Корни зла

Грейвсу определённо не чудилось. Это происходило на самом деле. Радужка Криденса расплылась и поглотила белок глаза, а следом струи непрозрачного чёрного дыма взвились, порождённые его умирающим телом. Персиваль впервые наблюдал за обскуром. У Криденса застучали зубы, потом он весь задрожал, и его ноги окончательно подогнулись, и на этот раз Ньют не удержал его; Ньюта больше не было рядом, как не было рядом Тины. Грейвс остался один на один с кусочком прошлого, о котором давно должен был забыть под натиском новых воспоминаний одно неприятнее другого. Первый раз они встретились в людской толпе, второй раз — наедине. Впрочем, первый раз они тоже провели наедине, потому что Персиваля никто не видел, никто, кроме мальчика, которого все считали не-магом — даже Гриндевальд; все они жестоко ошиблись. Тогда у Персиваля не было свидетелей его отчуждения, но сейчас свидетели были, да и не в этом дело — сейчас всё было иначе. Как странно и быстро переменилась жизнь. — Это в-вы… — пробормотал Криденс. Его колени коснулись земли, и он обмяк, но от его скорчившейся фигуры исходила нешуточная угроза, она могла вырваться наружу в любой момент, вокруг неё почти не осталось барьеров. Всё тело Криденса охватила тьма, она шевелилась вокруг него, живая, опасная, оборачивала его, как лепестки — сердцевину страшного цветка. Грейвсу казалось, что само пространство искажалось там, где вырастали эти лепестки. Справляясь с отяжелевшим телом, он качнулся вперёд. — Криденс… — один и тот же голос, одно и то же лицо. Криденс не узнает его, та встреча давно слилась в его голове со всеми прочими. Их перепутали даже те, кто был давно знаком с Персивалем; чего ждать от мальчишки, с которым они однажды перекинулись парой фраз? Криденс сжался, и темнота вокруг него стала плотнее. Грейвс лихорадочно думал о том, что могло утихомирить обскура. Куда запропастилась Тина, куда делся Ньют Скамандер? Если у них был какой-то хитрый план, то он постепенно летел в тартарары. Впрочем, Грейвсу уже нечего было терять. Его жизнь пошла наперекосяк, когда он позволил Гриндевальду себя поймать. Серафина не торопилась принимать его обратно на работу, сёстры Голдштейн жалостливо глядели на него при каждой встрече; он словно провалился во временную ловушку и выплыл слишком поздно, и очутился рядом с могильным памятником, заботливо поставленным друзьями. Погибнуть сейчас — почему бы и нет, лишь бы сделать напоследок хоть одно доброе дело. Конечно, он делал их немало и раньше, но ещё больше упустил. — Не подходите ко мне, — пролепетал Криденс, отползая назад. — Я больше не хочу… Грейвс медленно опустился на колени и протянул руку. Криденс смотрел на него, не отрываясь, чёрными провалами глаз. Откуда-то ещё две пары глаз следили за разворачивающейся сценой, но Персиваля это уже не заботило. — Криденс, я хочу помочь, — ему нужно было сказать это раньше. Теперь уже ничего не исправить словами. Криденс слышал их уже много раз, и все закончилось тем, что авроры выпустили в его тело десятки разящих проклятий. Как Грейвс может удержать мальчика в мире живых, как вышло, что Криденс вообще до сих пор жив — пусть ненадолго, если верить Тине? Что стало бы, если бы Грейвс тогда протянул руку помощи? Гриндевальд не исчез бы и продолжил вынашивать свои тёмные планы, он всё равно напал бы на Персиваля и занял бы его место, чтобы пробиться в МАКУСА. Но, по крайней мере, он не попытался бы заполучить обскура, а обскур не вышел бы из-под контроля. Или Криденс всё равно был обречён? Грейвс знал об обскурах слишком мало, можно сказать, слышал краем уха. Страдающая совесть Персиваля умоляла поверить, что их встреча случилась далеко после точки невозврата; но может быть, она была переломной? Как знать. Криденс помотал головой и ещё глубже втянул её в плечи, пытаясь стать меньше — и у него получалось, он казался совсем маленьким ребёнком, хотя давно был юношей. Сколько несчастных, всеми брошенных детей бегало по улицам Нью-Йорка? Сотни, и разве мог Персиваль Грейвс помочь всем, даже будучи могущественным магом? Разумеется, нет. Но именно за этого, за него одного ты в ответе, Персиваль. У тебя есть второй шанс, действуй. Как? Грейвс протянул руку настойчивее, и Криденс, как зачарованный, вытянул в ответ свою, будто собирался дать Грейвсу ещё одну листовку. На