Корни зла

Криденс пока ещё не мог обнять Грейвса в ответ — не хватало сил. Персиваль не был уверен, что это случилось бы, даже будь Криденс здоров. Ещё слишком рано для взаимных объятий. По крайней мере, Криденс не скукожился, не поднял плечи, как он делал это раньше — всего за минуту Грейвс успел тогда выучить всю палитру его языка жестов. Только замер. Слишком неподвижно. Грейвс взъерошил волосы на его затылке — Криденс никак не отреагировал. Персиваль уже догадывался, но позволил себе подержать в руках Криденса ещё недолго — минуту, не больше; его тело, непривычно податливое, не застывшее в вечном напряжении, было слишком приятно ощущать в столь неожиданной близости от своего. Наконец, Грейвс осторожно отстранил его от себя, и голова Криденса запрокинулась назад, и Персиваль испугался по-настоящему. Конечно, он не придумал ничего лучше, кроме как навалиться на мальчишку с расспросами. Ему вдруг очень захотелось положить голову Криденса себе на колени, но… что за нелепость, в самом деле, да и тому наверняка нужен покой, хватит с него объятий, к которым он не привык. — Что здесь случилось? Он уснул? Грейвс поморщился, надеясь, что Ньют был рядом не слишком долго. В любом случае, он обнаружился невовремя. Конечно, это было несправедливо. Просто выдающемуся аврору Персивалю Грейвсу, как оказалось, не чуждо ничто человеческое — ни внезапная слабость к старому новому знакомому, ни лёгкий флёр зависти к тому, кто смог гораздо больше. Из них двоих именно у Грейвса было куда меньше прав находиться здесь — и дело вовсе не в том, что формально он оставался в гостях. — Похоже на то. Ньют хмурился, и это не могло означать ничего хорошего. — Наверное, всё-таки не стоило так долго говорить… он был не готов, — как и всё остальное, он сказал эти слова очень мягко, но Грейвсу всё равно захотелось заскрипеть зубами. Можно подумать, Ньют мог знать, как нужен был им этот разговор, о чём они говорили. И в то же время он был прав — снова. Ньют пробормотал очередное заклинание, искра сбежала с острия его палочки и потерялась в волосах Криденса. Лицо Криденса казалось бледнее прежнего: почти белым в контрасте с чёрными волосами, как на газетной фотографии. Мимолётный испуг вернулся к Грейвсу с такой силой, какой не было и подавно, даже когда он понял, что Гриндевальд одержал верх. У Ньюта не было опыта в сепарации обскура, если не считать случая, когда жертва его эксперимента всё-таки умерла. Может быть, Криденс просто случайно получил маленькую паузу. Их разговор не мог быть последним. У них уже случался последний разговор, который, к счастью, не стал таковым. Прощай, Криденс. Нет. Прощай, Криденс. Да ни за что. — Я могу что-нибудь сделать? — Да, разумеется, — легко согласился Ньют. — Но не прямо сейчас. Он выпрямился и посмотрел на Грейвса. Грейвс мрачно посмотрел в ответ. В загадках он не нуждался. — Просто дайте ему отдохнуть, а потом продолжите помогать. Вы не представляете, какая это мучительная процедура — сепарация, а учитывая, что Криденс жил с обскуром в два раза дольше, чем любой другой носитель… Я впечатлён тем, что он так быстро очнулся. Наверное, хотел поскорее увидеть вас и убедиться, что ему не привиделось. Едва ли — но Грейвсу было бы приятно так думать. — Он оказался очень сильным магом, да? — Даже магу не так легко увидеть того, кто защищён чарами невидимости, а уж тем более — не применяя специальных контратак. Грейвс должен был сразу принять серьёзные меры, но, кажется, он потерял хватку ещё раньше, и победа Гриндевальда была совсем не случайной. — Выдающимся, — проникновенно сказал Ньют. — Но при этом он ничего не знает о своей силе, — Грейвс и сам не знал, зачем завёл этот разговор — наверное, так проще было заполнить эти ужасно долгие минуты. — И ни одна школа его не примет — слишком поздно. — Не беспокойтесь, иногда школа, даже самая хорошая — не единственный выбор. — Улыбка Ньюта была печальной. Грейвс случайно забыл его историю, а ведь он совсем недавно читал его личное дело. Когда-то юного Скамандера выгнали из Хогвартса, а сейчас он взмахом палочки делает то, чего никто никогда не делал прежде. — Спасибо, — сказал Персиваль будто бы немного невпопад. — Что помог ему. Ньют пожал плечами. Для него это было чем-то самим собой разумеющимся. В отличие от… Ну, достаточно. Они были в разном положении — всегда. Грейвсу нужно было время, чтобы изменить свой взгляды. Больше того — если бы не Гриндевальд, если бы не Криденс, в его взглядах всё осталось бы по-старому. Во всём этом нет ничего удивительного — такова жизнь. — Ты сказал, что он… сам захотел избавиться от… — Авроры смогли уничтожить часть обскура, — сказал Ньют. — В каком-то смысле они облегчили мне работу. Но когда это случилось… Криденс и его обскур были неотделимы друг от друга, поэтому они ранили и самого Криденса тоже, его настоящее тело. Мне пришлось повлиять на память капитана корабля, чтобы он повернул обратно к берегу — аппарировать было слишком рискованно, а отплыть далеко мы всё равно не успели. — Грейвс поднял брови. — Тина не рассказала вам об этом? У меня будут неприятности? — Спасибо, — только и повторил Грейвс. В своё время он отказался вмешиваться в память одной-единственной женщины, заслуживающей чего похуже. Но их ведь нельзя сравнивать? Персиваль Грейвс был начальником отдела магического правопорядка, он не мог так просто… И всё же. — И вам тоже, — с облегчением отозвался Ньют. — Я правда не знал, что ещё придумать. Я привык управляться самостоятельно со всеми магическими существами, но с Криденсом мне нужна была помощь, к тому же Тина и Куинни должны были знать… Кстати, Куинни снова передала вот это. — Очередной пузырёк с оранжевым содержимым снова оказался на тумбочке. — Дайте ему выпить, когда он проснётся. — Хорошо, — Персиваль всё сильнее ощущал острую необходимость остаться с Криденсом наедине. Почувствовав это, Ньют сделал шаг к двери, но прежде чем уйти, договорил: — Тянуть в любом случае было нельзя. Но да, Криденс сам попросил меня. Он готов был рискнуть. Мне кажется… он хотел начать с чистого листа. Честно говоря, я не знаю, получится ли у него. Вы знаете, в первый раз я подумал: как странно, что у такого славного юноши есть тёмная сторона. Но он так отчаянно пытался избавиться от неё… Так избавляются только от чужеродного. Нам всем нужно избавляться от чего-то, что не даёт нам быть собой. Впору брать пример. Глядя на закрывшуюся дверь, Персиваль не мог не думать о последних услышанных словах. Ему тоже давно пора было кое от чего избавиться и кое-что получить взамен. Криденс спал; его грудь вздымалась и опускалась так слабо, что едва можно было разглядеть, и Грейвс сосредоточился на этом движении. Если Криденс проснётся и увидит его рядом, то смутится вплоть до испуга. Грейвс не хотел пугать мальчишку, но почему-то очень хотел посмотреть на его смущение — здоровое смущение, не граничащее с паникой, не рождённое комплексом вечной вины. Смущение, рождённое небезразличием. Персиваль вцепился в слово небезразличие, потому что именно оно отображало всю суть происходящего и прочувствованного; оно означало всё, ничего при этом не означая, его можно было повернуть как угодно… как именно, ещё предстояло решить. С губ беспокойно повернувшего голову Криденса слетел слабый стон. Ещё недавно Грейвс был бы рад услышать любой звук — он стал бы лучше пугающего молчания, но только не этот жалобный полувздох, какой издают те, кто не хочет, чтобы их услышали. Грейвс почти наяву мог представить, как Криденс запихивал в рот кулак, пока его спину хлестали ремнём, как по ночам он старался не шевелиться, чтобы случайно не охнуть от боли. Грейвс тоже старался не издать ни звука, если Гриндевальду хотелось поразвлечься. К счастью, это случалось нечасто. Обычно Геллерта развлекали совсем другие вещи. Криденс заметался сильнее, потом свернулся на боку, пряча лицо в сгибе локтей. Его дрожь изменилась: теперь он трясся не мелко, а крупно и регулярно, как метроном. Грейвс не сразу догадался, что ему снился пугающе правдоподобный кошмар из тех, какие путаешь с реальностью ещё долго после пробуждения. Однако только реальность могла излечить их. Персиваль разбудил Криденса быстро, безотлагательно и почти грубо, а тот ещё несколько долгих минут прятал голову, чтобы уберечь её от ударов ремня. Грейвс почти насильно освободил лицо Криденса из ловушки переплетённых пальцев — и только тогда понял, что Криденс снова плакал — и на этот раз совершенно беззвучно. — Ничего, ничего, — пробормотал Грейвс, позволяя Криденсу спрятать мокрое лицо у себя на плече — это было гораздо лучше, чем если бы Криденс продолжил прятаться в самом себе. Персиваль вдруг подумал, что напугал Криденса таким резким пробуждением, что, наверное, Криденс не раз просыпался от оплеухи за то, что перебудил весь дом своими полуночными