхнула злость и разочарование. Дружище Алистер, ты вот думал, что она тебе доверяет? Получи по морде. Сначала она говорит, что Корвин не одержим, что это невозможно. Теперь просит проверить, насколько демоны близко. Что-то она от него скрывает, и этим «что-то» может оказаться очень, очень неприятный сюрприз.       Нет, магам доверять нельзя.       — Сейчас, Амелл, я задам тебе два вопроса, — медленно и серьезно сказал он. — И ожидаю услышать от тебя правдивые ответы.       Он ожидал, что она снова наденет свою привычную маску высокомерия, но вместо этого она побледнела и опустила глаза.       — Хорошо.       — Первый вопрос. Два дня назад ты утверждала, что Корвин не может быть одержим. Насколько это правда?       — Я действительно так думала. — Ее слова звучали искренне. Правду говорит или изощренно врет? — Его дух не может воссоединиться с телом, значит, и демон в наш мир проникнуть не может. Но сегодня мне пришло в голову… — она осеклась, и снова посмотрела на Корвина.       — Выкладывай все, — потребовал он. — Без утайки. Если ты хочешь, чтобы я помог, мне нужно знать всю правду, какая бы она ни была.       Она глубоко вздохнула, пытаясь собраться с духом.       — Демоны гнева, праздности, страха и гордыни пройти не смогут. Но если его в Тени найдет очень, очень могущественный демон желания, то шансы есть.       — Насколько велики шансы?       — Не слишком. Во-первых, демоны такой силы в принципе редки. Во-вторых, Корвин все-таки маг Круга, и очень опытный маг. Он знает, как общаться с демонами, точнее, как с ними не общаться. Не все так плохо. Но…       — …но это возможно, — закончил за нее фразу Алистер.       — Любой может быть одержим, не только маг, — пожала плечами Амелл. — Кому, как не храмовнику, об этом знать.       — Кому, как не храмовнику, знать, что магам для этого не требуется специальных условий? — возразил он со злостью.       Она вспыхнула, хотела что-то возразить, но не стала.       — Второй вопрос, — продолжил он. — Что ты хочешь, чтобы я проверил у него? И как?       — Храмовники могут проверить связи мага с Тенью. Если канал чистый, значит, демонов нет, маг не одержим.       — Но это и ты можешь, как маг, — возразил он. — Зачем тебе моя помощь?       — Я уже проверила. Ничего не ощущаю, пусто. Может быть, все так и есть, а может, я не там ищу, или не чувствую. Мне говорили, что опытные храмовники могут также… как это сказать… нащупать присутствие демона, если он находится рядом с магом. Но я не знаю, умеешь ли ты это.       Она устало вздохнула и потерла лоб.       — Я не знаю, Алистер, у меня уже мысли путаются, — призналась она. — Мы, маги, чувствуем потоки изнутри, а вы — снаружи, может быть, есть разница? Может быть, ты найдешь что-то другое? Стоит проверить.       Он поискал у себя в памяти. Умение, о котором говорила Амелл, называлось «Ослепляющее присутствие». Алистер знал о нем только теоретически, никогда не делал, потому что никогда не сталкивался ни с демонами, ни с одержимыми. Он был совершенно не уверен, что у него это получится, не говоря уже о том, что получится как надо. Но попробовать стоило.       — Ладно, — кивнул он. — Не обещаю, правда, что выйдет.       Он подумал и распорядился:       — Мне нужно сосредоточиться на энергии Корвина, так что тебе лучше выйти из комнаты. Или вообще из дома. А я… а мне, пожалуй, пригодится лириум.       Амелл подчинилась. Он взял лириум из своих запасов — эти зелья были сильнее тех, что выдавали магам. Выпил один флакон, сел возле кровати и сконцентрировался.       