Мой кролик, самый сильный!
Её простота формулировок всегда взимала верх над пафосными речами других. Лиён из обширного потока мысли выуживала для него самые точные строки. Всегда. — Волнуешься? — С чего бы? Сейчас посмотришь, как эти тощие тараканы будут барахтаться позади меня. — Чонгуки… — Ли, я в порядке, иди уже на трибуну. Он нервно сжимал и разжимал пальцы, продолжая высматривать среди мелких букашек своего единственно реального соперника. «С каких пор четырнадцатилетние подростки выглядят, как огромные протеиновые горы?» Да, возможно накаченное тело не есть абсолютный гарант победы, но вот уверенности в Чоне оно способно поубавить. — Гуки… — Лиён! Просто. Уйди. Семеро школьников на местных соревнованиях по плаванию это не те, кого следовало победить. Борьба над собственной неуверенностью и комплексами — главное, и, если он сможет их одолеть, остальное пустяк. Лиён видела этого противника. А ещё видела, что нужна. Встав на носочки, она дала другу фору: — Не переживай, ты справишься, — губы на его щеке и тихое, чтобы только он услышал, продолжение, — Я знаю, ты самый сильный, мой кролик никогда не сдастся. Казалось бы, обычные слова поддержки, подбадривающие выражения, стандартный набор…для победы нужны навыки и их отработка, но чёрт, когда верят в тебя, веришь и сам. — Первое место, Чон Чонгук, поздравляю вас. Громкий хлопок, как от падения чего-то тяжелого и Хосок резко поднимается на ноги. Причина пробуждения оказалась в соседней комнате. Статный, выше его на голову парень согнулся в углу и был напуган. У Хосока в памяти всплыло прошлое и характерные параллели, но он отгонял, быстрее сокращая расстояние. — Мне страшно, — просторная квартира постепенно сужалась в размере, начиная перекрывать кислород и доводить до исступления, — Со мной такого никогда не было. Так, — забитый, со слезящимися глазами, этот парень определённо напоминает Хосоку, то, что он упорно стирал в памяти, — Так страшно, никогда не было. — Ты сможешь через это пройти, — скрепив руки, мысленно посылал сигналы, — Поверь. — А если нет? — Я… — на секунду отвёл, но потом поднял взгляд на своё бывшее отражение, — Тоже чувствовал, — Хосок так сказать знал эту кухню изнутри, — И я понимаю, — притянул ближе, отклоняя секундный протест, — Какого тебе. — Нет, — подавлено тихо, больно. — Да. А ещё, я знаю, что мы переживём с тобой эту блядскую болячку, — Чонгук в ответ еле усмехнулся. Рыжий оставил заумно-медицинские словечки и от этого было не так тошно. Он даже не стал сопротивляться, когда Хосок приобнял, словно ребёнка. Мелкого брата, которому приснился кошмар и теперь его долг, как старшего успокоить, — Я помогу, потому что знаю, как. Гук не мог понять, почему? С какой стати рыжий всё это делает? Да, его попросили, но он не обязан выходить за сторону формального обращения. Они друг другу никто, но вот он, недельный знакомый своим рукавом не брезгует и вытирает с его лица пот, продолжает говорить и успокаивающе покачивать. — Мы сможем. Опять мы. Непривычно и поэтому он переспросил, чтобы знать, а вдруг уже и глюки пришли усугубить состояние: — Мы? — Именно, знаешь, как-то прикипел я к тебе, малыш, поэтому деваться мне некуда, — если разгребать трудности, то с улыбкой, Хосок иного правила не принимал, — Так что, вставай и пошли вколем один минеральчик для мобилизации, — добился вялого кивка, а затем помог подняться на ноги. За каждого «малыша» рыжий ответит, может позже, а в данный момент Чонгуку глубоко плевать на что откликаться, главное довериться. Доверие в его жизни редкий гость, всегда приходиться посмотреть в глазок и десять раз подумать, перед тем, как впустить незнакомца в свою нелюдимую берлогу. Но если уж у человека получилось попасть к нему в гости, то Гук добровольно отдаст ему запасную связку ключей.***