его руке больше не было ран — должно быть, Ньют вылечил, — но запястье было ещё тоньше прежнего. Неужели Грейвс и впрямь помнил толщину этого запястья? Он даже не держал его, только прикоснулся одним пальцем. Разве от него убыло бы, подари он Криденсу немного больше участия? — Ты нам нужен, — сказал он, имея в виду Тину и Ньюта. Он не мог сказать «ты нужен мне», не имел на это права. Рука Криденса упала. Персиваль только что совершил ещё одну ошибку, сказав неправильные слова. Как только они могли прийти ему в голову? Гриндевальд наверняка говорил их много раз, и чем это закончилось? Темнота бесшумно взорвалась вокруг Криденса, как чернильная капля в воде. Она росла так быстро, что размыла очертания человеческой фигуры, и очень запоздало Грейвс понял, что так оно и было: человеческая фигура действительно исчезла, уступила место бурлящему клубу дыма. Криденса больше не было; осталась только его тёмная сторона, но ведь была и другая, гораздо больше, Грейвс точно знал. — Нет!.. — вырвалось у него. Пока Криденс был рядом, Грейвсу казалось, что его всё ещё можно спасти. Чёрный сгусток заметался из стороны в сторону. Персиваль знал, что теперь находился в по-настоящему смертельной опасности, что обскур уже убивал и мог убить снова. Он поднялся и побежал в самый его эпицентр, слепо шаря руками, словно не веря, что в этом тумане больше нельзя нащупать человеческое тело. И он наткнулся на что-то плотное, тёплое и живое; его рука сомкнулась на плече Криденса, сжалась изо всех сил, пытаясь удержать его от превращения в ничто. В голове Песиваля не было ни одного подходящего способа остановить эту жуткую трансформацию. Нужно было придумать хоть что-то — и он повторил то, что сделал во время их первой встречи. Заклинание, снимающее боль, наверняка было не лишним для Криденса сейчас. Криденс вздрогнул всем телом и его взгляд изменился, смягчился, стал удивлённым, совсем как тогда; Грейвс постоянно вспоминал о том, что было тогда — всего какая-то пара минут, запомнившихся навсегда. — Я не он, — медленно сказал Грейвс, вложив в эти слова всю горечь за свою похищенную, выпотрошенную и выброшенную в грязь личность. — Криденс, я — не тот, кто обманывал тебя всё это время. Я знаю, что в это сложно поверить, но мы оба пострадали от одного и того же человека. Но… он больше нас не потревожит. — Хотелось бы в это верить. — Поэтому… пожалуйста… позволь мне тебе помочь. Персиваль и сам не знал, на что надеялся. Даже подчинённые, с которыми он работал бок о бок долгие годы, не сразу распознали в Гриндевальде его двойника. Чего можно ждать от мальчишки, с которым они говорили несколько минут — да и то не в самых приятных обстоятельствах? Но Криденс смотрел на него во все глаза, которые уже не были такими непроглядно чёрными, и, кажется, он начал понимать, и это грело, чертовски грело. Из всех — именно он, с самого детства привыкший в страхе прислушиваться к другим, болезненно чуткий, самоотверженно внимательный. Откуда Грейвс знал про него всё это? Как будто не Гриндевальд, а он сам виделся с Криденсом десятки, десятки раз. — Это… настоящий вы? Ничего более неожиданного Грейвс не мог услышать — и ничего более приятного; он так долго мечтал об этих словах. Чернота вокруг Криденса никак не желала исчезать, но, по крайней мере, она выплюнула обратно его тело, и Грейвс схватил его в объятия, которые, кажется, никогда никому не дарил. Криденса сотрясала дрожь, такая крупная, что казалось, будто он пытался вырваться из рук Персиваля, хотя он, наоборот, неуклюже пытался прильнуть. Грейвсу казалось, что он держит в руках скелет, зачем-то наряженный в одежду не по размеру. Кожа да кости, и совсем холодный — Грейвс не чувствовал почти никакого тепла. Даже его слёзы были холодными — Персивль чувствовал их влагу на своей коже. — Отпустите его! — раздался чей-то голос. Грейвс вцепился в Криденса сильнее. Ему почудилось, что обскур требовал обратно источник своей силы — но он его не получит. — Отойдите же в сторону, прошу вас! — Посторонитесь, сэр, ради его же блага! Два одновременно прозвучавших голоса вернули его в действительность. За ними всё это время наблюдали. Грейвсу могло бы стать неловко, если бы не было так плевать. Когда он отпустил Криденса, тот не попытался схватить его, не попытался остановить и удержать — совсем