Перехлестье судеб

В темной камере, куда проникала лишь тонкая полоска света, пахло затхлостью, несвежей рыбой и ощущался отчётливый холодок от ветерка снаружи. Снаружи, если посмотреть внутрь, видно ничего не было: темно было настолько, что простым человечьим зрением увидеть было невозможно что-либо, кроме темноты. Казалось, она словно сеть — опутывала всё внутри камеры, заставляя чувствовать себя пойманным в западню. Алана поморщилась от сравнения, дёрнула капюшон, посильнее натянув на лицо, и, выпустив длинный острый коготок, просунула его в замочную скважину массивного замка и принялась ковырять в нём, пытаясь отвинтить мелкие винты. Не получалось. Помянув мерзких роду-людей, она сейчас остро ощутила раздражения, направленное на слишком добросовестно исполняющего свою работу Игрэйта. Этот парень был помощником кузнеца и все его изобретения не имели изъянов, однако никто даже не ценил их. А зря. Она не может изъять один мелкий винтик, хорошо приделанный. — Полу-люди бы тебя сожрали, — выругалась она, когда коготь в очередной раз выскользнул из скважины. Смерила раздражённым взглядом железные двери клетки, сцепила зубы, отошла на шаг назад, но ощутила внутреннюю злость и необъяснимую боль в сердце. — Полу-люди здесь не причём. Они также не виноваты в твоём неумении делать элементарные вещи, — послышался глухой голос с той стороны двери. Игрэйт… Алана вздрогнула от неожиданности, моргнула и попыталась прислушаться к своим ощущениям. Стало страшно… настолько безжизненным и лишённым эмоций голос был у бывшего сына вождя, что ей на мгновение показалось, будто она разговаривает с мертвецом — у них был столь похожий тон, вероятно. Ни одной нотки эмоций не проскользнуло в нём и Алана невольно поёжилась, ощутив, как по телу бегут табуны мурашек. Ей стало не по себе, да и продолжать начатое дело уже не хотелось, если честно. Однако останавливаться она не имела права, поэтому она мысленно приказала себе перестать нервно сжимать складки плаща, уверенно глянула на дверь и, стараясь чтобы голос звучал холодно, произнесла: — На твоём месте я бы молчала, если уж тебя решили освободить ценой собственной чести, Игрэйт Безродный. Ты должен быть благодарен мне за… — Я? Должен? — оборвал он её, не обратив внимания на обращение. Алана недовольно поджала губы, костеря себя за неуместное желание помочь ему, возникшее совершенно неожиданно. А именно, когда она шла в лес, то внутри что-то оборвалось, резко сорвалось вниз и с утроенным ритмом бешено забилось сердце. Она сорвалась на бег, в сторону арены, куда отвели осуждённого на казнь Игрэйта. И она захотела ему помочь, зная, что если что-то пойдёт не так и её раскроют, то её обрекут на худшую смерть… И всё же она здесь. И Игрэйт должен быть ей благодарен! Она собой рискует, а он… И вот ушла бы она, однако и шага назад сделать не может! Что-то удерживает, не даёт уйти и настойчиво твердит остаться, говоря, чтобы помогла, спасла, даже ценой собственной жизни. Алана шумно выдохнула, вместе с воздухом выдыхая и раздражение, и вновь молча принялась пытаться освободить пленника. По ту сторону двери царило ленивое молчание, будто ему — почти трупу! — было совершенно неинтересно, что она сейчас делает и получится ли у неё его спасти. И она бы с удовольствием прекратила попытки, поскольку руку уже сводило от яростных и непрекращающихся попыток, но тут раздался щелчок, означающий, что замок пал. Весело хмыкнув, она стряхнула с изящного коготка тонкую железную стружку и, отцепив длинные цепи, схватилась за ручки, отчего руки обожгло холодом, и с легкостью раскрыла тяжёлые двери. И тут же чуть не отшатнулась в ужасе обратно от того, что из темноты камеры на неё, не мигая, смотрели два слегка фосфоресцирующих ядовито-зелёным