Волшебник и магия

–Вы не понимаете до конца, что для меня значит Оскар фон Ройенталь, – Лоэнграмму казалось, что он видит Яна через толстое исцарапанное стекло. При этом Кирхайс воспринимался намного четче, словно до него и правда можно было дотронуться, ощутить давно забытое тепло, а не потусторонний холод. Стоило немалого труда сдержаться и не прикасаться к призраку на самом деле. Как в ужасно древней, не то что докосмической, а чуть ли не доисторической легенде о человеке, который был приговорен видеть то, чего жаждал, и не иметь возможности дотронуться. Райнхард не помнил, что за преступление совершил тот древний тип, но, похоже, сопоставимое с его собственными. –Так объясните мне, – Ян был явно настроен твердо. – Ваше величество, – добавил он, спохватившись. Наверное, можно было сказать, что вообще он не желает об этом разговаривать, и вернуть тему беседы в русло переоборудования кораблей. Но Кирхайс предложил не скрывать от Яна эту давнюю историю. С его точки зрения, Вэньли заслуживал знать больше. Если не все. –Мне сложно говорить о том, что было нашей тайной на четверых, – Райнхард не был уверен, кому отвечает. Может быть, не Яну, а Кирхайсу. – Однажды ночью ко мне домой постучался человек в полном отчаянии, а я слишком хорошо знал, что значит отчаяться, чтобы не прийти ему на помощь и не спасти его лучшего друга. Мы с Кирхайсом слишком хорошо это знали. И мы правда могли ему помочь, мы вытащили Миттельмайера из... не буду вдаваться в подробности, но у него были очень серьезные проблемы. В ответ Ройенталь поклялся мне в верности. Не хочу объяснять, что значит личный вассалитет, это долго, – мутное стекло, казалось, стало еще толще. Лоэнграмм моргнул, пытаясь разогнать пелену перед глазами. – Ройенталь – последний человек в империи, который может меня предать, в этом я уверен. Другое дело, что из лучших побуждений он способен натворить такого, что я даже представить себе не мог. И в самом деле не мог... То, что его адмиралы способны обвинить человека – пусть даже мерзкого и трижды заслужившего казнь, – в преступлении, к которому тот все-таки отношения не имел, ибо это была личная вендетта свихнувшегося Ансбаха. Личное решение такого же вот преданного вассала, – что убийство сюзерена будет самым правильным делом, раз уж не нашлось иного пути уничтожить его врагов. А сюзерен поступил непростительно, устроив ядерную бомбардировку мятежной планеты. И более того – после всего, что устроил, Брауншвейг струсил и намеревался пойти на переговоры, чтобы спасти свою шкуру. Вассал решил, что присягал не этому человеку – и во имя того, кому сохранил верность, убил то ничтожество, в которое превратился его сюзерен. Яну такую логику не объяснить, он назовет это все дворянскими предрассудками. Райнхард не стал сравнивать Оскара с Ансбахом в их сегодняшней беседе. Это уж точно было бы оскорбительно. Хотя ситуация и впрямь пугающе схожая, особенно если вспомнить отрывочные видения Юлиана. Лоэнграмм не хотел снова поднимать эту тему и анализировать, как до такого могло дойти, но рано или поздно пришлось бы. Кажется, Кирхайс заметил, что ему хуже. Ничего, сначала надо рассказать до конца, раз уж начал. –Я дал Ройенталю право бросить мне вызов в том случае, если начну поступать неверно. Это моя позиция, Ян – если тот, кому принадлежит власть, совершает страшные ошибки, то его место должен занять кто-то другой. Вы, демократы, считаете, что это каким-то образом должен решить весь народ, я помню, но мой вариант хотя бы для меня сработал, – кажется, его снова повело в дебри. Сосредоточиться на беседе нормально у Лоэнграмма не получалось. – Я взял власть у тех, кому ее нельзя было доверять. «И я не хочу становиться таким же. Но человек не способен сам это заметить, тем паче вовремя». –Мне кажется, что и вам следовало бы дать такое же право, Ян, – Райнхард отвел взгляд в сторону, пытаясь почувствовать, что думает об этом всем Кирхайс. – Вам и Миттельмайеру. «Не могу же я позволить перепроверять мои действия кому-то, кому не доверяю?» –Простите, что я без доклада, Ваше Величество, – легкий на помине Вольфганг проскользнул в дверь. Судя по обеспокоенному виду, Оскар уже с ним поделился. Но вряд ли сказал, что пытался взять на себя всю вину. – Здравствуйте, адмирал Ян, адмирал Кирхайс... –Он тоже вас видит? – негромко спросил Ян. «Меня многие видят, слышат не все, – отозвался Кирхайс. – И не всем я хочу показываться. Обо мне можно поговорить и позже, сейчас кайзер Райнхард нуждается в помощи». Лоэнграмм хотел было сказать, что все нормально, врачей звать пока не стоит, он еще способен контролировать ход разговора и воспринимать чужие слова, но ужасно серьезный Ян встал со своего места и, полуобернувшись, бросил через плечо: –Не стоит мне давать такие полномочия, я всегда предупреждал, что буду злоупотреблять. Миттельмайер, пожалуйста, последите за кайзером. Райнхард подумал, что Вольф, наверное, тревожится за друга, его обязательно надо успокоить, и попытался сказать что-то о том, что не собирается ни в чем обвинять Оскара, хотя из-за того опрометчивого решения адмиралов на Гайерсбурге теперь нужно решать крайне нетривиальную задачу. Но вместо этого получилось лишь произнести «я рассказывал Яну про тот вечер, когда мы четверо...» – и все померкло.