Срываюсь внезапно

Первое, что я замечаю — это запах. Пахнет кожей и полиролью со слабым цитрусовым ароматом. Свет мягкий, приглушённый. Источника не видно, рассеянное сияние исходит откуда-то из-под потолочного карниза. Выкрашенные в тёмно-бордовый цвет стены и потолок зрительно уменьшают достаточно просторную комнату. Пол сделан из старого дерева, покрытого лаком. Прямо напротив двери к стене крест-накрест прибиты две широкие планки из полированного красного дерева с ремнями для фиксации. Под потолком подвешена большая железная решетка, площадью не меньше восьми квадратных футов, с неё свисают верёвки, цепи и блестящие наручники. Рядом с дверью из стены торчат два длинных резных шеста, похожие на балясины лестницы, только длиннее. На них болтается удивительное множество всяких лопаток, кнутов, стеков и каких-то странных орудий из перьев. С другой стороны стоит огромный комод красного дерева: ящики узкие, как в старых музейных шкафах. Интересно, что в них может быть? Но действительно ли я хочу это знать? В дальнем углу — скамья, обтянутая тёмно-красной кожей, и рядом с ней прибитая к стене деревянная стойка, похожая на подставку для бильярдных киев; если присмотреться, на ней стоят трости различной длины и толщины. В противоположном углу — стол из полированного дерева с резными ножками и две такие же табуретки. Однако большую часть комнаты занимает кровать. Она крупнее обычной двуспальной, с четырьмя резными колоннами в стиле рококо по углам и плоской крышей балдахина. Похоже на девятнадцатый век. Под пологом видны еще какие-то блестящие цепи и наручники. На кровати нет постельных принадлежностей — только матрас, обтянутый красной кожей, и красные шелковые подушки, сваленные грудой на одном конце. У изножья кровати, на расстоянии нескольких футов, большой тёмно-бордовый диван, просто поставленный посередине комнаты, лицом к кровати. Как странно… Ставить диван лицом к кровати. И тут мне приходит в голову, что на самом деле диван — самая заурядная вещь из всей мебели в комнате, и я улыбаюсь этой мысли. Подняв голову, я вижу, что к потолку в случайном порядке прикреплены карабины. Остаётся только гадать, зачем они нужны. Как ни странно, всё это резное дерево, тёмные стены, приглушённый свет и тёмно-бордовая кожа придают комнате спокойный и романтичный вид… Наверное, это и есть романтика по версии Елены Темниковой. Как я и ожидала, она внимательно следит за мной, но по её виду ничего нельзя понять. Я обхожу комнату, и она идёт следом за мной. Меня заинтересовала эта штука с перьями, и я нерешительно прикасаюсь к ней рукой. Она сделана из мягкой кожи и похожа на плётку-девятихвостку, только толще. На конце каждого хвоста прикреплена маленькая пластмассовая бусинка. — Это называется флоггер, — тихо звучит голос Лены. Флоггер… гм-м. По-моему, я в шоке. Мое подсознание в ужасе сбежало, или валяется в нокауте, или перевернулось кверху килем и затонуло. Я оцепенела. Я могу видеть и воспринимать, но не в силах высказать, что чувствую. Да и что можно сказать в ситуации, когда обнаруживаешь, что потенциальная любовница — абсолютно чокнутая садистка или мазохистка? Страшно… да. Это самое сильное чувство. Однако, как ни странно, я боюсь не её, думаю, она меня и пальцем не тронет без моего согласия. В голове крутится множество вопросов. Почему? Как? Когда? Как часто? Проходя мимо кровати, я провожу пальцем по искусной деревянной резьбе одной из колонн. Это просто произведение искусства. — Скажи что-нибудь, — приказывает Лена обманчиво спокойно. — Ты делаешь это с людьми или они делают это с тобой? Её рот кривится, то ли от смеха, то ли от облегчения. — С людьми? — Она медлит пару секунд, обдумывая ответ. — Я делаю это с женщинами, которые сами того хотят. Как-то непонятно. — Если у тебя есть добровольцы, зачем ты привела сюда меня? — Я очень хочу делать это с тобой. — Ой, — я ловлю ртом воздух. Почему? Я бреду в дальний конец комнаты и задумчиво провожу рукой по высокой, достающей мне до талии кожаной скамье. Ей нравится мучить женщин. От этой мысли мне становится тошно. — Ты садистка? — Я — Доминант, — её взгляд прожигает меня насквозь. — Что это значит? — спрашиваю я тихо. — Это значит, что