Иногда погода влияет на настроение. Солнце пропало из виду и серость за окном, как одна из причин хандры или мечтательной задумчивости. Но с Лиён это предположение сыграло по новым правилам. Казалось, наоборот, природа подстраивалась под неё. В понедельник город встречал налёт из грозовых туч и зудящие холодом пощечины в виде отборного ветра. Это был день, когда она узнала причину, по которой няня не приходит к ней. Лиён нельзя нервничать, как и Розе, а иначе у одной будет беспокойный сон, а для другой это отрицательные показатели в кардиограмме. Странно, но женщину не выдавал ни возраст, ни её повседневное поведение. Никто бы и не догадался об имеющейся патологии, если бы не спусковой крючок в виде разбросанных по полу таблеток, а дальше выстрел при обнаружении рядом лежащей. Тот день мог забрать двоих. Последующие трое суток без зонта существовать на улицах было бессмысленно, они оказались такими же пасмурными. Обилие осадков хоть и давало населению короткие перерывы, для укрытия, но потом вновь заваливало дождевым потоком, смазывая городские красоты. Лиён плакала. В отсутствии процедур и приёма лекарств, без посторонних глаз. Это был стыд, помноженный на двое. Осознавать, что Роза слегла с сердечным приступом по её вине и украдкой замечать, как после двенадцати на кресло в углу палаты садиться Джин. Каждую ночь он будет проводить рядом, а она не проронит ни слезы, натянет одеяло до подбородка и уснёт. Как и у людей на улице у неё был свой зонт. На утро пятницы по-прежнему гуляли тучи, но всё же день прошёл в слабом биении мороси, ни шумного удара капель о крыши и даже без противного ветра. Желудок перестал гореть, а тошнота на пару с головокружением медленно сходили на нет. Сегодня её впервые посетил Ким Сокджин, в меру строгий и сосредоточенный врач. Лиён думала, что появившиеся тогда галлюцинации и страх засыпания — это первые звоночки к сумасшествию, но Сокджин сказал, что сонный паралич не представляет угрозы, а при правильной терапии их ждёт положительный исход без повторных инцидентов. «К багажу прицепили довесок, » — Лиён даже не представляла, что существует такой синдром, — «Сонный паралич. Прекрасно, » — желание свалить всё накопленное в кучу и наслаждаться искрами. Сжечь, забыть, вывести из тела, растаптывать пепелище, а после вдохнуть, напиваясь чистотой жизни. Раньше профессор Чхве настаивал на ведении дневника и вот снова ей назначили это условие. Вручив новенький перламутровый блокнот врач покинул палату у выхода бросив «отдыхай». Если все прошедшие дни она опасалась, что перечеркнула их едва зародившиеся отношения, то уже ночью, когда вернулся тот, без белого халата и беспристрастного взгляда парень, сомнения стёрлись. — Боже мой, Лиён, — ощущение присутствия выдернуло из задремавшего состояния и сквозь полумрак комнаты перед ним встало нечто тонкое, кошмарно красивое с выражением виноватого, — Что случилось? Тебе нехорошо? — дёрнулся вперёд, но не подавшись эмоциям выдержал и опустился в первоначальную позу. У них за прошедшие дни так и не было нормального объяснения произошедшему, Джин анализировал свои дальнейшие планы на счёт лечения, а Лиён позволяла совести покусывать себя без напора, но по уязвимым местам. Шаг вперёд. Протянуть плед, чтобы он хотя бы не мёрз, потому что уж её то всю трясло. Холод перепутанный с волнением. Ещё шажок, ведь он так и не взял. Ничего страшного, она подойдёт ближе. К своему стыду не сможет даже в глаза ему посмотреть, но отдаст чёртов плед. — Мне он не нужен. Определённо, большей дурой она никогда себя не чувствовала. Главное не вкладывать двойной смысл, а иначе фраза режет не только по ушам. Ожидать, что всё будет как прежде уже не стоило. Лиён и не надеялась. Но если Джин решил отступить, он бы не стерёг её тут пятые сутки. Отныне сердце только разгоняет кровь по сосудам, а не диктует манеру поведения. Оглядываясь назад парень понял, что изначально выстроил не правильную траекторию пути. Помешал глупый орган, который бился чаще, мешая реально смотреть перед собой. Вот Лиён держит его за руку, и он совершенно забывает при каких обстоятельствах она оказалась рядом. Тогда в парке ей стало плохо, но он списал всё на первое впечатление, потому что… Потому что легче так думать. Ким мог носить цветы к гранитному постаменту уже как пятые сутки. И это ахринеть как открыло ему глаза. Думать. Предполагать. Анализировать. И ничего больше. Игнорировать неприкрытый шёпот коллег. Терпеть изогнутую пружину кресла, которая впивается в поясницу, но приходить. — Я своими глазами видела, как он зашёл. — Ерунды не неси, Киму больше заняться нечем, как с пациентами по ночам рассиживать. — Знаю я такие посиделки, а потом раз и… — Да что вы, вряд ли Сокджин такой беспечный. — Говорю же, всё то время пока моё дежурство было, он не выходил. — А кто в палате лежит? — Ну та, суицидница, что ко мне на «чистку» ходит. — Да уж, перед ним все наши по одному щелчку готовы ноги раздвигать, а он. Власть склоняла к действиям, но воспитание остужало порывы. Сокджин