Littlefingered

***

- Тебе больно? - Нет... - Но ты плачешь. - О, Петир... Король плакал. Стонал, лепетал что-то жалобно. Слёзы текли по его лицу. Он вцеплялся пальцами в шёлк простыней, мял их в кулаках. Петир упирался ему ладонями в лопатки, сильно прижимал к ложу, толкался в него резко и сильно. Король ахал и всхлипывал на каждый толчок. - Что с тобой, милый? - Петир взял его за подбородок и повернул к себе его мокрое лицо. Склонился к его губам, - Отчего ты плачешь, малыш? Джон тяжело дышал открытым ртом, смотрел щенячьими глазами и ничего не говорил. - Скажи мне... - резкое движение бёдрами, - Тебе больно? - Нет! О, Петир... Нет! Мне горячо! Я люблю тебя! Петир поцеловал его мокрые ресницы, его задыхающийся рот. Губы солёные от слёз. - Ты поэтому плачешь? - Пожалуйста, пожалуйста... Не останавливайся! Сильнее! Петир стал двигаться быстрее, вколачивался в него с силой, не переставая его целовать. - Не молчи, мой хороший! Говори со мной! - Мне не больно... Мне хорошо. Я люблю тебя! Люблю! Так люблю! О, Петир... - Повернись. Хочу видеть твоё лицо. Петир крепко держал его, переворачивал осторожно, одну коленку, другую... - Осторожно, мой мальчик. Джон цеплялся ему за плечи. Смотрел на него своими бархатными глазами, губы закусывал. Сам дрожит, на ресницах слёзы. Боги, что за мальчишка! С ума его сводит этот мальчишка! Петир уложил его на спину, развёл ему ноги, упёрся в колени. Дёрнул бёдрами. Джон ахнул, откинул назад голову и закрыл глаза. - Смотри на меня, мой хороший! Джон смотрел на него из-под ресниц. Рот кривился, как у обиженного ребёнка. Слёзы стекали в уголках глаз. Красивый, трогательный, мальчик... Неважно, сколько ему лет, с Петиром он всегда мальчик. - Любишь меня, мой сладкий? - Люблю, Петир. - Поэтому плачешь? - Я счастлив... Мне хорошо с тобой... Мне так хорошо! Это невозможно выдержать, Петир! Петир никогда не встречал ничего подобного. Не каждая шлюха способна изображать слёзы радости. А мальчик не изображал. Просто плакал от счастья, искренне. И любил его без оглядки. Никто никогда его так не любил! Бывают такие нежные мальчики, тонкие, слабые, с худенькими плечами, острыми ключицами и с глазами с поволокой. Петир видел много таких мальчиков. Томных, лукавых, лживых, порочных... У Джона глаза были бархатные, а взгляд обжигал. То гневом, то страстью, даже нежностью, и то обжигал. Прямолинейный, несгибаемый и честный, как его проклятый приемный отец. Плечи широкие и крепкие, тело поджарое и мускулистое. Воин, мужчина, король. Движения резкие, порывистые. Он шагал стремительно, хмурился сурово, сжимал губы, смотрел исподлобья. А потом вдруг вот так откидывал голову назад, кусал свои капризные, детские губы, раздвигал ноги Петиру навстречу... Сводил его с ума! - Любишь меня, малыш? - Да, Петир! - сквозь стон и слёзы, - Я люблю тебя! Когда-то, кажется, очень-очень давно, Петиру было всё равно, что чувствовал мальчик под ним. Он не слишком задумывался, нравилось ли Джону то, что с ним делали. Теперь же Петиру хотелось, чтобы мальчику было хорошо, по-настоящему хорошо с ним. Чтобы он плакал не только от боли. В такие минуты он любил его, на самом деле любил. Глупо. Необъяснимо. - Я люблю тебя, малыш. Потом Петир долго лежал на нём, целуя его мокрые щёки. Джон просил: - Останься во мне немного. Мне нравится чувствовать тебя. Петир ловил его слезинки языком. - Боги, мой хороший, если бы кто-нибудь знал, как часто ты ревёшь! Не всякая девчонка плачет столько, сколько король Семи королевств! Джон смущался, краснел. - Это из-за тебя, Петир. Только с тобой... - Я превращаю тебя в девчонку? Не знаю, должно ли это мне льстить, - Петир усмехался. - Дурак! - Джон прятал лицо, уткнувшись в изгиб его шеи, - Просто я люблю тебя. Потом они лежали рядом, крепко обнявшись, и целовались — мальчик любил целоваться, едва ли не больше, чем трахаться. Обычно в такие моменты Джон задавал Петиру вопросы. Ему иногда в голову приходили странные идеи. Вот и теперь он оторвался от губ Петира, отодвинулся, нахмурил свои брови — вылитый Старк, — и спросил серьезно: - А если бы я и вправду был... девчонкой... Ты бы любил меня больше, Петир? Петир