Первые в своем роде

      В небольшой гостиной, обставленной в традиционном английском стиле, проходило собрание. Не совсем то, где все скрывали лица под белыми масками; не на всех даже были официальные мантии, а если и были, то не угольно-черные, а приглушенно-цветные или практично-серые. Конечно, присутствовали и такие “именитые” Пожиратели как Антонин Долохов и Беллатриса Лестрейндж, но наравне с ними, не испытывая особого трепета перед Внутренним Кругом, в разговоре участвовали обычные маги, которых с огромным трудом можно было бы представить на передовой военных действий.       Волнение и напряжение витало в воздухе, заполняя собой все свободное пространство, отчего в гостиной становилось тесно. Словно чувствуя эту тесноту, маги рассредоточились по комнате: Долохов стоял у спящего камина, привалившись плечом к каменной кладке и занимая наблюдательную позицию; рядом с ним притулилась Беллатриса. Но полностью скопировать отрешенное спокойствие Антонина ей не удавалось; слишком сложно было держать в узде горячую кровь Блэков: беспокойная артикуляция и нервные потаптывания выдавали внутренние метания хозяйки с головой. Остальные маги разбились на два лагеря: первая троица, состоящая из двух мужчин преклонных лет и седовласой женщины, охваченной горем и печалью, заняли места на диванчике и креслах, полукругом стоящих у камина; вторая троица - помоложе и угрюмее - беспокойно прохаживалась вдоль стола, расположенного в другой части комнаты, где во всю стену шел один огромный книжный шкаф; иногда кто-то один присаживался на первый попавшийся стул, чтобы начать нервно отбивать по столешнице пальцами.       Разговор у магов не клеился. Они были больше заняты своими мыслями и напряженным ожиданием, нежели обсуждением тех бед, которые вынудили их собраться в этом зале. Сейчас им не доставало их лидера. Антонин хоть и был фигурой не последней среди Пожирателей, но все же предводителем не являлся. Он не принимал важных решений, не держал ответственность за многие и многие семьи, присягнувшие на верность “темной” стороне, и не мог сделать для этих магов больше, чем уже сделал, оказав оперативную помощь в обороне поселения.       – Где же Лорд? – седовласая женщина негромко обратилась к сидящему рядом мужу, склонив к нему голову. Скорее всего, она даже не рассчитывала на ответ, просто выдохнув лежащее на душе, но в напряженной тишине, повисшей в комнате, вопрос прозвучал громогласно.       Все, кто находился в гостиной, немедленно обратили внимание на волшебницу, на мгновение отвлекаясь от собственных мыслей. Может быть, это случилось потому, что схожий вопрос крутился в голове у каждого из них. Такое внимание могло бы смутить и заставить себя чувствовать неловко любого, но женщина явно была поглощена намного более сильными и важными чувствами. Выпростав ладонь из объятий своей небесно-голубой мантии, волшебница опустила ее поверх их с мужем рук, соединенных в крепкий замок. Подняв голову и обратив влажный взгляд практически белесых глаз к стоящему неподалеку Долохову, она повторила вопрос:       – Где он, Антонин?       Она сделала это без упрека и давления, но каждый воочию увидел границу отчаяния, на которой находилась волшебница. Ее муж – мужчина в строгом сюртуке, сидящий по правую руку – только сильнее сжал изящную ладонь, едва тронутую старостью, понимая и разделяя чувства супруги.       – Амелия, если он задерживается – значит, его задержали важные вопросы, – голос джентльмена звучал спокойно и размеренно, успокаивая теми самыми нотками, присущими почтенным людям, знакомым с долгой жизнью.       Слова примирения нашли свой отклик; сидящий напротив супружеской пары солидный мужчина, на голове которого не было ни одного волоска, согласно кивнул, поправляя полы своей клетчатой жилетки:       – Джошуа прав. Поторопиться мы успеем всегда. Хорошо, что у нас есть время, чтобы ждать, – пригладив пышную ухоженную бородку, спускающуюся до груди, он обернулся к Антонину, с учтивостью кивая ему.       Долохов коротко качнул головой в ответ, принимая немую благодарность. Пожиратель уловил в словах пожилого мужчины именно то, что тот хотел передать: облегчение и приправленную горечью радость. Сейчас, когда нападение было отбито, а раненым оказана первая помощь, – на время действительно можно было расслабиться. Но только до тех пор, пока не явится Лорд и не начнется совещание, на котором будет решаться судьба разоренного поселения.       Беллатриса же явно усмотрела в тех словах двойное дно. Она вся подобралась, будто гончая, вставшая в охотничью стойку, сложила руки на груди в излюбленном жесте и склонила голову, смотря на мага исподлобья:       – Что это за нотки, Гленн? Вот это твое “хорошо”? Это что? Это сарказм? – подозрение из нее так и сочилось, вырываясь прерывистой речью.       Ее пронзительный голос дрожал в каждой фразе от желания сорваться, накаляя напряжение в комнате до предела. Большинство из присутствующих, что знали Пожирательницу лично, были знакомы с этой чертой урожденной Блэк. Белла не могла общаться иначе. Эта ее судорожная нервозность была тем немногим, что неизменно оставалось с ней с того самого момента, когда волшебница сменила сторону и присягнула на верность Волдеморту. Но ситуация мало подходила для спокойного принятия и понимания особенностей чьих-то характеров.       – Беллатриса, прошу вас, – Джошуа вновь попытался разрешить конфликт до того, как тот разгорится, – Гленн не имел в виду ничего плохого. Должно быть он просто не так выразился. Тяжело подбирать правильные слова после того, что случилось в Локвэле.       – И тем не менее, тебе это удается, – знакомый голос, разнесшийся по гостиной, заставил всех тут же собраться и обратить свое внимание на вошедшего.       Дверь отворилась совершенно бесшумно, маги даже не заметили этого, увлеченные зарождающимся спором между Гленном и Беллатрисой, и они даже могли пропустить появление Волдеморта, показывая ему все грани своих характеров, если бы тот не заявил о себе.       – Мой Лорд…       – Повелитель!       Казалось, от одного только появления Волдеморта всем стало легче дышать. Груз напряжения на мгновение перестал быть неподъемным, и маги немного расправили плечи, поднимаясь со своих мест и приветствуя своего предводителя в поклонах. Даже агрессия Беллатрисы без сопротивления уступила место приглушенному ликованию. Жадно улавливая каждое движение своего Повелителя, волшебница повторила вслед за просителями, склоняясь перед Волдемортом.       Мало какие эмоции читались на спокойном лице Лорда, но не могло быть так, чтобы он не был доволен подобным приветствием. Окинув взглядом всех присутствующих, темный маг прошел к центру комнаты и занял свободное кресло – как раз в самой “гуще событий”.       Расслабленно устроив руки на подлокотниках, Волдеморт властно повелел:       – Оставим церемонии. Садитесь.       На этот раз места заняли даже молодые маги, которые держались поодаль и беспокойно мельтешили ранее. Выглядели они по-прежнему взволнованно, но вели себя тихо и молчаливо, не решаясь нарушить вновь установившуюся тишину. Рассевшись за столом, волшебники обратились в слух, неотрывно наблюдая за старшими. Очевидно, они присутствовали здесь лишь как немые зрители.       Не нуждаясь в напоминаниях, Антонин сделал шаг вперед, обращая на себя внимание, и без предисловий начал доклад:       – Сегодня в полдень на Локвэл напала дюжина неопознанных магов. Нападение было организованным и подготовленным: они хорошо ориентировались на местности и знали, когда в поселении не будет наших бойцов. Они сразу же наложили барьеры и ликвидировали подключенные к сети камины. Как только о налете стало известно, я взял под командование один из отрядов и направился на защиту.       Сухой деловитый тон Антонина хорошо подходил для доклада. Рассказ Долохова состоял из голых фактов; он не прибавлял к ним свои домыслы и эмоции. Даже если Пожиратель и испытывал сожаление и досаду, он держал их внутри – на этой встрече было достаточно магов, имевших гораздо большее право выражать эти чувства. И волшебники не стеснялись. Семейная пара Эртонов выглядела откровенно подавленной: Джошуа угнетенно качал головой, подтверждая правдивость слов Антонина, а Амелия отрешенно опустила взгляд, сжимая сильнее руку мужа; Гленн изредка вздыхал и рывками кивал, потирая ладонью диванный подлокотник; троица не представленных волшебников переглядывалась больными взглядами, пылающими обидой и яростью. Молодым магам хотелось призвать старших к отмщению за своих друзей и родных, пострадавших в бойне, но на этом собрании у них не было даже права голоса; им не оставалось ничего, кроме как слушать, заново переживая минувшие события, и ждать вердикта.       Лицо Волдеморта помрачнело; крылья его аристократического носа затрепетали, а в глубине глаз слабо разгорелись алые искорки. Темный маг был в ярости. Но не в той, в которую его вводил Поттер – неконтролируемой и жгучей, а в той, что ровно горела в груди у каждого лидера, на чьих соратников посмели покуситься. Его пальцы медленным перебором прошлись по кожаной обивке, а затем стиснули подлокотники в крепкой хватке.       – Потери? – глубокий голос приобрел грудные рычащие нотки, вновь заставив всех обратить все внимание на его хозяина.       Чувствуя свою вину за те цифры, что сейчас прозвучат, Антонин склонил голову и опустился на колено; голос его звучал все так же твердо:       – Четверо погибших, восемнадцать тяжело раненых. Защитный контур полностью разрушен, восстановлению не подлежит.       На минуту тишина в гостиной вновь сгустилась, обволакивая присутствующих вязкой патокой. Брови Волдеморта сдвинулись, отчего по лбу пролегли глубокие морщины. Внутри темного мага вновь клубилась ярость, но он молчал. Перед ним не было виноватых, и не им предназначалась его злость и жажда крови, чьи багровые проблески появились в глазах. Все это пламя до последней капли было обращено к нападавшим, и им еще представится возможность почувствовать на себе его обжигающий жар. Сейчас же в первую очередь во внимании нуждались его люди: раненные, лишенные домов, растерянные и напуганные нападением, – обычные маги, далекие от вооруженных баталий, но разделяющие интересы своего сюзерена и следующие за ним не смотря ни на что.       