***
- Повернись на живот. - Не хочу. В покоях короля было очень тепло. Огонь в камине полыхал жарко. Отсветы пламени плясали на обнаженной коже мальчика, и его лицо казалось почти румяным. Он лежал вытянувшись рядом, опершись на локоть и закинув на Петира одну ногу, смотрел на него сверху вниз из-под ресниц, поглаживал ему грудь кончиками пальцев и время от времени целовал. Глаза его лучились нежностью и любовью. Такой же как много лет назад в Винтерфелле, когда Петир в первый раз остался с ним на ночь. Ничего не изменилось с тех пор. Хотя теперь его мальчик был уже и не мальчик совсем, а зрелый муж. Сколько ему? Тридцать? Седые волоски уже серебрились кое-где в его тёмных прядях, и его юношеская гибкость уступила место мужской силе и мощи. Он уже не спрашивал Петира с робким видом, что и как ему сделать, а Петиру не приходилось его учить, как доставить себе удовольствие — король знал сам. Но он был всё так же порывист и несдержан, горяч и неутомим, всё так же дрожал от прикосновений Петира, всё так же выгибался под ним, поднимал зад ему навстречу и откидывал голову, и рот его был всё такой же торопливый и жадный. Он всё так же любил Петира, как и десять лет назад, и страсть его не уменьшалась с годами, а как-будто даже возрастала. С каждым годом он становился всё смелее и откровенней и хотел от Петира всё больше. А сам Петир? Год за годом он задавал себе этот вопрос и не мог найти ответа. Он любил свою жену. Хотя между ними уже и не было той страсти, что в самом начале их брака, но любовь их всё ещё была жива. Его Санса дорожила им, заботилась о нём и, да, любила, Петир был в этом уверен. Лорд Бейлиш обожал своих детей. Всех, даже их еще нерожденного ребенка, сына, как надеялся Петир. Он любил свою семью, эту свою жизнь. Год от года, от зимы до осени он был счастлив почти абсолютно. Почти. В конце каждого лета в душе его поселялось беспокойство. Сначала смутное и едва осознаваемое, но с каждым днём всё более сильное и явственное. К началу осени оно перерастало в нетерпение. Петир так и не полюбил охоту, как Джон не пытался расписывать ему привлекательность этого занятия. Но его тянуло в лес, в уединенность их охотничьего домика. Там время останавливалось, дни и ночи словно махали рукой на необходимость четко следовать друг за другом, усаживались, обнявшись, на пороге их дома, и вели неторопливые беседы. Как Петир с королем. Нет, не с королем, а с Джоном, с его милым мальчиком. Неторопливые беседы у очага за бутылочкой вина, прогулки по лесу, смех короля, которого не слышал больше никто, только Петир, бесконечная нега, когда они целыми днями лежали в постели или на шкурах перед очагом, болтая, предаваясь любви, смеясь и грустя вместе, чередуя страсть с нежностью, а редкие ссоры с бурными примирениями. В начале королевской охоты лорд Бейлиш ждал только встречи со своим другом и их немудреных холостяцких развлечений. Он был в этом уверен. Когда же подходила к концу их вторая неделя, он бывал влюблен, каждый год словно заново. Он сопротивлялся этому чувству. Быть влюбленным в мужчину, в глупого мальчишку? Только не Петир Бейлиш! Нет, Петир не мог его любить. И потому в их последний день он весело трепал Джона по щеке, вскакивал в седло, на прощание с улыбкой махал королю рукой и уезжал, ни разу не оглянувшись. И всё-таки он его любил. И потому сердце его кровоточило, болело всё сильнее с каждым шагом его лошади. После этого он целый месяц тосковал по своему Джону, своему любовнику. Своему возлюбленному... Двое из его детей были зачаты в этот месяц, когда тоска была особенно невыносима. Что будет теперь, когда король собирался остаться с ним рядом на несколько месяцев, Петир не знал. Возможно, пригласить его сюда было не такой уж хорошей идеей. По прошествии месяца, это ощущение опасности только усиливалось, по мере того, как усиливалось и ощущение счастья. - Повернись на живот. - Не