глаза с вполне человечьими, но слегка вытянутыми зрачками, сливающимися с темнотой вокруг. Алана, распахнув глаза, шарахнулась в сторону, когда Игрэйт, медленно встав с корточек, размял с хрустом мышцы шеи, и прошёл мимо неё, лишь раз, когда их глаза лица были почти на одном уровне, глянув ей в глаза своими — гипнотическими, ярко-зелёными, и будто бы после взгляда на неё засверкавшими намного ярче, ослепительней. И Алана вдруг потеряла возможность дышать. Смотрела, широко открытыми от ужаса глазами в его, и будто проваливалась в изумрудную пучину его глаз, где его ядовито-зелёные глаза были единственным, что имело значение, что было важно и по-настоящему дорого… Метка класса вдруг обожгла, словно калёным металлом, заставила судорожно вдохнуть нагретый воздух, прикрыв глаза и схватившись за что-то для опоры, пока её кожа в районе метки шипела, кололась и нагревалась неизвестно отчего. В глаза резко ударила вспышка света и понеслись неизвестные, но в то же время родные воспоминания… — Забудь, ясно, забудь его! Ты — моя, только моя! Уясни это, наконец! — Я люблю его, Ластарк… прости… — Нет! — рык, полный ярости. Меня хватают за плечи и встряхивают, словно тряпичную куклу. С болью смотрю в горящие яростью ненавистные глаза и опускаю взгляд. Ничто уже не имеет значения. — Ты. Не. Имеешь. Право. Любить. Его! — чеканит он, а я сглатываю горечь во рту. Как же грустно и больно понимать, что любимый мертв… мертв и больше никогда не будет жить… из-за него. Исчадье ада… Меня вновь встряхивают, а я, не поднимая взгляд, сиплым от рыданий голосом шепчу: — Ты так говоришь, будто прав у меня нет совершенно… Меня неожиданно отпустили. Затем послышались удаляющиеся шаги, после звон бокалов и звук наливающегося напитка. Выпив его залпом, он со стуком отложил бокал, а затем прозвучало спокойное и холодное; то, отчего сердце замерло и начало бешено и испугано биться, а горячие слезы потекли по щекам: — Да, ты права. У тебя нет прав. Совершенно. Ты в полной моей власти, Ливресия. Я твой господин, а ты, если не забыла, моя любовница. Поток слёз не остановился, когда моё лицо приподняли за подбородок, медленно одарили ласковым и мягким, так не вязавшимся с жестокими словами, поцелуем… Ненавижу… Алана резко вернулась в реальность, слегка покачнувшись и мутным взором смотря перед собой. Она всё ещё стояла благодаря опоре и размышляла над тем, что только что увидела. Было странно оттого, что она видела, это казалось чем-то нереальным и поддёрнутым белёсой дымкой, какой-то излишне тягучей и толстой, непробиваемой, словно кто-то не хотел, чтобы она это видела. Краем сознания вдруг поняла, что ей отчего-то стало очень тепло, хотя недавно (вероятно, из-за слишком тяжёлого превращения) её жутко морозило, именно поэтому она и пошла в лес, где недавно заметила горячий источник. Ещё кончики пальцев приятно покалывало, а ткань была мягкой и… И она неожиданно поняла, что до сих пор стоит перед Игрэйтом, с интересом за ней наблюдающим, и к тому же держит руку у него на плече! Осознание было резкое, неумолимое и оттого ещё сильнее пугало… Она отдёрнула руку, прежде чем даже поняла это и шагнула назад, потом ещё, наблюдая за тем, как интерес в ярко-зелёных глазах сменяется безразличностью. Прислонилась спиной к холодному камню клетки и краем глаза пыталась отыскать выход, пока мысли разбегались и рассредоточивались. Почему-то рядом с ним она чувствовала себя странно: с одной стороны ей — о жуть! — было хорошо и спокойно, а с другой… он вызывал страх и ужас; дикий, какой-то животный и необъяснимый. Инстинктивно она боялась его, хоть и всё её нутро восставало против ужасного чувства, но даже внутри что-то надрывно шептало: «Держись от него подальше, девочка, если не хочешь