Беллатриса же истолковала напряженное молчание по-своему. Как самой ярой стороннице своего Лорда, ей была невыносима мысль о том, что они потерпели неудачу в Локвэле. Да, эвакуированы были почти все жители, и даже потери были не столь значительны для темной стороны: подумаешь, пара отживающих свой век стариков, бесплодная сквибка, да несмышленый юнец, которого семья не смогла оставить в Мунго, но они потеряли Опорный Камень, защищавший поселение, сдали позиции и показали свою слабость. Урожденная Блэк, в силу своей природной горячности, иначе смотрела на некоторые вещи. Вместо радости за выживших она чувствовала вину и досаду за неосуществленную месть, а еще она боялась ощутить разочарование Повелителя, которое вот-вот могло пролиться на явившихся без трофеев Пожирателей.       – Мой Лорд, – Лестрейндж опустилась на колено рядом с Антонином, обращая вдохновенный взгляд к лицу Волдеморта, чтобы не пропустить ни малейшей эмоции и быть готовой среагировать, если вдруг тот одобрит ее рвение и отправит по следу мстить нападавшим, – эти потери незначительны. Мы хорошо потрепали тех ублюдков, и если собрать поисковый отряд – им не удастся уйти; это будет сражение на наших условиях и некому будет нам помешать! Мы отомстим за Локвэл и дадим понять что случается с теми, кто посягает на нашу территорию!       Но пыл Беллатрисы разделяла разве что сидящая в отдалении троица; молодые маги были столь же горячи и взбудоражены произошедшим, как и Пожирательница. Они не смели подавать голос, но пылкие взгляды и согласные кивки с головой выдавали желание броситься в бой вслед за Лестрейндж. Остальные приняли ее предложение с неодобрением: Гленн напоказ покачал головой, отводя хмурый взгляд в сторону, глаза Амелии наполнились слезами, губы ее задрожали, и Джошуа не осталось ничего, кроме как обнять жену за плечи, прижимая к себе в крепком объятии, не давая той взорваться от оскорбительных слов.       Если Пожирательница хотела снискать благосклонность Повелителя своим нездоровым энтузиазмом – она просчиталась. В любом другом случае Волдеморт, чей здравый рассудок сильно пошатнулся после создания крестражей, с довольством бы приветствовал столь яростный образчик служения. Но не когда дело напрямую касалось благополучия его сторонников. В тот самый миг, когда пренебрежение сорвалось с языка Лестрейндж, когда та говорила о вассалах Волдеморта как об обузе, она едва не навлекла на себя беду, всколыхнув внутри темного мага очередной поток бурлящей злости. От гнева Лорда Пожирательницу спасла Амелия, первая не сдержавшая эмоций:       – Беллатриса, как у вас только язык повернулся… так… такое сказать, – голос миссис Эртон предательски дрожал, – при нас? Все они… все – наши близкие. Как можно считать их жизни – незначительными?.. – последние слова Амелия произносила уже свистящим шепотом, не в силах контролировать чувства; она хотела лишь воззвать к совести Пожирательницы, но оказалась слабее перед собственными переживаниями, чем хотела думать.       Пронизанные болью слова Амелии не достигли сердца Лестрейндж. Она не видела своей вины в том, что говорила чистую правду: четверо погибших – не были бойцами. Так или иначе для своей общины они были практически бесполезны, и если делать выбор между ними и другой четверкой – Беллатриса не задумываясь сделала бы его. Даже если ее выбор не был бы правильным. Жалость, привязанность, чувства – все это ничто перед реальной силой; они никогда не заставят опуститься наведенную на тебя палочку. Силу можно победить только еще большей силой. И отстаивая свои убеждения, Белла готова была становиться в чужих глазах бездушной и циничной.       Тон Амелии непостижимым образом заставил бушующий в груди Волдеморта вихрь утихнуть. Еще пару секунд назад он готов был обрушить его на Беллатрису, заставляя раз и навсегда выжечь в памяти приоритеты, которых следовало придерживаться, а после – этот запал угас, оставив только ровное пламя решительности и уверенности, в которых нуждались больше. Самое время для Волдеморта было взять себя в руки и показать, что он именно тот, кому его вассалы присягнули на верность. Окинув взглядом собравшихся старейшин, Волдеморт обратился к склоненному перед ним Долохову:       – Антонин, – Беллатриса принялась жадно вслушиваться в решение Повелителя, жаждая, что ее предложение будет одобрено, – поднимись. Раненым оказана помощь?       – Да. Есть три особо тяжелых случая, но на данный момент все стабильны. Нам требуется больше колдомедиков и зелий. Особенно если считать, что нападение было организованным.       Долохов поднялся с колен и вернулся на прежнее место у камина, с которого видны были лица каждого из присутствующих. Если бы не Волдеморт, он бы и дальше продолжал доклад-диалог, выражая свое почтение в коленопреклоненной позе. Не счесть раз, когда Том силой – порой и буквально – заставлял Антонина бросить свои закоснелые замашки, но Пожиратель был воспитан в строгом соответствии с древними традициями и не видел ничего зазорного в том, чтобы выразить свое почтение и уважение к сюзерену. Особенно если того отчаянно требовала ситуация.       А вот Беллатрисе подобной уверенности не хватало. Оказавшись стоять на коленях в одиночестве перед безразличным к ее словам Лордом, она растерянно металась взглядом от Антонина к Волдеморту, пытаясь улучить момент, чтобы подать голос и не прервать при этом своего Повелителя. Покрытый мягким ковром пол словно жег ей колени, заставляя нетерпеливо покачиваться и перебирать пальцами в воздухе; к Лейстрендж указание подняться не поступало, и она не знала: стоит ли ей занять место рядом с Антонином или ожидать, когда на нее обратят внимание.       – Хорошо, – тем временем диалог продолжался; темный маг одобрительно кивнул. – Я свяжусь с зельеваром, – Волдеморт не назвал имени, но все посвященные поняли, что речь идет об одном конкретном человеке. – Организуй патрулирование и усиль охрану.       – Мой Повелитель, – Беллатриса не выдержала; жадно вглядываясь в спокойное лицо Волдеморта, она порывисто выдохнула, надеясь вернуть себе место в разговоре, – лучшая защита – нападение. Если мы устраним отряд нападавших – не нужно будет укреплять оборону!       Но темный маг по-прежнему не обращал на нее внимания; даже взглядом он не дал понять, что слушает ее или вообще помнит о присутствии Пожирательницы, склонившейся у его ног. Вместо этого он выдал новые указания Антонину:       – Раненые останутся в крепости под наблюдением Эдны. Остальных разместить в западном крыле в гостевых комнатах. Вам тоже следует отдохнуть, – последние слова были адресованы уже старейшинам.       – Мой Лорд, – Джошуа с благодарной полуулыбкой отрицательно покачал головой, – мы уже достаточно отдохнули. Может, среди нас нет колдомедиков, но мы с Амелией уже пятьдесят лет занимаемся аптекарским делом. Занимались… – гораздо тише поправил сам себя Эртон, успокаивающе проводя ладонью по плечу своей жены. Поймав согласный взгляд Гленна, Джошуа продолжил с воспрянувшей решительностью:       – Мы хотели бы помочь. Подготавливать ингредиенты, разносить зелья, ухаживать за ранеными. Мы…       – Джошуа, – спокойный голос Волдеморта прервал речь пожилого мага, – вы ведь не станете сейчас просить у меня разрешения на все это? – можно было заметить, как к размеренному тону добавились ироничные нотки. – Вы ведь не думаете, что я устрою военный режим и расселю всех по одиночным комнатам? Разумеется, вы будете помогать. Но уже завтра. Ваша задача на сегодня проследить за расселением семей и успокоить их, если потребуется.       – Мой Лорд, – вновь вступила в разговор Амелия, справившись со своими эмоциями и былой дрожью в голосе, – я хотела бы попросить о личном.       Женщина отстранилась от обнимавшего ее мужа и выпрямила спину, будто вспомнив, что находится в кругу аристократов. Нетвердой рукой она поправила волосы и коснулась щек, стирая едва видные следы от скатившихся вниз слезинок, словно это могло стереть так же и воспоминания о ее минутной слабости. Было видно, что для нее важно казаться сильной в тот момент, как если бы внешняя уверенность придавала ей сил изнутри.       Волдеморт пристально всмотрелся в лицо женщины, а затем согласно кивнул, предлагая ей продолжать.       – Можем ли мы ненадолго посетить Локвэл?       Услышав просьбу миссис Эртон, темный маг не изменился в лице, но его бровь мимолетно дернулась, выдавая секундное удивление. Принимая во внимание то, с какой важностью обратилась к нему Амелия, он ожидал чего-то более… существенного. Подавшись вперед, Волдеморт переместил руки с подлокотников на колени, опираясь на них и сцепляя пальцы в замок – так он выглядел более причастным.       – Зачем?       И хотя вопрос был задан не для того, чтобы взвесить и измерить важность просьбы – он был воспринят именно так. Джошуа, догадываясь, о чем может просить его жена, попытался отвлечь ее:       – Амелия, сейчас не лучшее время…       – Джошуа, – предостерегающе прервал его Волдеморт, не желая оставлять поднятую тему, – я хотел бы дослушать просьбу вашей жены до конца. – И затем вновь обратился к Амелии, проницательно всматриваясь в ее глаза, горящие болезненной решительностью:       – Зачем вам понадобилось в Локвэл, Амелия? Там осталось что-то важное?       – Да, – односложный ответ дался женщине тяжело; прежде чем отрывисто кивнуть, ей пришлось поджать вновь задрожавшие губы и сделать рваный вдох.       – Амелия, – последние нотки иронии покинули голос Волдеморта, делая его серьезным и властным, – я спрашиваю не потому, что намерен запретить вам вернуться. Но, скажу прямо, я против этого. В Локвэле сейчас небезопасно, и ни вы, ни Джошуа – не способны сражаться.       – Мой Лорд, – миссис Эртон была на грани, но все еще держалась, собираясь стоять до последнего, – я прекрасно осведомлена о своих способностях и способностях мужа. Но… это не тот случай, когда я могу позволить себе проявить слабину.       Волдеморт буквально видел, как между ним и Амелией возникает стена отчуждения; пока еще практически прозрачная, невидимая глазу и неосязаемая, но обещающая вскорости раздаться вширь и в глубину. Он также понимал, что женщина, ведомая своими принципами и эмоциями, будет думать, прежде всего, сердцем, а уже потом головой. И это было опасной практикой, потому что могло довести до беды. И прежде всего – саму Амелию. Непонимание – страшная вещь.       – Зачем вы хотите вернуться? – вновь повторил Волдеморт, но уже жестче. – “Что” вы там оставили? – он сделал особый акцент на первом слове, желая уже услышать ответ полностью, а не довольствоваться общими завуалированными фразами, которые он откровенно недолюбливал.       – …Присциллу, – едва слышно выдохнула Амелия, прежде чем стиснула задрожавшие с новой силой губы и опустила повлажневший взгляд на свои руки.       – Нашу племянницу, – пояснил глухо Джошуа, вновь приобнимая жену за плечи и с силой прижимая к себе обратно, позволив спрятать лицо на своей груди.       