Мутная дымка окутывала сознание Гарри; все происходящее с ним воспринималось будто со стороны: словно не гриффиндорец сейчас в горячечном бреду метался по полу камеры, ища блаженную прохладу у каменной кладки,словно не он цеплялся пальцами о щербатые расщелины, ломая уцелевшие ногти и раскрашивая пыльный рисунок багровыми мазками, словно не он стал причиной спора пары, посетившей его камеру. Чужие голоса звучали глухо и будто издалека; слова терялись и доходили неясными звуками, отрывками.
–О, Ме...ин... Ант...ин!
Незнакомый женский голос, казалось, вибрировал; в нем бурлящим коктейлем плескались сильные эмоции. Какие – Гарри не мог разобрать. Он и сосредоточиться-то не мог толком, постоянно поддаваясь какому-то звенящему круговороту и выпадая из реальности. Она злится? Голос громкий и резкий; она явно кого-то ругает. Она зла на кого-то. На него – Гарри? Конечно, на него, на кого же еще?Но что он успел сделать? Сейчас снова будут пытать? Не надо... Мало было вчерашнего ужаса и отравленной еды, они хотят чтоб наверняка?
С трудом осознавая происходящее, Гарри с усилием поднял голову и посмотрел в ту сторону, откуда доносились голоса. Второй был ему уже знаком по вчерашнему «разговору». Его владельцем был тот самый Пожиратель, возвращения которого гриффиндорец до дрожи боялся, хотя и не желал признавать этого даже перед самим собой. Кроме расплывчатых силуэтов юноша ничего не увидел – он потерял очки в одном из приступов, но заметить стремительное движение в его сторону он мог и без них.
– Не надо... – Гарри попытался было запротестовать, но из его горла вырвался только едва слышный сип.
Он не видел как миниатюрная женщина в серебристой мантии быстро выхватила свою палочку и сделала ей несколько поспешных пассов, но явственно ощутил, как взмывает в воздух помимо своей воли и как по его телу проносится холодящая волна магии, очищая от дурно пахнущей пленки из въевшейся в кожу грязи, крови и желудочного сока. Чувство абсолютной беспомощности вернулось к Гарри, и тот принялся отчаянно барахтаться, словно надеясь, что так сможет рассеять действие чужого заклинания.
– Ти..о, ..ихо, усп..ся, –ее голос смягчился, будто прося о чем-то.
Истратив силы на бессмысленное сопротивление, Гарри почти был готов сдаться, на него ведь уже не сердились, а значит, могут и передумать с пытками. А может и вообще отстанут, увидев, что тот практически невменяем и даже слова вымолвить не может. Странно... а почему, собственно, не может?
Тем временем, волшебница трансфигурировала солому в узкую кровать, похожую на больничную койку и застеленную кипенно-белой простыней, что смотрелось весьма нелепо в темной и грязной камере, заполненный густым затхлым воздухом с привкусом въедливой кислинки. Что-то чистое и свежее было чуждо такому окружению. Взмах палочки – и Гарри мягко опустился спиной на постель, с отстраненной радостью чувствуя, как расслабляются сведенные мышцы и уходит тягучая боль из поясницы. Сон на холодном полу никогда не был пределом мечтаний отважного гриффиндорца.
– Лорду необходимо, чтобы пленник был жив и, по возможности, здоров.
Стоило только Антонину заговорить, как Гарри моментально напрягся. Он вновь что-то прохрипел, лицо его исказилось от ненависти, а затем и от боли, когда он, забывшись, принялся подниматься с постели, хватаясь искалеченными руками за жесткую простыню. Что, разумеется, не укрылось от внимания женщины, тут же принявшейся опускать гриффиндорца обратно, мягко надавливая руками на острые плечи.
