***
Огромный дракон несся прямо на него. В открытой пасти клокотало пламя. Он попытался увернуться, но дракон был слишком большим, заслонял собой всё небо, был повсюду. В отчаянной попытке спастись он отвернулся и прикрылся рукой, зная, что это не поможет. Последнее, что он услышал, был скрежещущий рёв зверя. Пламя охватило его. Он горел! Серебряная брошь с пересмешником расплавилась, и горячий металл потек по груди, выжигая дорожки на коже. Он кричал, но голоса своего не слышал. Не видел ничего, кроме чёрного пламени вокруг. Слышал только гул собственной крови в ушах, чувствовал только боль и жар… Потом голос позвал его. Тихий, шелестящий. - Петир Бейлиш… Он обернулся на голос. Пламя затихало. Оно не окружало его больше, а горело где-то рядом, он видел его отблески. Факел или камин? Боль отступала… Когда он очнулся, в глаза ему били солнечные лучи. Боли не было, но голова плыла, и хотелось пить. Он поморгал глазами, привыкая к яркому свету, и огляделся. Сквозь полог кровати виднелось большое окно. Ветерок шевелил голубые занавеси. На бледно-желтых стенах красовались диковинные синие птицы с длинными хвостами. - Петир Бейлиш, - произнёс кто-то рядом. Он обернулся и застонал. - О, боги! Только не ты! Что ты здесь делаешь? Голос у него был хриплым и тихим – он сам себя едва слышал. Горло саднило. - Лечу тебя, - отвечала красная жрица с невозмутимым видом. Она устроилась на краю его кровати. Сидела, поджав под себя ноги, распустив белокурые локоны по голым плечам, и щурила на него светло-голубые глаза в бледных ресницах. На шее у неё пульсировал красным пламенем огромный рубин. В глубоком вырезе платья ровно вздымались полные груди. Петир засмотрелся на них. - Лечишь? – слабость не позволяла ему вложить достаточную долю скепсиса в свой голос, - Где я? - Мы в Красном замке, Петир. - Понятно… Где мейстер? Почему меня лечит не он? - Он попытался, Петир. Но у него не получилось. Тебе повезло, что ты ещё жив. Встать на пути дракона и выжить – не многие могут этим похвастаться. Я предупреждала тебя быть осторожнее. Бейлиш поморщился. - Не называй меня Петир, - сказал он с раздражением. Но голос его дрожал от слабости и прозвучал скорее жалобно, чем сердито, - Каким образом здесь оказалась ты? Красная жрица пожала плечами, сказала будничным тоном, словно речь шла об очевидных вещах. - Я увидела вас в пламени и пришла. Лорд Бейлиш чувствовал себя слишком скверно, чтобы смочь выразить своё неудовольствие должным образом, поэтому он просто закатил глаза и вздохнул. - Пожалуйста, не говори мне, что ты лечила меня своим колдовством или, того хуже, вернула из мёртвых, - насмешка удалась ему лучше, и на этот раз голос дрогнул только в самом конце. Женщина улыбнулась, не разжимая губ. - Не было необходимости. И лечила я тебя настоями трав и мазями. Редкие травы, но ничего колдовского. Хотя королевский мейстер, похоже, ничего не знает о них. Он вообще не знает другого лечения, кроме макового молока. Она усмехнулась презрительно. Петир сделал вид, что поверил ей. Он приподнял голову с подушки и посмотрел на себя вниз. Голова была тяжелой, будто свинцовой. Ощупав себе лоб, он обнаружил, что она перевязана. На груди и животе тоже были повязки. - Мне не больно, - сказал он с удивлением. - Маковое молоко, - отозвалась жрица, выразительно приподняв брови. Петир попытался вспомнить, что случилось, но всё, что осталось в его памяти, это огромная чёрная тень и клокочущее в пасти пламя. - Что… он… со мной сделал? – слово «дракон» почему-то застряло в глотке, оцарапав гортань острой чешуёй, но красная женщина его поняла. - Дракон задел тебя хвостом, Петир, - отвечала она своим будничным тоном, - Самым кончиком, иначе быть бы тебе разрезанному пополам. Лорд Бейлиш снова откинулся на подушки и прикрыл глаза. - Мне надо написать жене. - Твоей жене уже отправили весть. Она будет в Королевской Гавани со дня на день. Петир кивнул. Следующий вопрос вертелся на языке, просился с губ. И Петир закусил их, решительно отказываясь спрашивать. Жрица ждала. Буравила взглядом – он чувствовал даже сквозь закрытые веки. Молчание повисло тяжелое и гнетущее. - Джон сидел у твой постели все эти дни… - наконец произнесла женщина певучим голосом. - Я не хочу знать. - Ты зол на него, Петир, - сказала она утвердительно. Петир не был зол на короля. Злость придёт, он знал. Но пока всё, что он чувствовал, это разочарование и горечь предательства. Джон предал его. Обещал защищать его и заботиться о нём, а сам попытался увезти силой, а когда это не вышло, натравил на него своего дракона. Единственный настоящий друг, который у него когда-либо был в жизни, единственный, кому Петир верил безоговорочно, предал его... - Ты не знаешь, что он сделал… - Я знаю. Я знаю также, что сделал ты, Петир. Я предупреждала тебя. Красные жрецы всегда действовали ему на нервы. Сильнее всяких прочих. И немного пугали. Все религиозные фанатики вызывали у него недоумение и лёгкую брезгливость, но только жрецы Р'Глора внушали страх. А эта девица с