Курс лечения

Красно — синие мигалки, больничная палата, бледное лицо под капельницей, прижав его к своей груди женщина непрерывно умоляла о прощении. Не смотря на юный возраст Джин всё-таки понял её поступок, и не сердился ни секунды, ведь её разум был затуманен, это была не его внимательная мама, а другая пугающая, отречённая незнакомка. Он дал слово, что больше не допустит возвращения той «другой матери». Сокджин сдержал его. Лиён, я помогу, обещаю. Но нет, вот она девушка, как ретроспектива дня, который никогда больше не должен был наступить. Иногда лучший способ помочь кому-то — просто быть рядом.* А где он был? Помогал другому. Должно было хватить на всех. Запас уверенности подталкивал вперёд, а бремя ответственности пока не слишком болезненно надавливало на плечи. Загнуться под переоценкой собственных возможностей и смотреть, как рушиться то, во что верил, что как сам думал ведёшь к лучшему. Может где-то просчитался? Не правильно расставил приоритеты? Не заметил чего-то важного в, казалось бы, обыденном? Забылся, думая, что всё в порядке и ты главенствуешь над ситуацией? Или всего то влюбился в ответственность. В одну из, но ту, что первая в списке на решение. Долг или чувства? Рациональность или эмоциональные порывы? — Уверена, что всё будет хорошо? Я могу на тебя рассчитывать? В ответ было ни «да» ни тихое «хорошо», а только согласный кивок. Она перестала пытаться, подавала голос, лишь когда он хотел его слышать. Но сама прекратила вытаскивать из себя слова, заменяя жестами. Первый звонок, который Джин прослушал. — Два дня, и после от тебя ни на шаг. Её объятия такие правильные, что забываешь про происходящую действительность, в которой Лиён психически неустойчивая личность за которой нужно тщательное наблюдение. Любить — прекрасно. Доверять своим любимым — основа гармоничных отношений. Принять человека вкупе со всеми его достоинствами и недостатками, не пытаясь подстроить под себя — необходимое уважение. Но вот, соблюдающий всё вышеперечисленное Джин отодвигает жалюзи в бок и видит, что, выбрав между долгом и чувствами последнее, абсолютно прогадал. Хороший врач ставит безопасность и интересы пациента превыше всего остального — и сейчас это правило, как нельзя кстати наглядно представлено. Общая палата, кто-то недовольно причитает о своих болячках соседу по койке, сидящая рядом женщина просто не обращает внимание на этих двоих, находя более интересным журнал о красоте и здоровье, а кто-то абсолютно не заинтересован, что твориться вокруг. Именно этот кто-то прошёл через промывание желудка с пол часа назад и чувствует себя хуже, чем отвратительно, закрыв глаза отрывочно дышит, пытаясь слушать рекомендации и поэтапную процедуру восстановления. Но ей ни о чём не говорит инфузорная терапия, обязательное введение сорбента в её выживший организм, и тем более процедура гемодиализа. Как это вообще выговорить? Для девушки не прозвучало ни одного знакомого слова. Но Лиён не была среднестатистическим пациентом с навыками первой помощи и знанием узкого перечня лекарств от головной боли или простуды, ей известно куда больше, но не всё то, что назвал ей этот мужчина. Она проштудировала не мало литературы по патопсихологии и психосоматике*, могла бы с лёгкостью произнести сенсибилизация*, если потребуется и подробно рассказать про основы суггестивной терапии*. Лиён пять лет проторчала в кабинете с огромными стопками по психологии и психотерапии, её медицинская карточка просто не дала шанса выбраться и перестать пролистывать в который раз прочитанные ранее страницы. Но инфузорная терапия? Гемодиализ? Без понятия. Абсолютно. В её карту не вписывали подобного, она же никогда не поступала с отравлением. Хотя нет, по-другому. Лиён никогда не заглатывала почти смертельную дозу снотворного. — Интоксикация барбитуратами. Для себя перевела, как «передозировка таблетками от бессонницы», но