Первые в своем роде

      Зябко. Так бывает обычно ближе к утру, когда воздух в комнате наливается ночной прохладой и вбирает в себя предрассветную свежесть. Легкий холодок ласково оглаживал спину и окутывал плечи, надеясь согреться о разомлевшее во сне тело. Совсем как ранней осенью в гриффиндорских спальнях, когда кто-то особенно закаленный - привыкший к теплым летним ночам - оставлял окна приоткрытыми. Просыпаться так рано - мыслимо ли: до рассвета! - разумеется, не хотелось, и сознание бродило на грани сна и полуяви, противным зудом заставляя своего хозяина поторопиться и накинуть на плечи одеяло.       Поежившись сквозь дрему, Гарри недовольно поморщился: опять он умудрился заснуть в такой неудобной позе, что теперь ломит каждую мышцу. Шумно выдохнув – нос почему-то сипел громче обычного – гриффиндорец принялся вяло шарить вокруг себя в поисках одеяла. По всему выходило, что за ночь он успел промерзнуть настолько, что начался насморк. Пальцы были какие-то ватные, онемевшие, и совсем ничего не чувствовали; только все нарастающий хоровод молоточков двигался от одной фаланги к другой.       – Надеюсь, я не проспал, а то тетя Петуния будет опять кричать, – на грани слышимости пробормотал Гарри, всеми силами пытаясь удержаться за ускользающий сон.       – Не будет, – практически мгновенно отозвался ровный голос.       – Хорошо... тогда можно еще поспать.       Глубоко вздохнув, Поттер хотел было сладко причмокнуть и повернуться на другой бок в погоне за сновидением, но тело, соображавшее сейчас явно быстрее затуманенной головы, застыло без движения. Что-то не так. И это «не так» было совсем рядом и говорило незнакомым голосом.       Все-таки правы были те, кто говорил, что Гарри привык сначала действовать, а потом думать. Ох уж эта его порывистость и горячность. Любой другой бы на его месте – при условии, что этот другой не был бы таким же гриффиндорцем до мозга костей – сначала попытался хотя бы восстановить в памяти цепочку событий, которая привела к появлению этого «не того». И Поттеру, как огромному магниту для всяких неприятностей, на самом деле, стоило бы осторожничать в первую же очередь. Но нет, он же – герой; ему думать и осторожничать не положено. А вот резко подхватиться с места, вертя из стороны в сторону как болванчик и раскрывая при этом все свои карты – как раз подходит.       Не успел Гарри сесть, как тут же завалился обратно. Да, Поттер, двойной круциатус накануне – это тебе не перышком пощекотать. Ломота, которую он чувствовал еще сквозь сон, будто только и ждала сигнала. Она с восторгом встрепенулась и бросилась навстречу нетерпеливому гриффиндорцу, словно дорогому другу, стискивая того в стальных объятиях и жгуче расцеловывая в обе щеки.       Глухо простонав от судороги, по-хозяйски прогулявшейся вдоль спины, юноша свернулся калачиком и перекатился набок. В лицо впились какие-то жесткие иголочки; они тут же принялись переговариваться с радостным шуршанием, приветствуя вернувшегося гостя. Пахло травой и сыростью. Смесь странная и совершенно незнакомая; немного походило на запах, идущий от окошенного газона, но гуще и холоднее.       Все еще не желая принимать очевидное, Гарри с силой потянул носом – дышать было как-то тяжело и неприятно. Морщась от неприятной ломоты, он поднял руку и недоверчиво зарылся пальцами в эти иголочки: длинные и тонкие на ощупь. Вытянув из лежанки пару тростинок, Поттер бездумно покрутил те перед носом, щурясь в попытке разглядеть что-то без очков, а затем с тихим хрустом надломил. Солома?       – Откуда здесь... – Гарри непонимающе пробормотал, перебирая пальцами поломанный трофей.       – Привыкай, Поттер. Перины в темницах не предусмотрены.       Лишенная эмоций фраза оказалась той самой пушинкой. Воспоминания, все это время умело прятавшиеся в тени блаженного незнания, кинулись врассыпную с нагретого места. Сухой голос так сильно их напугал, что те совершенно перепутались и носились теперь вокруг в хаотичном порядке: Петуния, торт, бант, плющ, ночь, палочка, циферблат, боль, Волдеморт...       