хищным красным ртом, низким, тягучим голосом, большими, упругими грудями и жадным взглядом, который словно силился проникнуть ему в душу, повергала его в ужас и будила в нем похоть одновременно. Он не был уверен, хотелось ли ему её придушить, оттрахать, или попросту сбежать от неё. - Не думаю, чтобы тебя это касалось, - пробормотал упрямо он, не открывая глаз. Девица, казалось, даже не услышала его. - Баланс важен. Я говорила тебе. Ты должен был держать его. А вместо этого... Это ты сделал его драконом. Петир сморщился. Желание придушить её побеждало все остальные. - Не понимаю, о чём ты говоришь... - Я говорю о тебе и Джоне Сноу, которому ты позволил стать Эйгоном Таргариеном. Петир распахнул глаза и даже голову приподнял. Уставился на неё с удивлением. - Что за бред ты несёшь? Он и есть Эйгон Таргариен. Я сделал его драконом? Он родился драконом! Его отец был драконом. Он законный наследник принца Рейгара и трона Семи королевств. При других обстоятельствах он просто занял бы железный трон, когда пришёл бы его черёд. Жизнь бастарда лорда Старка была просто навязана ему волей случая… - Нет ничего случайного, Петир, - сказала она строго, - Р’Глору угодно было, чтобы этот мальчик вырос бастардом, чтобы прошёл через те испытания, которые были ему посланы, для того, чтобы на троне Семи королевств появился король справедливый и благочестивый, чтобы благоденствие пришло на эти земли. Семь королевств достаточно видели жестоких и безумных правителей. Ещё один сумасшедший Таргариен им не нужен. И Красный Бог возложил на тебя, Петир, задачу следить, чтобы Джон Сноу никогда им не стал. А ты… - О! Значит, твой бог назначил меня быть нянькой при Таргариене? В самом деле? Это любопытно! Так это твой бог наслал на мальчика приступ похоти и надоумил его залезть мне в штаны? А я, стало быть, послан следить за тем, достаточно ли король… Как ты сказала? Справедлив и благочестив? Я ведь известный праведник! Кому же ещё беспокоиться о благочестии короля?! Ну уж нет! Это не моя забота! Плевать я хотел и на твоего Р’Глора, и на тебя! Трахать шлюх и подставлять зад - пожалуйста! Всё остальное? Твоему богу придётся подыскать на эту роль кого-нибудь другого! - Никто из нас не выбирает, кем ему быть, Петир Бейлиш, - она нахмурилась, - Бог посылает каждому испытания и даёт предназначение. И отказ от этого предназначения грозит бедами не только самому человеку, но и многим другим вокруг него. Бейлиш попытался сесть в постели, но голова слишком кружилась. Повозившись немного, он вынужден был снова рухнуть на подушки, но продолжал говорить раздраженно: - Оставь меня в покое! Довольно с меня было Джона с его вечными рассуждениями о предназначении! Моё единственное предназначение заключается в том, чтобы сделать свой Дом великим! Чтобы моим детям не пришлось никогда узнать того, что выпало мне! А если тебя так волнует судьба этого маленького ублюдка, то почему бы тебе самой не побыть нянькой при нём? Вы отлично поладите! Будете рассказывать друг дружке о богах, вечности и судьбе! Может, тебе удастся заодно научить его спать с женщинами, как положено нормальному мужчине! - Бейлиш снова закрыл глаза и отвернулся, давая понять, что разговор окончен. Но жрица не отступала. - Ты сам виноват, - сказала она высокомерно, - Не пытайся сваливать всё на него одного. Он поддался чувствам, ты же поступал осознанно. С чего тебе вздумалось возлечь с мужчиной, Петир Бейлиш? Не просто с мужчиной — с королём! Хотел получить выгоду для себя? Расчетливый, хладнокровный Мизинец. Ну тут ты просчитался и получил больше, чем просил. Когда ты ломал его, подавлял его волю, ты сам взял на себя ту роль, которую теперь отрицаешь. Когда ты позволил ему короновать тебя, ты сам согласился со своим предназначением — держать баланс, не дать Джону Сноу стать новым безумным королем. И ты справлялся с этим, и даже получал от этого удовольствие, не так ли, Петир? Ты любил его. Но потом твоя страсть зашла слишком далеко, ты стал неосторожен, ты забыл, о чем я тебе говорила. Я ведь предупреждала! Но ты сам отдал ему власть, когда позволил ему взять себя. Отдался ему с наслаждением, подчинился ему. Разрушил баланс и пробудил дракона. Петир был уверен, что покраснел. Залился краской, как юнец. Обсуждать с этой женщиной свои альковные дела ему совсем не хотелось, тем более, если они касались его отношений с королём. Она, конечно, давно знала что он спит с мальчишкой, но Петиру всё равно всегда было не по себе, когда он разговаривал с ней. Она заметила его смущение и смягчилась. Наклонила свою светлую головку на бок, посмотрела на него блёклыми голубыми глазами с любопытством, и даже погладила его по руке, отчего он вздрогнул и резко отдёрнул её. - Я понимаю, ты влюбился, Петир. Ты охладел к своей жене, и она больше не пылает к тебе страстью. - Она меня любит. - Любит, - девица кивнула головой, с готовностью и чуть снисходительно, словно успокаивала капризного ребёнка, - А ты любишь её. Она мать твоих детей. Но страсти между вами больше нет. Джон