хочу. - Хочешь, - Джон улыбнулся с нежностью, - Я знаю, что хочешь. Ну же, Петир! Повернись, любимый. - Я не хочу. - Я просто поглажу тебя. Я ничего не буду делать, обещаю. Просто поглажу тебе спину, любовь моя. Петир нехотя перевернулся на живот... Положил голову на согнутые руки и закрыл глаза. Ладони у Джона были тёплыми, немного мозолистыми от частого обращения с оружием, и очень нежными. Он долго гладил и целовал Петиру спину, потом положил голову ему на лопатки. - Ты красивый. Твоя жена говорит тебе, что ты красивый? Я могу любоваться тобой целый день. Какая у тебя кожа, Петир! Как шёлк... Ты совсем не меняешься. Всё такой же, как в нашу первую ночь. В ту ночь, когда король впервые увидел лорда Бейлиша обнаженным, тот принимал ванну. Король как всегда вошёл в его покои без стука и замер на пороге, глядя на него расширенными глазами. До этого Бейлиш никогда полностью не раздевался, ему достаточно было просто немного приспустить штаны. Когда Джон ворвался к нему, он подумал было прикрыться, но в конце концов решил, что это глупо. Король с жадностью рассматривал его тело, гладкую, розоватую после горячей воды кожу и огромный бугристый шрам, рассекающий его торс почти надвое. Мальчик робко потянулся, чтобы прикоснуться к нему, и лорд Бейлиш сильно ударил его по руке. - Что это? - спросил Джон тихо. - Память по твоему дяде Брандону, - отвечал Петир со злой усмешкой. С тех пор прошло много времени, и король не раз целовал его шрам и всё его тело... Теперь он гладил Петиру спину, ягодицы и ляжки, время от времени пропуская руку у него между ног. Неторопливо и долго. Время стояло, минуты длились бесконечно. - Раздвинь ноги, любовь моя, - прошептал Джон, - Хочу погладить тебя там... Петир послушался, не открывая глаз. Рука короля принялась хозяйничать у него между ног сначала нежно, затем всё более нетерпеливо. Петир спрятал лицо в сгибе локтя. Нега сменялась желанием. Он стал умел, его мальчик, он знал что и как делать, чтобы разжечь его. Вскоре Петир почувствовал, как Джон целует его ягодицы. Он знал, что будет дальше. Они оба знали. Но ни один из них не хотел торопиться. Пальцы, потом губы, потом язык... Не спеша, по кругу, нежно, настойчиво, медленно, жадно, и снова нежно. Петир слегка приподнял бёдра и раздвинул ноги сильнее. Вздохнул в нетерпении. Джон подложил подушку ему под живот, чтобы было удобней, но продолжал свои манипуляции, ничего не меняя. Пока Петир не попросил его сам. - Вылижи меня, Джон. Как ты умеешь. За долгие годы и бесконечные ночи, мальчик научился многому. И стал искусен в том, что он называл «дарить наслаждение своему любимому». Он устроился у Петира между ног, раздвинул его ягодицы руками. - Люблю тебя, - сказал он. Больше они не говорили. Петир старался не стонать, уткнувшись лицом в подушку. Джон заметил это ему. - Ты всё время сдерживаешься, Петир. Мне бы хотелось, чтобы ты перестал сдерживаться со мной. Хочу услышать, как ты стонешь. Ты сам говорил, здесь нас никто не слышит. Пожалуйста, Петир. Бейлиш держался. Сильно зажмуривался и тяжело дышал. Но когда палец Джона проник в него, всё-таки не выдержал, вскрикнул приглушенно. - Мой хороший, мой прекрасный Петир, - Джон засмеялся. Петир не часто позволял ему делать это, и каждый раз Джон радовался, как ребенок. А Петир старался не слишком показывать свое удовольствие, чтобы не поощрять его. Мальчик и так был склонен увлекаться. Он постанывал не меньше Петира, осторожно трахая его пальцем. Гладил, сжимал, целовал и прикусывал его ягодицы. Но стоило Петиру невзначай вздрогнуть и вздохнуть погромче, и вдохновленный мальчик, не вынимая своего пальца, забрался на него сверху и улегся ему на спину. Он поцеловал Петиру затылок и задвигал бёдрами в такт с движениями своей руки, потёрся членом о ягодицы. - Слезь с меня, - сказал Петир, пытаясь его сбросить, - Слезь, тебе говорят! - Ты упрямый... - Ты извращенец. Петир снова