было и другое «ЧтоТыНатворилаИдиотка». Пусть так и запишут в истории болезни. Крупными буквами о том, какой отчаявшейся дурой она была. Как теперь смотреть в глаза её Розе? Женщине, у которой кроме тебя не осталось причин жить. А её Чонгук? Что было бы с ним? Второго предательства от неё он бы не принял, загнувшись в собственной тени и черноте, о глубине которой Лиён может только догадываться. Она могла бы не думать и о своей тётке. Могла не вставать на её сторону, как всегда оправдывая и не вспоминать те чёрные-отражатели боли, смотревшие в ответ, да вообще напрочь забыть тот застывший взгляд. Но как это сделать, если даже сейчас она чувствует его на себе. Рука Тери дрожит в её ледяной ладони, а в голове убеждение — погибни ты, что-то порвётся и в ней. «Пообещай мне не делать ничего с собой», — слишком не вовремя, слишком больно. Ну давай глупая девчонка, давай вспоминай, что ты ему ответила. По слогам выплёвывай своё «обещаю», чтобы потом подавиться этим же. «Один дорогой мне человек пытался умереть,» — даже не надейся забыть его слова, — «Знаешь, второй раз не знаю хватило бы мне сил принять мысль о том, что я по собственной невнимательности мог потерять ещё одну ценность,» — а теперь повторяй «обещаю». Прокрути в голове ему свой ответ, давай. Не можешь? А в тот раз прекрасно вышло. Лиён старательно сжимает веки, в попытках уйти от самой себя, от шума вокруг, от панически раздирающих мыслей. Что он скажет? Что её Джин скажет? А захочет ли вообще сказать что-либо? — Вы уже говорили с её психотерапевтом? — мужчина перестал лить на Лиён поток из непереводимых медицинских предписаний и обратился к женщине, так жадно сжимающей родную руку. — Да, — сухо и без дальнейших пояснений. В этом «да», скрыто несколько интересных событий. Пока Лиён приводили в чувства, влетела ли Тери в кабинет к профессору Чхве, разворошив одним махом всё что там находилось? Да. Кричала ли так, что у самой от этих звуков зазвенело в ушах? Конечно да. Сдерживала ли себя стараясь не приложиться чем-нибудь по этой старой башке, чтобы услышать, как опровергнут слова Мины и объяснения, какого чёрта он самовольничал? Да. Нашла ли потом за регистрационной стойкой ту лживую суку? О, да, Тери нашла. — Знаете, всегда можно сменить и я могу… — но ей плевать, она лучше знает. — Без вас разберусь, это всё? Встретила растерянность и усмехнулась. Чувствовать свою власть, даже находясь в одном дюйме от уязвимости, в этом вся Тери. — Эм, да. Но, остались формальности, о которых будет лучше поговорить вне… — Ясно, — пусть он уже проваливает в свою вылизанную приёмную, — Я сейчас подойду, — врач ушёл, а уже спустя пару минут его место заняла новая фигура. Но для Тери не важна безликая массовка, её внимание сосредоточено на героине в центре этого представления. Нарочито долго смотреть на неё такую не просто странно, это противоестественно. Но вот вопрос, а кто перед ней? Чересчур совершенная копия матери со слабыми отголосками брата или противоположная им альтернатива, новый человек? Лиён — не вылепленный муляж прошлого, это самобытная картина, не похожая ни на что ранее написанное. Да, миловидная форма губ, углублённые ямочки при самой красивой улыбке, которую Тери видела в своей жизни, вздёрнутый кончик носа — перечисленное намертво связывало девушку с двумя силуэтами, породившими в Тери невозможную смесь: чувство звериной ненависти и любви, лишающей рассудка. Но Лиён, не они. Нельзя упиваться деталью брата и видеть в девочке призрак давно ушедшей женщины. Лиён другая. Это другой человек, Тери. Другой. Так за что ты мстила? Точнее кому? Ребёнку, оставшемуся без матери и отца? Девочке, которая поедала твой взгляд в свою сторону так жадно, зная, что добавки не будет. Её ненавидела? Для Тери риторических вопросов никогда не было, она всегда знала и чётко озвучивала свои ответы. Но сейчас ни единой реплики