– Как у тебя рука поднимается только мучить детей! – неодобрительно воскликнула волшебница; одна прядка выбилась из пучка светлых волос на ее затылке и при каждом движении оглаживала мягкое лицо, подернутое тенью горечи. – Вы совсем скоро людьми быть перестанете с этой своей войной. Ребенок... Антонин, ребенок! Сколько ему? Пятнадцать?
– Семнадцать, – невозмутимо поправил ее Долохов, доставая палочку и отточенным до автоматизма взмахом крепко привязывая Поттера к кровати широкими ремнями. – Чтобы не двигался, – коротко пояснил он свои действия, поймав яростно-удивленный взгляд голубых глаз.
Проглотив несколько грубых словечек, что так и крутились на языке, волшебница резко отвернулась от Долохова и вновь обратила все внимание на гриффиндорца. Тот дышал рвано и часто, извиваясь в тесных путах, будто те обжигали. Даже невооруженному глазу было видно, что состояние мальчика ухудшалось с каждой минутой. Не тратя времени даром, блондинка начала водить палочкой над Гарри, вывязывая над ним паутину диагностических заклинаний. Единственным, на чем гриффиндорец мог сфокусировать внимание, был светлый шелк мантии, рукава которой колыхались прямо у его лица. Загадочные переливы, скользящие по ткани в золотистом свете факелов, помогали Гарри хоть как-то удерживать уплывающее сознание, как и мысль о том, что где-то рядом находился тот самый Пожиратель.
– И даже совесть не мучает? – практически прошептала волшебница, которой больно было видеть страдания юного пациента.
– «Ему хватило мозгов вступить в войну», – Антонин процитировал Волдеморта, не меняясь в лице даже под давлением неприкрытого осуждения со стороны своей спутницы. – Он должен был знать что его ждет.
– А я не спрашиваю чего хватило
ему! Я спрашиваю: как
тебе хватило ума до такого состояния запытать этого мальчика?!
Долохов промолчал, прекрасно зная, что вопрос скорее риторический, и ответа на него никто не ждет. Это просто способ выплеснуть эмоции в искреннем негодовании, чтобы очиститься от собственного гнева – или что еще могла испытывать чуткая женщина-колдомедик, будучи свидетелем чужих страданий? – и сосредоточиться на лечении.
– Что с ним, Эдна?
На фоне женщины, обеспокоенно крутящейся вокруг агонизирующего пленника в желании помочь, Антонин, привалившийся плечом к железным прутьям, резко выделялся со своими спокойствием и невозмутимостью. Только потяжелевший взгляд, опущенный на Поттера, мог выдать наличие хоть каких-то чувств, запрятанных за безразличием.
– Это я должна спросить у тебя: чем ты пытал его?
– Ты меня знаешь, – маг замолк, словно было само собой разумеющимся знать какими методами тот предпочитает пользоваться.
– Я ненавижу эту твою черту, Антонин. Почему нельзя просто ответить на вопрос? Ты не переломишься, если скажешь пару лишних слов, в самом-то деле!
Если бы Эдна не знала Долохова долгие годы, то могла бы подумать, что последовавший за ее отповедью тихий вздох принадлежал именно ему. Маг подождал пару секунд, словно давая женщине возможность высказаться дальше, а затем прошел в центр камеры, безразлично осматривая «плоды» своих трудов:
– Щепки под ногти, потом щипцы. Я делаю ровно столько, сколько нужно для того, чтобы пленник заговорил.
– Неужели это действительно необходимо? – ее бровь дернулась в неодобрении, но последний взмах волшебной палочкой был сделан, и вязь завершенного заклинания засияла мерцающим светом. – Есть более гуманные способы. Зелье правды, например. Или легилименция, на худой конец! Признайся, вам просто доставляет удовольствием измываться над своими якобы врагами? Зачем тогда потом просить вылечить раны? Это такой новый способ доставить проблемы единственному своему колдомедику?
– Ты удивишься, но порой пытки – намного гуманнее, – Антонин вдруг цепко схватил одну из стоп Поттера, тщательно осматривая и ощупывая чуткими пальцами совершенно целые фаланги.