Сноу был твоей последней страстью. Он так обожает тебя. Разве можно этому противиться? Но он дракон, Петир, ему нельзя было давать много воли. Бейлиш вздохнул. - Я устал, - сказал он, - Чего ты хочешь? - Ничего. От тебя ничего, Петир. А вот ему я запретила с тобой видеться. Лорд Петир насмешливо фыркнул, не удержавшись. - Ты приказала королю? - Он послушается меня, потому что слишком боится за тебя. Он любит тебя, Петир. Петир передёрнул плечами, произнес не открывая глаз. - Это не любовь, это безумие. Мальчишка окончательно спятил. Впрочем, это всё к лучшему, я и сам не хочу его больше видеть. - Ты зол на него, - повторила она с улыбкой, - Но ты прав, всё к лучшему. Теперь он справится и без тебя. Слишком велик теперь его страх. Слишком многое ему пришлось отдать. Он больше не будет королём-драконом. Видишь, ты всё-таки выполнил своё предназначение! А когда магия окончательно уйдет из этого мира... Бейлиш не слушал её. «Он справится и без меня. Я ему больше не нужен, у него теперь есть дракон!» Знакомая горечь предательства запеклась на губах. Как когда-то давно. Словно он вновь вернулся в дни своей юности в Риверране, когда ему в первый раз разбили сердце. «Он предал меня! Предал!» Ему вдруг захотелось плакать от жалости к себе. Он снова влюбился, как последний идиот, и снова едва не погиб! Из-за глупого мальчишки, который заигрался! Жрица права — стоило ему получить абсолютную власть, и он превратился в монстра, не лучше этого своего дракона! Его одержимость переросла в безумие! Одним богам известно, что теперь устроит этот сумасшедший. Может быть, явится к Петиру прямо в его замок на своем драконе, станет угрожать его семье, если Петир не согласится отправиться с ним. Теперь, когда у него есть такая власть, такое мощное оружие... Петир распахнул глаза. - Что ты сказала? - он резко сел в кровати, - Что ты сделала с ним? Что ему пришлось отдать? Какую цену ты запросила с него за свою помощь? Она улыбнулась ему, не разжимая губ. - Только жизнь даёт жизнь, Петир, - сказала она, спрыгивая с его кровати, - Ты больше не увидишь меня. Дальше тобой может заняться мейстер. Он поймал её за руку, дернул на себя с неизвестно откуда взявшейся силой. - Что ты с ним сделала?! Отвечай! Чем ему пришлось заплатить за твоё шарлатанство? Вместо того, чтобы вырываться, она вдруг приблизила своё лицо к его. Прошептала ему томно в самые губы. - Как ты любишь его, Петир Бейлиш! О да, так любишь своего мальчика! Скажи мне спасибо, я снова вернула его тебе. Твоего малыша, послушного и преданного. - С этим покончено, - сказал Бейлиш отшатываясь от неё, - Но я всё равно не позволю тебе наживаться на нём, проклятая ведьма. - Я делаю только то, что велит мне Р'Глор. Ни больше, ни меньше. Это не мой выбор, не моё решение. Я не всегда понимаю его волю, но всегда ей следую. Это моё предназначение, Петир. Ему угодно, чтобы в Вестеросе воцарился справедливый король, и я делаю, что могу, чтобы это произошло. Ему угодно, чтобы магия исчезла из этого мира, чтобы никогда больше зло не могло возродиться, и я готова на всё, чтобы выполнить его волю. Мы все следуем предначертанному пути, Петир. Каждый из нас делает выбор, но даже этот выбор предопределен. Нам остается только смириться с ним, даже если он грозит бедой нам самим, - голос её стал грустным, - Прощай, Петир, мы больше с тобой не увидимся. Она коснулась его губ губами, высвободила руку и направилась к двери. У самой двери она обернулась. - Когда придёт время, - сказала она с печальной улыбкой, - жени своего сына на дочери короля. Если хочешь процветания своему Дому. С этими словами она вышла из комнаты.***
Леди Санса приехала через два дня. Джон не хотел её видеть, слишком трудно ему было смотреть ей в глаза, в её заплаканное лицо, слушать её ломающийся слезами голос. Но у короля нет выбора. Он смотрел и слушал, утешал её. Она обнимала его, брала его руки в ладони, благодарила за то, что спас жизнь её Петиру, её возлюбленному мужу, отцу её детей. Дети не знают о болезни отца, говорила она, но они понимают, что случилось недоброе. Алейна уже совсем взрослая, она видит слёзы матери, она чувствует сердцем! - Девочка так привязана к отцу! Маленький Джон всё время плачет. Санса едва смогла оставить его с нянькой — он цеплялся за её подол и не хотел отпускать, словно боялся потерять одновременно и мать, и отца. Потом её проводили в спальню к Петиру. У порога Джон оставил её. - Ты не пойдёшь к нему со мной? - спросила она удивленно. - Нет. Вам нужно побыть вдвоём, - Джону удалось даже изобразить понимающую улыбку. Она улыбнулась в ответ, прикоснулась к его щеке, и вошла в комнату. Джон прислонился лбом к прохладной стене. Постоял так с минуту, обнимая стену его спальни, словно хотел почувствовать его тепло сквозь холодный камень, шепча себе под нос: «Петир, Петир, мой Петир...», глотая близкие слёзы, потом с трудом оторвал себя и ушёл шатающейся походкой. Заперся у себя в комнате и напился как свинья. Впервые за всё время со своего возвращения в