как тогда… Ох, да хватит уже вспоминать о том случае! Теперь всё пойдёт по другому… наверное. И Криденсу запоздало помогут. Наверное. Персиваль отступил назад, совсем как… Хватит! Но на этот раз он не отрывал взгляда от Криденса, который дрожал всё сильнее — так, что было видно издалека. Ньют навёл на него волшебную палочку и что-то забормотал. Чёрная тень задвигалась быстрее; пульсируя, несколько раз сжалась и рассеялась. Тело Криденса, как невесомую куклу, мотнуло из стороны в сторону. Ньют продолжал бормотать, на его лбу блеснула капля пота. Криденс закричал так, как кричат люди в агонии; Грейвсу были знакомы такие крики. Обскур сконцентрировался за спиной мальчишки, как его гротескная тень, и тогда Ньют взмахнул рукой. Тень бесшумно отделилась от тела Криденса, словно отпоролась по швам. Полупрозрачная сфера выросла из палочки Ньюта и вместила в себя черноту, заточив её в ловушке. Зоолог Ньют Скамандер только что поймал обскура, пока тренированный аврор Персиваль Грейвс стоял в стороне и смотрел. Но ведь он тоже внёс свой вклад, верно? Иначе бы его не позвали сюда, не заставили бы… сделать что? Ньют шумно вздохнул и жестом заставил чёрный бурлящий шар скрыться куда-то прочь. Тина уже неслась к Криденсу со всех ног, но Грейвс понемногу возвращал себе прежнюю физическую форму — он подоспел раньше. Тот лежал неподвижно лицом вниз; Персиваль осторожно перекатил его на спину и не удержался от гримасы: кровь текла из носа Криденса, капала с мочки уха, просачивались между синеватых губ. — Что здесь произошло? — Я отделил обскура, — просто сказал Ньют. Персиваль похлопал Криденса по щеке. Просто холодная прежде, теперь его кожа казалась ледяной. — И это… обязательно было делать? — Энергия обскура — паразитическая, она убивала его и так. И кроме того… он сам захотел. Он знал риск. Он знал, — Ньют на мгновение запнулся, — что девочка, с которой я делал это прежде, прожила несколько часов, не приходя в себя. Какая-то давно ушедшая девочка не волновала Персиваля, и на этот раз его совесть была чиста. Едва ли Ньют и Тина морили Криденса голодом, пока он находился на их попечении, но руки Грейвса почти не почувствовали тяжести его тела. Ньют жестом пригласил его следовать за собой. — Вы не сказали ему, что я и Гриндевальд — разные личности? — Так нужно было, — живо отозвалась Тина. — Мы рассчитывали… что всё случится именно так. Ньют сказал, что сепарация обскура-паразита от своего носителя может произойти лишь тогда, когда обскур не подавлен, когда он выходит наружу, но когда тело ещё остаётся нетронутым, целым внутри него. Мы предполагали, что Криденс потеряет контроль, когда увидит вас… вернее, примет вас за Гриндевальда… Но потом… мы рассчитывали, что вы как-то переломите ситуацию. — Щёки Тины зарозовели. — И вы переломили, и наступил самый подходящий момент для… — Я понял, — мрачно прервал её Грейвс. — Но должен сказать, что ваш так называемый план висел на волоске. — Криденс очень… чуткий мальчик, — Тина повторила то, о чём совсем недавно думал сам Персиваль. — Мы подумали, что он сумеет почувствовать разницу, несмотря на то, что никогда не встречался с вами. Их невесёлая процессия зашла в очередную комнату, спрятанную в закоулках таинственного чемодана, и Тина поспешила стащить покрывало с постели. Ньют помог Грейвсу уложить Криденса и снова забормотал — накладывал какие-то заклинания, призванные поддержать уходящую жизнь. Для того, кто официально так и не окончил школу магии, он был весьма искушён в вопросах спасения и лечения — настолько, что Грейвс почувствовал себя лишним. — Мы встречались однажды, — сказал он. Тина, рассеянно поглаживавшая Криденса по голове, замерла. — Гриндевальд отвернулся от него, когда Криденс перестал быть нужен для его планов, и пожалел, едва узнал, что именно Криденс обладал магическим потенциалом, за которым он так гнался. Я мог бы помочь Криденсу, но ничего не сделал, потому что правила запрещают вмешиваться в дела не-магов. И впервые я пожалел об этом, когда понял, что Криденс всё это время был магом. — А потом продолжил жалеть до сегодняшнего дня, но об этом Грейвс умолчал. — Для Криденса между мной и Гриндевальдом нет почти никакой разницы. Тина вздохнула. — Тем не менее, — её рука снова пришла в движение, — мне показалось, что для него разница всё же была.