– Не трогай!– едва ли не зашипела волшебница, замахав руками в отгоняющем жесте. – Если не собираешься помогать – так хотя бы не усложняй мне работу.
Долохов отступил, послушавшись колдомедика, и вернулся на свой «наблюдательный пост». Он привалился к прутьям спиной, обтянутой грубой тканью темного сюртука, и кивнул на дернувшегося в путах гриффиндорца:
– Его ноги.
– Если ты не научишься договаривать свою мысль сразу, я лучше займусь тем, что требует большего внимания. Например этими жуткими пальцами, – ее ноздри раздулись в очередной волне негодования, и она резко позвала эльфа, давая понять, что разговор с Антонином пока что закончен. – Добби!
С негромким хлопком в камере возник уже знакомый домовик. Он почтительно склонил голову перед магами и проскрипел:
– Госпожа звала Добби, – скорее утверждение, чем вопрос.
– Отправляйся в лабораторию и принеси мне коробки номер два и семь.
Наблюдая за тем, как женщина перебирает пузырьки в принесенных коробках, он как бы между прочим заметил, ни к кому конкретно не обращаясь:
– Я знаю свое дело, и выполняю работу хорошо. Когда я оставлял мальчишку, «такими жуткими» у него были
все пальцы, Эдна.
– К чему ты ведешь? – резче, чем нужно было, спросила волшебница; она осторожно обрабатывала раны мазью и пропитывала зельем зависшие в воздухе бинты.
– Я не давал ему заживляющих, никто в подземелья не спускался. А на его ногах – ни следа. Почему?
– Почему что?
– Почему у него здоровые ноги?
Услышав вопрос, женщина даже застыла на мгновение, словно не могла поверить своим ушам. Стремительно выпрямившись, она гневно сверкнула глазами и повысила голос:
– Это все что тебя волнует, Антонин? Тебе не интересно, что мальчик потерял много крови, сгорает от жара, истощения и боли, дикой боли, между прочим, после твоих пыток – сам бы на себе попробовал, кстати! – хотя Лорду нужно, чтобы он был жив и здоров? – резкий взмах палочкой, и бинты споро обмотали руки гриффиндорца. – Тебя больше заботит, почему на нем меньше ран, чем ты оставил?!
– Да, – так просто ответил Долохов, выдерживая яростный взгляд.
– Знаешь что, ты свою работу уже сделал, дай и мне заняться своей, – Эдна выпрямилась, закончив с перевязкой, и предупреждающе подняла палец вверх, указывая им на расслабленно привалившегося к решетке мага.– И если ты позвал меня именно за тем, чтобы исцелить мальчика – не задавай глупых вопросов под руку.
Колдомедик вновь перевела все свое внимание на Гарри. Тот выглядел совсем слабым и измученным; его тело продолжало гореть, лоб покрылся мелкой испариной, а дыхание стало совсем уж поверхностным. Нахмурившись, женщина споро откупорила одну из склянок с мутноватым зельем и влила в гриффиндорца, разомкнув узким горлышком покрытые ранками губы. Гарри совсем не хотелось принимать что-то незнакомое из рук его тюремщиков, но ему практически не оставили возможности сопротивляться, тем более даже его собственное тело предавало, слушаясь все хуже. Когда последняя капля мазнула по спекшейся на губах корке, юноша расслабленно затих, прикрывая глаза.
– Не уходишь? – отправив в карман опустевшую склянку, Эдна легким движением руки смахнула с лица настойчивую прядь.
– Нет.
– Ненавижу это в тебе, – вновь повторила волшебница, как-то устало смотря на замершего у выхода Долохова.
Взмахнув палочкой, колдомедик превратила остатки соломы в пару кресел, сразу отлевитировав одно прямо к Антонину. Очки, лишившиеся своего временного пристанища, с глухим стуком коснулись пола.
