Перехлестье судеб

Остров, где-то посреди океана… Слабый ветер уныло завывал, словно пытался донести до существ всю свою горесть, шевелил мокрую согнутую под весом тяжёлых капель траву, отзывающуюся тихим шелестом, бросался единым порывом в другую сторону — к деревьям. Жаловался, копошился в их кронах, волновал, затем уносился, воя, в сторону океана, который волнами застилал песочный берег… Тонкие чёрные лапы ступили на берег, машинально перебирая когтями крохотные слипшиеся от влаги песчинки. Чёрная драконица — изящная, великолепная, до невозможности красивая — передёрнула крыльями от холодного ветра, дёрнула отростками, прижала к голове и, поведя носом, внезапно резко обернулась в сторону небольшого леска, устремляя немигающий взгляд голубых глаз на вальяжно облокотившегося о ствол дерева полу-человека в промежуточной стадии. Судя по всему, он ждал её не так давно. И явно был уверен, что она прилетит. Что ж, этого и следовало ожидать. С такими самоуверенными типами, как её наречённый, лучше всего вести себя так, как они того желают… конечно, строить из себя глупую куклу неприятно, особенно зная, что ты далеко не такая, но ведь в любой момент можно показать истинную суть… и это радовало. Особенно было приятно в такие моменты смотреть на изумлённые, неверующие лица тех, кого она так просто обдурила, когда вместо кроткой овечки перед ними представала она — истинная драконица древнего королевского рода. Который, к сожалению, на грани вымирания… Фурия глянула с явной усмешкой в пронзительно-голубых глазах на ожидающего её юношу. Тот пару секунд молча изучал её, скользя взглядом светло-зелёных глаз с серебристыми крапинками по её телу, затем подозвал её, а когда она грациозно, с поистине королевским величием, подошла, доброжелательно даже, но как-то с намёком протянул: — Ситара, не думаю, что в твоём положении было бы разумно вот так открыто объявлять мне, наследнику Южного гнезда и единственному твоему спасению, о том, что твое отношение ко мне настолько… презрительное. При этом выглядел он так, словно считал совершенно иначе. То есть, откровенно намекал о своём превосходстве… и девушке следовало возмутиться, презрительно фыркнуть и ответить на это что-то колкое, но…но она уже к подобному с его стороны привыкла, поэтому решила даже последовать его намёку — изменить форму. Вообще, у полу-людей, коими они являлись, подобное поведение, когда один полу-человек ниже другого по статусу и влиятельности остаётся при разговоре в полной ипостаси, считается оскорблением. И её высокопоставленный собеседник сейчас напомнил ей о правилах приличия… которые и сам-то не часто соблюдал! Однако драконица только фыркнула, выпуская из ноздрей тонкую струйку пара, а затем её медленно закутала в тёмный кокон дымка, и через мгновение перед юношей стояла недавняя собеседница Игрэйта в промежуточной стадии, — во взгляде её до сих пор читалась неприкрытая насмешка, а губы были слегка искривлённым в той же. Склонившись в насмешливо-ироничном реверансе, брюнетка прошла к нему, изящно повиливая хвостом и складывая крылья за спиной. Оказавшись рядом на расстоянии вытянутой руки, напрямую спросила, не скрывая пренебрежения и своего к нему отношения: — Что привело тебя сюда, наследный принц Южного гнезда, Лертан? И почему я была удостоена твоего внимания именно сейчас, в данный, весьма неудобный для меня момент? Знаешь ли, когда ты столь неразумном воспользовался зовом, практически давая ушам презренных полу-драконов его услышать, я была несколько… занята. Оценив и её насмешку, и сарказм, Лертан едва склонился в поклоне и таким же тоном оповестил: — Прекрасная принцесса Ситара, — насмешливый взгляд светло-зелёных глаз, — вынужден сообщить, что дело это важное. — Конечно, — Ситара позволила себе усмехнуться уголком губ, — у тебя все дела важные. — И не давая ему ответить, спросила: — так что надо? Вообще, ей надоело следовать правилам этикета — смысл соблюдать его, если сам наследник столь грубо их нарушает? — Дело действительно важное, — с намёком протянул Лертан, — серьёзное, дающее много перспектив… — К делу переходи. Скривив тонкие губы, Лертан шумно выдохнул и с шипящими нотками произнёс, сверля её раздражённым взглядом: — Ты знаешь наших родителей и то, на что они способны. К примеру, — он кисло скривился, — могут дать нам что-то на подобии