попасть в сети». Поэтому Алана гулко и слишком громко сглотнула, поёжилась под проницательными взглядом уже заметно побледневших зелёных глаз и, опустив веки, искоса просчитала расстояние до выхода. Ей хватило бы трёх-четырёх шагов до свободы, и она, мгновение помявшись, сделала аккуратный шажок в сторону. Ей не хотелось оставаться в замкнутом пространстве с этим странным недодраконом, более того — она жутко этого страшилась. И Игрэйт это понял. Каким-то невероятным, непостижимым образом — словно мысли прочитал! Вышел из камеры на центр арены, мельком глянув на звёздное небо, виднеющееся через тонкие переплетающиеся железные прутья купола, и обернувшись к стоящей в глубокой тени камеры Алане, ожидающее вскинул бровь. Девушка невольно пробежала взглядом по его фигуре: у сына вождя был достаточно высокий рост (он был даже её выше на два сантиметра!), что было странно, тонкие, но не щуплые руки, длинные, вероятно гибкие пальцы. Кожа была бледноватая, но не слишком: тут проскальзывал загар от слишком палящего солнца. Черты овального лица были мягкими и выделялись наивным детским простодушием с наложенной на него мрачной печатью; сглаженность скул и лёгкая припухлость в их районе больше подходили девчонке, но ничуть не ухудшали его. Наоборот, в этой ложной мягкости и простодушии крылось что-то потаённое и опасной, что с первого взгляда не разглядеть. А Алана разглядела… и вздрогнув, моргнула, отгоняя мысли и продолжая в полнейшем молчании с интересом рассматривать Игрэйта. Прямой нос и заострённые в концах светло-зелёные глаза делали похожим на притихшего, ожидающего хищника, как и тонкие бледноватые губы, приподнятые на концах в едва заметной усмешке. Одежда на нём была изорвана и свисала рваными клочьями с груди и длинными, продырявленными и обугленными от огня по краям лентами — с плеч и пояса. Всё это было последствиями вседозволенности Маркуса, и Алана лишь презрительно хмыкнула, полностью одобряя его поведение и понимая, что этот заслужил. Однако большее она разглядеть не смогла из-за темноты, рассмотрев лишь мерцающую неестественно бледным светом кожу с мелкими тёмными пятнами. Алана медленно перевела взгляд на его лицо и вздрогнула, когда осознала, что его зелёные глаза всё это время тоже изучали её: задумчиво, оценивающе и как-то странно… отчего стало жутко. И она точно не понимала отчего: от расползшейся на его губах тонкой предвкушающей ухмылке, или от взгляда — едва заметно мерцающего зелёным огоньком во тьме, поглотившей арену, — немигающего и пристального, который впивался острыми иглами в кожу и словно клеймил… Что-то прикинув про себя, Игрэйт кивнул на свои мысли и, даже не взглянув на неё более, повернулся и не спеша пошёл в сторону выхода. Его глухие и ужасно громкие в спокойной ночной тишине шаги отдавались эхом в голове Аланы, пока она изумлённо смотрела ему вслед, приоткрыв рот. Наконец опомнившись, она неосознанно сделала шаг к нему и крикнула: — Сто… Чертыхнувшись, тише поправилась: — Стой! Но он даже не обернулся и, дойдя до выхода, уверенно завернул за угол, идя в сторону леса. Это было возмутительно! Она его тут спасает, рискуя собой, а он!.. он!.. — Козёл, — выплюнула зло, натягивая капюшон посильней. Было обидно оттого, что он просто взял и ушёл. Горькость произошедшего навалилась на неё, впитываясь в кожу, и вместе с обидой проела себе путь глубже, неприятно покалывая, словно тонкие иголочки. Это было бесчестно с его стороны: он мог хотя бы её поблагодарить, не говоря уже о большем! Насупившись, словно маленький ребёнок, она вышла с арены следом за ним, когда на неё резко накатило осознание сделанного ею. Она только что пошла против викингов, против своего племени, освободив осуждённого на казнь! Это заставило её