– Это ведь Гарри Поттер? – тихо спросила Эдна, простеньким Репаро восстанавливая трещину на одной из линз и устраивая очки на подлокотнике за неимением более подходящего места.
– Догадалась все-таки, – кивнул Антонин, занимая второе кресло.
– Даже если не брать в расчет сходство с колдографиями из Ежедневного Пророка, знаменитый шрам на лбу – ни с чем не перепутаешь. Зачем он здесь, Антонин? Разве одно только то, что он в плену – не будет поводом для развязывания войны?
– Война уже идет.
– Война может идти для тебя или членов вашего «боевого отряда», но не для остальных. Не все хотят воевать, кто-то хочет просто жить. И жить мирно. Мы ведь именно поэтому и шли за Лордом, Антонин. А теперь этот мальчик...
– Ты обследовала его, что скажешь? Он выживет?
– Я обработала его раны и напоила восстанавливающим зельем. Он молодой и сильный маг, конечно же он выживет. Нужно просто подождать, пока лекарство подтолкнет организм в нужную сторону. Меня только беспокоит его жар. Это, конечно, естественная реакция на любую встряску, но он не должен быть таким сильным. А с чего вдруг тебя стало заботить его состояние? – с подозрением нахмурилась женщина.
– Тогда тебе не о чем волноваться. До тех пор, пока Поттер жив.
– Волноваться?
– О войне.
Не желая развивать этот неприятный разговор дальше, Эдна замолчала, устремив взгляд на мирно спящего гриффиндорца. Его грудь ровно вздымалась, и лицо, не искаженное мукой страдания, выглядело совсем по-детски. В сердце неприятно кольнуло, когда колдомедик подумала о том
что этому ребенку войны пришлось испытать в его возрасте. Она знала, что Гарри Поттер – принадлежит другой стороне баррикад, и случись битва, он будет участвовать в ней наравне с «воинами света», но чисто по-женски, по-матерински, ей было жаль страдающее дитя.
Антонин и вовсе не любил вести пустые разговоры, тем более, если приходилось переливать из пустого в порожнее очевидные для него вещи. А потому маг не настаивал на продолжении беседы, давая установиться густой тишине.
***
Терпеливое ожидание было прервано слишком внезапно. Из ленивой расслабленности магов вывел резкий сиплый хрип гриффиндорца и стон натянувшихся до предела ремней – Гарри рвался в путах, дергаясь и извиваясь. Кровать надсадно скрипела, протестуя таким яростным движениям, но пока честно удерживала юношу в своих объятиях.
По камере разнесся какой-то странный булькающий звук. По телу гриффиндорца прошла очередная судорога, а с края рта потекла едкая жидкость. Спохватившись, Эдна стремительно поднялась с кресла и, развеяв ремни, поспешила повернуть гриффиндорца набок, пока тот не захлебнулся рвотой.
– Антонин, помоги удержать!
Долохова не пришлось просить дважды. Он крепко прижал Гарри к кровати, надавливая на плечи и колени, а того опять согнуло в дичайшем приступе, возвращая все влитое в горло зелье до последней капли.
– Что с ним?
Доверив гриффиндорца Антонину, Эдна вновь произнесла диагностическое заклинание. Ей было сложно сосредоточиться, потому что юноша отвлекал ее своими хрипами и попытками вырваться из хватки Пожирателя, но она упорно считывала показания и хмурилась все сильнее.
– Что с ним, Эдна?
– Я... не знаю, – сквозь сосредоточенность пробивались нотки неуверенности. – Если верить диагностике – с ним все в порядке. Ну... насколько может быть в порядке.
– Тогда почему он сейчас начнет выблевывать свои кишки? – не смотря на свою силу, ему с трудом удавалось удерживать Гарри в неподвижности.