Королевскую Гавань. Петира он больше не видел. Только один раз, когда через несколько дней лорд и леди Озёрного замка покидали столицу, Джон осмелился выглянуть в окно, чтобы поглядеть на него в последний раз, попрощаться с ним. Спрятавшись за занавесью, он смотрел, как лорд и леди Бейлиш усаживаются в поданную им карету. Петир немного прихрамывал, выглядел усталым, был бледным и очень худым. Скулы его выделялись над впалыми щеками. Круги под глазами были видны даже отсюда. И всё равно он казался как-будто моложе. Джон смотрел на своего возлюбленного, а видел юного Петира Бейлиша, совсем мальчика. Таким он был, наверное, когда много лет назад впервые приехал в Королевскую Гавань, обозлённый и жаждущий мести. Каким теперь он покидает её? Джону виделась грусть в синих тенях вокруг его глаз и горечь обиды в сжатых губах. Перед тем, как дверца кареты захлопнулась за ним, Петир Бейлиш поднял глаза и взглянул прямо на короля. Или так ему показалось. Конечно, Петир не мог видеть его за занавесью! - Петир, любовь моя, Петир, - прошептал Джон, - Прощай, мой любимый. Навсегда! Слёзы катились по его лицу, и он не оттирал их. - Больше мне тебя не увидеть... Дракона он тоже больше не видел. Тот просто исчез из Королевской Гавани. Однажды отправился на охоту и не вернулся. С ним Джон тоже успел попрощаться. За пару дней до этого они виделись в драконьей яме. Дрогон жрал тушу быка, которую для него раздобыл Тирион. При появлении Джона он повернул к нему голову и заурчал. Джон остановился. Он не был уверен, знает ли дракон о его предательстве. Дрогон втянул воздух ноздрями, шумно фыркнул, посмотрел на него печально и с недоверием. Потряс головой. Грусть читалась в его больших жёлтых глазах. Джон удивлялся, почему раньше драконы казались ему уродливыми и бездушными. Теперь он так ясно видел чувства зверя на его морде. Чуть вздернутые над зубами губы, сжатые, узкие ноздри, приподнятые чешуйчатые брови... - Прости меня! - сказал ему Джон, - Прости! Я должен был выбирать между тобой и им. Невозможный выбор. Разве может человек выбрать между сердцем и духом? Это немыслимо! Но мне пришлось выбирать. Он умирал, понимаешь? Прости меня. Ты сильный, ты справишься. Тебе не надо было возвращаться ко мне, бродяга. Я предал тебя. Дракон ткнулся носом в протянутую руку, словно утешая его. Подставил ему свою шею. Джон обхватил руками его морду, почесал под глазами, поцеловал ему нос. - Уходи, бродяга, спасай себя, пока она не добралась до тебя! Беги, маленький! Дрогон снова фыркнул, покосился на него с упрёком, грустно улыбнулся — Джон был готов поклясться, что улыбнулся! — опустил шею ещё ниже. - Спасибо, - Джон поцеловал покрытое мягкими чешуйками веко, - В последний раз, бродяга. Ты и я. Он забрался дракону на спину. Ухватился за гребень на спине. -Давай к морю, Дрогон? В последний раз... Дракон взмахнул крыльями... Скоро Королевская Гавань с её смрадом и шумом скрылась за горизонтом. Свежий ветер бил в лицо, но на спине дракона было тепло, даже жарко. Джон склонился к нему на шею и принялся почёсывать его под гребнем. Они летели очень высоко, под самыми облаками. Внизу сверкало голубыми искрами море, вода отливала то бирюзой, то лазурью, то тёмным кобальтом. Как глаза Петира Бейлиша. Небо над ними состязалось с морем, переливаясь всеми оттенками синего. Они были одни в этом мире. Только он, его дракон и ветер. И синева вокруг них. «Смотри, как хорошо! Какая свобода! Вот это настоящая свобода, Эйгон!» Если бы они решили сейчас не возвращаться, а полететь прямо, всё дальше на восток, они пересекли бы Узкое море, и к концу дня оказались бы уже в Эссосе. И никто никогда не смог бы их догнать. Никто никогда не нашёл бы их, если бы они захотели. Никакой Королевской Гавани, никакого трона, никаких обязательств. Только человек и дракон. И свобода! Жить где угодно — пропитание всегда можно найти! А захочешь — завоюем какой-нибудь город вместе, и будешь жить себе во дворце. Только зачем они тебе, дворцы, когда есть свобода? В древней Валирии нет людей, кроме тех, что превратились в камень. Но зато там есть уютные руины и пещеры, там полно дичи и рыбы в реке. Там тепло круглый год. Там можно жить человеку и дракону не зная печали и тревог. Всегда быть вместе! Вместе охотиться, парить под облаками, нырять в синеву вод с бешеной высоты, быть свободными. - Без Петира? Я готов был бы, правда! Бросить всё! Я мечтаю об этом. Но без него? Я не смогу. Им всё равно теперь не увидеться никогда. Никогда больше Эйгону не увидеть его глаз цвета моря, весёлых, в тонких лукавых морщинках, не увидеть его улыбки — не той, кончиками губ, а настоящей, с ямочками на щеках, счастливой и беззаботной. Никогда не обнять его. Если даже они и увидятся, Петир теперь не станет и говорить с ним. Он ненавидит его. Конечно, ненавидит! Он никогда не простит. Петир не умеет прощать, в этом они с драконом похожи. Но всё же Валирия так далеко. А от столицы до Речных земель всего неделя езды. - Я бы очень, очень хотел, Дрогон. Но я не могу без