мгновенно застыть на месте, словно вкопанная, и, судорожно вдыхая воздух сквозь стиснутые зубы, напряжённо озираться, в поисках невольных свидетелей. К счастью, если кто и видел произошедшее, то не смог бы опознать её из-за навалившейся на остров темноты и того, что на ней был одет темный плащ, скрывающий всё, кроме ладоней и самого кончика носа. Частично успокоившись, Алана зашагала по бугристой каменной тропинке к берегу, стараясь игнорировать внутренние завывания сердца. Она не понимала, в чём дело и почему так реагирует на… а на кого? Весело хмыкнув, Алана продолжая идти к песчаному берегу и сверкающим нежными бликами волнам, представляя варианты того, по кому могла бы так убиваться. К примеру, родители — они её растили, кормили, обучали полу-драконьему искусству и… всё. Больше ничего, в общем-то, не делали. Вышеуказанное было обязательным во всех семьях их племени, и чего-то особенного, из-за чего она могла бы испытывать к ним нежные чувства, не было. Впрочем, она тут же отбросила кощунственные мысли: это её родители! Они ими являются несмотря ни на что и так будет всегда! Пусть даже она и слегка равнодушна к ним, но столь гадкие мысли стоит отбросить. Во-вторых, вариант с другими подростками… исключается! Особенно Сморкала! Уж она-то точно не будет по нему скучать! Кто тогда остаётся?.. Думать об этом не хотелось. Алана настолько сильно задумалась, что даже не сразу почувствовала сзади себя какое-то движение и лёгкий порыв ветра. Вздрогнув, она хотела вскрикнуть, как рот неумолимо закрыли тёплой ладонью и её куда-то потащили. Чуть ли не силком; так, что Алана от боли в расцарапанных ногах шипела неизвестному в ладонь, которой он закрыл ей и нос, но так, чтобы та могла дышать. «Как мило с его стороны!» — с раздражением подумала девушка и вскрикнула, когда её откинули к дереву и прижали к ободранной коре ствола за талию. Алана чувствовала жжение в тех местах, которыми соприкасалась с лесными колючками и острыми ветвями, и отчетливо понимала, что находится в лесу! Ночью, когда у неё были совершенно другие планы, с совершенно тускло освещающей округу луной, и странным человеком, который стоял так, чтобы тень падала на его лицо, делая черты заострёнными и в то же время не давая рассмотреть его. Но в то же время Алана отчётливо ощущала плескавшийся вокруг него жар: нестерпимый, дикий, необузданный, как горячее пламя дикого дракона. Оно заставляло её тело, прежде дрожащее от внутреннего холода, млеть от тепла и уюта, которое оно дарило. Алана вдохнула воздух поглубже, с оттенком боли чувствуя, как одна рука железно прижимает её за талию к стволу, а вторая удерживает за предплечье, не позволяя вырваться. Она чувствовала себя распятой! И слабой, потому что сделать ничего не могла — дёрнувшись раз, она зашипела от того, что что-то острое вспороло ткань плаща и слегка прошлось по нежной коже. Алана вздохнула, ощущая дыхание незнакомца почти близко, уверенно вскинула голову… чтобы замереть: — Ты?! — вышло изумлённо и недоверчиво, но Алана даже не пыталась скрыть своих чувств. Игрэйт, глаза которого почему-то ярко сверкали в темноте, хотя, по сути, не должны были, позволил себе снисходительную усмешку: — Удивлена? Впрочем… Алана несколько секунд потрясённо взирала на того, кто вроде ушёл в противоположную от неё сторону, а затем в голову стремительно врезались мысли и в душе вновь некстати всколыхнулась обида. Зло зашипела, усердней пытаясь вырваться из стального захвата: — Руки от меня убрал, козёл! Как ты смеешь, вообще! Ты права не имеешь!.. — Правда? — глаза спокойного Игрэйта как-то странно сверкнули. Он наклонился к её лицу чуть ближе, отчего его глаза будто полыхнули изумрудом, и Алана, завороженная этим, затихла: — а я так не думаю… Некоторая