– Сейчас, подожди, я дам ему еще одно зелье, – женщина поспешно принялась перебирать те склянки, что остались в коробках – благо, она не вернула их через эльфа на законное место; найдя нужный флакон, Эдна на секунду замерла, не зная, как бы ловчее влить его содержимое в отчаянно вырывающегося пациента. – Когда я дам сигнал, перевернешь его на спину, – колдомедик произнесла очищающее заклинание и аккуратно вылила зелье в рот Гарри, когда Антонин перевернул его, подчиняясь короткому кивку.
– Что это за зелье?
– Одно из последних модификаций стабилизирующего, которые прислал Снейп.
– Оно поможет?
– Не знаю! – огрызнулась колдомедик, водя палочкой над гриффиндорцем. – Спроси у Снейпа!
– Я спрашиваю у тебя, – тяжесть в голосе Долохова заставила женщину вздрогнуть.
– Я не... – не успела Эдна ответить, как Поттера согнуло в очередном приступе рвоты, – его организм не принимает лекарство, – практически беспомощно прошелестела колдомедик, наблюдая за юношей.
– Тогда дай другое, – привычная невозмутимость впитала в себя угрожающие нотки.
– И результат будет точно таким же!
– И что ты предлагаешь?
– Я предлагаю отправить его в настоящую больницу.
– Исключено.
– Антонин, выбор у нас небольшой. Или больница, или мальчик рискует не дожить до рассвета! Он просто сгорит...
– Больница – исключена, – повторил Долохов. – Так что в твоих интересах постараться и сохранить Поттеру жизнь.
– Я с самого начала говорила, что это было плохой затеей!
Стремительно ухудшающееся состояние гриффиндорца вселяло в женщину панику, и та уже была на грани истерики, стискивая в дрожащих пальцах свою палочку. Эдна не жаловалась на крепость психики, но она просто не могла мыслить трезво в ту минуту. Не тогда, когда перед ней метался знаменитый Гарри Поттер, от которого в жизни всех ее близких зависело слишком многое. И не тогда, когда хмурый взгляд Долохова буквально пригвождал ее к земле.
– Успокойся! – Только пощечина смогла более-менее привести ее в чувство. – А теперь – думай.
Схватившись за полыхнувшую огнем щеку, Эдна прерывисто вздохнула и быстро закивала, благодаря и соглашаясь с магом одновременно. Отвлекшись на колдомедика, Антонин едва удержал мгновенно рванувшегося из рук Поттера. Чертыхнувшись – женщина впервые слышала что-то подобное из уст Долохова – он перевернул гриффиндорца на живот и сел сверху, удерживая того всем своим весом.
– Это не проклятье, – не слишком уверенно начала Эдна, – диагностика не показала никакого постороннего влияния на организм. Он не принимает зелья внутрь, но никак не отреагировал, когда я применяла мазь на раны. Если бы у нас был какой-то аналог стабилизирующего и восстанавливающего... Я такое изготовить не смогу. Нам нужен Снейп!
– Это сложно. С ним может связаться только Лорд.
– Значит нужно просить Лорда связаться с ним!
Антонин задумчиво перевел взгляд с Эдны на хрипящего Поттера. С одной стороны, тревожить Лорда из-за мальчишки не хотелось. Тот и так был нестабилен последние дни, а стоило делу коснуться гриффиндорца – вообще терял голову. С Волдеморта бы сталось спуститься в подземелья и добить Поттера, который своим непонятным недугом срывал наметившиеся на него планы. Но если не обратиться за помощью, он и так мог загнуться, все так же ломая смертью планы.
– Держи мальчишку, я схожу, – коротко бросил Антонин.
Дождавшись, пока аккуратные ладони лягут на потрепанную одежду Поттера, маг потянулся за своей палочкой, продолжая удерживать гриффиндорца одной рукой. Привычное движение кистью, всегда сопровождавшее появление ремней, и путы оплетают худое тело, прижимая к кровати.