него жить. Пусть нам больше не быть рядом. Но там он всё-таки ближе. Можно было бы похитить его, забрать с собой. Он бы смирился со временем и перестал упираться. Эйгон — король, дракон. Никому не устоять пред драконом. Не устоял бы и Петир Бейлиш. -Только не после того, что мы уже сделали с ним. Я его люблю, понимаешь? Ты любил когда-нибудь, Дрогон? Знаешь, что это такое? Драконы не знают любви, только страсть, всепоглощающую, сжигающую всё на пути... - Мы почти убили его в прошлый раз. Нет, я не поступлю так с ним. Я только наполовину дракон. Я люблю его. Пойми, бродяга. Когда любишь, готов сам умереть, пожертвовать всем, чем угодно, своим счастьем, своей жизнью, всем, понимаешь? Всё ради счастья любимого. Потому что он важнее, чем всё остальное в мире. Важнее всего? Важнее свободы? Важнее мечты? Важнее части своей души? И как же потом жить, без части себя, но и без него, твоего возлюбленного, тоже? Разве можно так жить? - Я не знаю, Дрогон. Но у меня теперь нет выбора. Я отрезал себе все пути. Прости, мой хороший. Свобода не для меня больше. Я сам сковал себя цепями почище тех, что в драконьей яме. Мне не вырваться. Потому что я и не стану пытаться. А ты, бродяга, ты спасай себя! Живи! Ты ведь древнее её магии. Ты справишься! Я отпускаю тебя, мой хороший. Спасибо, что ты был у меня. В Королевскую Гавань они вернулись, когда уже стемнело. Дрогон дал Джону спуститься на землю, ещё раз ткнулся в него мордой и фыркнул ему в затылок, взъерошивая волосы, потом тяжело поднялся и скрылся за линией крыш. Несколько дней спустя его ещё видели в окрестностях города, а потом он пропал бесследно. Джон несколько раз видел его во сне, как он летит над водной гладью сильно взмахивая крыльями, оглушая окрестности рёвом. Потом однажды он увидел, как дракон, словно споткнувшись в воздухе, вдруг неуклюже дёргается, опрокидывается на спину, беспорядочно хватает пустоту лапами и падает вниз. Как он плюхается в море, поднимая вокруг себя огромную волну, как тянет шею вверх и в отчаянии кричит, будто зовёт его, своего Эйгона, прежде чем воды смыкаются над ним. Джон просыпался в холодном поту и слезах. Потом к нему вернулось давным давно забытое ощущение, будто бы он жив только наполовину. Словно бы что-то сломалось, перегорело внутри него. Все чувства ушли в глубину, и тяжёлые воды сомкнулись над его головой. Ничего не могло взволновать его больше, ничего не интересовало его. Единственной отдушиной оставались его дети. Единственным источником жизни — его воспоминания. И надежда...***
Перед тем как покинуть столицу красная жрица явилась в покои короля. Это случилось через день после отъезда Петира Бейлиша. Джон сидел в своих покоях в темноте, не зажигая света, сгорбившись в кресле, глядя в одну точку погасшим взглядом. - Чего тебе ещё? - спросил он, еле шевеля губами, - Ты получила, что хотела. Зачем ты пришла? Жрица постояла в середине комнаты, разглядывая его с печалью. - Ты поступил правильно, Джон, - сказала она своим тягучим голосом, - Некоторые решения даются непросто, но... - Убирайся! - Джон поморщился, - Ради всех богов, убирайся, пока я не встал и не вышвырнул тебя сам. Ты выбрала крайне неудачное время для того, чтобы читать мне мораль! Жрица вздохнула тяжело. - Я ухожу, - в голосе её была тоска, - Мы больше не увидимся, Джон Сноу. Знай только, что ты помог навсегда избавить этот мир от страшного зла. Я не имею в виду твоего дракона! - добавила она поспешно, поймав его угрожающий взгляд, - Драконы только орудие. Они принесли миру спасение, но пока существует орудие, существует и цель для него. - Петир был прав. - мрачно произнес Джон, сжимая кулаки, - Ты слишком много болтаешь! Убирайся! Или я сделаю то, что сказал и выгоню тебя взашей. Женщина снова вздохнула, помедлила, прежде чем повернуться к выходу, но на полпути передумала и снова вернулась, подошла ближе. - Он будет жить, благодаря тебе. - Он едва не умер благодаря мне, - голос его сочился горечью и гневом. - Но ты всё исправил, ты спас его. Джон... - она протянула к нему руку, посмотрела на него с жалостью, потом продолжала решительно, - Послушай, очень важно, чтобы вы не виделись с ним. В прошлый раз вы меня не послушались... - Я всё понял. Я не стану с ним видеться. - По крайней мере, пока древняя магия не уйдёт из мира. Тогда связь между вами исчезнет, и тебе станет легче. Джон мотнул головой, оскалился в усмешке. - Легче? Связь между ними не имела отношение ни к какой магии. Они просто любили друг друга. Хотя, любовь — это тоже магия... - Да, станет легче, вот увидишь! - она снова помолчала, - Твоя дочь обещана его сыну... - Я отменю помолвку... - Джон кивнул. - Нет, - сказала она, подходя к нему вплотную и беря его за руку, - Отдай свою дочь за маленького Джона Бейлиша. Возьми Джона к себе в воспитанники, когда ему будет восемь лет. Тогда ты увидишь своего Петира. Но не раньше. Джон поднял на неё глаза. Сердце его внезапно затопила надежда, у него даже дыхание перехватило. - Мы увидимся? Мы сможем увидеться? - Не раньше