Канал связи Корвина с Тенью — его магические потоки, или нити, он нащупал быстро. Ничего удивительного, Корвин был сильный и опытный маг. Связь была мощной, но чистой, он проверял тщательно, но чувствовал только один вид магической энергии, ничего постороннего. Тогда он попробовал продвинуться дальше, к Завесе. Это было сложнее, нити начали истончаться и выскальзывать. Он сконцентрировался еще сильнее, погружаясь в подобие медитации. Как обычно, при таком глубоком погружении в ушах зашумело, а в затылке заныло.       В конце концов ему удалось пробиться к месту, где нити перетекают через Завесу, но дальше, как ни старался, проникнуть не смог. Дух Корвина — он мог бы поклясться — был где-то рядом. Более ничего не ощущалось.       Он открыл глаза и встал. Голова немного кружилась, сердце стучало шумно и быстро, но в остальном все было в порядке. Дружище Алистер, твои наставники не зря хвалили тебя за дисциплину и концентрацию: «Ослепляющее присутствие» у него с трудом, но все же получилось, хоть и не до конца. Не всякий храмовник на четвертом году службы смог бы этим похвалиться.       Амелл вошла в дом немедленно, как только увидела, что он закончил.       — Получилось?       — Еле-еле, — признался он. — Но получилось. Я ничего не почувствовал.       Она с облегчением выдохнула.       — Правда, это все равно может ничего не значить, — продолжил он. — Мы с тобой можем ошибаться. Или демон может прийти завтра. Или он уже пришел, только хорошо замаскировался. Сиськи Андрасте! Лучше бы Резерфорду уже очнуться. Кстати, как он?       Магесса подошла к опекуну и вывела диагностическое заклинание.       — Неплохо. Почти восстановился. Думаю, придет в себя вечером или завтра утром.       Он снова мрачно подумал, что, как только Резерфорд очнется, все вернется на круги своя. А что будет с новым Алистером в Круге? Скорее всего, со временем старый возьмет верх. И это, Мор его подери, было грустно и как-то… несправедливо, что ли.       Он бы хотел проверить, на что способен новый Алистер.       — Что делаем с Корвином? — спрашивает Амелл. — Оставляем все как есть, на волю Создателя?       Новому Алистеру решение приходит быстро.       — Сделаем так. На эту ночь положим Корвина со мной в комнате. Если вдруг полезут демоны, я с ними разберусь.       — А если не успеешь?       — Ничего, ты проснешься и что-нибудь придумаешь, — убежденно говорит он. — Главное, сочини мне потом какую-нибудь красивую эпитафию, договорились? Что-нибудь про безрассудную смелость и потрясающую красоту. Умом сам понимаю, что не вышел.       Она смеется.       — Спасибо тебе, — внезапно говорит она.       — Мне? За что?       — Любой другой храмовник сначала бы проткнул Корвина мечом, а потом начал бы разбираться. Спасибо, что ты… Словом, спасибо, что тебе не все равно.       — Амелл, ты забыла? Я хреновый храмовник.       — Значит, мне повезло, — каким-то изменившимся голосом отзывается она.       Его нутро сводит, как от изжоги, и возникает ощущение, что между ними сейчас что-то произошло, хотя ни он, ни она даже не шевелились, только стояли и смотрели. Старый Алистер сказал, что он дурак, велел отвернуться и заняться чем-то полезным. Новый Алистер смотрел на эту другую — настоящую Амелл — и она ему нравилась. Сильная, но сострадающая, умная, но сомневающаяся, гордая, но требующая, и — сиськи Андрасте! — красивая. Странно, но он как будто впервые увидел ее.       Затем они завтракают в тишине. Не той тягостной и неловкой, когда что-то давит и лихорадочно соображаешь, что еще бы сказать, а задумчивой и умиротворенной, какая бывает между друзьями. Дождь молотит по крыше, потрескивают дрова, огонь в очаге уютно освещает комнату, и Алистеру — впервые за долгое время — хорошо и спокойно.       Амелл выходит на крыльцо и смотрит на серые потоки дождя, которые падают на раскисшую землю и опавшие листья, думает о своем. Алистер смотрит на ее чуть сгорбленную спину и внезапно ощущает, что между ним и Амелл словно бы возникают и натягиваются невидимые нити. На какую-то долю секунды — предвидение? желание? опасение? — он со всей ясностью видит, что она вошла в его жизнь надолго… но это видение быстро исчезает.       