– Делай что хочешь, но до прихода Снейпа с его чудодейственной мазью мальчишка должен остаться жив.
Стоило только магу развернуться в сторону дверей, как за его спиной раздался глухой грохот и удивленный женский вскрик. Путы, созданные Антонином, не продержались и минуты, растаяв подобно прошлогоднему снегу, и Поттер с мычащим стоном упал на каменные плиты, неудачно дернувшись в кровати.
– Что теперь? – Долохов поднял гриффиндорца с пола и снова прижал к постели, не давая ощутить радость от недолгого полета еще раз.
– Не знаю. Ремни просто исчезли, – Эдна, нахмурившись, повторила связывающее заклинание, но результат был таким же: путы рассеивались, не задерживаясь на Поттере и нескольких секунд. – Антонин, я не смогу его удержать без связывающих. И нет, его нельзя совсем обездвиживать, он может захлебнуться рвотой, – предупредила она следующий вопрос Пожирателя.
– Вариант оставить мальчишку кататься по камере, но под присмотром колдомедика – ты не рассматриваешь?
– Исключено! – непреклонность Долохова передалась и ей. – Держи его, а я схожу к Лорду, – к концу фразы ее энтузиазм заметно стих, потому что наконец-то пришло осознание того, что ей придется искать аудиенции у Лорда. А это не то, к чему можно отнестись с небрежением.
Пожав плечами, словно и не ожидая иного ответа, Антонин кивнул в сторону выхода из камеры. Он только закатал рукава и прижал гриффиндорца сильнее к постели, пресекая его очередные попытки к сопротивлению.
Для Гарри его падение с кровати было не более, чем дуновением ветерка в перерывах между сводящими с ума приступами, во время которых внутренности скручивало в мертвый узел, а под кожей, казалось, поселились огненные жуки. Они бегали там, нещадно кусаясь, и заставляли ужом извиваться в попытке уйти от острых жвал. И когда Гарри лишали возможности двигаться, он был готов кричать во весь голос, но из горла вырывался только слабый хрип.
Он не знал, сколько продолжалась эта пытка, но в один момент чужие руки вдруг исчезли. До края уха донеслись обрывки ничего не значащих слов: «вызов», «как не вовремя», «зря согласился». А затем был рай. Когда стихло все назойливое жужжание над ухом, по телу разом разлилась блаженная нега. Живот больше не выкручивало, тошнота отступила, жуки перестали жалить под кожей и позволили расслабленно вытянуться на влажной от пота простыне. Гарри вдохнул полной грудью, радуясь такой возможности; до него донесся сладкий коричный аромат, которыми пахли любимые булочки тети Петунии. Он ненавидел этот запах, но был готов терпеть его сколь угодно долго, пока тот заглушал бы затхлость подземелий.
***
Неожиданно что-то неуловимо изменилось в воздухе, приправив коричную сладость терпкими можжевеловыми нотками. Гарри напряженно застыл на полувдохе, вслушиваясь в новый запах, от него исходила непонятная опасность, заставляющая насторожиться. Поднявшись на подрагивающих локтях, гриффиндорец принялся осматриваться вокруг, но без очков смог увидеть только смутно расплывающийся силуэт, стоящий в паре метров от него. Фигура медленно двинулась в сторону опасливо замершего Поттера, и можжевельником пахнуло сильнее; густой травяной запах буквально ударил в ноздри, проникая внутрь и вязким киселем забивая легкие. Неожиданно для самого себя Гарри оскалился и издал какой-то странный шипящий звук, подтягивая к себе ноги и садясь в постели. Секундой позже до него донесся отклик из низкого угрожающего рычания, вибрирующей дрожью пронесшегося между стен и осевшей трепетом вдоль хребта.
Волдеморт медленно наступал на застывшего перед ним гриффиндорца, не сводя с него пристального взгляда. На высоком лбу то и дело появлялась глубокая морщинка, а глаза наполнялись отстраненным непониманием, будто маг пытался поймать за хвост ускользающую мысль – безрезультатно раз за разом. А на лице читалось абсолютное замешательство.