рассмеялся. Только Джон мог задать подобный вопрос! Петир хохотал, а Джон смотрел на него очень серьезно, слегка нахмурившись. Дождался, когда Петир отсмеялся и повторил решительно: - Ну так что? - Что, милый? - Любил бы ты меня больше, если бы я был женщиной? - Если бы ты был женщиной, мой сладкий, у тебя не было бы члена. А я так люблю твой маленький член! - Петир схватил его за член и сильно сжал. Джон втянул воздух сквозь зубы. - Тебе не пришлось бы тогда мучиться, - продолжал он тихо, но упрямо, - Ты не стал бы переживать, что тебе приходится спать с мужчиной, не нужно было бы прятаться... - Я женат, милый, - Петир приподнял бровь выразительно, - Я не изменяю своей жене с другими женщинами. Джон усмехнулся. - А как же шлюхи? - Шлюхи не считаются. И потом, я это делаю ради тебя, мальчик. - В самом деле? - и когда это король научился сарказму? - Интересно, что сказала бы Санса если бы узнала? Думаешь, её это убедило бы? Петир вцепился ему в горло. - Только попробуй хоть полсловом ей намекнуть, и я убью тебя своими руками! Джон рассмеялся. Петиру ещё ни разу не удалось испугать его подобными угрозами. Насилия Джон не боялся. Насилие его распаляло. Боялся он другого... - Я не скажу, Петир. Конечно, не скажу! Я никогда не смог бы сделать ничего, что могло бы тебе повредить. Петир хмыкнул, отпустил его, улегся на спину и уставился в потолок. Джон положил голову ему на плечо, погладил его грудь, провёл пальцем вдоль шрама. - Ты красивый, - сказал он. И замолчал надолго, задумавшись. Но Петира его молчание не обманывало. Разговор ещё не закончен. - Ты любишь её? - спросил наконец король и тут же, не дав Петиру ответить, добавил торопливо, - Я просто не понимаю, как ты можешь одновременно любить и её, и меня. Разве это возможно? Петир погладил его между ног, поиграл с его членом, поцеловал ему губы. - Она моя жена. Она мать моих детей. Я люблю её. - А меня? - И тебя я люблю. Ты мой мальчик. Мой хороший малыш. Моя сучка. Иди ко мне, мой хороший... Если Петир и надеялся, что его поцелуи отвлекут короля от его расспросов, его надеждам не суждено было сбыться. - Ты мог бы... когда-нибудь...? - снова начал Джон и тут же сбился, замолчал. - Что, милый? - Если бы ты не был женат... Если бы мы встретились раньше, мог бы ты... Могли бы мы... быть вместе? - Что именно ты спрашиваешь, Джон? - улыбнулся он, - Полюбил бы я тебя? Стал бы с тобой спать? Женился бы на тебе, вместо твоей сестры? Джон нахмурился сильнее. - Я не знаю, Петир... Всё вместе, наверное... Я знаю, что это невозможно, но всё же... Петир смотрел в потолок и пытался себе представить, как это было бы. И не мог. - Я не знаю, малыш. В нашей истории слишком много «если», слишком много всего сошлось. Трудно сказать, что было бы, сложись всё иначе. Возможно, ты убил бы меня, еще тогда, в Винтерфелле. И вообще ничего этого не было бы... Или просто ушёл, вместо того, чтобы лезть ко мне с поцелуями, - Петир усмехнулся, Джон улыбнулся смущённо. Бейлиш ухватился за его смущение. Придвинулся к нему поближе, зашептал ему в губы, - Если бы ты, милый мальчик, не решил тогда встать на колени, взять в рот мой член и стать моей сучкой. И получить от этого удовольствие. А тебе ведь понравилось, правда, Джон? Так понравилось, что ты решился явиться ко мне в покои, как маленькая похотливая шлюшка, раздеться донага и навязаться мне в любовницы... Джон покраснел, задышал тяжело, немного выставил вперёд бёдра, подставляя себя под руку Петиру. - Раздвинь ноги, - прошептал ему на ухо Петир и задохнулся от удовольствия, когда мальчик подчинился покорно. Мальчик был упрямым. Упёртым, как мул. Настоящий Старк! Если что-то однажды втемяшит себе в голову, сдвинуть его было невозможно. Но только не тогда, когда они оказывались в одной постели. Тогда он превращался в удивительно покорное, мягкое существо, податливое, как глина. Это возбуждало, сильнее любовного зелья. - Есть ли что-нибудь, чего ты не стал бы делать для меня, Джон? - Нет, Петир, нет. Всё, что угодно. Всё, что захочешь. Я твой целиком. Ты можешь убить меня одним словом, любовь моя. Петир жалел его и обычно был с ним ласков и нежен. Но