Если бы Алистер был хорошим андрастианцем, он бы сказал, что их свел вместе Создатель, но Алистер не был хорошим андрастианцем. Если бы Алистер был фаталистом, он бы сказал, что их свела вместе судьба, но Алистер не был фаталистом.       Годы спустя, вспоминая этот момент, он наконец понял, что это было: к нему пришло осознание того, что перед ним — та самая женщина.       Сам толком не осознавая, что делает, он подходит и осторожно кладет ей руку на плечо. Она вздрагивает, но ничего не говорит, и не поворачивается. Какое-то время они стоят вот так: серые потоки дождя, хмурое низкое небо, воздух холодит щеки, руки и шею, оранжевые пятна от огня пляшут на полу, а его рука — на ее плече, и невидимые нити натягиваются.       Наконец она поворачивается, смотрит на него долгим взглядом, и этот взгляд говорит ему больше, чем любые слова. Они стоят так, друг напротив друга, не прикасаясь, не шевелясь, ничего не говоря — и все понимая.       Амелл сходит с крыльца и идет — точнее, бежит под дождем — в сарай. Алистер сомневается пару мгновений, но затем идет за ней… или, быть может, его влекут невидимые нити.       Увидев его, она отступает на пару шагов, но поздно. Он обхватывает ее плечи — нежно, но настойчиво, в глубине души опасаясь, что сейчас все прекратится — и накрывает губами ее бледные губы. Она отвечает, жадно и немного неумело, но быстро прерывается.       — Не надо, Алистер… — шепчет она лихорадочно и прячет глаза. — Нам нельзя.       Она, конечно, была права. Тысячу раз права. Правильнее всего было бы сейчас отойти, отпустить какую-нибудь глупую шутку или извиниться, оставшееся время делать вид, что ничего не было, и держаться от нее подальше. Так поступил бы хороший храмовник, но он таким не был. Он не хотел ее отпускать, наплевав на последствия, а лириум в крови наполнял эйфорией и ощущением всемогущества. Да и Амелл, отвернувшись, не вырывалась из объятий.       — Скажи мне «нет», и я уйду, — произнес он, и сам удивился, как охрип его голос.       Она широко распахнула глаза — серо-зеленые, как трава на этих болотах. В них плескалось одиночество и злость, те же, что давным-давно поселились и у него внутри.                    Кто кого поцеловал после этого, Алистер не помнил, ощущая только желание и головокружение. Он пришел в себя уже тогда, когда Амелл стояла у стенки, а он расстегивал пуговицы на ее робе, и обнаружил… контрабанду.       — Амелл, это что? Орлесианский корсет?       Обнаруженный предмет нижнего белья красиво подчеркивал грудь и спускался почти до пупка. Он был сделан из мягкой атласной ткани, такого же синего цвета, как и роба. Алистер точно помнил, что носить подобное в Башне Кинлох запрещалось. Во избежание.       — Бюстье, — хихикнула она и чуть покраснела.       — Очень красиво, — промурлыкал он и продолжил расстегивать робу.       Конечно же, трусики были из того же комплекта, а вот чулки оказались самыми обычными, из темно-серой шерсти. Он потянулся, чтобы снять ее робу, но она отказалась: холодно, оставь распахнутой.       Она запустила руки ему под рубашку, потянула наверх, и он скинул ее через голову. Амелл, словно любуясь, провела руками по его груди, проследила пути шрамов пальцами, немного задержавшись на том, что он получил вчера. Он снова поцеловал ее, чувствуя, как жар и нетерпение разгораются… и постарался охладиться. Нет. Он не хочет, чтобы это произошло быстро.       Алистер начал расстегивать крючки бюстье, осторожно и медленно, наслаждаясь моментом. Амелл ему не помогала, кажется, ей это нравилось, и, когда он справился с последним крючком, на ее лице появилась довольная улыбка, похожая на то, как учитель смотрит на успех ученика. Половинки бюстье разъехались, открывая ее грудь. Соски торчали и покрылись мурашками, отчасти от возбуждения, отчасти от холода. Он прикоснулся к ним, чуть-чуть сжал, и был вознагражден: Амелл застонала, откинула голову назад и закусила губу.       