перевернулся на спину, и Джон скатился с него кубарем. Кровать была достаточно широкой, поэтому на пол мальчик не свалился. Он захихикал, быстро перекатился на живот, вскочил и набросился на Петира с поцелуями. - Какая же ты упрямая злюка! Тебе же нравится! - Хватит болтать и слюнявить меня, - Петир толкнул его голову вниз, - Лучше возьми меня в рот. Живо. Дай мне тебя оттрахать. - Кто кого оттрахает, любовь моя... - улыбался Джон, склоняясь к его паху и обхватывая петиров член губами. Одновременно, он развёл ему ноги и снова вставил в него палец. Петир не возражал. Так было даже лучше. Настолько хорошо, что он стал помогать движениям Джона. Стоны его стали громче на радость мальчику. Тот даже рассмеялся, не выпуская его изо рта. Дойти до пика он Петиру не позволил. По крайней мере не сразу. Они не торопились. Разговаривать с полным ртом Петир его отучил, поэтому теперь мальчик перехватил его член в руку, а сам предался второму любимому занятию после любовных утех со своим Петиром — болтовне. - Тебе нравится? - спросил он с улыбкой. - Заткнись... - Петир попытался снова ткнуть его лицом себе в пах, но не дотянулся. - Признайся, что нравится! У тебя такое лицо... Если бы ты видел сейчас своё лицо! Ты такой красивый! Боги, какой ты красивый. Моя любовь, мой король, моё счастье, Петир... - Заткнись, Джон. - Так хорошо? - не выпуская члена из руки Джон провел кончиком языка по самой его макушке. Его палец продолжал потихоньку трахать Петира в зад. Петир задрожал и впился зубами в нижнюю губу. Джон снова засмеялся, - О да, так хорошо... Приподнимись немного, я хочу достать тебя языком. Дай я расцелую тебя там, мой любимый, сладкий Петир. Это была пытка, самая сладкая, но всё-таки пытка. Петир хорошо научил своего мальчика. В сочетании с природными талантами короля, это давало ошеломительный эффект. Медленно, но верно Петир терял контроль. Он взмок, кожа его покрывалась нервными мурашками, руки и ноги подрагивали от перевозбуждения. Его собственный пот мешался со слюной короля. Король смеялся. Язык его был повсюду. Пальцы, рот, ладони скользили с влажным звуком. Мягкая бородка покалывала нежную кожу. Губы целовали везде. Мальчик поднял к нему лицо, упёрся подбородком ему о бедро, посмотрел на него замутнённым, совершенно влюбленным взглядом. Улыбнулся мечтательно. - Позволишь мне попробовать двумя пальцами, Петир? - спросил он, - Если будет больно, я перестану. - Нет... Аааххх.. Ему не дали ответить. Язык короля снова побежал по его коже, оставляя за собой влажные дорожки. Палец поглаживал его внутри. - А теперь? - Дрянь. Ты маленькая дрянь, - Петир задохнулся собственным стоном. И потерял контроль, - Пробуй... Но если мне будет больно, я убью тебя, так и знай. Мальчик снова смеялся. Серебристым, счастливым смехом. Петир почувствовал, как его словно наполняет изнутри. Больно не было. Ну если только немного. Было странно. Неуютно. Он захотел оттолкнуть руку, медленно двигавшуюся в нем. Сморщился. - Тебе больно? - Не двигайся... Рука мальчика замерла. Но поцелуи продолжились с новой силой. - Я люблю тебя. Если бы ты знал, как я тебя люблю, - бормотал Джон. Петир медленно привыкал к этому странному чувству наполненности. Страх ушел. Немного боли осталось. Теперь ему хотелось одного — дойти до пика. - Джон... - позвал он хриплым голосом. - Да, мой хороший? - даже не глядя, Петир знал, что он улыбается. - Соси меня. - Мне убрать пальцы? - Пусть будут. Просто возьми его в рот. И на этот раз не останавливайся, иначе я накажу тебя. Еще один смешок. Поцелуи, влажный настойчивый язык. - Петир... Ты самое прекрасное, что случилось со мной в жизни. Ты прекрасен... И я люблю тебя. Ты мой, только мой! Слышишь? Больше никто не делает для тебя того, что делаю я. Больше никому ты не позволяешь себя трахать... - Иные тебя возьми, Джон! - голос дрожал и срывался, - Ты заткнёшься или нет? Мы будем трахаться или петь