Поттер буквально задохнулся, оглушенный сонмом эмоций от навалившегося на него осознания: «Волдеморт»! Он нашел способ разорвать кровную защиту, лежащую на доме, и пришел, чтобы убить его! И никто даже не знает об этом, потому что Гарри сам отказался от патрулирования, предложенного ему Кингсли Шеклботом перед самым отъездом из Хогвартса. Время, подобранное для нападения, – идеально: Дурсли покинули дом, письма друзьям гриффиндорец отправил еще накануне, известив, что с ним «все в порядке», даже миссис Фигг вряд ли будет теперь так пристально следить за тем, что творится в доме по соседству. Гарри был совсем один; подмоги ждать не откуда.       – Кто здесь?       Стремительно поддаваясь панике, юноша принялся оглядываться в поисках источника голоса. Сильная близорукость усугублялась еще и тем, что вокруг было довольно темно; хотя это-то и не было удивительно, ведь неизвестный говорил что-то о темнице. В царившем вокруг полумраке едва ли можно было рассмотреть расплывчатую фигуру в черном, застывшую в паре шагов от охапки соломы, изображавшей слабое подобие кровати.       – Кто здесь?!       Ответа не последовало. Гарри даже подумал на секунду, что неизвестный просто ушел, оставив его наедине с растекающимся по спине ужасом и воспаленным воображением. Но каким-то шестым чувством он понимал, что все еще не один. Задерживая дыхание и лихорадочно вслушиваясь в тишину, гриффиндорец сделал только хуже: сердце забилось в груди испуганной ланью и его стук двинулся наверх с током крови, заполняя уши ватой и глухими ударами. Тревога нарастала с той же силой, с которой надувались и пульсировали венки на висках. Темнота продолжала молчать.       Он пролежал так несколько минут, стискивая пальцами ломкую солому и напряженно чего-то ожидая. И это ожидание давалось Гарри едва ли легче, чем пережитые проклятия. Оно пиявками вытягивало силы, радостно меняя на безвкусную усталость даже кислый страх и горькое отчаяние.Терпеть это становилось с каждой секундой труднее.       Решив пойти на поводу своей врожденной склонности к авантюрам, Гарри стиснул зубы от прострелившей тело боли и медленно поднялся на четвереньки. «Вода под лежачий камень не течет» – что-то такое любил приговаривать дядя Вернон, когда хвастался своими успехами в бизнесе перед редкими гостями. А Поттер ведь совсем не камень. Пока он жив, он может встать и идти по течению. Не для того он проходил все свои испытания, чтобы обмирать от страха перед неизвестно чем. Он справлялся тогда – справится и теперь. Прежде чем ждать чьей-то помощи, нужно было помочь самому себе. А сейчас главным на повестке было: собрать волю в кулак и начать шевелиться.       Конечно, сразу же встать на ноги не вышло, но Гарри пытался. Скрипел зубами, терпел вспышки боли, но дальше четверенек дело не шло. Собственная слабость бесила и раздражала: он и раньше попадал под действие пыточного заклятья, но те ощущения и близко не подходили под нынешние. Гриффиндорец прекрасно помнил туманные слова Грюма о том, что боль, вызванная круцио – ненастоящая, но упрямое тело не желало поддаваться на уговоры разума, твердя без остановки: «больно, больно!». И как тут поспорить, когда сам все это чувствуешь?       Обретя более-менее твердую опору, Гарри двинулся в сторону, ладонями прощупывая пол вокруг себя. Сложно сказать, было ли в этом что-то интересное, потому что холодный камень – это все, чем могла поделиться влажная темнота. То и дело под пальцы попадались редкие соломины, уже изрядно отсыревшие и почти загнивающие; но ничего существенного нового в понимание происходящего это не привносило. Не привносило до тех самых пор, пока рука в слепых поисках не наткнулась на что-то теплое и обтянутое сухой тканью. Что-то живое...       Сердце вновь бешено забилось в груди; так, что его, наверное, было слышно не только Гарри, но и тому, за чью ногу сейчас цеплялись озябшие пальцы героя. Все-таки он был не один. И этот второй – не оставалось никаких сомнений, что именно он не так давно разговаривал с Поттером – все это время по непонятным причинам молча наблюдал за попытками героя изучить свою камеру. Понимание того, что это именно камера, стало внезапно кристально ясным. А если Гарри еще жив и дышит, вывод может быть только один: он в плену. И одному Волдеморту известно что ему нужно от гриффиндорца.       