ты добровольно признаешь мою власть над собой. Во всём. Я стараюсь осмыслить услышанное. — Почему я должна это делать? — Чтобы доставить мне удовольствие, — шепчет она, наклоняя голову набок, и я вижу тень улыбки. Доставить ей удовольствие! Ишь чего захотела! У меня отваливается челюсть. Доставить удовольствие Елене Темниковой. И вдруг я понимаю, что именно этого и хочу. Я хочу, чтобы она, чёрт возьми, была от меня в восторге. Какое открытие! — Иными словами, я хочу, чтобы ты хотела доставить мне удовольствие, — говорит она мягко. Её голос действует на меня гипнотически. — Каким образом? — во рту пересохло. Хорошо, про «удовольствие» я понимаю, но какое это имеет отношение к пыточной комнате времен королевы Елизаветы? И надо ли мне знать ответ? — У меня есть правила, и я хочу, чтобы ты их выполняла — для твоей пользы и для моего удовольствия. Если я буду тобой довольна, ты получишь награду. А если нет — накажу тебя, и ты запомнишь, — шепчет она. Я оглядываюсь на подставку для тростей. — А это что? — я обвожу рукой вокруг себя. — Стимулирующие средства. Награда и наказание. — Значит, тебе приятно навязывать мне свою волю? — Ты должна доверять мне и подчиняться добровольно. Чем ты послушнее, тем больше удовольствия я получаю — всё очень просто. — Хорошо, а что с этого буду иметь я? Она пожимает плечами с почти виноватым видом. — Меня. О господи. Лена проводит рукой по волосам. — По твоей реакции ничего не поймешь, Оль, — произносит она сердито. — Давай пойдём вниз, чтобы я собралась с мыслями. Здесь я не могу смотреть на тебя спокойно. Она протягивает мне руку, но теперь я не решаюсь её взять. Кача сказала, что она опасна, и была совершенно права. Как она догадалась? Она опасна для моей жизни, потому что я собираюсь сказать «да». Но часть меня этого не хочет. Часть меня хочет с криком бежать от этой комнаты и того, что она представляет. Я в полной растерянности. — Я не причиню тебе вреда, Ольга. Обещаю, — её голубые глаза умоляют, и я понимаю, что Лена говорит правду. Я протягиваю руку, и она ведет меня из комнаты. — Давай я покажу тебе кое-что еще. Вместо того, чтобы вернуться вниз, Лена, выйдя из игровой комнаты, как она её называет, поворачивает направо и идёт по коридору. Мы проходим несколько дверей и наконец достигаем последней. За ней оказывается спальня с большой двуспальной кроватью посередине, где нет ни одного цветового пятна. Всё: стены, мебель, постель — абсолютно белое. Обстановка холодная и стерильная, но за стеклянной стеной открывается потрясающая панорама Сиэтла. — Твоя комната. Ты можешь украсить её по своему вкусу. — Моя комната? Ты хочешь, чтобы я сюда переселилась? — я не могу скрыть ужаса. — Не на всё время. Скажем, с вечера пятницы до воскресенья. Мы можем это обсудить. Если ты захочешь, конечно, — добавляет она неуверенно. — Я буду спать здесь? — Да. — Одна? — Да. Я же говорила тебе, что всегда сплю одна. Ну, если не считать того случая, когда ты напилась до бесчувствия, — похоже, она мне выговаривает. Я поджимаю губы. Просто не укладывается в голове: добрая, заботливая Лена, которая спасла меня, совершенно беспомощную, и мягко поддерживала, когда меня рвало в азалии, оказалась чудовищем, любительницей цепей и хлыстов. — А ты где спишь? — Моя комната внизу. Пойдём, ты, наверное, проголодалась. — Что-то у меня аппетит пропал, — отвечаю я раздраженно. — Ты должна поесть, Оля, — втолковывает она мне и, взяв за руку, ведёт прочь. Снова оказавшись в огромной зале, я изнываю от тревоги и тоски, словно стою на краю обрыва, и мне надо решить: прыгнуть вниз или нет. — Я понимаю, что подталкиваю тебя на тёмный путь, Оля. Хорошенько подумай. Может, ты хочешь что-то спросить? — говорит она и, отпустив мою руку, уходит на кухню. Хочу. Но с чего начать? — Ты подписала договор о неразглашении, поэтому спрашивай всё что угодно, я отвечу. Я стою у бара и смотрю, как Лена достаёт из холодильника тарелки с разными сырами и две крупных грозди зелёного и красного винограда. Она ставит тарелки на стол и принимается резать французский багет. — Сядь. Она указывает на одну из барных табуреток, и я подчиняюсь её команде. Если я соглашусь, придётся к этому привыкать. И вдруг я