того срока, что я сказала. Должно пройти время. - Как же мне жить эти годы? - Он схватил её за руку. - Воспоминаниями и ожиданием, - улыбнулась она. - Но он... Он не захочет... Он ненавидит меня... - Ты получил, что хотел, Джон Сноу, - она наклонилась к нему и поцеловала его в лоб, - Петир тебя любит, всегда любил. Потому и отдал за тебя жизнь, потому и не смог послушаться меня и держать тебя на расстоянии. И ты убил его. Бедный маленький Мизинец: всякий раз его любовь приносит ему смерть... Милый, несчастный мальчик... Разве он не заслужил счастья, Джон Сноу? Разве его счастье не стоит ожидания? - Я не стану ему мешать. Я не буду видеться с ним, обещаю! Шесть лет? Это было очень, очень долго. Но это был срок. И теперь у Джона была надежда. Пускай даже Петир и не простит его, но они увидятся! И Джон сможет поговорить с ним! Ведь речь пойдет об их детях — прекрасный повод для беседы! Жрица погладила его по лицу, по его улыбке, залитой слезами. Улыбнулась ему в ответ печально. - Выбор сделан уже давно, - сказала она, - А теперь ни одному из вас ничего не изменить. Прощай, Джон Сноу, король Семи королевств. Да будет твоё царствование долгим и безбедным!***
Лодка отчалила от берега. Капитан, стоя на корме, встревоженно смотрел на него, хмурился и качал головой. Вся эта затея ему не нравилась. - Вы уверены, ваше величество? - крикнул он в который раз, - Мы можем вернуться за вами хоть завтра! - Две недели! - в который раз отвечал ему Джон. - Как же всё-таки насчет воронов? Может, оставить парочку на всякий случай? - Никакого случая не будет. Вам не следует беспокоиться. Я вполне способен выжить на пустом острове две недели. У меня достаточно припасов. Джон говорил торопливо, повторяя свои аргументы, которые он высказывал уже в сотый раз. Сначала Тириону Ланнистеру, который устроил настоящую истерику и наотрез отказывался отпускать его одного. Думал, видимо, что король собирается покончить с собой на этом острове... Джон усмехнулся. Потом место Тириона занял капитан его судна, не иначе подученный десницей. Всю дорогу он пытался отговорить его величество, пугал его зноем, бурями, хищными зверями и прочими ужасами. Но на острове Любовников не было хищников, весенние бури уже закончились, и ожидать зноя в начале мая тоже не приходилось. Джон был непреклонен. - Я хочу порыбачить, - заявил он своему деснице, - Я еду. Я решил. Если Старк что-то решил, никому не под силу сдвинуть его с этого, особенно, если этот Старк ещё и Таргариен. Так говорил Петир в свое время. - Самое главное, привезите побольше камней и каменщиков! - крикнул Джон капитану напоследок, поднимая с земли свой арбалет. Шатёр был небольшим, но прекрасно защищал от солнца и ветра. Его поставили на высоком берегу прямо на скале над морем. Убранство его составляла старая походная кровать, ещё со времён войны, стол и походный сундук со сменой одежды и разными необходимыми вещами: ножами, верёвкой, свечами, посудой, запасом стрел и прочим. В другом сундуке были съестные припасы и меха с вином. Заранее заготовленные дрова были аккуратно сложены неподалёку от шатра и укрыты кожами от дождей. Очаг из камней Джон сложил себе сам, на том месте, где когда-то они разводили костёр с Петиром. Стрелять рыбу у Джона так и не получалось, хотя этому занятию он посвящал несколько часов в день. Но лорд-командующий Ночного Дозора не привык сдаваться. - Погоди, Петир, - бормотал он, вышагивая на мелководье, как цапля, - У меня несколько лет в запасе! Мы ещё увидим, кто из нас лучший стрелок, любовь моя... За отсутствием свежей рыбы приходилось довольствоваться сушенным мясом, сыром, сухарями и фруктами. Запивал он всё это вином. Потом укладывался на каменистом пляже в полосе прибоя, заложив руки за голову, глядел в небо и разговаривал вслух сам с собою. - Вот там, где стоит шатёр, - говорил он, - Как думаешь, хорошее место для дома? Большой дом тут не построишь — только маленькую горницу и спальню. Зато спальню мы сделаем просторной, с огромными окнами на море. Чтобы можно было заниматься любовью и любоваться пейзажем одновременно. Тебе понравится! Он смеялся. Здесь на острове, где всё дышало счастливыми воспоминаниями, он снова чувствовал себя живым. Вот здесь на берегу Петир так же лежал в волнах прибоя, и Джон целовал его. А тут, подальше, они боролись, поспорив, кто из них лучше стреляет. А там, на месте шатра, они занимались любовью, и Петир отдался ему. Им было так хорошо обоим. Джон поглаживал себя руками. - Тебе понравится здесь, любовь моя. Я стану кормить тебя свежей рыбой и черникой. Я построю для тебя купальню прямо под открытым небом, чтобы море было видно всегда и отовсюду. Ты ведь любишь море, любимый? Нам будет так хорошо здесь, так хорошо... Воспоминания накатывали волнами. Хорошие и страшные. Хороших гораздо больше, и они ранили больнее. - Ты ведь простишь меня, любовь моя? Правда? Я сделаю всё, чтобы ты меня простил! Всё, что угодно, Петир! Я не могу жить без тебя... Петир Бейлиш не умел прощать. И Джон пока не знал, как убедить его. Знал только, что ему обязательно надо его убедить! Без этого было никак невозможно! - Всё будет хорошо, - говорил он твёрдо, - Всё будет хорошо! Он ласкал сам себя между ног, закрывал глаза, откидывал назад голову и стонал, судорожно хватал мокрую гальку пальцами. Море бросало ему на живот ракушки и мелкие камушки, ласкало волнами его тело, щекотало пеной, шептало в такт его дыханию: -Петир Бейлишшшшш... В конце он вскрикивал и сильно выгибался. Потом долго лежал, хватая ртом воздух. - Ещё пять лет, любовь моя, - бормотал он, - Всего пять лет...***
