Littlefingered

***

Он сильно промок. Вода капала с волос и плаща, пряди налипли на лоб. А когда он спрыгнул с лошади, полы плаща взметнулись вокруг него, окатив Джона фонтаном брызг. Джон взял его лошадь за поводья. - Промок? - спросил он вместо приветствия, - Иди скорей в дом! Я привяжу лошадь. Петир кивнул, коротко улыбнулся и поспешил к крыльцу. Джон подставил лицо дождю. Вскоре лошадь была устроена под навесом, рассёдлана, обтёрта насухо соломой, укрыта тёплой попоной и привязана перед яслями, полными овса. Это заняло некоторое время. Когда Джон, сам изрядно промокший, вернулся в охотничий домик, Петир стоял перед пылающим очагом спиной к двери, держал руки к огню, и потягивал вино из кубка. Плащ он сбросил, но на плечах и спине дублета ещё виднелись мокрые следы. С волос тоже стекала вода. Джон подошёл бесшумно, погладил его сзади по плечам, по мокрым волосам. - Ты замёрз. Тебе нужно переодеться, Петир. - Я ещё не допил вина, а ты уже пытаешься меня раздеть, Джон? - голос был полон сарказма. Король рассмеялся. - Попытка не пытка! - он неловко чмокнул его в затылок, потянулся губами к гладко выбритой щеке, - Я соскучился! Ждал тебя ещё позавчера... Думал, ты вообще не приедешь. - Раньше не вышло. Петир был серьёзен. Озабочен чем-то. Прятал лицо, сам прятался за насмешками. Но Джон слишком хорошо знал его. Вот эту ухмылку уголком рта, этот вкрадчивый голос... - Хочешь, я сделаю тебе горячего вина, пока ты меняешь одежду, любовь моя? Петир повернулся к нему. Взглянул из-под ресниц. Глаза в отсвете пламени казались тёмными, свинцовыми и влажными, словно напитавшимися дождём, что лил за окном. В глазах печальная задумчивость. Джон не смог удержаться, чтобы снова не погладить его плечи и шею, всю в мелких капельках дождя, убрать со лба налипшие пряди, проследить пальцем затейливую вышивку на груди дублета... Петир взял его за подбородок и поднял к себе его лицо. Джон вдохнул, прикрыл глаза и открыл губы, ожидая поцелуя... Но Петир лишь осторожно коснулся губами его щеки. На мгновенье Джона обдало запахом мокрых волос, сыромятной кожи, шерсти и мяты. Он нервно облизнул губы. Петир улыбнулся ему. - Сделай, Джон. А я, пожалуй, действительно пойду переоденусь во что-нибудь сухое. Он ушёл в спальню, не сказав более ни слова. Джон остался стоять у камина, тяжело дыша и моргая, пытаясь унять дрожь. Они так давно не виделись! Джон так тосковал по нему всё это время! Всего одно мимолетное прикосновение, и в груди привычно зажгло, заныло. Что же это за наваждение? Угораздило же его отдать своё сердце, саму свою жизнь человеку, которому он и не нужен вовсе. Разве Петир любит его? Скучает по нему в разлуке? Петиру Бейлишу верить нельзя. Ни его словам, ни его делам. В нём всё ложь. Кроме только его взглядов, кроме вот этой маленькой морщинки между бровей да дрожащих губ. Он так научился скрывать свои чувства, что порой и сам не понимает, что чувствует. Так что приходится Джону разбираться за него. Любит ли? Конечно, любит. Потому и приезжает каждый год. Даже когда такой, как сейчас, всё равно любит. Надо в это верить. Бедный, бедный Петир! Всё отталкиваешь от себя свою любовь, всё стыдишься её! Ну так не жди, что Джон Сноу будет так же глуп, как ты! Радость встречи и нежность мешались с досадой и тоской. Придётся набраться терпения. Петир был не в духе. Злой, усталый и раздраженный. Придётся терпеть... Джон влил немного вина в глиняный кувшин, насыпал туда щепотку пряных трав и собирался уже было поставить его в угли с краю очага, но задумался. И вдруг, быстро отставив кувшин на стол, ринулся в спальню. Терпение никогда не было его сильной чертой. Петир будет браниться, ну и пусть! Он ждал целый год! В пекло всё, Петир Бейлиш! Дурак ты несчастный! Никому не позволено так пренебрегать сердцем короля! Он вошёл стремительно, как раз вовремя, чтобы увидеть, как Петир снимает промокшую шёлковую тунику. Не останавливаясь, шагнул к нему и обхватил сзади