Когда он спускался в подземелья после чрезвычайно разозлившего разговора с Эдной и Антонином – для того, чтобы полностью вникнуть в ситуацию пришлось даже вызвать его по метке – Лорд был готов к чему угодно: пытать, убивать, отвешивать проклятья, желая поспособствовать исполнению пресловутого пророчества, но не к тому, что стоит только переступить порог камеры, как им завладеет нечто первобытное и исполненное голодом. И самым подходящим, чтобы утолить этот голод, выглядел сжавшийся в комок гриффиндорец, всем своим видом показывающий непокорность и готовность стоять до конца.
Приблизившись вплотную к Поттеру, Лорд на секунду остановился и замотал головой, словно прогоняя наваждение. Он не мог понять, откуда исходит этот сладкий манящий аромат, и совершенно не собирался выяснять это. Он ненавидел терять контроль, но это было сильнее него. Что-то непреодолимо тянуло его к юноше, заставляло присмотреться, принюхаться, протянуть руку...
В ужасе расширив глаза, Гарри смотрел на то, как к нему приближается чужая рука. За ней следовал шлейф яркой силы и могущества, которое ждало подчинения, требовало подчинения и добилось бы его, позволь он коснуться своей щеки во властной ласке. В очередной раз зашипев, подобно испуганному зверю, гриффиндорец резко метнулся вперед и укусил протянутую руку, впиваясь зубами в кожу до крови.
Ярость мгновенно вспыхнула в груди Волдеморта, как тонкий валежник от игривых огненных искр. С гневным рыком маг схватил Поттера за шею, заставляя расцепить зубы, и дернул вниз, впечатывая лицом в простыню. Стоило только юноше протестующе шевельнуться, как сильные пальцы сжались в стальной хватке, перекрывая воздух, и Гарри тут же понятливо затих, издавая тихий скулящий звук.
Низко наклонившись, Волдеморт практически уткнулся лицом во взъерошенные черные волосы и медленно втянул в себя аромат, заметно усилившийся вблизи. Переместив ладонь с загривка на спину, маг жестко надавил между острых лопаток, заставляя Гарри беспомощно распластаться на постели. Он неторопливо двигался от головы вниз, принюхиваясь к сладким ноткам. В мутных глазах сверкнуло секундное раздражение, и Лорд в пару рывков разодрал ветхую одежду, обнажая худое нескладное тело. Прижавшись щекой к горячей коже, Волдеморт с довольным урчанием потерся о нее, купаясь в тягуче-приторном запахе невинности и страха.
Ощутив чужие прикосновения, Гарри в совершенно необъяснимом ужасе принялся биться под тяжестью широкой ладони в попытках вывернуться и сбежать. Он цеплялся дрожащими руками за край постели, крутился и брыкался, желая оттолкнуть угрозу, но Волдеморт был сильнее. Настолько сильнее, что все сопротивление встречалось с легким поощрением и самодовольной полуулыбкой. Если юноше хочется сопротивляться – пусть сопротивляется, все равно бесполезно. Гарри понял тщетность своих попыток освободиться в тот момент, когда вторая рука в обжигающе горячем прикосновении легла на его крестец, а затем спустилась чуть ниже, оглаживая ягодицу.
Резкий рывок за лодыжку застал гриффиндорца врасплох; он клацнул зубами и судорожно втянул в себя воздух, оказавшись перекинутым поперек кровати. Ногами он касался пола, а сзади в него вжималось чужое тело, вдавливая собой в простыню. Между ягодиц настойчиво ткнулось что-то твердое, скрытое прохладным шелком мантии. Стоило только Волдеморту потереться о мягкие полушария, податливо смятые под напором, как Гарри с дрожью страха почувствовал, как между ягодиц стало влажно. Началась его первая течка.