туманность его слов напрягла Алану, но особого значения она им не предала, продолжая завороженно смотреть в его сверкающие полированными изумрудами глаза и чувствуя, как внутри что-то тихо млеет… кажется, это не она… — Ты… — просипела она, смотря в его сверкающие изумрудами глаза, которые слегка переместили взгляд и смотрели чуть ниже. — Что ты, делаешь? Ответом ей была какая-то странная усмешка, искривившая губы Игрэйта, а затем произошло непонятное — медленно склоняющийся до этого к её лицу парень вдруг отпрянул, заставив её недоуменно моргнуть, и сдёрнул с головы девушки капюшон. На мгновение, луна несмело коснулась сверкнувших в её серебристом свете несколько белоснежных прядей, рассыпавшихся нежными волнами по скрытым тканью плаща плечам Аланы и ярко засверкавшим, чтобы тут же потухнуть, словно огонёк костра. Также потухла зачарованность в глазах девушки, когда в глазах взявшего одну её прядь Игрэйта промелькнуло самодовольство. Медленно протянул: — Так и знал… Впрочем, ничего удивительного. На Алану накатило резкое желание прибить наглеца, и девушка замахнулась высвобожденной рукой, желая влепить ему пощёчину, как один взгляд — леденяще-предупреждающий, от которого не то что рука — кровь в жилах застыла! — остановила её, заставив на мгновение замереть, а затем медленно опустить руку, не отрываясь, смотря в потухающие огоньки глаз, усмехнуться. Горько и понимающе. Алана поняла, для чего он всё это разыграл — хотел раскрыть её личность, убедиться, что не ошибся. Что ж, у него это получилось! Пусть теперь радуется! Сам ведь знает, что таких, как она, в живых не оставляют. Алана отстранённо наблюдала за тем, как Игрэйт медленно отводит взгляд от её лица и подносит к носу её слабо сверкающий на кончиках белизной локон и вдыхает его, прикрыв глаза, при этом его ноздри слабо затрепетали, как у зверя, а сам он продолжал прижимать её к дереву своим телом, крепко держа одной рукой, отчего она чувствовала неприятный зуд в боку. И этот жар, исходящий от него… он словно своим теплом окутывал в холоде ночи, невидимым пледом заботливо укрывал и согревал нежное тело. А Алана горько вздохнула, откинув голову назад и слабо усмехнувшись. — Что ты делаешь, Безродный? И почему же сразу не идёшь к вождю, рассказав обо мне и получив помилование? Ты же, наверное, хочешь жить, а не быть казнённым на радость Маркусу. Так почему ты не сдашь меня? — невольно, но Алана поняла вдруг, что затаила дыхание, когда Игрэйт резко распахнул глаза, выпустил белый локон, наклонился к ней и вкрадчиво-тихо поинтересовался: — А должен? Алана промолчала. — Почему я вдруг должен это делать, м-м? Мне нет никакого дела до тебя, что с тобой будет — мне всё равно. Да и Маркус и так уже от своего нового титула явно на седьмом небе от счастья. И что мне будет, если я тебя сдам? — Игрэйт издевательски усмехнулся, наблюдая за тем, как её лицо медленно заливается краской раздражения от его лекции. Наклонившись ещё ближе, так что они почти соприкасались кончиками носов, он, опаляя её лицо горячим дыханием, выдохнул: — сама ведь знаешь — ни-че-го. Старейшины, конечно, меня поблагодарят, но дальше не зайдёт. Я более того тебе скажу — они постараются найти способ моего устранения. И, несомненно, найдут его. И вот допустим я всё расскажу, — Алана вздрогнула под проницательным огоньком двух изумрудов, — а результат всё равно будет тот же. Он разъяснял ей всё это, как девочке, и Алана видела по его глазам — ему это доставляло удовольствие! Ему нравилось чувствовать себя умнее, проницательней и сведуще, чем она. А ещё ему нравилось её этим унижать. — Ты!.. — слов у неё не было, точнее были, но не особо приличные. Её одарили насмешливо-издевательским взглядом и… промолчали. Алана была