Он начал целовать ее тело: шею, ключицы, грудь, живот. Присев перед ней, так, что его глаза оказались на уровне ее бедер, спросил взглядом. Она кивнула, и он стянул с нее трусики. Ее женский запах был пряным и чуть-чуть пресным.       Его разрывало на две половины: одна хотела немедленно погрузить в это нежное и женское рот и язык, прижаться сильно, разворотить там все и насладиться взрывом, вторая уговаривала не спешить и растянуть удовольствие. Вторая победила.       Он встал с коленей, и она жадно потянулась к нему, губы ко рту, руки к плечам. Ответив на поцелуй, он осторожно опустил правую руку ей на лобок, пока высоко, не дотрагиваясь до нежных складок.       — Ты позволишь?       — Да, — выдохнула она и расставила ноги.       Тут он вдруг испугался. Он подумал: а что, если это ее первый раз? Это казалось вполне вероятным, не зря ведь у нее репутация недотроги. Но внутри было очень мокро, пальцы сами собой проскользнули внутрь, не встречая препятствий, а ее стон, раздавшийся вслед за этим, был явно не от боли. Ах так. Оказывается, наша скромница не такая уж скромная.       Нежная кожа складок, истекающая смазкой, на ощупь казалась шелковой. Он ласкал ее пальцами, а она выгибалась назад, кусала губы и прикладывала ладони к рту, стараясь заглушить стоны. Всегда идеальная коса растрепалась. Это зрелище завораживало, настолько, что он даже забыл про себя, хотя собственное желание уже сильно скручивало живот. Потом ему пришла в голову другая идея.       Он отстранился, развязал штаны, высвободил член и начал водить головкой по ее половым губам. Буквально через полминуты она прекратила стонать и двигаться, замолчала, зажмурилась… и вдруг сильно выгнулась в позвоночнике, а из ее рук посыпались искры. Она застыла так на пару секунд, а потом выдохнула и расслабилась с громким стоном. Это было чудовищно, фантастически, сногсшибательно красиво. Он смотрел и смотрел, словно вбирая глазами ее удовольствие.       — Создатель милосердный, — прошептала она наконец, смотря на свои руки потемневшими глазами. — В последний раз я теряла контроль над магией лет в тринадцать…       Он улыбнулся. Внутри плескалось радость, удовольствие и еще что-то, похожее на чувство победы.       — Ну, а я? Пустишь меня? — он слегка нажал членом на вход, словно усиливая вопрос. — Все еще хочешь?       — Хочу… Но… Алистер, я не предохраняюсь. Ты не мог бы…       Блин, ну конечно. Вряд ли такая, как Амелл, постоянно пьет противозачаточные эликсиры, а значит, могут быть последствия. Блуд с подопечной — это одно, но беременность — совсем другое. Такого никто не захочет. Он коротко и серьезно кивнул, стараясь, чтобы она поверила.       — Понял. Позабочусь об этом. Только… ты не против развернуться? Мне нравится сзади.       Она без слов повернулась к нему спиной, поддела край робы, задрала до талии, оперлась на руки.       Он нащупал пальцами шелковые складки, погладил их нежно. Вошел, наслаждаясь удовольствием, теплом и близостью. Амелл ахнула, двинулась навстречу. Сиськи Андрасте. Под маской льда оказалась женщина, и женщина страстная.       Он старался растянуть удовольствие, останавливался, глубоко дышал, откладывая конец. Когда, наконец, подкатило седьмой или восьмой раз, он быстро выдернул член, пару раз провел кулаком, и сперма брызнула ему на руку и на сено, устилающее пол сарая. Затем ноги перестали держать, и он рухнул на пол, утаскивая Амелл за собой. Он обнял ее за плечи и зарылся в волосы, слыша, как гулко и часто бьется сердце. Так они лежали какое-то время.       — Тебя накажут, — хрипло сказала Амелл.       Он издал неопределенный звук.       — Пятнадцать раз по спине и заду. Переживу. А вот тебя посадят читать молитвы, еще неизвестно, что хуже.       Она хихикнула.       — Если узнают.       Вот такая, раскрасневшаяся, расслабленная — такая Амелл была ему непривычна. Но тоже нравилась.       Они полежали так еще немного. Он ожидал, что она скоро встанет и начнет одеваться, но Амелл, кажется, нравилось лежать вот так. Дождь колотил по крыше, лошади фыркали, дорога кисла под дождем. Но ему… им было хорошо. Просто лежать вот так. Невидимые нити натянулись, стали толще и короче.       — Знаешь… А наши парни уверены, что ты недотрога и синий чулок. Что мужчин не подпускаешь к себе даже на милю, и даже в ванну ходишь в закрытом до шеи халате. Предварительно закрывшись на двенадцать замков.       — Я очень старалась, чтобы так думали, — непонятно ответила она.       Он поднял голову.       — Что? Почему?       Она побледнела и отвернулась. Не ответила, но он и так понял.       — Так, — медленно и серьезно сказал он. — И кто это был?       — Неважно уже.       Он легонько нажал на ее плечи и развернул лицо магессы к себе.       — Если спрашиваю, отвечай, — потребовал он.       — Сэр Гавен, — неохотно ответила Амелл.       — Я такого не помню.       — Его перевели несколько лет назад, тебя еще не было.       Он помолчал. Легкость и удовольствие словно смыло, на смену пришел гнев и омерзение. Спрашивать дальше или так он сделает только хуже?       — И он…       — Не успел, — быстро сказала она. — Йован, мой друг, тогда меня спас.       — И что с ним сделали? — спросил он. — Надеюсь, перевели на «особо трудный» участок?       — Да. Но не по этому обвинению. И только через два года. И эти два года были… неприятными.       — А ты хороша в эвфемизмах, — саркастически отозвался он. — Я бы употребил другое слово. В общем, этот красавец погиб, я так понимаю?       — Да.       Он сильнее прижал ее к себе.       — А с кем ты успела-то? С Резерфордом?       Он точно знал, что с Калленом у них ничего не было. Каллен скорее бы повесился на статуе Андрасте, причем голым, чем позволил бы себе неуставные отношения. Но ему было интересно, как она ответит. Соврет или нет?       — Нет, Каллен никогда себе ничего не позволял. Хотя я знаю, что он в меня влюблен.       Хм. Не соврала.       — Тогда с кем?       — Не скажу.       Голос был тихий, но твердый, и Алистер понял, что дальше расспрашивать бесполезно. И еще он понял, что этот человек все еще в Башне, иначе бы хранить тайну не имело смысла.       Они лежали рядом, думая о своем, или вовсе ни о чем не думая. Дождь по-прежнему стучал по крыше, лошади по-прежнему фыркали, дорога по-прежнему кисла. А потом — он сам не понял как — они снова занялись любовью. Сначала они просто лежали рядом, потом просто целовались, а потом внизу живота снова возникло знакомое желание, и вот она уже откидывается на спину, раздвигает колени, обнимает его за плечи, и он попадает внутрь, а там горячо и скользко.       Секс с ней не был похож на секс с другими. Шлюхи, даже когда старались, все равно отрабатывали деньги, деревенским девкам было любопытно, и хотелось, в принципе, любого мужика. С Амелл было по-другому. Она хотела его. Даже не так: хотела — его. С горечью он понял, что ни разу в жизни не занимался любовью с женщиной, которая бы желала его самого.       На этот раз все тише и слаще, он словно смакует момент, и оргазм подкатывает быстро. Чувствуя, что готов кончить, Алистер вынимает член, сжимает его рукой и направляет вниз, стараясь не забрызгать робу Амелл.       Вытирает руку и прижимает магессу к себе, крепко-крепко, вдыхая запах ее волос. Они пахнут дождем, палой листвой и дымом. Она утыкается ему в шею и говорит:       — Ты так меня держишь, как будто боишься, что я сейчас убегу.       — А ты бы хотела убежать?       Спросил, и сам испугался. А что если она ответит «да»?       — Нет, наоборот… мы не могли бы… еще немножечко так полежать?       И он думает, что ее, наверное, впервые так обнимает мужчина. И, конечно, они лежат так еще «немножечко».       Когда они, наконец, уходят из сарая, он вспоминает про спрятанные книги. Смотрит на балки под крышей. Книги на месте.