настоящих заданий, но при любой появившейся угрожающей опасности — сразу возьмут это дело на себя… мне это уже претит, — последнее он произнёс на выдохе, с интересом наблюдая за тем, как Ситара подходит вплотную к нему и кончиком длинного коготка проводит по темному камзолу. Слегка подцепив пуговку, она с ожиданием посмотрела на напряжённого сим действом наследника и вопрошающе приподняла бровь, предлагая продолжить, при этом задумчиво крутя между тонкими пальчиками холодную пуговку. Всем своим видом Ситара показывала, что она в этой опеке ничего плохого не видит. Неожиданно обняла его, удобно умещая свою голову на его груди, и ровно задышала, прикрыв глаза и прислушиваясь к спокойному дыханию Лертана. — Не понимаю, что тебе в этом не нравится? — Ситара слегка качнула отростком, когда щекотящее дыхание второй фурии задело его, и вздохнула: — по мне, пусть решают, как нам лучше. Они ведь наверняка лучше нас знают… — Ну да, точно также ты можешь сказать про нашу помолвку? — ехидно вставил Лертан, отмечая, что Ситара глухо зарычала, — вот видишь, Сита, с этим ты несогласна. Так вот теперь подумай, каково было мне, когда мама поставила мне ультиматум — либо полёт с делегацией в Северное гнездо, либо я упрямлюсь, туда не лечу и при этом не участвую в ежегодных состязаниях! Ситара тяжело вздохнула прекрасно его понимая. — Допустим…допустим, что я тебя внимательно слушаю и пытаюсь понять, что ты хочешь этим всем сказать, — она допустила короткую паузу. — Но вообще, что ты собираешься тогда делать? Не идти же им наперекор… они этого не допустят, сам знаешь. А выступать в открытую слишком опасно. Я не хочу пропустить соревнования, отсиживаясь в подземельях нашего замка. Кивнув, Лертан вдруг хитро сощурился. — Да, не допустят… если будут знать, конечно. — При этих словах Ситара внимательно посмотрела на него, и он пояснил: — У меня есть идея. Ты ведь не хочешь нашей свадьбы? — дождавшись утвердительного кивка, он продолжил, поглаживая девушку по оголённому плечу: — Если сделать что-то такое, что они поймут о возросшей у нас силе, то, возможно, от этих обязательств нас освободят… и меня, наконец, допустят к решению вопросов внешней политики! Ситара отстранилась от него, заглянула в уверенные зелёные глаза с серебристыми крапинками, такие красивые и всегда привлекающем внимание у полу-человечек Южного гнезда, и озвучила то, что крутилось на языке: — Ты сумасшедший. Ответом ей послужила нахальная, бесшабашная ухмылка и весёлый прищур. — Нет, я серьёзно, — не отставала Ситара, — ты и правда думаешь, будто они только из-за одной увеличившейся силы позволят нам отказаться от свадьбы? Этого слишком мало! Нужно что-то такое, что их поразит, изумит, заставит поменять решение о соединении родов… я против. Даже пытаться не буду, — она упрямо мотнула головой, разъединяя объятия и отходя назад, — нет. Твоя идея глупа и сумасбродна. Не проще ли просто покориться?.. Недовольно вздохнув, Лертан крайне осуждающе посмотрел на неё. Но Ситара отвернулась и упрямо сложила руки на груди, устремляя взгляд в небесные просторы светло-голубых оттенков. Лертан попытался подойти с другой стороны: — Ты подумай, Сита, что будет, если всё получится. представь, просто представь, без своих «если — не считается», что скажет тебе твой отец. Он тебя похвалит. Девушка заметно вздрогнула и обхватила себя руками, судорожно выдохнув. Лертан играл нечестно! Давил на самую слабую, незащищённую часть в её броне. Но в то же время она понимала, что он отчасти прав. Он может её похвалить… это, возможно, стоит того… да, но… Девушка больно закусила губы, жмурясь и старательно отгоняя от себя образ отца… Однако та перспектива похвалы, которую озвучил Лертан, ей казалась заманчивой… очень… ей хотелось услышать этого из его уст. Увидеть гордую улыбку на жестоком лице… Ситара обернулась, натыкаясь взглядом на стоящего перед ней Лертана, задумчиво осмотрела его с ног до головы, отмечая, что жених у неё на зависть красивый, очень даже… однако чувств не вызывает. Кроме глухо раздражения. Отогнав эти мысли, она перевела взгляд на его глаза и уверенно произнесла: — Хорошо, если он будет доволен результатом, тогда я согласна. Лертан весело заулыбался и кивнул: — Ты даже не представляешь, ир-Таннэ, что я придумал… — Выкладывай давай, — устало вздохнула Сита, садясь на траву.