Тетерев и два вальдшнепа. Третьего он так и не нашёл в зарослях, хотя точно заприметил место, где тот упал. У Джона был нюх на это, как у пса. Он всегда находил свою добычу. Он стал бы смеяться над Петиром, если бы узнал... Петир пробродил по лесу целое утро, оцарапал себе щёку, и весь его дублет был в сухих листьях и веточках. А в результате два вальдшнепа и тетерев. Джон бы добыл вдвое больше. Но зато он сам настрелял себе дичи! Сам! Джон бы сейчас посмотрел на него влюблёнными глазами, с детским восхищением, и полез бы целоваться. Сказал бы что-нибудь вроде: «Люблю смотреть, как ты убиваешь...» или «Ты пахнешь лесом и кровью.» Между ними было много крови. И смерти. Старых и новых убийств. Застарелых обид. Тяжёлый груз, непреодолимое препятствие. Разве можно это простить и забыть? Джон простил его много лет назад. Простил ему все ошибки и преступления, намеренные и случайные. Но Петир Бейлиш не умеет прощать... Зачем же тогда он каждый год приезжает сюда, в этот дом, на эту дурацкую охоту? Он терпеть не может охоту! -Зажарь это! - он кинул битую дичь своему слуге, - Зажарь, и можешь идти вниз. Слуга не оставался с ним на ночь. Раз в три дня он поднимался сюда из Охотничьей башни, чтобы приготовь своему лорду еды, убрать дом, натаскать воды и наколоть дров. Одно несомненное преимущество было у этого слуги по сравнению с другими — он был немым от рождения. Он не болтал. В тишине лучше думалось. Петир устраивался на пороге дома, где раньше любил сидеть Джон, смотрел пустым взглядом перед собой и думал. Воспоминания вставали вокруг призраками. Здесь каждый камень, каждый куст, каждая травинка — свидетели их любви. Их безумия. Как же так вышло, что лорд Петир Бейлиш, мастер над монетой, протектор Долины, лорд Речных земель стал любовником короля? Не просто любовником — возлюбленным. Он ведь и сам влюбился в мальчишку. «Непостижимо...» - бормотал он, потирая лицо ладонями. После возвращения из Королевской Гавани, его жена не отходила от него ни на минуту. Словно бы былая страсть снова вспыхнула между ними. Она не переставала обнимать и целовать его, и упрекать со слезами: -О, Петир! Я так испугалась! Обещайте никогда больше не покидать меня, любовь моя! Я не знаю, как мне жить без вас! А наши дети! Подумайте о них, если в вашем сердце нет сочувствия ко мне. Они снова были счастливы вдвоём. Ему было так хорошо, что воспоминания о Джоне и обо всём, что с ним связано, померкли, оказались вытолкнуты из сознания. Он не хотел ни думать, ни вспоминать о нём... Счастье продлилось почти год. Тогда они с Сансой зачали ещё одного ребёнка, сына, как она надеялась. Она даже придумала ему имя и стала звать его Робб, нежно поглаживая свой живот. Лорд Бейлиш был не в восторге от имени, но перспектива рождения ещё одного сына искупала всё. Они были счастливы... Пока в один морозный день леди Санса не поскользнулась на ледяной дорожке, идущей вдоль озера и не ушиблась при падении. Маленькому Роббу так и не суждено было родиться. Его гибель стала страшным ударом для леди Сансы. Она долго скорбела о нём и была безутешна, так что лорд Петир даже стал опасаться за её рассудок. Она часами сидела у окна, глядя в одну точку и сложив руки на животе, словно укачивала ребёнка, замкнулась в себе и стала отказывать своему супругу в ласке, а потом и вовсе перебралась в отдельную комнату. Лорд Петир Бейлиш пытался быть терпеливым. Он тоже был потрясён смертью младенца, и старался разделить тяжесть утраты с женой. Но она будто стеной отгородилась от всего мира своим горем... Тогда ему и стал сниться Джон. Помнится, в первый раз, когда это случилось, Петир сидел один в своих покоях, глядел на огонь в камине и пил вино кубок за кубком. Тяжёлые думы одолевали его. Он чувствовал себя особенно несчастным и одиноким в тот вечер, и даже, кажется, всплакнул украдкой. Да так и заснул прямо в кресле перед очагом, выронив кубок из рук... Джон положил голову ему на колени, обхватил его руками за ноги. -Всего на полдня, Петир, - сказал он просительно, - Пожалуйста! Он поднял к Петиру лицо. Тёмные бархатистые глаза, смотрели жалобно, пухлые губы складывались в обиженную гримасу. -Не понимаю твоего отношения! - продолжал Джон, - Ты стреляешь лучше меня! Раз уж мы всё равно на охоте, можно было бы и поохотиться... Петир смотрел на него сверху вниз, в его родное, такое знакомое лицо. Красивый мальчик. Такой нежный, трогательный. Губы эти, бровки