***

      Утром Алистер просыпается от звука отпираемой двери. Он открывает глаза и успевает увидеть Амелл, которая быстро выскальзывает из дома налево. Со сна он пугается, что магесса решила сбежать, но потом понимает, что она просто хочет умыться. Дождь льет, как и вчера, мягко стучит по крыше.       Алистер смотрит на Корвина. Маг по-прежнему лежит без движения, его глаза по-прежнему светятся серо-синим.       Прошло четверть часа, а Амелл все еще не возвращалась. Алистер напряг слух — из сарая никаких звуков, впрочем, возможно, это было из-за дождя. Внутри зарождается какое-то нехорошее, даже мерзкое предчувствие. Какое-то время он ждет, а потом идет проверять.       — Что ты делаешь? — хмуро спрашивает он.       Амелл вздрагивает. Книги — от тевинтерских магистров, те, что он спрятал — падают с ее рук.       — Понятно. Увидела, где я их спрятал, — еще более хмуро говорит Алистер.       И внезапно все становится ясно. Все части загадки становятся на место, свет освещает темные участки, все находит свое объяснение. Картина складывается.       Она разбирается в тевинтерских амулетах. Она выжила в том бою. Она знает заклинания некромантии и магии крови. Она предложила погрузить Резерфорда в целительную кому… а может, просто желала убрать лишнего храмовника? Не слишком ли долго Каллен уже без сознания? И вчера, перед ним, она отказалась снимать робу… потому что холодно? Или потому что… за рукавами было, что скрывать?       — Алистер… — Амелл бледнеет и отходит на шаг, в ее лице не страх, а какое-то удивление. От того, что ее раскрыли? Или от того, что ее раскрыл он, простак-деревенщина?       Он подходит к ней близко, стискивает зубы и челюсти. Чувствует себя обманутым, наивным добряком. Невидимые нити. Ну он и идиот. Да его просто соблазнили, чтобы он не увидел очевидного. Дружище Алистер, тебя ли не предупреждали, что магам доверять нельзя?       — Покажи мне свои руки, Амелл, — приказывает он.       — Зачем… — начинает магесса, и тут до нее доходит. — Нет.       — Покажи сама, или я сделаю это сам.       — Нет!       Тогда он хватает ее за запястья, ощущая внутри мерзкую, холодную пустоту, и думает: только попробуй, сучка, сопротивляться, получишь «Святую кару». Задирает левый рукав. Белая кожа с голубыми прожилками вен. Шрамов нет. Задирает правый рукав. То же самое.       Кем бы ни была Амелл, магию крови она не практиковала.       Алистер смотрит на магессу. Она бледна и тяжело дышит, крылья носа раздуваются, и он почти физически чувствует ее обиду и разочарование. Он пока еще не понимает, что произошло, но кишки уже сворачиваются в змеиное кубло, пока…       — Что здесь происходит? — раздается голос Каллена.       Он вздрагивает и отпускает Амелл. Она аккуратно, с достоинством, опускает рукава своей робы. Медленно, почти демонстративно, подбирает обе книги. Выходит.       Алистер все еще не понимает, что произошло, но уже чувствует горечь, пустоту и невосполнимую утрату.       На болотах они пробыли до вечера этого дня. Все это время Амелл держится холодно и на Алистера упорно не смотрит. Оно и понятно. Он бы и сам на себя больше не смотрел.       С ней он впервые в жизни почувствовал себя желанным. И теперь, когда узнал, каково это, было вдвойне больнее осознавать, что больше в его жизни такого не повторится.       Даже если бы она его простила.