Но если он в плену, то...       Одернув руку от чужой ноги, словно обжегшись, Гарри стремительно отпрянул от неизвестного. Хотя, почему неизвестного? Можно было практически со сто процентной уверенностью сказать, что рядом с юношей все это время находился Пожиратель. Один из тех, кто безропотно следует за безумством своего Повелителя. Такой же маньяк и убийца, как и все они. Неприязненно поморщившись, Гарри гневно вскинул взгляд туда, где, по его представлению, должна была находиться голова темного мага. Отодвинувшись обратно к соломенной куче, гриффиндорец процедил сквозь зубы, упрямо желая добиться ответа:       – Что вам от меня нужно?       Ему не торопились отвечать точно так же, как и в первый раз. Только сейчас Гарри уже знал, что находится здесь не один, и молчание уже не пугало, а злило. А злость, как это обычно заведено в Золотом трио, давала ростки безумной храбрости. От эмоционального взрыва темницу уберег безразличный голос, прозвучавший как-то слишком близко:       – Все, что ты можешь рассказать, Поттер.       Повинуясь заклинанию, тьма панически отступила перед загоревшимися вокруг факелами. Разом стало намного светлее. Теперь Гарри смог увидеть перед собой фигуру человека, облаченного в черную мантию. На нем не было пожирательской маски – яркое пятно бы четко выделялась на общем фоне, – но принадлежность к вражескому стану читалась и без нее. Черты лица плыли, как гриффиндорец ни щурился, желая опознать мага; Гарри встречал не так много последователей Волдеморта, чтобы свободно различать их по голосам, а этого голоса он не слышал раньше вовсе.       – Мне нечего рассказать маньякам и убийцам, – Поттер настороженно следил за тем, как рука с волшебной палочкой делает какие-то пассы.       – Сейчас – возможно. После того, как мы поговорим, – ты передумаешь.       Только Гарри открыл рот, чтобы пылко опровергнуть слова Пожирателя, как почувствовал, что его тело отрывается от каменной кладки и взмывает в воздух. Первые мгновения принудительного полета оказались такими мерзкими и страшными, что гриффиндорец чуть не закричал от охватившей его паники. С огромным запозданием пришла мысль о том, что он, безоружный и ослабленный, находился один на один с вооруженным умелым дознавателем – роль незнакомца в последующем «разговоре» не подлежала сомнению, и тот в полной власти сделать с Поттером – врагом их Повелителя – все, что захочет. И может случиться так, что смерть станет недостижимым чудом, которое придется вымаливать с кровавыми слезами.       Ощущение невесомости прекратилось очень быстро. Вскоре тело почувствовало опору, и магия рассеялась, опуская Гарри в деревянное кресло. Ноги и руки тут же оплели кожаные ремни, крепко стягивая и не давая ими шевелить; такие же путы легли на лоб и прижали черноволосую голову к высокой спинке. Затылок сразу же неприятно заныл, а Поттер не был бы самим собой, если бы не стал дергаться и проверять оковы на прочность.       – Береги силы.       Непонятно было: приказ это или пожелание, но прозвучало оно на редкость спокойно и, тем самым, угрожающе. Явно готовилось произойти что-то болезненное и неприятное – кресло с ремнями не оставляло надежды на разговор за чаепитием. Стоило отзвучать первому шелестящему шагу, как Гарри напрягся, готовясь к худшему. Но это худшее никуда не торопилось.       Очередное слабо различимое движение, и мир для Поттера заиграл красками, обретая свою нормальную четкость. Гарри невольно замер, с шумом втягивая воздух. Очки, водруженные ему на переносицу, были чужими, но полностью подходили, будто делались специально для него. Взгляд невольно заметался по сторонам, торопясь заполнить пробелы восприятия раньше, чем вновь будет приговорен к практически полной слепоте.       Действительно, темница. Они находились в небольшой камере, которую можно было обойти вдоль и поперек в шесть шагов. Под самым потолком были развешаны факелы, которые сейчас и освещали помещение; никаких окон, даже узких щелей для дымоотвода. Три стены из старого серого камня, четвертую заменяла металлическая решетка с дверью. Сквозь прутья не видно ничего особенного, только ряд таких же камер. Пустых. Его, Гарри, «пристанище» было более обжитым; на полу даже лежала разворошенная куча соломы, а сейчас в центре стояло еще и жесткое неудобное кресло. Точно на такое же сейчас усаживался «дознаватель», одергивая замявшуюся мантию.       