не из тех, кто пользуется привилегиями своего положения. Но… Всё же некоторые особо разговорчивые обнаружили в своих графиках дополнительные часы работы. Думать. Предполагать. Анализировать. Искать подход к Тери, отвечая на грубость и непонимание своей тактичностью. Смотреть на Лиён под лунной тенью и не верить, что так вышло. Уходить на рассвете опять же, думать, предполагать и анализировать, как им быть дальше. По рассказам Розы у него сложилось особое представление о женщине, причём доля положительного стремилась к отсутствию таковой и вовсе. Но вот они встретились и произошёл разрыв образа. Ломать молодость из-за мифической ненависти, о которой ему говорила нянька или это извращённая форма заботы? Разбирать поступки Тери крайне интересно с точки зрения психологии личности. Человек — это машина, и чем больше ты будешь об этой машине знать, тем проще ею управлять. А развернуть женщину в определённую сторону, как раз то, над чем Джин работает. — Прошу вас, Тери, это реальный выход, — настойчивостью и аргументацией будет наседать пока не сможет подвинуть женский эгоизм. — Как же раздражает, — этот кретин несёт одну и ту же чушь, но в разной упаковке последние несколько дней, чем невероятно бесит, — Сколько раз мне нужно послать тебя к чертям собачьим чтобы дошло? Больше. Я. С Чхве и его отростками не желаю контактировать. — Тогда что вы собираетесь делать дальше? Вместо одного замка запрём на два? Я искренне не понимаю, что вами движет, Тери, — Джин наблюдает, нужна реакция, чтобы понять как расставить акценты, куда бить, а что не трогать, — Та сцена возвысила вас в её глазах, перечеркнув всё плохое, что вы натворили, — Тери извинялась эмоционально и убедительно, и конечно прощение нашло себя, тем более, что Лиён легко манипулировать, — И… — неизменно ей плевать, она будет перебивать и скатываться с сути. — Судить меня будешь? — холодный смех, дополняемый тем же окрасом взгляда. — Мне кажется, — читать неудобно, но он пытается наблюдать за всеми участками: мимика, жесты, даже дыхание, — Смерть её родителей отразилась на вас тоже. Вот оно. Нужная глава найдена, теперь можно без помех перелистывать страницы и вникать в содержание. — Кем ты себя возомнил? — если она и пыталась скрывать эмоции, то поздно. Проигрывает по всем пунктам. — Просто интересно. Тем более, что я прав, — откровенная провокация. — Ты не настолько хорош, как думаешь, — Тери решила побороться в подстрекательстве, — Говоришь начал с ней работу? Чхве развязал руки и пустил в свободное плавание. Ты же такой амбициозный, знаешь как лучше, но, — она думала, что таким способом переманит власть обратно, — Отчего же мы здесь? Как там тебя? Ким? — Тери пыталась, но сегодня не выйдет, — Кто-то не справился, дорогой. Кто-то всё испортил, как только влез. О да, женщина явно возгордилась бы своей речью, если бы только ответная реплика не принизила её до уровня паршивой суки. — Всё из-за меня? А теперь пойдите к племяннице и глядя в глаза скажите: «да, это я не стала допускать, чтобы дело о смерти твоих родителей вынесли на суд, а виновных призвали к ответственности»; «да, это я убила шанс остановить на ранней стадии развитие твоих фобий и прогрессирующей афазии»; «да, это я говорила окружающим меня людям, что ты ненормальная.» Уверенность стухла и смысла вставать в штыки не имелось. — Чего ты от меня хочешь? — Чтобы вы согласились с предложенным вариантом. — Нет. От её отказа повеяло обреченностью, но было что-то ещё, то за что стоит зацепиться, поэтому не давая спуску Джин надавил: — «Да, Лиён я продолжаю убивать варианты», вперёд, Тери. Ким посеял горсть сомнения в завсегдатай правоте и собираясь дать ей время на раздумья напоследок спросил: — Почему те ублюдки избежали суда? Там была ваша семья, Тери, но почему вы позволили им уйти? Настолько ненавидели брата? Как же ей одновременно смешно и больно. Этот паренёк даже представить не может. — Они были наказаны. Конечно, позже их посадили за другое зверство, Джин знает. — Да, но в тюрьме они гниют не за родителей Лиён. — Ты прав, — Джина не слабо так передёрнуло от следующей фразы, — За них они гниют под землёй. Он не будет думать, а уж тем более вспоминать ту ухмылку, с которой Тери преподнесла новость из прошлого. Осталось предположить, сколько времени потребуется, чтобы она согласилась с его предложением. А Тери согласится. Пусть Ким так и не разобрал все страницы, но по