на заданное нельзя было бы от неё добиться. Просто стало противно, за свои нелепые обвинения, за обиды и нежелание видеть правду, живя отголосками той ушедшей жизни. Противно. За себя. Лиён до сих пор лежала с закрытыми глазами и ощущением слабой боли в грудной клетке во время вдоха и покалыванием правой ладони, от постороннего сжатия. Но раз и чувство стыда прошлось по телу, как только её руки коснулось горячее дыхание и шёпот. — Я не права, — женщина думала, что эмоционально мертва и неспособна к дурацкой нежности или состраданию, но то была прошла Мин Тери, та от которой сейчас противно, — Прости, — Лиён должна услышать, почувствовать позднее, но раскаяние, — Я ни в чём не была права. Никогда не была. Прости. Когда люди теряют что-то очень важное для них, их сердце пропадает вместе с этим.* Когда Тери высыпала горсть земли на гроб брата, она похоронила внутри лучшую свою часть. Когда подходя к дому увидела машины скорой и свисающую с носилок тощую руку, почувствовала, как отмирает оставшийся кусочек её неидеальной души. — Лиён, — угроза потерять, раскрывает глаза эффективней всего, — Лиён, — вкус этого имени, так непривычен, ведь раньше он был только в мыслях. А привычные к ней обращения «милая» или «дорогая» не несли ценности, они скорее отдавали равнодушием, — Прости, что была такой. Такой, которая наплевательски относилась к твоим безмолвным попыткам стать ближе. Такой, сукой, которая решила, что ты обязана расплатиться за неугодное появление в её жизни твоей матери. Такой, кто решил, что ты бездушная копия и присвоить тебя как собственность, заперев в домашнем коробке. Такой, которая по своей гордыне или глупости, будет отрицать возникшую привязанность и продолжать содержание в безволии. — Прости, что была такой, — и они друг друга поняли. Тери выдохнула сгусток тепла в холодную ладонь, а Лиён осчастливила поднятыми краями губ, чуть улыбнувшись, но по-прежнему, усердно сжимала веки, стыдясь за совершенное. Сначала нужно поднабраться сил, чтобы в открытую предстать перед людьми, для которых её ошибка, была бы непростительна. Но вот только времени на это не дали и Лиён ждала вторая порция стыдливого чувства. — Могу я побыть с ней наедине? Конечно он пришёл. Понимала, что другого варианта и быть не могло. — А кто вы? Вопрос не поставил в тупик, но Джин не сразу ответил, потому что выбирал между двумя правильными вариантами. — Я помогал профессору, — Тери такая же, какой он её себе представлял, сдержанная, но скопившиеся морщинки у лба, выдают зарождающееся недовольство, — Точнее, я тот, кто взял на себя инициативу вести терапию Лиён, — их знакомство должно быть не в этих стенах и не при данных обстоятельствах, но всё же, — Временно заведующий психотерапевтическим отделением, Ким Сокджин. Так глупо узнать о его повышении, лёжа с торчащей из вены инъекционной иглой и отходящей к пакету с раствором трубкой. И так же глупо продолжать натужно играть роль спящей, когда сама еле сдерживаешь свободной рукой ладонь тёти, предотвращая никому сейчас не нужный конфликт. — Сукин сын, — Чхве сегодня упоминал, а Тери запомнила и планировала увидеть, не ожидая, что случится это так скоро. Пропустить, продолжая: — Так оставите нас на пару минут? Тери бесил не сам факт его присутствия, а то, что всё провернули за её спиной. Эго необъятных размеров придавили, и женщина не подумав бросила: — Ты тут больше никто, проваливай. Иди прощайся со своими медсестричками, потому что больше ты здесь не работ… — маленькие, ноготки Лиён впились в кожу и Тери, как по сигналу замолкла. Девушка даже не догадывалась в центре какого противостояния находится. Два человека, наивно полагающих, что это они виновны в её провалившейся попытке уйти из жизни, ведут диалог на повышенных тонах, а кто-то и нецензурных выражениях. Но инструментом их разговора служили глаза, хотя это не был разговор, а скорее борьба