детские... Они, кажется, поссорились с Джоном? Или поспорили из-за чего-то? Петир не мог припомнить из-за чего именно, помнил только, что ему полагается злиться на него. Злиться не получалось. Было очень грустно. -У меня сын умер, Джон, - сказал ему Петир совершенно не к месту. Знал, что тот поймёт. -О, Петир! Джон обнимал его, утешал, гладил по щекам, вытирал ему слёзы — Петир, кажется, плакал. -Мой хороший, мой любимый, - говорил Джон, - Поплачь, любовь моя. Не бойся, я держу тебя... Потом он являлся ему часто. Всегда нагой. Бейлишу даже захотелось подсчитать, как часто за годы их дружбы он видел короля обнаженным. Наверняка чаще, чем одетым. Джон всегда обнимал его, или клал голову ему на колени, или на живот. Болтал в воздухе босыми пятками. Лежал вытянувшись на спине, заложив руки за голову. Сидел, поджав под себя ноги. Гладил его. Они целовались. Разговаривали обо всем на свете. Правда, проснувшись, Петир редко мог вспомнить, о чём. Кажется, Джон подбадривал его, давал советы, как вести себя с леди Сансой... -Она не спит со мной! -У неё горе, конечно, ей не до этого... Она что же, винит тебя в смерти младенца? -Нет, она винит себя. -Это ещё хуже... Знаешь, Петир, я думаю, ей нужно родить ещё ребёнка. Тогда она утешится. -Она не спит со мной, Джон! Говорю же! А я, боюсь, не знаю других способов производить детей... -Соблазни её, Петир! Это ты умеешь. -Глупости какие! Сам говоришь, у неё горе, и ей не до этого... -Сколько женщин, пребывающих в скорби, ты соблазнил в своё время? Вдов, матерей, потерявших детей, сироток, оставшихся без родителей? -Каким чудовищем ты меня считаешь?! -Прекрасным и безжалостным, Петир. Отнесись к ней не как к своей жене, а как к женщине. Соблазни её. Вы живете с ней под одной крышей, у тебя масса возможностей! -Охота на собственную жену? Хммм... И давно ты такой изощрённый, Джон? -У тебя учусь! - мальчик улыбался, подставлял ему губы. Петир знал, что ему не следует его целовать, но не помнил, почему. Поэтому он его целовал. Этот жадный рот, эти пухлые, капризные губы. За такой рот мальчику многое можно было простить! За его влажный язычок можно было простить всё остальное. За всё остальное его оставалось только любить. Петир помнил, что его нельзя любить, но не помнил, почему. -Петир, мой Петир, - шептал Джон, обнимая его руками и ногами, впечатывая в себя, или наваливаясь всей горячей тяжестью своего тела, или выгибаясь невозможно ему навстречу. Никто не умел так выгибать спину, как его мальчик... Петир просыпался весь в поту и в истоме. «Он предал меня! Предал!» - повторял он себе. Повторять приходилось много раз, и сердцебиение не сразу успокаивалось. Сны оставляли послевкусие терпкое, с полынной горечью. Бывало больно. И горячо! Сначала он тряс головой, силясь сбросить с себя наваждение. Потом, проснувшись поутру, стал мысленно повторять, что увидел во сне, вспоминать детали. Настоящие воспоминания мешались со сладкими, отравленными снами. Наконец, кончилось тем, что каждый раз после такого сна руки его тянулись к тесёмкам на исподнем. Потом лорд Петир соблазнил свою жену и стал по утрам тянуться к ней... Но сны не закончились. Маленький король не оставлял его в покое. Являлся каждую ночь и ныл жалобно: «Всего полдня, Петир! Пожалуйста!» или «Отчего ты так давно не приезжаешь?» Лежал голышом поперёк кровати, болтал ногами в воздухе, обижено выпячивал свои шлюшачьи губы. Неудивительно, что через полгода леди Санса снова оказалась беременна, а лорд Петир возобновил свою привычку охотиться осенью. Теперь это, правда, не называлось больше королевской охотой. Короля там не было. Короля он ненавидел, потому что тот его предал, а Петир не умел прощать. Чувствовал себя при этом лорд Бейлиш предельно глупо, ведь он вообще-то терпеть не мог охоту. Но всё же пару раз за две недели вытаскивал себя в лес и кого-нибудь убивал. Нынче вот тетерева и трёх вальдшнепов, одного из которых он потерял. Из остальных вышло отличное жаркое. Петир запивал его элем, пустым взглядом глядя в огонь очага. Какой во всем этом был смысл? Зачем он приезжал? Все две недели он только и делал, что сидел на пороге дома, предаваясь воспоминаниям, да ублажал себя, лежа в одиночестве на их огромной кровати. Здесь, в их домике ненавидеть Джона совсем не было сил. Если бы он попытался, каждый камешек и каждая травинка тут завопили бы ему в лицо о лжи. Они ведь знали, что он любил своего мальчика. Невзирая на его безумие, одержимость, упрямство, на то, что Джон чуть не убил его. Правда, он его и вылечил. Но новые шрамы не давали забыть. -Ты предал меня, Джон! Солгал мне! Ты обещал... Наслаждение мешалось с болью. Но у них всегда так было. Потом он засыпал обессиленный... И Джон обнимал его. Целовал ему глаза, губы и щёки, все многочисленные шрамы, на его теле и лице. Все полученные за любовь: его к Кэт, Арьи к Джону, Джона к нему... -Прости меня, - говорил Джон, - Я идиот. Но я люблю тебя, Петир. Я так тебя люблю! Прости меня, ради всех богов, прости! Но Петир Бейлиш не умел прощать...