любовные баллады? Джон громко рассмеялся ему в живот. - Мы будем трахаться. Ты будешь трахать меня, а я тебя. Иди ко мне, мой самый сладкий... Он больше не останавливался. В конце Петир кричал. Кажется, довольно громко. Слуг здесь не было. Все прочие комнаты были внизу, и охрана короля находилась там же, на входе в королевскую башню. Оставалось надеяться, что их крики не долетали туда. Потому что сдерживаться Бейлиш не мог. Он бился в конвульсиях, крепко держа Джона за голову, бесконечно изливаясь ему в рот. Потом Джон целовал его живот и губы. Петир чувствовал себя очень слабым, и голова его плыла словно в лихорадке. Джон поил его вином. Лежал рядом, обняв обеими руками и крепко прижав к себе. Нёс какую-то чушь о вечности и любви. Целовал Петиру лицо. - Я голоден, - сказал Бейлиш едва слышно. И Джон кормил его, сидя подле него, поджав под себя ноги. Стряхивал хлебные крошки с петирова живота. Улыбался ему. Потом они снова лежали обнявшись. Джон гладил его щеки. - Тебе же нравится это, - говорил он. - Что «это»? - Когда я трахаю тебя. - Не знаю... - Петир пожимал плечами. - Зато я знаю! Уж поверь мне! Тебе точно это нравится. Джон замолчал, но Петир знал, что разговор не окончен. Старк ни за что не оставит тебя просто так. Раз уж вцепился в тебя зубами, пока не дожует, не выпустит. Но поощрять его Петир не собирался. Закрыл глаза устало. - Почему ты не позволяешь мне себя трахнуть, Петир? - Джон запустил пальцы в растительность в его паху, - Чего ты боишься? Или ты не доверяешь мне? - Просто не хочу. Не всем это нравится, Джон. - Вот увидишь, как хорошо тебе будет! - горячо зашептал мальчик, - Как огонь во всем теле. Тебе даже не будет больно! Сам говоришь, у меня маленький член... Вот увидишь! - Не хочу... - Почему? - тон мальчика становился упрямым. - Не хочу, потому что я не извращенец. - Ты спишь со мной, - заметил король резонно. Бейлиш усмехнулся. - Это аргумент... - он отвернулся от короля и улегся набок. Это была ошибка. Джон мгновенно обхватил его руками сзади, прижался к его спине, расцеловал его плечи. - Ты меня любишь, Петир, - сказал он уверенно. - Я привязан к тебе, я тебя не люблю, - Петир недовольно двинул плечом. Он тоже умел быть упрямым. - Признайся, ты влюблен в меня, - ещё поцелуи. - Ты много фантазируешь и еще больше болтаешь. - Ты влюблен в меня больше, чем в жену, и ты меня хочешь. Я знаю! Можешь хмыкать, сколько угодно! Ты мой, ты занимаешься со мной любовью уже больше десяти лет... - Раз в год... - Твоя жена сказала, ты с нетерпением ждешь наших встреч. - Она преувеличивает. - Ты упрям, Петир! Не хочешь признать очевидного, - Джон усмехнулся и уткнулся носом ему в затылок. - Что же кажется тебе очевидным, мой хороший? Крепкие руки развернули его лицом к королю. Но этого показалось мальчику мало. Он забрался на Петира сверху, придавил его к ложу своим весом, так что и двинуться было трудно. Взял его лицо в ладони. Тёмные глаза смотрели очень серьезно. - Ты мой, а я твой. Мы связаны. До конца наших дней, Петир. Мы с тобой... как супруги. Склонность к театральности и громким словам была у Старков в крови. Петир с силой оттолкнул его. Согнул колено и уперся ему в живот, пока не оторвал от себя. - Боги, идиот! Какой ты идиот, Сноу! Вечно тебе в голову лезет всякая дрянь! Если бы я знал, что этим закончится, ни за что не позвал бы тебя к себе. Слезь с меня! И вообще, прекрати меня хватать, иначе я тебе врежу! Угрозы нисколько не смутили мальчика. Он скатился с Петира и снова лег рядом. - Можешь злиться, сколько угодно, Петир. Но ты сам знаешь, что это правда. - Знаю? Ты так думаешь? Я знаю одно, сколько бы ты не лепетал здесь о том, какая мы с тобой пара, ты всё равно женишься на той девочке. Без разговоров. Учти, малыш! Женишься, трахнешь её, сделаешь ей ребенка. - Я женюсь и рожу сына, - отвечал Джон беззаботно, пожимая плечами, - Я обещал. А потом ты сделаешь