Если бы на маге не было пожирательской мантии, Гарри никогда бы не подумал о нем, как о приспешнике Волдеморта. Перед юношей был обычный, ничем не примечательный человек: худощавый и высокий, с отросшей щетиной и небрежной прической. Ни тебе злого оскала, ни угрожающе выставленной палочки; глаза уставшие и абсолютно равнодушные, будто не ему сейчас предстоит развязывать язык члену вражеской ставки.       – Я не стану ничего говорить, – выдавил из себя Поттер, перемещаясь взглядом к грубым ладоням, расслабленно лежащим на подлокотниках; только у того кресла пут не было.       – Да.       Вот так вот просто согласился Пожиратель. Он не стал выхватывать палочку, шипя проклятия, не стал открыто угрожать, обещая вытрясти информацию пытками, он просто... согласился. Спокойно, открыто, не меняясь в лице. Это даже не было уловкой – маг принимал отрицание Поттера как данность и соглашался: он действительно ничего не скажет. Пока.       Поджав пальцы на ногах, Гарри поежился. Босые ступни, прижатые к полу без возможности двигаться, окоченели; влажная прохлада бесцеремонно скользнула под изгвазданную в бурых потеках одежду и пробежалась вдоль хребта вслед за толпой мурашек. Подземелье как будто находилось в каком-то параллельном измерении, где не стояло самое жаркое лето десятилетия. И холодный безэмоциональный взгляд напротив не торопился согревать скованного ремнями пленника.       – Тогда зачем все это? – Поттер упрямо вздернул подбородок, не желая в очередной раз выглядеть жалким в глазах Пожирателя.       – Ты передумаешь.       – Нет!       – Все так говорят.       В этот раз Гарри промолчал. Он не посчитал нужным как-то комментировать слова мага, в которых напряженный подростковый разум успел заметить и самодовольство и издевку. Он ни за что не предаст своих друзей и близких. Как бы его сейчас не стали мучить, это не может быть хуже пережитых накануне круциатусов. А их, как уже выяснилось, очень даже можно пережить. И пусть Волдеморт обломает свои змеиные зубы в безрезультатных попытках разговорить гриффиндорца.       – Молчишь?       Пожиратель без особого огорчения продолжал внимательно смотреть на упрямо сдвинувшего брови мальчишку и медлил, словно давая еще шанс заговорить и предотвратить тем самым «уговоры». Антонин был опытным дознавателем и знал толк в пытках. Волдеморт всегда мог положиться на своего последователя и оставлял на него самых несговорчивых врагов. Долохов не любил вида крови, а потому его методы не пользовались особым одобрением в рядах остальных Пожирателей; но он и без крови мог заставить петь даже немого – это и было его талантом. В его руках не умирали; тем, кому довелось познакомиться с его ласковыми руками, было страшно: вдруг тот доберется до них и после смерти? А ведь там спастись будет куда как сложнее.       В глазах Антонина Поттер был совсем еще ребенком, мальчишкой. Юным и несмышленым, не знающим, когда нужно вовремя остановиться. Вот он сидит перед ним: нахохлившийся и серьезный, и думает, что одного его желания будет достаточно, чтобы сохранить тайны Светлой стороны. Он и не догадывается, что его собственное лицо скоро будет кричать громче рта, скованного нелепыми принципами.       – Упрямый и гордый. Герой. Зря.       Маг поднялся со стула, заставив Поттера невольно вздрогнуть, и снял свою мантию, оставаясь в простой белой рубашке, заправленной в классические брюки. Откинув ненужную одежду на спинку, Пожиратель призвал серебряный поднос, заставив тот повиснуть в воздухе, и небольшой деревянный брусок, пристроившийся ровно по центру чеканного ложа. Убрав палочку в футляр на поясе, он извлек из заднего кармана складной нож и виртуозным движением кисти раскрыл его.       – Ты знаешь, что сейчас произойдет?       Антонин приставил лезвие к самой кромке деревянного бруска и легким рывком отщепил от него тонкую пластину. Вернув брус на место, маг принялся неторопливо разделять пластинку на отдельные щепы, умело заостряя их на концах и выкладывая на подносе ровным рядом. Гарри сосредоточенно следил за руками дознавателя, в которых гулял нож, и невольно стискивал зубы; он не понимал в чем будет состоять пытка, но легкость, с которой двигалось серебристое перо, – пугала.       – Большинство моих... коллег считает, что самое важное в пытках – это эффект неожиданности. Когда жертва не знает, чего ей ожидать, – чувства обостряются до предела, и даже самое банальное рукоприкладство вызывает очень сильный эффект.       – Так это все-таки пытка, а не разговор? – с отчаянной злостью выплюнул гриффиндорец, который начинал себя чувствовать как та самая жертва из рассказа.       – Отчего же? Мы ведь разговариваем? – совершенно не обратив внимание на эскападу, Долохов поднес очередную заостренную щепу к лицу, рассматривая волокнистое дерево и ногтем соскребая пропущенный изъян.       – Я не разговариваю с убийцами!       – Как удачно, потому что нам все равно пришлось бы сворачивать беседу. Видишь это? – Антонин показал ту самую щепку поближе к Гарри, давая ему внимательно рассмотреть ее. – Совсем скоро я буду загонять тебе эти щепки под ногти, одну за другой. Дерево живое, необработанное, тонкое. Оно может не выдерживать давления и ломаться, застревая в твоих пальцах; когда оно набухнет кровью, будет жечь и пульсировать; а если оставить его в теле надолго, раны непременно загноятся. От этого не умирают, Поттер. Но уверяю тебя, когда я закончу, ты будешь кричать во все горло, умоляя меня выслушать все твои секреты.       От подробностей, которые маг расписывал будничным тоном, засосало под ложечкой. Пожиратель не стремился напугать его, он сухо и по-деловому описывал предстоящую ему «работу». Он еще шага не сделал в сторону Гарри, а воспаленное воображение уже предавало своего хозяина; гриффиндорец как наяву чувствовал, будто ему что-то лезет под ногти и крутится там, ворочается. Поттер понимал, что пытки не избежать, и сил ему давал только страх за своих друзей, которые могут оказаться в опасности, если волдемортовскому прихвостню все-таки удастся вытянуть что-то важное.       – Теперь ты знаешь. Будешь молчать? – Ответом была напряженная тишина. – Итак, мой первый вопрос: где медальон?       Отцепив ладонь от ручки стула, которую Гарри стиснул так, что побелели костяшки пальцев, Антонин аккуратно поддел щепой ногтевую пластину указательного пальца и одним плавным движением ввел под нее заостренное дерево, протыкая чувствительную плоть.       Если Поттер думал, что сможет продержаться на одной воле, – он ошибался. Острая резкая боль пронзила всю его руку от пальца и до плеча; дернуться и поранить себя сильнее ему не позволили только ремни, крепко удерживающие в неподвижности. На глазах мгновенно выступили первые слезы, собираясь в тяжелые капли и скатываясь по грязным щекам вниз. Зажмурившись, он неосторожно прокусил губу, пытаясь не выпустить на волю позорный стон.       – Где медальон?       Антонин повторял один и тот же вопрос раз за разом; все тем же спокойным тоном, нисколько не огорченный упрямым молчанием гриффиндорца. И каждый раз в наказание за это молчание, он загонял под ноготь новую щепу, неторопливо меняя пальцы. Маг не испытывал ни жалости, ни злорадства, он просто делал свое дело: ловко и уверенно, не давая передышки и, в то же время, никуда не торопясь. Его задачей было не причинить как можно больше боли, но причинить как можно больше боли и заставить говорить. Только вот вопрос, на который он хотел получить ответ, Поттер не понимал.       – Где медальон?       После третьей щепы Гарри плакал уже не скрываясь, глухо постанывая и заходясь во всхлипах. Пальцы его мелко тряслись, их то и дело сводило судорогой. Поттер отчетливо чувствовал как с каждым ударом сердца пульсация в них нарастала, грозя взорваться с громким треском.       – Где медальон?       – Я... не знаю...       – Куда вы его спрятали?       – Какой медальон?!       Выслушав отчаянный восклик, Антонин перешел на другую сторону – на первой руке пальцы уже «закончились». Подобрав с подноса очередную щепку, маг наткнулся на яростное сопротивление. Гарри изо всех сил вцепился здоровыми пальцами в подлокотник, не давая их отодрать, и сверкающими от слез и неприкрытой ненависти глазами смотрел на своего мучителя.       – Я понятия не имею, о чем идет речь. Я ничего вам не скажу!       Дав Поттеру выплеснуть накопившиеся эмоции, Долохов оставил попытки добраться до второй руки. Вместо этого он присел на корточки и деликатно обхватил пальцами ступню, заледеневшую от долгого соприкосновения с каменным полом. Гарри замер, внутренне холодея от осознания того, что сейчас произойдет. Широко распахнув глаза, он зачастил:       – Нет, нет, нет...       С прежней щепетильностью Пожиратель надавил заостренным кончиком на ткань, соединяющую ноготь с пальцем, и рывком загнал дерево под пластину, заставив Гарри пронзительно вскрикнуть и дернуться в путах, отчего стул натужно заскрипел. Глотая слезы, он пытался восстановить сбившееся дыхание и шумно дышал, давясь воздухом.       – Я не знаю! Не знаю! Не знаю, о чем вы...       – Что вы собирались делать с крестражем?       – Я не знаю! Я не знаю, что такое этот ваш крестраж! А если бы и знал – не сказал бы. – Боль была прекрасным подспорьем для злости, наполняя голос ядом; впечатление немного портили проглоченные окончания и влажные шмыги. – Надеюсь, он вам очень нужен. Потому что если так, вы его никогда не получите!       Если Гарри пытался вызвать своим выпадом какие-то эмоции – зря. Пожиратель не обратил на слова гриффиндорца внимания больше, чем они того требовали. Уцепив новую ниточку, Антонин продолжил допрос. Подцепив с подноса очередную щепку, маг переключился на следующий палец. Ногами, в отличие от рук, особо ни за что не поцепляешься в попытке отсрочить неизбежное.       – Ты знаешь, кто его скрывает?       Антонин продолжал неторопливо и последовательно истязать пленника, желая вытянуть из него то, о чем он и понятия не имел. Как бы ни было ему больно, как бы ни хотел Гарри уже прекратить пытку, он не мог ответить на вопросы Пожирателя по той простой причине, что ему нечего было рассказать. А тот не спешил останавливаться, методично «обрабатывая» каждый палец; когда уже не было ни одного нетронутого, он доставал из плоти начинающие разбухать щепки, оставляя глубокие занозы, и брал свежую деревяшку.       Гарри потерял счет времени; он уже не мог бы ответить, сколько продолжалась эта пытка. Пальцы его превратились в неприглядное кровавое месиво, из которого торчали обломанные и пушащиеся деревянные хвостики. Не то, что шевелить, – просто ощущать их было настолько мучительно, что самым лучшим выходом казалось взять тот острый блестящий нож, спрятанный в кармане у Долохова, и отрезать их по самый корень.       – Я... не знаю... Ничего... не знаю. Почему... Волдеморт думает, что я... могу что-то знать? –замученно выдавил из себя Гарри дрожащим шепотом, с плещущимся в глазах ужасом наблюдая за тем, как в аккуратных пальцах дознавателя появляется новая щепа.       Антонин не торопился начинать новый заход. Он делал вид, что задумался над словами Поттера, тем самым давая тому время выговориться. Вот и наступило его «никогда», о котором с такой яростью он заливался соловьем. Впрочем, Долохов не насмехался над гриффиндорцем и не винил его; вытерпеть то, чем потчевал Пожиратель на протяжении последних нескольких часов, смог бы далеко не каждый «бывалый боец». А мальчишка был еще способен здраво мыслить и говорить более-менее связно. Если бы он не держался так за свой Свет, из него мог бы выйти отличный союзник.       – Я не знаю... ни о каком... медальоне. Правда... Не знаю...       В одно ловкое движение маг убрал орудие пытки, достал из чехла палочку и сухим «Акцио» зачем-то призвал газету. Страницы ее были смяты и растрепаны, словно их неоднократно перечитывали, гневно стискивая в пальцах. Взявшись за верхний уголок, Антонин повернул газету так, чтобы Гарри мог увидеть первую полосу.       – Ты знаешь что это?       – Газета.       В ответ на такую прямолинейность Долохов даже позволил своей брови дрогнуть в неподдельном удивлении, а уголкам губ чуть приподняться: его искренне позабавила глупая честность Национального Героя. Он действительно думал, что такой ответ будет засчитан?       – И все?       – Это... Пророк... Самая крупная газета... магической Британии, – Гарри явно не понимал, чего от него добивается Антонин, но был рад подаренной передышке.       – Первая полоса, – подсказал маг, поднося газету ближе к лицу гриффиндорца и удерживая ее на уровне его глаз, дожидаясь, пока тот сморгнет влагу и вчитается в текст.       «Гарри Поттер – Мальчик, который прихлопнет Того-Кого-Нельзя-Называть одной левой!» – гласил крупный заголовок над его собственной фотографией.       Гарри не был уверен, что ему не привиделось; он раз за разом читал название статьи и пытался понять. Понять, что освещалось на первой полосе, понять, как это попало в Пророк, понять с кем проходило интервью, потому что он совершенно точно помнил: ничего из написанного он никому и никогда не говорил.       Антонин тем временем, наблюдая за переменами на лице их знаменитости, развернул газету статьей к себе и принялся зачитывать ее хорошо поставленным голосом. Звуча четко и по-прежнему без эмоций, он походил на безликий дикторский, который Гарри часто слышал по радио в доме Дурслей.       «Магический мир может спать спокойно! Гарри Поттер, Трижды Выживший в неравных схватках с Тем-Кого-Нельзя-Называть, заявляет: «Я прихлопну его одной левой!». В эксклюзивном интервью, которое удалось получить нашему специальному корреспонденту, Герой поделился своими успехами и планами на будущее.       Корреспондент: – Скажите, Гарри, вы уверены в своей победе?       Гарри: – Абсолютно уверен.       Корреспондент: – Что же дает вам такую уверенность? Вы нашли способ, который поможет уничтожить Т-К-Н-Н окончательно и бесповоротно?       Гарри: – Вы же не думаете, что я раскрою все свои карты? Вдруг, Т-К-Н-Н тоже читает газеты. Если бы он разрушил планы по своему обезвреживанию после того, как прочел бы о них в статье, – было бы весьма прискорбно! Не так ли?       Корреспондент: – Да вы шутник, Гарри! Ха-ха, конечно, я вас понимаю. Мы не будем раскрывать все нюансы. Но скажите хотя бы: такой способ есть?       Гарри:– Такой способ есть. Простите... можем ли мы оставить небольшое послание для Т-К-Н-Н?       Корреспондент: – Думаю, это будет интересно! Что бы вы хотели ему передать?       Гарри: – Я бы хотел сказать ему примерно это: «Тебе не победить, В....т. Ты не можешь возвращаться вечно. И я постараюсь, чтобы в этот раз твой... уход был окончательным и бесповоротным. И не таким легким, как во все остальные, конечно же! »       Корреспондент: – Это же настоящий вызов, Гарри! Вы не боитесь разозлить его?       Гарри: – Если бы я боялся, я бы не был Трижды Выжившим!       Корреспондент: – Гарри заряжает своей уверенностью всех вокруг! Его непоколебимая вера в свою победу заразила даже меня! Давайте же пожелаем нашему Герою победы над великим Злом!»       – Что... это?       Гарри слушал статью, но как будто не слышал; слова пролетали мимо, даже не задерживаясь в голове, потому что совершенно точно были бредом сумасшедшего. Про него и раньше писали всякие нелепости, но еще никогда не врали так виртуозно и нагло, печатая интервью, которые он никогда не давал. Он мог бы сколько угодно раз ссылаться на свою непричастность, но одно только пребывание Поттера в темницах в обществе дознавателя говорило о полной уверенности Волдеморта в том, что именно Гарри был виновен в появлении на страницах Пророка этого бреда.       – Это, Поттер, твое звездное заявление. Два дня назад был украден некий артефакт, а на его месте найдено вот это, – Антонин потряс Пророком. – Ты сам, Поттер, напросился, делая такое обращение.       – Это не правда...       – Факты говорят сами за себя, – пожав плечами, Долохов кинул газету на свой стул, и вновь потянулся к подносу, явно намереваясь продолжать пытки.       – Я этого не говорил! – звенящим от слез голосом воскликнул Поттер, дергаясь в путах и разряжаясь в совсем не взрослых рыданиях. – Это не правда! Дамблдор бы...       – Дамблдор целиком и полностью поддерживает твои слова, – Антонин почти ласково огладил опухшие пальцы, а затем крепко сжал те в ладони, вызывая у Гарри новую порцию слез и стонов. – Где медальон?       – Не знаю...       Кусая губы в кровь, Поттер обреченно зажмурился, понимая, что ему никто не поверит. Уж лучше бы Волдеморт убил его! Смерть не такая страшная, как осторожные руки этого Пожирателя...