прочитанной реакции женщины понял, что там была забота. Где-то на подсознательном, даже в столь нестандартном виде. Она не отдала её, предоставила возможность учиться и быть с Розой. Возможно всему виной эгоизм. Присвоение. Жадность. Джину порой самому страшно от собственнической волны в мыслях. Спрятать Лиён у себя под боком, чтобы никто, совершенно ни единый не смог повлиять на неё. Закрыть глаза, мягкой, непроницаемой светом лентой. Такой, что ходить в темноте было бы высшей степенью удовольствия. Возможно он тоже не здоров, если такие мечты норма… Любовь — сладкое заболевание. Влюблённость — длительная прогулка серотонина, норадреналина и допамина. Набор гормонов, влияющих на поведение и мышление. Фенилэтиламин — первый виновник в химическом процессе. Основное вещество, маленькая вспышка заинтересованности, которое увлекает. Пробуешь и начинает хотеться больше и больше. Этот гормон присутствует в шоколаде и других сладостях. Парадоксально, но Джин терпеть не может сладкое, а вещество уже пустило корни. Тогда с научной точки зрения объяснимо, почему ему ни разу не сдался твой тёпленький плед, который ты стянула со своей кровати. Зудящий инстинкт необходимости проорал о своём присутствии, когда Лиён стиснув зубы медленно поплелась к кровати. Это чувство мешает думать, прогнозировать и что там ещё было, не важно. Он себе не простит, если не даст ей понять, как его рвёт на части. Ступор от скрипа кровати и непередаваемый восторг соединения двух. Химический процесс или же магия неуловимого свойства, без разницы. Возможность прижимать захныкавший от переизбытка чувств комочек. Целовать без спешки, но тщательно, боясь обделить сантиметр. Говорить бездумно о красоте, о том, как он слаб и нежиться в мягком чёрном оттенке спутанных прядей. Вот главное. Сплетничавшие идиотки даже представления не имеют какая невинная ласка может скрываться в ладони чуть ниже поясницы и ленивой линии языком от шеи до скул. Но истинный кайф во взаимоотдаче. Лиён прогнулась в спине, чтобы быть близко, в такт, не допуская ухода. Смущённая улыбка рисовалась с интенсивом в вздох и съедалась второй, блаженно-счастливой, тут же. Как только первая волна физической потребности утолила голод, пришло откровение слова: — Чего бы я в последствии ни делал, — чуть прижал её подбородок, чтобы открыла глаза, — Знай, так нужно. Поняла ли она, что Джин имеет в виду или нет, покажет время. Но в данную секунду существует миг, за который Лиён хватается двумя руками и уютно обнимая, дышит его присутствием.***
P.S. — Пап, что ты делаешь? Неожиданно его уединение прервали, и мужчина по инерции принялся прятать прозрачный пакет, немного рассыпая содержимое на кафель. Увидев, что в проёме оказался его сын, понял, можно было и не рыпаться. — А это ты. Раз пришёл, может поможешь? — Помочь? — Да, если справишься, награжу. До этой награды Хосок был самым улыбчивым ребёнком. Окружение нетрезвости и маргинальства не мешали сиять его юности, потому что он рос в своём, ограждённом от цепляющейся к подошве грязи и разнообразию изъянов, мире. Мальчик знал об существовании той, настоящей реальности, но не смел покидать пределы своей светлой сферы. Мужчина не вовлекал его в дурные дела, ведь сын был ещё слишком мал. Но вот десятилетний ребёнок стоит в ванной и смотрит, как затягивается жгут на бугристой руке, и понимает, что парень уже вырос, поэтому чего тянуть, пусть и он почувствует вкус жизни. Отца посадили за хранение и распространение нарко-содержащих веществ, а Хосок остался. Он жил с бабушкой и соседкой. Но наркотическая зависимость не самое лучшее соседство, ведь так? Куда бы он теперь не пошёл, она ходила по пятам, до крови расчёсывая белую кожу и каждый раз, приковывая к себе. Хосок часами сидел на детской площадке, борясь с собой в попытках уйти обратно в ту не опороченную вселенную. Но вновь попасть туда не получалось ни разу, вплоть до одного дня. — У меня мяч перелетел через забор, можешь помочь достать его? Мальчик, примерно его возраста, слегка полноват, на фоне исхудавшего Хосока, подошёл к нему, совершенно не осознавая, что своим появлением подарит надежду. Надежду на то, что красочный мир Хосока никогда не сможет покинуть его. Он и есть этот мир. — Помочь? — Да, а за это могу поделиться своей шоколадкой. Хосок улыбнулся. Впервые с того дня, как получил «награду» от отца. Было адски сложно, но только теперь он вновь улыбался.