то, что обещал ты. Я доберусь до твоего зада. И тогда посмотрим, что ты станешь говорить. Вернее, как ты станешь стонать. О, как тебе понравится! Джон снова смеялся. Петир хотел было разозлиться, но у него не было на это сил. Поэтому он просто фыркнул. - Твоя нездоровая одержимость моим членом переросла в нездоровую одержимость моим задом, Джон. Ты самый грязный извращенец из тех, кого я встречал. А я встречал немало, - заметил он. - Если я такой ужасный извращенец, как ты говоришь, то почему же ты со мной спишь? - парировал король, - А что касается твоего члена, я до сих пор им одержим. Трахнешь меня? -Я устал. - Я тебе помогу. - Позже. - Хорошо... Можно мне тебя поцеловать? - Целуй. Остановишься, когда скажу. Джон поцеловал его шрам нежно и неторопливо. - Ничего, - сказал он, - Я могу подождать. Я подожду, когда ты будешь готов, Петир...***
В самую первую ночь король ждал его у себя в покоях, в круглой башенке под самой крышей. Огромный для такой комнаты камин ярко горел. Стены были увешаны толстыми шерстяными гобеленами, полы выстланы шкурами. Здесь было не просто тепло — жарко. Слишком жарко для северянина, заметила лорду Бейлишу его супруга, когда осматривала королевские покои. Лорд Бейлиш пожал плечами. - Возможно вы правы, дорогая. Мне трудно судить. Просто сам я люблю тепло. И король в столице тоже, должно быть, отвык от северных морозов. Но если вашему брату и вправду будет здесь жарко, он сможет вовсе не разжигать камина или распахнуть окна... Окна были плотно закрыты, в камине пылал огонь, и в покоях северного короля было жарко, как в Королевской Гавани в разгар лета. Король лежал на кровати, глядел в потолок и прислушивался к каждому шороху. Он был обнажен, как и обещал, и поначалу даже встал на колени, как и обещал. Но слишком уж он нервничал, просто не находил себе места, и потому перебрался на ложе, улегся и постарался взять себя в руки. Некоторое время он просто лежал, пытаясь успокоить дыхание, потом словно невзначай положил ладонь себе между ног и нехотя, медленно, легкими прикосновениями принялся поглаживать себя... Когда Петир Бейлиш, наконец, шагнул в комнату, отогнув край гобелена с изображениями лесных птиц, Джон даже не заметил его — слишком увлекся своей игрой. Бесшумно ступая по шкурам, Бейлиш приблизился к ложу, прислонился к резному столбику спинки и стал наблюдать, как мальчик самозабвенно ублажает себя. Глаза короля были закрыты, рука быстро сновала между ног, Джон тяжело дышал и приподнимал бёдра в такт своим движениям. - Я вижу, ты начал без меня, - сказал Бейлиш, и король сильно вздрогнул и распахнул глаза, - О! Прости, не хотел тебя испугать. Продолжай, пожалуйста, малыш. А я посмотрю... Петир уселся на край кровати и приготовился смотреть. Король замер с членом в руке. Он выглядел растерянным и явно не мог решить, послушаться ли ему и продолжать, или оставить своё занятие и броситься к своему любовнику в объятия. Как всегда Петир решил за него. - Так ты делаешь, когда думаешь обо мне? - спросил он негромко, - Ты ведь обо мне сейчас думал, Джон? - Да, Петир, - отвечал король хрипло. - Что еще ты делаешь? Покажи мне. Медленно, неуверенно Джон поднялся и встал на четвереньки, выгнул спину, и задвигал бёдрами, глядя на Петира из-за плеча. Петир смотрел на него тёмным пугающим взглядом. Прямо ему в глаза. Всего минуту, прежде чем рванул пересмешника у ворота своего дублета. Пересмешника, пряжки одну за одной, серебристый пояс... Нервными руками. - Сучка. Ты настоящая сучка, Джон. Не останавливайся, продолжай, мой хороший. Смотри на меня. Маленькая похотливая дрянь, жаждущая моего члена... Петир делал ему больно, вонзался ногтями в плоть, зубами в плечи, трахал его сильно и глубоко. Поворачивал его за бёдра, насадив на свой член. - Перевернись. Осторожно. Вот так. Ложись. Раздвинь ноги. Джон подчинялся беспрекословно, только глядел на него с обожанием. - Тебе