✶ ✷ ✸ ✷ ✶

Молчание, которое царило в Главном Зале, нарушалось едва слышным треском огня в высоченном, почти до потолка, камином и шепотком полу-драконов. Те шептались, шептались, не скрываясь, роптали, косо поглядывая в сторону мрачно восседающего на массивном троне вождя и его сына, спокойно, даже как-то отчуждённо наблюдающего за всем этим сборищем. Полу-драконы понимали причину мрачности вождя — сын оказался обычным человеком. Недодраконом, что позорит весь род Кровожадных Карасиков и ставит его — великого и непобедимого вождя — в крайне удручающую ситуацию. Стоик готов был отдать всё — всё! — лишь бы сын оказался одаренным и его приняли в племя, чтобы его дракон пробудился… да пусть бы он был хотя бы Ночной Жутью, и то было б хорошо! Это, конечно, позор, но через некоторое время можно было бы внушить остальным, что и Игрэйт-то не так плох… И вот что делать теперь, Стоик просто не знал. По законам всех полу-драконов не обрётшего внутреннего дракона викинга следовало изгнать, после этого все воспоминания о нём в роду стирали — дабы не позориться. И так, бывало, иногда, что и правда какой-то хлипкий, не подающий надежд викинг был изгнан, и со временем о нём забывали, однако… Это «однако» Стоик не хотел даже додумывать, скосив лишь напряжённый взгляд серых глаз на Игрэйта. Молчаливого, спокойного и кажущегося каким-то неестественным и слабым посреди широких и массивных полу-драконов. — Вождь, мы уважаем вас и, несомненно, весь ваш род, — начал один из тощих седовласых старцев, у которого внутренний дракон давно прибывал в спячке, — но, как бы то ни было, вы ведь понимаете, что раз Игрэйт не смог пройти превращение, то по закону уже фактически не считается нашим соплеменником. «Игрэйт». Просто «Игрэйт». Парень незаметно усмехнулся, прикрыв глаза и понимая, что его уже фактически сделали безродным. Что ж, Игрэйт был готов к этому, пусть даже понимал, что, вероятно, они не правы. Что не стоит так поспешно принимать решение, следует обдумать всё и через некоторое время либо провести повторный ритуал проявления, либо, как они и желают, выгнать с острова; Игрэйт понимал и отчетливо осознавал, что такая спешка не спроста — мающийся неподалёку и откровенно скучающий Маркус был тому подтверждением. Вероятно, старейшины, всегда благоволившие к младшему Йенсену, решили всеми способами приобрести для любимчика звание наследника. К слову, у братца, как и остальных недавно прошедших посвящение, уже четко вырисовался на запястье знак класса. И ладно бы это был обычный, рядовой дракон, — к примеру, то же самое Ужасное Чудовище, — но нет же, судьба опять играет в только понятные ей игры! Класс «Приливных» полностью проявился у братца на запястье только несколько дней назад, но это сильно переполошило суеверных викингов. Все помнили легенду о далёком предке Кровожадных Карасиков и Йенсенов — Хильмаре Воге I. Этот хитрый, расчетливый, крайне умный полу-дракон относился к классу «Приливных», а его внутренний дракон — ветроход — был в то время редчайшим и сильнейшим среди своего класса. И вот как-то так получилось, что Хильмар отнял власть у младшего двоюродного брата и стал вождём сам. При нём разразилась война между островами, в которой он сыграл не последнюю роль. Впрочем, суть не в этом, — прославился Хильмар тем, что народ его любил и уважал, несмотря на порой жестокий характер вождя; народ просто смирился с этим, радуясь процветанию собственного острова. И вот теперь старейшины решили избавиться от него. Что ж, пусть получают удовольствие от кратковременной