руками. Петир был весь холодный, просто ледяной. Кожа покрыта мурашками. Джон уткнулся носом ему в шею, в мокрые волосы. - Любовь моя... Петир двинул плечами, пытаясь освободиться. - Джон! Отпусти меня! - Я соскучился... Джон целовал его холодные плечи, прижимал к себе, шарил руками по груди и мягкому животу. «Петир, Петир, мой Петир...» Такой знакомый, родной! Такой любимый! Каждый изгиб, каждый мускул под кожей... Его тепло и запах опьяняли, наполняли счастьем. Как возвращение домой после дальнего пути. Вот где его дом — в объятиях лорда Петира! Запустить руку ему в штаны он всё же не решился. Но со всей возможной нежностью обхватил его между ног. Погладил, сжал... - Отпусти меня! - Петир злился. - Пожалуйста, любовь моя, пожалуйста! - Не сейчас! - Петир снова двинул плечами. - Почему не сейчас? - спросил король, упрямо дёргая головой. - Мне холодно! - Я согрею тебя. - Ты уже сделал вино для меня? - Петир не оставлял попыток вырваться, но Джон крепко держал его одной рукой поперёк груди, а другой продолжал гладить между ног. - Ещё нет. Сейчас пойду. Пожалуйста, Петир! Я не видел тебя год! Хотя бы поцелуй меня! - Если не сделал, то почему тогда ты здесь? - Хотел посмотреть, как ты будешь переодеваться... Джон не видел смысла скрывать. Если лгать, Петир только сильнее разозлится. Они всегда говорили друг другу правду, если дело не касалось чувств. «Ты совсем не умеешь лгать, Джон, - уверял его Петир, - Не понимаю, как ты умудряешься править королевством без этого навыка!» - Хотел посмотреть на тебя, Петир. Я очень скучал... Петир вдруг перестал вырываться, опустил голову, вздохнул тяжело. - Я устал, - пробормотал он. Джон медленно разжал руки. Обошёл, чтобы заглянуть ему в лицо. Бейлиш хмурился. Нехорошо хмурился. Грустно, тоскливо. Джон уселся на край кровати. - Прости, Петир, - сказал он. Вся его радость, возбуждение, нетерпение словно потускнели немного, - Я просто... Я очень ждал тебя... Я сейчас приготовлю тебе вина. Ты голоден? Хочешь есть? Петир не торопясь взял чистую тунику из сундука, накинул на плечи и принялся завязывать тесёмки. С очень сосредоточенным видом. Глаза не поднимает, не глядит. По лицу ничего не скажешь. Конечно, если не знать, на что смотреть. Уголки губ не хотят улыбаться. Взгляд твёрдый, как острый осколок льдины. Только Джон умел растопить этот лёд, заставить его отбросить притворство и стать собой. Когда Петир бывал в его объятиях, он ничего не скрывал... - Хочу, милый. Я голоден и устал. И замёрз. Не зол, нет. Расстроен, огорчен, озабочен. Если и зол, то на себя. Оттого и не смотрит. Не скажет, сколько не спрашивай. Придётся терпеть... Король поднялся с кровати и понуро побрёл прочь. - Джон! - окликнул его Петир. Джон обернулся через плечо. - Я рад тебя видеть... Не сердись. Иди ко мне, малыш. Через мгновенье Джон был в его объятиях. Петир целовал его. И как всегда от его поцелуев сердце готово было оборваться в груди, сладкая истома накатывала волнами, дрожь рождалась в животе, под солнечным сплетением, разбегалась по всем членам. От этого подгибались колени, и пальцы судорожно сжимались, вплетаясь в мокрые пряди. - Будет тебе, будет! - Петир отстранился, положил руку ему на грудь, отодвигая его слегка. Он тяжело дышал, - Хватит, милый! Лучше накорми меня, мой мальчик. - Не отталкивай меня, Петир, - Джон вцеплялся ему в плечи, - Я сейчас пойду, любовь моя. Сию секунду пойду. Ещё немного побуду с тобой и пойду... Давай я обсушу тебе волосы! Джон вытирал его кудри полотенцем, целовал осторожно. Сдерживался. Иначе всё испортишь. - Отчего ты так печален, любовь моя? Петир вздохнул и ничего не ответил. - Повздорил со своей женой? Угадал? Из-за чего на это раз? Петир морщился, но молчал. - Не говори, если не хочешь... - Из-за тебя! - неожиданно ляпнул Петир. И сам, наверное, себе удивился. Обычно из него и слова не вытащишь, пока не накормишь, не согреешь, да не зацелуешь до истомы! - Из-за меня? - король даже