Все сразу стало на свои места: объяснилась и чувствительность семейной пары, и желание вернуться в разрушенную деревню во что бы то ни стало. Все жители Локвэла находились сейчас здесь, в крепости, и если кто-то остался за ее пределами – этот кто-то был из числа погибших. И одним из них была племянница старейшин, не избежавшая участи четырех. Наверняка, девушка пыталась помочь остальным как только начали звучать первые взрывы, и волей случая попала в самый жар битвы. А там сквибка – самая беззащитная из всей деревни – сделать что-то против боевых заклятий не могла, и хорошо, если смерть ее прошла быстро и без мучений. Вряд ли отряд Антонина собирал всех в одном месте для переклички и эвакуации; жители перемещались порт-ключами быстро и без выяснения обстоятельств. И родственники хотели искупить вину перед погибшей хотя бы так: попрощавшись и отправив в последний путь по всем семейным традициям.       Но вслед за этим прояснением пришло непонимание: зачем просить о том, что должно быть их по праву? Волдеморт мог бы докопаться до истины, но тратить время на долгие переговоры ему было не с руки. Эта видимость высокого общества, вынуждавшая чистокровных вежливо расшаркиваться друг перед другом и говорить половинными фразами, и так отняла много времени. А пускать его сейчас по ветру было не к месту.       – Посещение Локвэла – исключено, – тоном, не терпящим возражений, вынес вердикт Том, тут же предостерегающе поднимая руку и останавливая Джошуа еще до того, как слова протеста сорвались бы с его губ. – Пока в деревне не безопасно. Туда отправятся люди из отряда. Вы сможете проститься со своей племянницей по всем правилам. Как и семьи погибших с остальными.       – Спасибо, – выдохнула Амелия практически в унисон с мужем, не в силах отстраниться от его груди и взглянуть на Волдеморта; для женщины ее возраста – слишком много потрясений для одного дня.       Тяжело было не только миссис Эртон. Напряжение проглядывалось и в лицах остальных старейшин, в их наполненных усталостью позах. Было абсолютно ясно, что серьезный разговор, касающийся далекого будущего, – неуместен в самом ближайшем “настоящем”.       – Вам не за что благодарить меня. – Антрацитовая мантия тихо прошелестела, когда Волдеморт поднялся с кресла, тем самым завершая собрание. – Остальное обговорим завтра, а сейчас – отдыхайте.       Маги встали вслед за Лордом, почтительно склоняя головы на прощание. Первыми из комнаты выскользнула та троица, что не участвовала в беседе, наблюдая. В их лицах явно отслеживался отпечаток недовольства – они так и не услышали продолжения темы, поднятой Беллатрисой. Очевидно, что молодая кровь бурлила и кипела, варясь в котле максимализма неопытности, жаждала подвигов и свершений во имя благой цели. Они еще не до конца осознавали мудрость и пользу простого ожидания.       – Я провожу вас, – переглянувшись с Волдемортом и получив немое разрешение, Антонин присоединился к покидающим гостиную старейшинам. – Позвольте, – Пожиратель занял свободное место сбоку от Амелии – та была в абсолютнейшем раздрае, и Джошуа требовалась помощь – и предложил женщине опереться на свой локоть.       Вскоре в гостиной остались только Волдеморт и Беллатриса.       Лестрейндж еще никогда не удостаивалась столь унизительно-показательного невнимания со стороны своего господина. Все то время, что он вел неторопливую беседу, Пожирательница провела на коленях, отчаянно пытаясь держать лицо. Ей пренебрегали, игнорировали слова, как если бы желали наказать и дали время подумать над ошибками. Неловко дернув головой, словно отказываясь принимать очевидное, она лихорадочно обратилась взглядом к темному магу, с которым осталась наедине. От резкого движения типично блэковские кудри своевольно разлетелись по плечам, раздражая свою хозяйку игривыми щекотливыми прикосновениями. Взмахом руки откинув волосы назад, Беллатриса попыталась обратить на себя внимание:       – Мой Лорд, какие будут указания касательно сбежавших ублюдков? – вопрос прозвучал неуверенно и с нотками мольбы, но даже так – поразительно стойко.       Пожирательница не верила, но жаждала, чтобы ей разрешили преследовать обидчиков. Она готова была подобно голодному зверю, прирожденной ищейке идти по следу и загонять добычу, чтобы потом поднести охотничий трофей своему хозяину. Ее желание было столь сильным, практически осязаемым, что не оставляло простора для фантазии. Не нужно было даже расшифровывать взгляд горящих карих глаз. Волдеморт видел желания Лестрейндж насквозь.       – Белла, – он двинулся вокруг Пожирательницы, заходя той за спину; темный шелк мантии скользнул совсем рядом с ее плечом, заставив ту вновь склонить голову, пряча вдохновенную улыбку.       Лестрейндж вся подобралась, с едва скрываемым восторгом ожидая решения своего Повелителя. Она практически не сомневалась, что теперь-то, когда не будет лишних ушей, Лорд даст ей добро на преследование. Иначе и быть не могло.       Комната погрузилась в пружинистое молчание.       Волдеморт не торопился разрывать его. Остановившись за спиной Беллатрисы, он будто застыл, погруженный в свои мысли, и больше не проявлял к Пожирательнице никакого интереса. Взгляд его был направлен на неровные кучки угля в камине, который еще не успел истлеть до золы. Изредка на аристократическом лице появлялась тень недовольства, но она тут же проходила, согнанная с места холодным спокойствием.       