иногда Джон сопротивлялся, и это пробуждало в Петире тёмную, неутолимую похоть. Тогда он делал мальчику больно, был с ним груб и бесцеремонен. Заставлял его лежать в самой неудобной, в самой непристойной позе, становиться на колени, умолять себя трахнуть. В конце ему всегда было немного стыдно. Чем сильнее он унижал мальчика, тем ласковей был с ним потом. - Хотел бы я иметь ещё один член! Так, чтобы трахать тебя одновременно и в рот и в зад. Мне хочется посмотреть на тебя, как ты будешь кричать тогда. Ты бы этого хотел, милый? Джон задыхался. Страх мешался в его глазах с желанием. Он хотел этого, Петир видел. И эта его готовность и желание подчиняться, что бы Петир не придумал для него, совершенно обезоруживала, распаляла, сводила с ума. - Есть такие игрушки, знаешь... Фаллосы, искусно вырезанные из дерева или из камня. Разных размеров. Мы могли бы подобрать для тебя что-нибудь. Побольше, да, Джон? - Из камня? - мальчик бледнел, - Это, наверное, очень... - Что? Больно? Наверняка. Но ты же любишь боль. Джон становился совершенно белым, сглатывал шумно. - Как скажешь, Петир, - говорил он севшим голосом. - Или мы могли бы пригласить кого-нибудь к нам в постель. Это тебе понравилось бы больше? - Кого-то ещё, Петир? Чтобы он тоже трахал меня? Петир живо представлял себе того, другого. Как он дышит по собачьи, протягивая жадные руки к его мальчику, как целует его красивый, крепкий зад, прежде чем, примериться к нему членом... - Нет! Никакого другого! Ты мой, только мой! Я никому больше не позволю прикоснуться к тебе, малыш! Джон вздыхал с видимым облегчением. - Как скажешь, Петир. Когда он был таким покорным, Петиру хотелось ласкать его и баловать. И он его баловал. Целовал и гладил его тело, от шеи и крепких плеч до мягкого живота, оставлял следы поцелуев и отметины зубов, говорил: «Ты мой, слышишь? Не смей даже смотреть ни на кого другого!» У Джона щёки полыхали, губы алели, он весь дрожал. Так отдавался ему, так сладко постанывал, просто невыносимо! - Я и не смотрю ни на кого, глупый! Мне никто не нужен, только ты! Ты один! Навсегда. О, боги! Целуй меня крепче, Петир! Петир давно уже не ворчал на него за испачканные руки и живот. Когда так любишь мальчика, так играешь с ним, вечно перепачкаешься в его семени с ног до головы! Петир привык. Вытирал руки ему о грудь. Джон улыбался. - Я думал, тебе нравится смотреть на меня с кем-нибудь вместе, - замечал он осторожно, маскируя любопытство насмешкой. - Нравится. Нравится смотреть, как ты трахаешь шлюх. Но будь я проклят, если позволю какому-нибудь грязному извращенцу прикоснуться к твоему прекрасному сладкому заду. Или к этому рту. Ты мой. Не смей ни с кем больше спать! - Ты ревнуешь? - Джон смеялся счастливо. - Ревную, да. Доволен? - Очень, Петир! Я и сам не хочу ни с кем спать. Только... Ты всё время велишь мне жениться... Как же я буду...? - Жена — это другое. Женитьба — это твой долг. Жениться, родить наследников. Сам знаешь, что бывает, если король не оставляет наследников. Так что не пытайся увильнуть от этого! И потом, я ведь тоже женат. Жёны не в счёт. Если только ты не влюбишься в свою и не бросишь меня ради неё... Джон, конечно, тут же принимался заверять его, что никогда никого не полюбит, кроме Петира. Но лорд Петир всё чаще задумывался о том, что слишком уж привязался к мальчику. Если по какой-то причине им придётся расстаться, он станет, пожалуй, скучать... Лжец Петир Бейлиш! Лжёшь сам себе! Ты будешь не просто скучать — тосковать, томиться, думать о нём без конца... Влюбился, влюбился в мальчишку-короля! В эти глаза, в эти лакомые губы, в вечно нахмуренные брови, упрямый поворот головы, в плечи и грудь, и даже в маленький член. И ни жизненный опыт, ни старательно выпестованный цинизм, ни врождённая практичность не помогли! Впору самому плакать! От собственной глупости, от того, что так ничему и не научился, что так легко поддался. От нежности и любви... Петир никогда раньше не думал о том, как закончится эта их связь с королём. Знал только, что обязательно рано или поздно закончится. Но всё чаще и чаще ему хотелось, чтобы "рано или поздно" не наступили никогда...