за власть. Проиграл сражение, отдаешь бразды правления победителю. У Тери не было шанса, её подгоняли цепкие пальцы, что своей холодной хваткой просили сдаться. — Позже, — последнее, что предназначалось Джину. — Обязательно, — и больше не смотря друг на друга, они заняли новые позиции. Тери уже вне кабинета, а Ким в наиболее выгодном месте. Рука, не принадлежащая капельнице, оставалась в свисающем положении довольно долго. А веки так же не спешили открывать её печально-чёрные зрачки. Остались только они, не смотря на толпу семенящих по палате пациентов, они были вдвоём. Джин всегда инициатор, тот, кто повсеместно играет за белых и делает первый ход. Но сегодняшняя партия проходит не по привычной расстановке. Он молчит. Его руки сложены на груди и даже не пытаются к ней прикоснуться. Внутри осел огромный камень оправдания, который ей видимо придётся поднять и выставить на всеобщее обозрение. Чувствует в воздухе, прямо над ней застыло и не исчезает. Почему? Зачем ты так поступила? Лиён самой было бы интересно послушать. Зачем ты это сделала? Но она уже знает. Как могла? Признаться, стыдно и казалось даже нелепо. Расстояние чуть больше метра, но его дыхание, будто перекатывается совсем рядом, по её щеке, обводя родинку под губой и сливаясь с остальным воздухом. Рука по-прежнему свободна, не смотря на желание хозяйки, чтобы её сжали до хруста. Даже в бездействии его влияние ощутимо. Джин всего лишь рядом, а Лиён уже хочется прикрыться, залезть с головой под невкусно пахнущее одеяло, спрятавшись от его внимания. Что будет, если она посмотрит? Разочарование? Осуждение? Обида? Гнев? На ум приходят одни негативные проявления. От неё не требуют, но не сделать невозможно. Открыть глаза и умереть. «Мужчины не плачут.» Лиён тоже слышала данное убеждение, но его часто опровергали прямо перед ней. Мальчишки, которые плакались родителям за то, что Чонгук наставил им синяков, да даже сам кролик разрешал пропустить слабину и не сдерживаться при Лиён. А сейчас вспомнила, неожиданно и на удивление ярко, как отец терялся в мамином успокоении, рыдая, словно провинившийся ребёнок. Причины такого эмоционального всплеска она точно сказать не могла, но догадывалась, что связано это было по работе, с неудавшейся операцией маленького мальчика. Открывшись, лучше бы она увидела другое. Разочарование. Осуждение. Обиду. Гнев. Но его слёзы оказались самой губительной реакцией. Возможно он их даже не замечал. Смотрел. Прямо на неё. Он всегда смотрел прямо на неё и никого отрицательного блеска никто не смог бы найти в глазах. Этого не было. Даже сейчас. Ладонь потянулась к лицу напротив, но расстояние имеет значение и конечно же она не дотягивалась, а он не придвинулся ближе. Камень…скинь на ровную плоскость и станет легче. Губы дрожат, выпуская и втягивая назад пустой воздух. Камень давит, топчась по жизненно важным, мешая жить, как прежде. Его нужно поднять. Хотя бы попробовать почувствовать вес. Читать по губам. Джин понял это когда вместо сухости её глаза залились мокротой. Каждое слово понятно. Всё теперь понятно. И камень выброшен. Я. Просто. Хотела. Поспать. P.S Flashback — Бывает, что ты не можешь отделить сон от происходящего наяву? Или просыпаешься, но не чувствуешь тела? Бывает? Зрительные и слуховые галлюцинации, давление на грудную клетку, как будто на неё сели весом здорового человека и ещё парочку ненормальностей, получается ей не показалось и это будет ещё одна запись в списке её психологических расстройств. Еле покачивает головой в ответ, понимая, что у её состояния есть имя, причины и последствия. — Тогда, принимай всё что я назвал и будь с Розой. Покой и положительные эмоции, поняла? End of flashback За пропорционально выпитые витамины Лиён могла поручиться, но вот на счёт эмоционального равновесия… Щелчок затвора её комнаты, каблуки о паркет и ещё одно закрытие двери. Зачастую