Не встретив немилости как раньше, Беллатриса решила подкрепить свою просьбу доводами:       – Мой Лорд, мы сохранили их “след”. Мы можем “прыгнуть” за ними. Они ослаблены и ранены – будут легкой добычей. Совсем как жители деревни, когда те выродки напали на них, – Белла ходила по довольно тонкой грани наглости и убедительности, всего одно неправильное слово – и можно было нарваться на наказание, но цель оправдывала средства. – Если мы нападем сейчас – мы не только отомстим за погибших, но и заставим остальных бояться возмездия.       Стоило отдать должное храбрости Беллатрисы: она говорила то, во что верила, отстаивала свое мнение. Но даже так чувство тревоги проникло в Беллатрису довольно быстро. Она по-прежнему стояла на коленях, склонив голову, и не видела переместившегося ей за спину Волдеморта. Тишина и недосказанность, витавшие в воздухе, угнетали предприимчивую женщину, и очень скоро ей стало совсем невмоготу. Теряя спокойствие, Лестрейндж решилась поторопить Повелителя с ответом:       – Мой Лорд… я могу?.. – Как же ей хотелось в этот момент видеть лицо Волдеморта, его реакцию; она будто ходила по минному полю, в котором один шаг в сторону – уже смерть.       Пожирательница так усердно вслушивалась в тишину, что едва не вздрогнула от прозвучавшего, казалось, над самым ухом вкрадчивого голоса:       – Можешь “что”, Белла? – изменчивые интонации тонкими нитями оплетали Лестрейндж, не давая той двигаться, вынуждая замереть и почти не дышать. – Играть словами, чтобы манипулировать мной? Давно ли ты стала такой смелой, Белла? – Лицо Волдеморта устрашающе исказилось; Беллатриса не могла видеть этого, но чувствовала каждой клеточкой тела, по которому мягкой вибрацией вслед за голосом расходились волны чужой магии.       – Я бы не посмела! – чувствуя близость краха, Пожирательница опустила голову ниже, признавая власть Повелителя. – Мой Лорд, я прошу прощения за дерзость!       – Дерзость… это так теперь называется нарушение приказов? – голос Волдеморта опустился до шелестящего шепота; маг стремительно развернулся к Лестрейндж, прожигая яростным взглядом кудри на ее затылке.       – Ответь-ка мне, Белла, – нажим в голосе Волдеморта только усиливался, – где были наши люди, когда на деревню напали?       Беллатриса побелела; сердце ее пропустило один удар, прежде чем сорваться в дикий бег. Своим звериным чутьем она ощущала нависшую угрозу; и отделяло от нее Пожирательницу всего одно необдуманное слово. Она понимала ярость Повелителя: ее отряд был негласным вторым гарнизоном, но в нужный момент не просто сдал оборону, а оставил жителей без защиты из-за безумного желания Беллатрисы выслужиться. Оправдание у Лестрейндж было только одно: хлипкое, притянутое за уши, но оно было.       – Мой Лорд, пока вы отсутствовали… было донесение. Наши шпионы напали на след Поттера. Без сопровождения, в маггловском Лондоне. Это же… это была невероятная удача! Если бы мы захватили Поттера – победа нашей стороне была бы обеспечена! Мы бы добились того, к чему вы стремились все эти годы, мой Повелитель! Разоренная деревня и четверо погибших – малая цена в этой войне! Мы бы…       – Поттер?! – даже не дослушав до конца Волдеморт буквально прорычал фамилию гриффиндорца, заставляя Беллатрису вздрогнуть и замолчать, затаив дыхание; волнение магии лишь усилилось, все стекла в гостиной предупреждающе задребезжали. – Ты убрала всех людей с постов из-за... Поттера?..       От былого спокойствия Волдеморта не осталось и следа. Как это всегда бывало при упоминании Золотого Мальчика, внутри темного мага разливался бурлящий поток вместо крови, заставляя зудеть каждый клочок тела как от чесотки. На лицо мага легли мрачные тени, а черты его будто заострились – тронешь – порежешься. Беллатриса шестым чувством осязала бешенство своего Повелителя и боялась даже шелохнуться, не то что взглянуть в его глаза, горящие кровавым багрянцем.       – Мой Лорд, – в ее голосе уже не слышалась былая уверенность, – вы же сами хотели захватить мальчишку…       – Хотел?!       Действительно хотел; это знал и сам Волдеморт и Беллатриса. Но то, чего она понятия не имела – так это того, что гриффиндорец к тому моменту уже попал в руки ее Повелителя. А значит никак не мог гулять по маггловскому Лондону. И погоня за миражом, пустышкой, ценой которой были потерянная деревня, погибшие маги и множество раненых – являлась непростительным проступком, не имеющим оправданий.       Стиснув зубы с такой силой, что заходили желваки, Волдеморт процедил с нескрываемой злостью и черной иронией:       – Поттер, Белла, уже давно…       – Мой Лорд! – ворвавшийся в гостиную Антонин чудом остановил мага от раскрытия всех карт.       Долохов предполагал, что Волдеморт будет гневаться, и, после того как проводил стариков до этажа, на котором расселили всех гостей, поспешил вернуться в гостиную. И вовремя. Уже на подходе Пожиратель услышал злополучную фамилию Героя Магической Британии. А то, как она действовала на их Повелителя – было притчей во языцех. Заводить разговор о Поттере при Лорде было опасно, а сейчас, когда мальчишка сидел в подземельях – вдвойне. Причем не только для того, кто этот разговор заводил, не только для самого Поттера, но и для Волдеморта, в стане которого завелся предатель, и только и ждал верного момента.       – Мой Лорд, – видя, что Том остановился – хотя еще и продолжал кипеть от ярости, Антонин без лишних слов опустился на колени рядом с Беллатрисой и спокойно продолжил, – мне нужно обсудить с вами нечто важное. – Боковым зрением Долохов уловил практически дикий взгляд Беллатрисы, которая боялась даже головой шевельнуть. – Наедине, – добавил Пожиратель, смотря в ответ на соратницу.       Она бы не посмела вести себя так вольно. Лестрейндж сколько угодно могла внушать страх и трепет своим противникам или заставлять обходить себя стороной союзников, показывая острые грани своего характера, но перед Волдемортом ее внутренний стержень истончался, давая слабину. Те, с кем Белла не была близка, искренне считали, что это – проявление слепого обожания, боготворения и почтения ее как ярой сторонницы своего Повелителя. Те же, кто знал Лестрейндж достаточно, чтобы видеть глубже – видели суть. Ее покорность была сродни естественному страху животного перед кем-то сильным. А Волдеморт был таковым. Сильным, яростным и смертоносным зверем. Зверем, который любил порядок на своей территории. А порядок всегда означал подчинение.       – Мы уже обсуждаем нечто важное, – голос Волдеморта по-прежнему был наполнен яростью, но удушливая аура перестала давить на плечи, словно цепная собака, отозванная к ноге своего хозяина. – Присоединяйся. Белла мне как раз рассказывала, как гонялась за Поттером, бросив наших людей без защиты. И что же, Белла? – вкрадчивые нотки вплетались в дрожащее марево угрозы. – Где мальчишка?       – Упустили…       – Я не слышу! – рык Волдеморта заставил женщину вздрогнуть.       – Мы упустили его, мой Лорд! – выпалила Беллатриса, пытаясь унять сбившееся в страхе дыхание.       На секунду в гостиной повисла звенящая тишина. Она невесомым покровом легла на подрагивающие в напряжении плечи словно в попытке успокоить, но для Лестрейндж эта поддержка была подобна пытке.       – А-а-а, упус-с-стили, – шипящий шепот набатом звучал в этой тишине. – Ты говоришь мне это так просто, Белла? “Упус-с-стили”. Это я должен буду сказать Эртонам при погребении? Упустили?! Такое оправдание ты придумала своему сюзерену?!       Вокруг Волдеморта снова взметнулся вихрь магии, наполняющий воздух жалящими искрами. Он давил, подминал под себя, пугал своей необузданной мощью и внушал раболепный трепет. Титул Темного Лорда – не то, что можно получить по наследству или самолично присвоить. Это то, что дается и отбирается по праву сильнейшего. Волдеморт давно принял этот титул, и не потерял его даже после того, как из-за подлого обмана разорвал душу созданием крестражей. Даже так – с крохами былой мощи – он оставался одним из сильнейших, даже если эта сила была тесно сплетена с зародившимся безумием.       – Они клялись мне в верности. Я давал слово защищать их. Чего теперь стоят их клятвы и мое слово? И все это… из-за Поттера?!       Волдеморт зажмурился, опуская голову и стискивая кулаки; он капля за каплей терял контроль над своей силой – настолько им завладело бешенство. Сильный отрывистый вдох стегнул по натянутым нервам Беллатрисы и заставил Антонина поднять внимательный взгляд на их Повелителя. И то, что он увидел – не нравилось Долохову совсем. Он был в курсе пошатнувшегося здравомыслия Волдеморта, но так сильно самообладание тот терял впервые.       – Мой Лорд, – Лестрейндж нашла в себе духа подать голос, – клянусь, мальчишка будет наш! Я переверну весь Лондон, но найду его! – Беллатриса до сих пор слабо понимала причины столь сильной ярости Волдеморта, искренне полагая, что главная вина ее в том, что она не смогла захватить Поттера в плен.       – Вон…       – Повелитель, даю слово, я…       – Вон! – взревел Волдеморт, осознавая, что находится на грани; еще немного – и никакой здравый смысл не спас бы Пожирательницу.       Страх Беллатрисы сыграл с ней злую шутку: она была бы и рада выполнить приказ Лорда, но ноги, скованные мерзкой дрожью, практически не слушались. И видя эту заминку, Антонин сам поднялся с колен и рывком вздернул женщину вверх, схватив за плечи. Окинув провинившуюся соратницу ничего не выражающим взглядом, Долохов убедился, что та может стоять без его помощи, и подтолкнул в сторону дверей. Как только те с глухим стуком закрылись, Волдеморт с рычанием развернулся к камину; опустив сведенные судорогой пальцы на полку из темного дерева.       – Ты это слышал, Антонин?       – Да.       – Четверо погибших, тяжело раненые, разрушенная деревня и барьер, – Волдеморт с глухим стоном откинул голову назад, слепо вглядываясь в высокий потолок, – из-за непроверенного донесения. – Столько лет… впустую, – его голос все еще вибрировал, но уже было видно, что контроль мало-помалу возвращается.       – Не впустую, – возразил Долохов, приближаясь к камину и занимая свое излюбленное место. – Опорный Камень можно создать заново, отстроить новую деревню. А людей ничем не заменишь, особенно сейчас, когда общество под влиянием Дамблдора.       – Я… не могу. Нельзя, – Волдеморт отрицательно покачал головой, опуская ее и с силой наваливаясь на каминную полку. – И ты знаешь это. Если бы нам удалось захватить тот крестраж… – нотки ярости вновь опасно зависли в воздухе. – Если бы Поттер – этот щенок – не помешал…       Чувствуя, что Волдеморт снова начинает заводиться, Антонин мысленно устало вздохнул. За годы служения он успел повидать всякого, но такая зацикленность Лорда на обычном мальчишке – совсем даже не герое, по мнению Долохова – уже начинала отдавать чем-то нездоровым. Со стороны это выглядело неестественно, подобно наваждению, проклятью; будто кто-то стремился навязать Тому свою волю. И если бы Антонин не знал наверняка “какими” силами обладал его Повелитель – он именно так и думал бы. Но иногда, проходя в голове окольными тропками, нет-нет, да и проскальзывала мысль о том, что лучше бы так было на самом деле. Куда как проще и безболезненнее было думать, что Лорд проклят, чем то, что он медленно, но верно расстается с рассудком.       – Мы же оба понимаем, что мальчишка слишком… беспомощен и неопытен, чтобы мешать нам. За его спиной должен стоять кто-то более хитрый и осторожный, чтобы раз за разом успешно спутывать нам планы. Но, судя по тому, что я вижу – этот “кто-то” – портит жизнь не только нам, но и самому Поттеру, – “и не ясно кому в большей степени”.       Вольные речи Антонина шли вразрез со змейкой безумия, вьющейся в голове Волдеморта, и только лишь раззадоривали ее. Темный Лорд вскинул наполненный подозрением взгляд на свою “правую руку”; он словно не верил в то, что слышал. Багровые искорки пульсировали где-то в глубине его глаз, даже не думая утихать. Но вся эта внешняя показная агрессия не могла как-то испугать Долохова – опять же, тот видел “многое” и за годы службы прекрасно научился распознавать ту тонкую грань, где с Томом еще можно договориться, а где пора молча принимать больное эго Волдеморта.       – Поттер – как громкая шутиха для отвода глаз; им просто удобно прикрываться. Мальчишку словно специально подкладывают под нос, и пока мы возимся с ним – крыса грызет нору у нас за спиной. Сначала нам нужно разобраться с этой крысой. Кто-то регулярно нас подставляет, сливая информацию другой стороне. Это уже становится серьезным.       Выпрямившись, Волдеморт развернулся корпусом к Антонину, смотря на него прямо и жестко. Где-то на задворках сознания он понимал правоту Долохова, видел логику в его словах, но кровавую дымку перед глазами не так-то просто было развеять, особенно если всуе упоминать имя главного раздражителя. Скрестив руки на груди, Лорд слегка склонил голову набок; вся его поза источала вызов. В воздухе будто повисло неозвученное: “Ну, удиви меня”. Любой другой сразу бы стушевался, ощутив на себе взгляд, пронизанный багрянцем, но не Долохов. Он умел четко ставить себе цели и с непоколебимым упорством идти к ним. И сейчас перед ним возникали две задачи: успокоить безумство Лорда и довести до него свои мысли. И то и другое решалось одновременно легко и сложно – нужно было перевести внимание Волдеморта на что-то другое.       – Нападение на Локвэл не только выглядело подготовленным – оно было таким. Белла достаточно умна, чтобы не верить непроверенной информации, и слишком… – Антонин сделал неопределенный жест рукой в воздухе, словно пытаясь придать форму чему-то абстрактному, – Блэк, чтобы ей врали ее же боевики. Значит, кто-то действительно видел Поттера. Но мы оба знаем “где” Поттер находится. Все совпало слишком гладко: мальчишку видят в Лондоне, затем Белла уводит отряд в погоню, а на деревню тут же нападают.       Долохов оказался прав – рассуждения подействовали на Волдеморта подобно умиротворяющей пилюле: из его глаз пропали алые отблески, морщины на лбу разгладились, а угроза, витавшая все это время в воздухе, понемногу рассеялась. На лице Тома медленно проявились самые обычные эмоции: сомнения, неудовольствие, досада. Как и любому другому лидеру, ему было неприятно осознавать, что что-то в его стане неладно. Развернувшись к креслам, он кивнул в их сторону, предлагая перенести разговор туда.       – Кто сообщил, что видел Поттера? – Волдеморт не смог удержаться, чтобы не нахмуриться при этом имени.       – Кэрроу.       – Амикус?       – Алекто. – Брови Тома дрогнули в непроизвольном удивлении; он не ожидал этого услышать.       – С каких пор Алекто гуляет по маггловскому Лондону?       Волдеморт даже не сомневался в том, что Антонин все разузнал еще до того, как заводить разговор. Таков уж был его правая рука; не в его духе упускать что-то из виду или потчевать своего предводителя не подкрепленными ничем домыслами.       – Ее выкинуло там при трансгрессии, – Долохов невозмутимо кивнул в ответ на пристальный взгляд Темного Лорда, – совсем как вас в доме Поттера.       – Первый раз случайность, второй… – фраза даже не нуждалась в продолжении – и так все было ясно. – Кэрроу – не крыса, – непоколебимая уверенность.       – Это было бы слишком просто, – подтвердил Антонин, откидываясь на спинку кресла; теперь, когда разговор ушел немного в сторону и Волдеморт “вернулся” в нормальное состояние – можно было позволить себе расслабиться.       Когда они встретились взглядами – все уже было решено. Маги знали, кого нужно искать. Но это знание было сродни поиску иголки в стоге сена – почти вслепую. Все, что им было известно: предатель не знал где Поттер и был достаточно сильным (или водил знакомство с таким магом), чтобы суметь воздействовать на трансгрессию. Но как минимум под одно из этих условий подходил почти каждый...