криками. — Прости, мой мальчик. Только не беспокойся ни о чём. Мне самому иногда снятся плохие сны. Это было правдой. Ловушка Гриндевальда никак не хотела отпустить его восвояси. — Вам? — отстранившись, спросил Криденс с таким искренним изумлением, что Персиваль с большим трудом сдержал улыбку — или же не сдержал, он и сам не заметил. — Хотя да… простите. Вы так… много пережили. — Не извиняйся, — сказал Грейвс. — Пожалуйста, больше никогда не извиняйся без веской на то причины. Криденс едва заметно вздрогнул и отвёл взгляд. Для него каждый повод был веским. Это не излечить поглаживанием по голове и парочкой зелий. С другой стороны — это не повод отказываться от того и другого. Кстати говоря, о зельях… — Куинни оставила для тебя кое-что. Строго-настрого просила выпить до дна. — Он подал пузырёк Криденсу, но тому не хватило даже двух ослабевших рук. Флакон выскользнул и перевернулся; Персиваль метнулся вперёд и успел подхватить его, но половина жидкости уже пролилась на одеяло, оставив на белоснежной ткани ярко-оранжевое пятно. Грейвс тяжело вздохнул, и Криденс низко опустил голову, прижав подбородок к груди. Его руки задрожали сильнее прежнего, почти ходуном заходили, как в тот самый морозный день. — Что с тобой? — спросил Грейвс с долей удивления — можно подумать, стоило удивляться! — Криденс, нет… У тебя нет никаких причин опасаться… чего-то, — он даже говорил какими-то казёнными фразами из тех, что в ходу в министерстве, но плечи Криденса немного расслабились. — Я только подумал, что лекарства теперь не хватит… Но Куинни сделает новую порцию. Я уверен, она уже прочитала всё в наших головах и разожгла огонь. Криденс… — Тот всё ещё не поднимал головы. — Посмотри сюда. — Грейвс только-только начал понимать, как хрупка и опасна любая такая попытка; Криденса нужно было учить, порой — настойчиво, но не заставлять. — Криденс? Пожалуйста. Медленно, очень медленно тот поднял взгляд. Персиваль достал палочку, и через несколько мгновений пятно исчезло бесследно. — Видишь? Эта ерунда не стоит никакого внимания. На месте бывшего оранжевого пятна вдруг появилась целая россыпь серых — кружочки ткани, промокшие от упавших капель. Криденс всхлипнул — громко, впервые не стесняясь своих слёз. Он протянул руку и провёл по одеялу подушечкой пальца, как будто не веря маленькому чуду, совсем крошечному, микроскопическому — и не только по меркам аврора, а любого мало-мальски способного мага, а Криденс был куда больше, чем просто мало-мальски способный маг. Просто он до сих пор об этом не знал. — Если бы я так умел… — Ты умеешь, — спокойно сказал Грейвс. — Только пока ещё не умеешь уметь. В глазах Криденса недоумение и недоверие балансировали на грани, и было ещё слишком рано вмешиваться в работу этих весов. Персиваль протянул спасённый пузырёк. — Нужно допить хотя бы то, что осталось. В этот раз он крепко держал руку Криденса в своей ладони. На длинных пальцах Криденса больше не было никаких отметин, которые, казалось, въелись в память Грейвса. — Ньют вылечил твои… шрамы? — Да, — едва слышно сказал Криденс. — Это так странно… потому что мне всё равно… иногда больно. Я знаю, что дело не в мистере Скамандере. Он мне очень помог, просто… раны точно зажили, но… Грейвс помог ему сделать несколько глотков. — Правда, когда это сделали вы… тогда… боль не вернулась, хотя раны не исчезли. Наверное, Персиваль никогда не расскажет ему, что не убрал раны специально — чтобы не дать Мэри Лу опознать магическое вмешательство. Он даже не думал, что снял боль надолго — он не особенно-то старался. И вот оказалось, что он в чём-то да превзошёл Ньюта Скамандера. — Давай, я сделаю это ещё раз. Грейвс вдруг понял, что нервничает, накладывая простейшее заклятие, не стоившее ему никаких усилий. Криденс улыбнулся уголками губ, и его дрожь начала сходить на нет. Персиваль обнял его за плечи. — Криденс, ответь мне честно: ты видишь порой во снах Гриндевальда с моим лицом? Криденс неуютно пошевелился и снова поёжился, закусывая нижнюю губу. А чего ты ожидал, Персиваль? Конечно, события последних дней возвращаются к нему в кошмарах. Равно как и к тебе. Грейвс крепче сжал его одной рукой. — Понимаю. Но разрешаю тебе видеть их только при одном условии. Только если ты осознаёшь, что тот, кого ты видишь, — не я. — Я знаю, — голос Криденса по-прежнему был тих, но уже обретал крепость. — Я ведь… с самого начала... всегда это знал.