зла. Она смотрела на самодовольно усмехающегося Игрэйта и молча пыталась высвободиться из захвата, он же в свою очередь столь же молча и мягко, но при этом крепко её удерживал. И ещё его запах… Алана невольно вдохнула его, ощутив, как что-то внутри урчит и заставляет вдыхать его в себя, чему она старалась противиться. Но в итоге испугавшись, что не сдержится, она дёрнулась, глянула ему прямо в глаза и потребовала: — Отпусти меня! — поняв, что никто не собирается ничего делать, она веско добавила: — я замёрзла! — Я в этом сомневаюсь… — казалось, насмешливо и многозначительно протянул Игрэйт, не меняя положения. — В столь… тёплой компании — вряд ли уж точно. — Игрэйт усмехнулся, — а ты меня всё больше и больше удивляешь, пахнущая нежностью… И её неожиданно отпустили, оставляя в недоумении после его слов. Игрэйт молча отступил, медленно растворяясь во мраке ужасающих деревьев, и не сводил с неё пристального взгляда зелёных глаз. Алана, всё ещё стоя у дерева, неуверенно прошептала: — Ты… куда? Но почему же её столь сильно волнует этот вопрос! Она тут же дала себе мысленную пощёчину, когда увидела взгляд Игрэйта. Остановившись на мгновение, он отошёл ещё на шаг назад и насмешливо фыркнул: — Подальше от… нашего бывшего племени. Ты не идёшь? Поражённая тем, что он сказал, Алана ещё некоторое время стояла, молча смотря на него, а затем произнесла на выдохе неуверенно: — То есть ты… про меня никому не расскажешь? — Зачем? Промолчав, Алана вздрогнула от рези в метке и невольно застонала, когда кожу вокруг обожгло. — Я… не иду, — прошептала едва слышно, смотря в землю. — Как знаешь. В то же мгновение её оставили одну, и лишь его слабый аромат напоминал о недавнем собеседнике. Как-то разом после его ухода накатил холод, принёсший с собой привкус одиночества и печали, которые теперь вечно будут с ней. На плечи надавило осознание того, что её убьют, если она не сбежит сейчас. А ещё было странным то, что Игрэйт Безродный сказал ей. Она как-то не особо верила в то, что он никому ничего не расскажет… однако интуиция нашептывала, что всё будет хорошо. Алана оттолкнулась от ствола дерева, шагнула в холодное пространство, пропитанное им, и неосознанно втянула воздух, задержав дыхание, пытаясь удержать запах Игрэйта — будто осязаемый, с терпкой ноткой дыма и прохладой ночи. На мгновение будто стала хорошо, словно он здесь… И она тут же отбросила эту мысль, накинув капюшон обратно и сжав кулаки. Она немедленно должна сбежать с острова, иначе ей, как одной из «проклятых» не жить! Она стремительно зашагала в сторону берега, иногда переходя на бег. Всё же какая глупая идея была переться ночью на арену и освобождать этого ненормального! А внутри что-то настойчиво и мечтательно шептало: «Он прекрасен и идеален… Точно будет нашим!»

✶ ✷ ✸ ✷ ✶

Игрэйт покинул остров не сразу. Стоя на краю одного из горных выступов, он безразлично наблюдал за тем, как заметно нагруженная лодка отплывает от берега. Лунный диск серебрил темно-синие волны и игрался расплывчатыми, нечёткими бликами на них, перебрасывающимися с одной волны на другую. Заметно было в их свете то, как уплывающий садится на старую перекладину, оглядывается и бросает прощальный взгляд на остров. И — это показалось ему невозможным! — на мгновение остановившись на нём, взгляд будто бы поспешно опускается. Игрэйт неосознанно зарычал, чувствуя настолько четко нахлынувшее одиночество и горькую тоску, однако отогнал их, бросив последний взгляд на исчезающую в слившимся с беспросветно-темным небом сумраке лодку, и, развернувшись, зашагал в сторону деревни, не особо беспокоясь о том, что его могут заметить. В тот же день остров потрясла новость: бывший сын вождя бесследно исчез, как и дочь одного из младших старейшин.