больно? - Немного. - Тебе хорошо? - Да. - Почему ты не кричишь? - Нас услышат, Петир... - Нет, здесь тебя никто не услышит. Здесь я могу делать с тобой всё, что захочу, и никто тебя не услышит. Кричи. Я хочу, чтобы ты кричал. И Джон стал кричать. Сильный, упрямый, своевольный, несдержанный сын двух могучих Домов, получивший от них вместе с достоинствами все их недостатки, он становился таким покорным, податливым, мягким в руках Петира, что одно это сводило с ума и было способно довести до пика. Тем более, что таким он был не всегда. Часто он становился совершенно дик и необуздан, и Петиру стоило больших усилий сдерживать его упорный натиск. Тем более, что атаковал он, обрушивая на Петира лавину своей любви, нежности и абсолютного обожания, а этому оружию трудно было противостоять. Так они играли друг с другом. Петир играл силу, Джон играл слабость, а потом Джон становился Старком или Таргариеном, королем и владыкой, а Петир — маленьким мальчиком с Перстов. И они менялись местами. Но как бы ни распределялись роли, одно оставалось неизменным — любовь и одержимость короля, и нежная привязанность Петира. Они любили друг друга. - Я люблю тебя, мой хороший мальчик. Ты знаешь, как я тебя люблю! Будь умницей, не капризничай. Ты сам предложил, чтобы я связал тебя. Дай мне свои руки, Джон. Не спорь. Давай! Джон протягивал ему руки. С сомнением на лице. Он не любил, когда его ограничивали физически. Чувствовал себя в ловушке, словно дикое животное. - Теперь ноги. - Ноги, Петир? Зачем? - мальчик пугался. - Чтобы ты не вздумал сводить их, когда я буду тебя трахать. Чтобы ты лежал подо мной тихо и послушно, как положено сучкам, а я мог бы делать с тобой, что хочу. Раздвинь ноги, Джон. Подними зад. Видишь? Так я могу достать везде, где захочу. Так ты будешь открыт мне, куда бы я ни пожелал тебя оттрахать, и не сможешь сопротивляться. Ноги, Джон. - Я не стану сопротивляться, Петир, ты же знаешь... - А сейчас ты что делаешь? Споришь со мной. Противишься мне. Кто ты, Джон? - Я твоя сучка. - Делай, что велено. Мальчик лежал в восхитительно неприличной и не очень удобной позе. Зато Петир мог делать с ним, что хотел. Абсолютно всё. Но почему-то первое, что ему захотелось, это поцеловать мальчика в пах. Просто коснуться губами густых волос там. - Я скучал... Джон взвизгнул и задергался. Застонал. - Петир! О, Петир! О, пожалуйста! Петир совершал ошибки с ним, проявлял слабость. Этого не следовало делать, это нарушало баланс. Но и не делать этого было невозможно. Невозможно сопротивляться напряжению между ними. Как будто их тянуло друг к другу тугими канатами. Санса, дети, титулы, замки, власть и деньги, враги и соратники с одной стороны, и пропасть по имени Джон — с другой. Его пропасть принимала его охотно и с готовностью. Джон стонал и лепетал слова любви. Ему было больно, а он просил ещё и ещё больше боли. Он был словно ответом на молитвы Петира: абсолютная любовь, месть и выход давней вражде для него — всё в одном мальчике. Разве можно было сопротивляться этому? - О боги! Ты убиваешь меня, Петир! Ещё, ещё! Не останавливайся! В конце он плакал. А Петир целовал залитое слезами лицо. Обнимал и гладил его. - Ты самый лучший, малыш. Ты самый любимый. Самый сладкий мальчик. Потом Бйлиш устало лежал на нем между его широко разведенных ног, не обращая внимание на липкое хлюпанье между ними. - Петир? - Да, мой хороший? - Я больше никогда не хочу с тобой расставаться. - Я знаю. - Я не могу без тебя. - Всё будет хорошо, малыш, вот увидишь... Первую неделю они мало виделись днями. Король проводил почти всё время со своей сестрой и племянниками, а лорд Бейлиш бывал очень занят. Они встречались только за трапезами. После обеда, лорд Бейлиш отправлялся к себе в кабинет поработать. А король шел в свои покои, заняться письмами и неотложными королевскими делами. Эйгон-Завоеватель тоже бывал очень занят в эти дни — каждый день