перестал гладить его волосы. Брови сами собой поползли вверх, а рот открылся. Сильнее всего он изумился, что Петир вообще ему ответил! Но удивление продлилось недолго. Петир не проронил больше ни слова. А Джон всё-таки сумел оторвать себя от него, нагреть ему вина и немного обжарить сыра и мяса, которое готовил еще нынче утром — с утра его ждал! Потом Джон его кормил. Петир сопротивлялся было, но Джон настоял. - Позволь мне хотя бы это, любовь моя! Кормил его, сидя очень близко, плечо к плечу, вкладывал кусочки мяса и хлеба ему в рот, касался губ, медленно, нарочито. - Мне так никогда не поесть, Джон. - Терпи! Я терплю твою холодность после года разлуки! А ты терпи меня. - Твою горячность? - Называй, как хочешь. Если желание сорвать с тебя одежду и расцеловать тебя с головы до пят — это горячность, будь по твоему. - Расцеловать? - Вылизать. Так лучше? - Определенно. Петир сам забрал блюдо из его рук, сам потащил в спальню. Ещё не любовь, просто похоть. Но любовь проглянет позже, Джон знал. - Давай покончим с этим, малыш! Мне всё равно кусок в горло не лезет, когда ты так смотришь. Что ты там хотел сделать? - Вылизать тебя. - Маленькая грязная сучка. Раздевайся и становись на колени. На колени — это для начала, Петир Бейлиш. Джон Сноу — покорная маленькая сучка. Он подчиняется. Сосёт и лижет, как положено сучкам. Пока его любовник не начинает терять контроль. А он всегда его теряет. Сопротивляется, губы кусает так, что следы от зубов остаются. А потом откидывает голову назад и кричит. Просит: «Ещё, ещё!» Иногда даже плачет. Совсем чуть-чуть. Джон делает вид, что не замечает. Петир впивается пальцами ему в плечи, ногтями так, что кожу срывает. От этого больно и горячо. Петир дрожит, покрывается испариной, истекает семенем, дёргается в конвульсиях, бранится, как наёмник, угрожает! Цепляется за свой контроль, которого уже нет. «Ты мой, любовь моя, мой! Отдайся мне, мой хороший!» Это слаще всего. Видеть, как Петир перестаёт бороться и уступает. У него становится такое детское лицо! Глаза синие в пушистых ресницах, рот сладкий, припухший от поцелуев, совсем ребячий! Гибкое, легкое мальчишеское тело всё скользкое от масла и пота. Это почти невозможно вынести! Это так прекрасно, что от этого можно сгореть заживо! Тогда Джон подставляет ему себя. Боль немного отрезвляет, довольно для того, чтобы живой огонь, что выжигает внутренности, перерос в острое наслаждение. Джон тоже кричит. Сдерживать себя не хочется, да и ни к чему. С этим криком уходит тоска, что копилась внутри, между сердцем и солнечным сплетением, целый год. Уходит страх, неуверенность, все глупые вопросы, всё ненужное. Всё смывается жгучей волной, оставляя после себя только горячее сияние, чистую любовь. Такую же, какую Джон видит в глазах своего любовника. Потом они лежат обнявшись. Эти губы можно целовать без конца! Всю жизнь можно было бы провести вот так, лёжа рядом с его Петиром, целуя его то нежно, то страстно, то шутя, то любя, то с болью, то с восторгом. -Я ждал тебя позавчера, любовь моя. Боялся, что ты и вовсе не приедешь. Совсем собрался было ехать к тебе сам. А то ещё думал, что ты поехал, да случилось что-то. Дожди проливные. Дороги развезло, горные тропинки осыпаются под копытами, лошадь по камням скользит, как по льду. Несколько раз порывался тебя искать... - Я не мог раньше. - Дожди? - Дожди, да. И жена. Они почти никогда не называли её по имени. Джон слишком ревновал для этого, а Петир слишком стыдился себя. - Что случилось? - Дожди, Джон. Моя жена — очень разумная женщина. Она не понимает, зачем ездить на охоту в лес в такую погоду. Она убеждала меня, что это глупо и бессмысленно. - Не хотела отпускать? - Сказала, что раз всё равно никакой охоты быть не может, то лучше мне будет провести это время с женой и детьми, заняться замком... Я, знаешь, только за неделю перед этим домой вернулся. Дела... Джон хмыкнул. Что тут скажешь? Если бы он жил с Петиром, он и на