победы. Игрэйт глянул на вождя. Тот продолжал хмуриться, смотря куда-то в стену, и до сих пор не ответил старейшине. Вероятно, он был далеко в своих, далеко не радостных, мыслях. Парень посмотрел на пустующее место около входа в Зал и вдруг ухватил взглядом Алану. Девушка опоздала и только вошла, аккуратно прикрыв за собой дверь, а Игрэйт с небольшой долей удивления отметил, что она накинула на себя темный плащ, а лицо до середины лба закрывает глубокий капюшон, бросающий мрачную тень на неприкрытую часть лица. Девушка воровато, словно нервничала, огляделась и стремительной тенью юркнула в тёмный угол, теряясь в его темноте. И лишь что-то слабо поблёскивало звёздно-белым огоньком. Игрэйт, отвлеченный разглядыванием Аланы, не сразу заметил, что старейшины и Стоик говорят. Обернувшись, отметил, что старейшины чуть ли не светятся от счастья — Стоик же наоборот, хмур и сосредоточен. -… потому требуем соблюдения правил! — скрипуче прошелестел Гнилец — шестой и самый противный старейшина из семи. Полу-дракон давно его ненавидел, всячески старался извести и подмечал каждую его неудачу с дотошностью мухи, увидевшей сладость. Придирчиво оценивал результаты работы, когда Игрэйта в качестве наказания отправляли сажать ему капусту и пасти стадо, и, естественно, цеплялся к мелочам, который даже самый вредный и въедчивый человек не замечал. Игрэйт, правда, раньше не понимал, чем заслужил такое отношение, так как на все его вопросы старик презрительно кривил губы, морщился, как от самого терпкого запаха полу-людского навоза, — отчего его лицо становилось до ужаса безобразным, морщинистым, в складках, — и неприятным голосом, как скрип старой деревянной двери, хрипел: — «Не наш ты; не сын Великолепной и Обширного, вижу я — хоть и почти слеп — несчастья наш остров с тобой ждут. Не будет тебя — остров сохранится». Игрэйт не воспринимал слова полоумного старика всерьёз, в конце концов, кто он, этот старый дряхлый полу-дракон, такой, чтобы говорить так о нём — сыне великого вождя? В итоге он просто перестал задаваться вопросом, откуда такое отношение и молча отрабатывал наказание на гнильцовом поле. Поэтому Игрэйт даже не удивился, когда всё последующее говорить начал Гнилец — все остальные старейшины молча слушали, с задумчивым видом кивая на его слова. — Стоик, ваш сын, — на последнем Гнилец поджал губы, — не прошёл превращение! Вы обязаны его изгнать! В законе племени написано, что обычный человек не имеет право жить в племени полу-драконов! Он опозорит наших великих предков, священную землю острова, племя, всех нас! — Гнилец зло сузил мутно-серые глаза и стукнул посохом по деревянному полу, извлекая глухой стук. — В конце концов, твой род и тебя!.. Стоик вскинул руку, приказывая замолчать, но Гнилец только зашипел, дряхлые руки задрожали от ярости, а глаза полыхнули былым ярко-зелёным огоньком. Гнилец вскрикнул неожиданно звонко прорезавшимся голосом: — И Валку он тоже опозорит! В зале повисла гробовая тишина. Такая, которая бывает, когда все вспоминают прошлое и понимают — он прав. Прав настолько, что аргументов никаких нет — все помнят, насколько сильным драконом была Валка Великолепная — шторморезом, сильным и уважаемым воином. Любящей и нежной женой… Гнилец злорадствовал, наблюдая за тем, как на лицах полу-драконов появляется решительное и уверенное в правоте решения выражение. Один за одним, полу-дракон за полу-драконом, они поднимали руки, приоткрывали рты, в которых загоралось слабое пламя, и также — медленно, неумолимо — таяла надежда на то, что