нетерпеливая рука тревожила его, отбрасывая гобелен, где основатель династии принимал клятвы Первых людей, и его потомок врывался в кабинет, как смерч. Он бросался прямо к столу, за которым с невозмутимым видом сидел лорд замка, и падал перед ним на колени. - Хочу тебя. Ртом. Сейчас, - говорил король торопливо. Или: - Трахни меня, прямо сейчас, пока я не умер, Петир, - наклоняясь над столом и спуская штаны. Иногда Петир заставлял его просить. Раздеваться и стоять на коленях, обнимать Петиру ноги, умолять взять его. Иногда Петиру не давали такого шанса, и жадные руки торопливо рвали с него одежду, и жадный рот набрасывался на его член. Один раз Джон в нетерпении так схватил его, что уронил на пол, прямо на мягкий ковер. Набросился на него, забрался сверху, придавил своим весом и принялся целовать. Пришлось ударить его. Это единственное, что приводило короля в себя. Кулаком в челюсть — в бороде синяки не так заметны, как на скулах. Петир давал ему пощечины и заставлял извиняться. Прогонял от себя. Иначе с королем было не совладать. Но сохранять хрупкое равновесие между лордом и его мальчиком становилось всё труднее. И всё труднее было сопротивляться собственным чувствам. Возможно, пригласить сюда короля, всё же было ошибкой...***
Ветер трепал им волосы, бросал снежную пыль в лицо. Петир морщился и ёжился зябко, но терпел. Джону здесь нравилось. - Летом здесь лучше. - Тогда приеду летом. Здесь редко кто-нибудь бывал, и тропинки все были засыпаны снегом, а под деревьями его лежали целые сугробы. Между белыми стволами тут и там виднелись нагромождения камней, а в глубине богорощи был настоящий скалистый холм с гротом. Склоны его были усажены вечнозеленым вереском. Немного ярких красок среди оттенков белого. - Здесь... красиво. Мне здесь нравится. - Мне, в общем, тоже. - Правда, Петир? - Джон улыбнулся недоверчиво, - Не думал, что ты любишь богорощи. Петир задрожал под новым порывом ветра и обхватил себя руками. Ветра с озера дули всю зиму. Стучались в окна, приносили снег, дождь и сырость. А ещё смутные воспоминания о старой кремниевой башне на скале. О Перстах. Возможно поэтому лорд Бейлиш так ненавидел холод, сырость и ветра и не желал к ним привыкать. - Давай хотя бы уйдём туда, где не так дует, - попросил он. Грот был не слишком глубоким, но надёжно защищал с трёх сторон от непогоды и скрывал от любопытных глаз. Едва они оказались под его сводом, Джон сразу обнял его, укутал своим плащом сверху. - Ты маленький, слабый, изнеженный южанин, Петир, - усмехнулся он, дыша Бейлишу сзади в шею, - Ни за что бы не поверил, что ты из Долины. - Не такой уж я и маленький, - ворчал Петир в ответ, всё ещё зябко подрагивая. В объятиях своего друга он постепенно отогревался. Снег снаружи пещеры стал сыпать хлопьями, стирая границу между небом и землёй и делая всё вокруг белым-белым, как во снах Петира. - Знаешь, - сказал тот задумчиво, - Ты всегда снишься мне в богороще. Как сейчас. В снегу. И всё вокруг белым-бело. А мне всегда холодно, но потом ты меня согреваешь. Вот это сейчас очень похоже на один из моих снов. Джон прижал его к себе покрепче и улыбнулся ему в волосы. - Ты видишь меня во сне? - Изредка... - Я вижу тебя часто. А иногда несколько ночей подряд не вижу ничего, кроме тебя. Ты всё время на фоне моря или скал. А иногда на троне... Тебе идёт трон. И море тебе идёт. И ты тоже меня согреваешь. Только не так, как сейчас... - король захихикал, - Рассказать? - Не надо. Могу представить. Петир слегка повернул голову, чтобы Джон мог дотянуться до его губ. Но быстро прервал поцелуй. - Не стоит... Здесь почти никого не бывает, но это не значит, что никто не смотрит, - Бейлиш кивнул на белые стволы вокруг с вырезанными на них лицами. - Бран всё равно уже знает. И он никому не скажет. - Если не Бран, то тот мальчишка, который вечно повсюду за тобой таскается. Как его зовут? Давно хотел поговорить с тобой о нём, малыш...