человек выискивает тихий уголок, в котором ненадолго можно побыть с одной из самых приятных компаний — наедине с самим собой. Но Лиён стоило бы избегать подобного общества, она пока не научилась вести с ним дружеские беседы и в полной мере наслаждаться тихим уединением. Где Роза? — правильная мысль, закрепи и не подпускай ничего другого, — Где она? Подняться с пола, чтобы потом присесть возле двери и скрести ногтями по деревянной преграде. Понять, что она одна, но откинув голову набок, продолжить жалкую попытку быть услышанной. Ни телефона, ни сил, ничего и никого. Всё правдивое всплывает в момент признания своей надломленности. Ногтем продолжает выскребать белые чёрточки, стирая краску с двери, а головой понимает, всё неправильно, взять послушание за основу существования было не лучшим вариантом. Оправдывать поведение других, подавлять собственные желания, бояться самостоятельно расширить границы — это не было жизнью. Кукла с одной эмоцией на лице, хорошенькое украшение под комнату, или же хлам, который жалко выкинуть, потому что он всегда тут был. Осознание и Лиён накрыло. Усталость. Ни с чем ни сравнимая, прямо под кожей. Смешалась с кровью и плавным течением несётся в височные доли, сменяя множество эмоциональных оттенков на тотальную без эмоциональность. Сегодня будет второй день её бодрствования. Кто-то боится темноты, некоторые специально путешествуют с пересадками на поезде, ибо самолёт для них самая страшная из угроз, а Лиён в последнее время трясёт от необходимости засыпать. Может другие тоже испытывают страх после сна, собранного по кусочкам, с многократными пробуждениями и моментами, когда твоё тело перестаёт быть подконтрольно. Но самое ужасное в другом. Ранее происходившие слуховые галлюцинации приобретают отвратительно правдоподобную форму. Не думать об этом, — лишиться бы на пару часов этой функции. Перетерпеть возникшую апатию, просто подождать, — Сейчас придёт Роза, — не допускать ничего другого, только об этом. Но не думать поздно. Красивое «Лиён» уже снято с языка замыленной фигуры напротив. — Милая, ты не важно выглядишь, тебе нужно поспать. Плод её больной фантазии прав и устрашающе реален. — Было хорошо, когда нам сделали укольчик и мы крепко заснули, помнишь. Какая ненормальность ненормальна больше, то что она соглашается или то, что вообще участвует в подобном? — А знаешь, я думаю, мы можем решить нашу проблему. Проблемы нужно решать и Лиён хочет найти пути. — Шкатулка возле шкафа, загляни. Ты с ума сошла. Как заведённое трещит в голове, но она всё же подходит к предмету. — Я знала, что они пригодятся. Хорошо, что мы их спрятали. Но Лиён никогда их не прятала, точно это знает. А точно ли? — Милая, нам нужно поспать, ты же хочешь. Сколько надо принять, чтобы выспаться? Одну? Две? Проглотила добавив к ним третью, чтобы наверняка переспать этот день. — Лиён, ты же хочешь хорошо поспать, а этого мало, возьми ещё, давай. В какой-то миг девушка не чувствовала, что она управляет ситуацией, капсулы сами попадали внутрь. Четвёртая, пятая и их уже семь. — Вот так, моя умница, давай. К разуму призвало её собственное тело, содрогающееся в конвульсии и упавшее на пол. Перед лицом рассыпаны оставшееся таблетки, а над ним добродушная, но по краям лицемерная улыбка. Нет. Она не умрёт. Нет уж. Пальцы сводит, но Лиён проталкивает их в рот. Пытается до горла, но выходит сиплое покашливание. Нужно больше. Её попытки видимо находят забавными. Отвратительно звонкий смех прямо по ушам. — И не убежать уже, правда? Игнорируй. Приподняться на локте и наконец опустошить желудок. Но это мало. Так мало, что Лиён практически видит начало конца. Окончательно растворяется во тьме, чувствуя, как прядь за прядью перебирает несуществующая рука. Умереть под этот жест жалко, а вот под звук открывающейся двери... Это был самый сладкий из всех звуков, которые ей доводилось слышать.