день не захотел бы отпускать его от себя. Но сама мысль о том, что из-за сестры они могли не увидеться! Если бы Петир послушался её, подчинился ей, своей любимой супруге... Джон представил, как он сидит один в охотничьем домике день за днём и ждёт Петира. Он совершенно точно не уехал бы. Остался бы ждать до последнего, все две недели, да и дольше бы ещё ждал. Один в доме, один в их постели, каждый день! Единственные две недели счастья и любви, позволенные ему в году! И лишиться этого?! Он нахмурился. - Это королевская охота. Я король. Лорд Речных земель не может отказать королю. Скажи ей это! - Сказал, малыш. Она говорит, Джон и сам наверняка не поехал по такой погоде. Она хотела написать тебе письмо, по-сестрински. Отпросить у своего брата своего мужа. Джон нахмурился сильнее. Ревновать своего любовника к собственной сестре и кузине — это уже само по себе было дико и способно привести в смятение. В ещё большее смятение его приводило то, что он был страшно зол на неё и изо всех сил пытался не желать ей дурного. Она всё время стоит между ним и его Петиром! Только на том основании, что они женаты! Как тут в сердцах не сказать лишнего? - Иногда мне кажется, она догадывается, - произнёс Петир озабоченным тоном. - Как? - Не знаю. Женское чутьё? - Вы повздорили? Петир поморщился болезненно. Джон прижал его к себе покрепче, так чтобы им не видеть лиц друг друга. Так проще говорить самое трудное. - Она накричала на меня, Джон. Мы ещё не ссорились так ни разу за все годы брака. Она накричала на меня, а я сбежал. Вскочил на коня и был таков. Не оглянувшись. Мне... понимаешь... Мне очень хотелось уехать, не видеть её больше, не слышать её голоса, её проклятий... Бедный Петир. Винит себя. Думает, что виноват перед женой за то, что посмел почувствовать мимолетную неприязнь к ней. Бедный, бедный Петир. И бедный Джон. Если бы Петир его так любил! - С тобой мне... покойно, Джон... - словно вторя его мыслям проговорил Петир, - Здесь мне так хорошо, понимаешь? Совсем легко. Как-будто с меня спадает тяжелый груз, понимаешь? - Да, Петир. Понимаю. Джон чувствовал то же самое. Здесь жизнь останавливалась, все заботы оставались там, за границей леса, и никакое зло не могло коснуться их. - Она не понимает... Я не могу ей объяснить. Разве можно такое рассказать женщине? - Ты винишь себя, Петир? Думаешь, разлюбил её, и винишь себя за это? - Нет. Я её люблю. Я это знаю. - Любишь, - согласился Джон со вздохом и отодвинулся немного, чтобы заглянуть ему в глаза, - Но меня ты любишь больше. И тоже это знаешь. Оттого и злишься на себя. - Я не злюсь. И я совсем не уверен... - Я уверен. Ты мой, Петир. Пускай ты женат на ней, пускай она рожает тебе детей! Но я точно знаю, что с ней ты не бываешь так счастлив, как со мной, никогда так не кричишь и не плачешь от наслаждения, как со мной. Ей ты не позволяешь делать с собой то, что позволяешь мне. Она не ласкает тебя так, как ласкаю я. Ей ты не отдаёшься так абсолютно, как мне. Может, когда-то раньше, но я сомневаюсь. А сейчас уже нет. Ты мой. И ты меня любишь. Петир поморщился досадливо. - Ты глупый, самоуверенный мальчишка! Взбредёт же такое в голову! Я женат, у меня семья. Если бы ты знал, что это такое, то понял бы, как серьёзно... Джон схватил его за плечи и перевернул на спину. Одним движением выхватил подушку у него из-под головы. Упёрся ладонью ему в грудь, прижимая его к ложу, спустился пониже и склонился к его паху. - Подними бёдра и раздвинь ноги, Петир. Петир закусил губы и подчинился без слова. Джон устроил подушку ему под поясницу. - Я докажу тебе, что я прав. Тебе придётся это признать. Вслух, Петир. - Признать что? - Что ты лжец. Что ты лжёшь сам себе. Что ты мой! И что тебе со мной хорошо, как ни с кем другим. Ни с кем другим, никогда в твоей жизни. - А если я не признаю? - Я буду ласкать тебя все дни напролёт, пока ты не увидишь очевидного. - Что я люблю тебя? - Больше всех. - Пари, Джон... Король засмеялся.