Зачем ты привез его? - Он мой сквайр, я не мог его оставить. - Это его ты трахал тогда? Помнишь, ты мне рассказывал? - Да, его... Что с ним? - Ты знаешь, что он влюблён в тебя? Джон засмеялся, уткнулся носом ему в волосы на затылке. - Я замечал... - И часто ты его трахаешь? - Нет. Всего пару раз. Второй раз он сам напросился. Поэтому я и знаю... Ты ревнуешь? - Нет, - Петир закинул руку назад и попытался облапать короля между ног, пробормотал вполголоса, - Но хотел бы я посмотреть, что ты с ним делаешь. Люблю на тебя смотреть... Джон засмеялся ещё громче. - И ты меня называешь извращенцем, Петир? Король немного расставил ноги, чтобы руке Бейлиша было там вольготней. Тихо вздохнул, прижался щекой к щеке. Они стояли молча, тесно обнявшись. Рука лорда продолжала своё дело, король едва заметно ловил её движения. Протянул ладонь в перчатке и поймал несколько снежинок. Они вдвоём рассматривали их хрупкие льдистые лучики и лепестки, потом Петир дыхнул на них, и снежинки растаяли. - Петир? - Да, мой хороший? -Ты говоришь, это похоже на твой сон? - Богороща, снег, холод и ты. Да, похоже. - И что мы обычно делаем в твоих снах? Бейлиш усмехнулся. - Обычно на тебе гораздо меньше одежды, и сзади стою я. - Я могу снять её. Если хочешь, - в голосе короля послышалась надежда. -Тебе будет холодно, малыш, - Петир гладил его между ног. - Пусть! - Джон вдруг прижал губы к его уху, дохнул на него жарко, - Трахни меня, любовь моя! Я хочу этого. Трахни меня, как в твоём сне. Возьми меня, и мне станет горячо. Дыхание его сбилось и голос сорвался. Он стал целовать Петиру шею. Явь превращалась в сон прямо на глазах. Или сон врывался в явь... И как и во сне, Петир почувствовал горячее томление в груди. Огонь растёкся по жилам. Бросился к щекам, ослепил и оглушил на миг. Чресла его заныли в предвкушении. Он развернулся в кольце рук короля, положил ладонь ему на грудь, отстраняя от себя, и взглянул в тёмные глаза, полные того же томления и огня. -Донага, Джон, - сказал он властно, - Снимай всё. Становись вон к той стене, мой хороший, и немного наклонись. Ноги можешь сильно не расставлять. Я хочу, чтобы тебе было больно. Не вздумай кричать. -Я люблю тебя, Петир, - Джон сильно задрожал, задохнулся и рванул с себя плащ, - Я так люблю тебя... Король стоял босыми ногами на снегу, белый на белом, словно вырезанный из мрамора, из белых стволов чардрев. Тёмные волосы рассыпались по плечам, кудрявились в паху, тёмные шрамы рассекали белую кожу, чёрные глаза горели. Петир прижимал его спиной к ледяной стене каменного грота, целовал его алые губы, гладил кожу, покрытую мурашками. Король крупно дрожал от холода и желания. -Ты прекрасен, мой мальчик... Кто-нибудь говорил тебе, как ты красив? Повернись спиной, мой хороший, нагнись... Петиру и самому было немного больно, так резко он ворвался в него. Джон вцепился зубами в его рукав, чтобы заглушить стоны. Задышал часто и тяжело. Петир обхватывал его обеими руками поперёк груди и за бёдра, прижимался к нему лицом, хрипло выдыхал ему в спину. Вколачивался в него сильно на каждый выдох. "Ещё, ещё..." Сердце клокотало где-то в горле. Стало почти жарко, пар вырывался изо рта. Боль перерастала в наслаждение. Такое же острое, как боль, ослепляющее, как боль, не отличимое от боли. Вскрик-вздох... На белом плече мальчика остались следы его зубов. Петир обнимал и ласкал его. Джон дрожал в его руках. Голова немного плыла, в груди всё ещё было горячо. Белые хлопья на стенами грота скрыли мир вокруг, отгородили их словно пеленой. Явь окончательно стала сном. - Я люблю тебя, малыш. Я люблю тебя больше всех. Повернись ко мне, дай мне тебя поцеловать. Дай, я сделаю тебе хорошо... - Петир... - Тшшш... Он развернул мальчика к себе лицом. Поцеловал его полуоткрытый рот, шею, грудь — шрам прямо над сердцем, — нежно обхватил его между ног... - Всё будет хорошо, малыш, всё будет хорошо...