понимаю, что Лена вела себя так с первой минуты нашего знакомства. — Ты говорила о каких-то бумагах? — Да. — Что за бумаги? — Кроме договора о неразглашении, существует контракт, в котором говорится, что мы будем делать, а что нет. Я должна знать твои пределы допустимого, а ты — мои. Всё будет по взаимному согласию. — А если я не соглашусь? — Ну, что поделать, — говорит она осторожно. — Но у нас не будет отношений? — спрашиваю я. — Нет. — Почему? — Потому что это единственные отношения, которые меня интересуют. — Почему? Она пожимает плечами. — Так я устроена. — А почему ты стала такой? — Почему люди такие, а не иные? На это трудно ответить. Почему кто-то любит сыр, а кто-то нет? Ты любишь сыр? Миссис Джонс, моя домработница, оставила на ужин… Лена достает из буфета большие белые тарелки и ставит одну передо мной. Мы говорим о сыре… Бред. — И какие правила я должна выполнять? — Они у меня записаны. Обсудим, когда поедим. Еда. Я не смогу проглотить не кусочка. — Я в самом деле не голодная. — Всё равно поешь, — говорит Лена. Теперь понятно, откуда у неё эта диктаторская манера. — Налить тебе еще вина? — Да, пожалуйста. Она наполняет мой бокал и садится рядом со мной. Я торопливо отпиваю глоток. — А закуску? Я беру маленькую кисточку винограда. — И давно это у тебя? — Да. — А легко ли найти женщин, которые согласны?.. Лена кривит бровь. — Ты не поверишь, — отвечает она сухо. — Тогда почему я? Я правда не понимаю. — Оля, повторяю, в тебе что-то есть. Я не могу просто оставить тебя в покое. — она иронически улыбается. — Я лечу к тебе, как мотылёк на пламя, — её голос мрачнеет. — Я очень хочу тебя, особенно сейчас, когда ты снова кусаешь губу, — Лена глубоко вздыхает и сглатывает. У меня внутри что-то переворачивается — она хочет меня… несколько странно, правда, но все равно: эта красивая, необыкновенная, безнравственная девушка хочет меня. — По-моему, всё наоборот, — ворчу я. Это я мотылёк, а она — пламя. И это я обожгусь. — Ешь! — Нет. Я ещё пока ничего не подписывала и буду делать что хочу, если ты не возражаешь. Её глаза смягчаются, на губах появляется улыбка. — Как угодно, мисс Серябкина. — И сколько было этих женщин? — я ляпнула, не подумав, но мне очень интересно. — Двенадцать. О… не так много, как я ожидала. — И долго это тянулось? — С некоторыми — долго. — Кто-нибудь серьезно пострадал? — Да. Ох, ну ни фига себе! — Сильно? — Нет. — Ты будешь делать мне больно? — Что ты имеешь в виду? — Физически. Ты будешь меня бить? — Я буду наказывать тебя, когда потребуется, и это болезненно. Я чувствую, что вот-вот упаду в обморок. Делаю ещё глоток вина в надежде, что алкоголь прибавит мне храбрости. — А тебя когда-нибудь били? — Да. Ого… Прежде чем я успеваю расспросить её поподробнее, она прерывает ход моих мыслей. — Пойдём в кабинет. Я тебе кое-что покажу. Я-то думала, что меня ждет ночь неземной страсти, а вместо этого мы обсуждаем какие-то соглашения. Я иду за ней в кабинет — просторную комнату с ещё одним окном от пола до потолка. Лена садится за стол, указывает мне на кожаное кресло перед собой и протягивает листок бумаги. — Это правила. Их можно менять. Они входят в контракт, который мы заключим. Прочти их, и давай обсудим. ПРАВИЛА ПОВИНОВЕНИЕ: Сабмиссив незамедлительно и безоговорочно подчиняется всем приказам Доминанта. Сабмиссив соглашается на любые действия сексуального характера, приемлемые Доминантом и доставляющие ему удовольствие, кроме тех, что обозначены как недопустимые (Приложение 2), и с воодушевлением в них участвует. Сон: Сабмиссив должен спать минимум восемь часов в сутки, когда не проводит время с Доминантом. Еда: В целях сохранения здоровья и хорошего самочувствия Сабмиссив должен питаться регулярно и согласно перечню рекомендованных продуктов (Приложение 4). Запрещается перекусывать между приемами пищи чем-либо, кроме фруктов. Одежда: Во время срока действия настоящего Контракта Сабмиссив обязуется носить только ту одежду, что одобрена Доминантом. Доминант предоставляет Сабмиссиву определенную сумму денег, которую он обязуется потратить на одежду. Доминант вправе присутствовать при покупке одежды. В период действия Контракта Сабмиссив соглашается носить украшения