Игрэйт останется в племени. Что судьба смилостивится, повернётся к нему лицом удача, улыбнётся. Но… …но ни удача, ни счастливая судьба давно не вспоминали об Игрэйте. Тогда отчего же следовало ожидать, что на этот раз всё обойдётся хорошо? Однако ни одна эмоция не отразилась на его лице, когда старейшины засчитывали своё решение. Невозмутимым он был и когда они дали ему день на то, чтобы убраться с острова. Смысл что-либо делать или радовать их своим отчаянием, если всё уже решено? Даже когда вышел вперёд Маркус, он отреагировал лишь едва вздёрнутым в усмешке уголком тонких губ. Светло-зелёные глаза наблюдали за кузеном пристально, но без интереса. — Прошу выслушать, вождь! — воскликнул гордо и с чувством достоинства Йенсен. — Слушаю тебя, Маркус, — устало вздохнул Стоик, облокотившись на согнутую правую руку и склонив голову на бок, измученно глядя на светящегося племянника. Светящегося в прямом смысле — тот едва не полыхал огнём от возбуждения, серые глаза лихорадочно блестели, пухлые бесформенные губы искривлены в злорадной ухмылке и весь его вид говорил о том, что он рад собственной победе. И взгляд, направленный на стоящего у трона Игрэйта — победный, полный торжества и самодовольства — более чем подтверждал это. — Игрэйта нельзя изгнать! — неожиданно воскликнул он, Игрэйт даже моргнул от удивления. Но Маркус не без злорадства добавил, ткнув в него пальцем: — его нужно казнить! И удивление на лице сменила горькая усмешка, сменившаяся непроницаемостью и сжатыми губами. Так и знал… — Но, — решил нарушить тишину, возникшую в зале после слов Маркуса, один из старейшин, — такого закона нет… — А я нашёл! — торжествующе оборвал его Маркус и, выдёргивая из нагрудного кармана потрёпанный годами и оборванный по краям лист, стремительно подошёл к столу, с размаху впечатав пергамент в деревянную поверхность ладонью. Под недоверчивые шепотки, старейшины-полу-драконы прочитали написанное, перечитали снова, переговорили между собой, странно поглядывая на Игрэйта, и, вновь перечитав, вынуждены были согласиться: — Ты прав. Текст подлинный — правила в нём также, значит, поступим, как и приказывает закон полу-драконов… И зачитал: — «В случае отсутствия внутреннего дракона у ребёнка из рода вождя, того стоит убить, дабы искоренить у его потомков возможность наследования трона вождя. Казнь может являть собой любой способ убийства.» Соответственно, — старейшина бросил полный сожаления взгляд на словно окаменевшего вождя, — мы вынуждены… убить Игрэйта. Стоик ничего не сказал. Он смотрел прямо перед собой, в ужасе, прокручивая в памяти воспоминание о смерти жены… понимая, что единственное с нею связывающее убьют… и что род Кровожадных Карасиков закончится… Но он не возразил ничем — ни словом, ни жестом, ни эмоцией. — И я даже знаю, как это сделать! — азартно воскликнул Маркус, принимая пергамент обратно и засовывая его за пояс. Но его никто уже не слушал. Полу-драконы переговаривались, не веря, что придётся совершить подобное, старейшины бросали на Игрэйта острожные взгляды, вождь сидел застывшим изваянием и, казалось, не дышал, в ужасе смотря перед собой. И лишь Игрэйт вдруг… Увидел, как Алана выходит из угла, стремительно выбегая из Главного Зала. Резкий порыв ветра ударил ей в лицо, сбросил капюшон, и Игрэйт застыл, смотря на макушку девушки и не веря… А ещё, кажется, он не осознавал, что все сейчас решают, каким способом его убить. Лишь внутри что-то шевельнулось, подавая мягкие импульсы к голове и приятную теплоту к лёгким…или что там в груди находится…