и аксессуары, выбранные Доминантом, в любое указанное им время. Физические упражнения: Четыре раза в неделю Доминант предоставляет Сабмиссиву персонального тренера для часовых тренировок, время которых тренер и Сабмиссив определяют по взаимному согласию. Тренер отчитывается перед Доминантом об успехах Сабмиссива. Личная гигиена/Красота: Сабмиссив обязуется всегда содержать тело в чистоте и регулярно проводить эпиляцию бритвой и/или воском. Сабмиссив посещает салон красоты по выбору Доминанта в назначенное им время и проходит процедуры, которые он сочтёт необходимыми. Все расходы несёт Доминант. Личная безопасность: Сабмиссив обязуется не злоупотреблять спиртными напитками, не курить, не принимать наркотики и не подвергать себя неоправданному риску. Личные качества: Сабмиссив обязуется не вступать в сексуальные отношения ни с кем, кроме Доминанта. Сабмиссив ведёт себя скромно и уважительно, сознавая, что его поведение оказывает непосредственное влияние на Доминанта. Сабмиссив несёт ответственность за свои проступки, злоупотребления и нарушения дисциплины, совершенные в отсутствие Доминанта. За нарушением любого из этих правил следует наказание, характер которого определяется Доминантом. Ну ни фига себе. — «Недопустимые действия»? — спрашиваю. — Да. Что ты не будешь делать, что я не буду делать, нам надо заранее договориться. — Брать деньги за одежду… как-то неправильно, — я не могу избавиться от слова «проститутка», которое вертится у меня в голове. — Я хочу тратить на тебя деньги, давай я буду покупать тебе кое-какие вещи. Мне может потребоваться, чтобы ты сопровождала меня на кое-какие мероприятия, и надо, чтобы ты была хорошо одета. Твоя зарплата, когда ты найдешь работу, не позволит тебе покупать ту одежду, в которой я хочу тебя видеть. — Но я должна буду носить её, только когда я с тобой? — Да, только со мной. — Хорошо. Буду считать, что это форма. — Зачем заниматься спортом четыре раза в неделю? — Оля, я хочу, чтобы ты была гибкой, сильной и выносливой. Поверь, тебе надо тренироваться. — Но не четыре же раза в неделю? Может, хотя бы три? — Четыре. — Я думала, мы договариваемся. Она поджимает губы. — Ладно, Серябкина. Ещё одно справедливое замечание. Три раза в неделю по часу и один раз — полчаса? — Три дня, три часа. Очевидно, когда я буду у тебя, физическая нагрузка мне обеспечена. Она злорадно улыбается, и, по-моему, в её глазах я читаю облегчение. — Да, правда. Ладно, договорились. Ты точно не хочешь пойти на практику в мою компанию? Ты хороший переговорщик. — Нет. Мне кажется, это плохая мысль, — я просматриваю правила. Эпиляция воском? Где? Всего тела? Бр-р! — Теперь — какие действия недопустимы. Это для меня, — она протягивает мне ещё один листок. Недопустимые действия: Действия, включающие игру с огнем. Действия, включающие мочеиспускание или дефекацию. Действия с использованием иголок, ножей, включающие порезы, проколы, а также кровь. Действия с использованием гинекологических медицинских инструментов. Действия с участием детей или животных. Действия, которые могут оставить на коже неизгладимые следы. Игры с дыханием. Действия, подразумевающие контакт тела с электрическим током (как прямым, так и переменным) или огнем. Фу! Она не решился произнести такое вслух. Конечно, это разумно и, честно говоря, необходимо… Ведь в здравом уме никто на такое не пойдет. Но меня начинает подташнивать. — Ты хочешь что-нибудь добавить? — спрашивает Лена мягко. Черт! Даже не знаю. Я совершенно растеряна. — Есть что-то, чего бы ты делать не хотела? — Не знаю. — Что значит «не знаю»? Я ерзаю от смущения и кусаю губу. — Я никогда ничего такого не делала. — Ну, ты же что-то пробовала? Верно? Впервые за долгое время я краснею. — Оль, мы должны быть честными друг с другом, иначе ничего не получится. Я молча смотрю на свои сплетённые пальцы. — Скажи мне! — командует она. — Ну… Всё что я пробовала, было с тобой, — мой голос звучит тихо-тихо. Лена в ужасе смотрит на меня, раскрыв рот. — Блять! — шепчет она. Я киваю и снова краснею. Лена закрывает глаза и, как мне кажется, считает до десяти. Когда она снова их открывает, её взгляд мечет громы и молнии. — Какого чёрта ты не сказала мне раньше?!