Без свидетелей

Юра открывает входную дверь и застывает, стискивая металлическую ручку так, что белеют костяшки, а простой механизм жалобно хрустит. Холод декабря пробирается под куртку, врывается в прихожую, когда-то их, квартиры. Теперь уже нет. Есть только квартира Плисецкого — золотого чемпиона — и больше ничего. Отабек останавливается на полпути к кожаному чемодану, пристально смотрит в зелёные глаза, молчаливо поджимая губы. Апатия. Одна из стадий ссоры. Только вот они уже давно не ссорятся, а просто тихо переговариваются, оба принявшие неизбежность и спокойно идущие на дно. — Уезжаешь, — Юра заходит в квартиру, плотно прикрывая дверь. Сейчас сложно сказать, что он чувствует. Просто пустота, словно все эмоции выкачали. Так оно и было на самом деле. Месяц ругани, на грани истерии, породил свои плоды. Нервная система устала от постоянного прессинга и полностью отключилась. — Только не начинай, прошу, — устало произносит Алтын. В тёмно-карих глазах так и плещется вселенская скорбь. Вот только скорбь по чему, или по кому? — Я и не начинал, — ключи мягко опускаются в вазочку на невысокой тумбе. — Я просто подвожу итоги нашего с тобой месячного марафона. Так сказать, с чем мы пришли к финишу. Казах делает шаг навстречу, но в последний момент передумывает и кладёт руки на чемодан, чтобы хоть как-то пересилить себя и не наброситься с объятиями на хрупкое тело фигуриста. Отабеку больно видеть такого Плисецкого, но он ничего не может с собой поделать. Так надо. Он правильно поступает. У них нет будущего, всё решено. — Юр, остановись. — Ты даже бороться не хочешь, — всё не унимается Юра. — Ты даже не попытался. Тебе не хватило смелости или мужества, я не пойму? Вроде, у тебя это всё есть. Тогда скажи мне, в чём проблема? Может, дело во мне? Да, точно — это я во всём виноват. Я не слишком хорош для тебя, я недостаточно проявлял свои чувства к тебе. Не показывал, насколько ты мне нужен. Ты мне, чёрт возьми, нужен, и я очень сильно тебя люблю. Так какого, блять, лешего ты не борешься? Коридор заполняет тишина, осязаемая и неприятно колючая. Всё решится здесь, и обратной дороги не будет. Если Отабек уйдёт, то Юра никогда уже не сможет его простить. Слишком больно. Слишком много боли он причинил. Этому не бывать. — Ну и чё ты молчишь? — в зелёных глазах тлеют угольки надежды, но совсем скоро потухнут и они. — А, знаю, ты сейчас начнёшь заливать мне про репутацию. Что она бежит впереди нас. Что нужно держать лицо и не поддаваться провокациям. Что мы спортсмены и всё это может повлиять на нашу карьеру. Знаешь, что я тебе отвечу? В жопу карьеру, медали, места и всемирное признание, если рядом не будет тебя. Герой Казахстана, как-то слишком неправильно выглядит среди маленького коридорчика с собранным чемоданом и поникшим видом. Он устал. Чертовски устал от всего этого. Всё это как-то неправильно и паршиво. Всегда решительный и волевой, Отабек сейчас просто превратился в жалкую пародию на самого себя. Измотанный и полностью уничтоженный. Ну, как говорится, сам заварил эту кашу — сам и расхлёбывай. Точнее, получай сполна. — Ты не сможешь без этого жить, — наконец-то подаёт голос Алтын. Нотки надламываются, но он продолжает говорить. — Тебе нужен весь этот фарс, вся эта драма, признание, маниакальное чувство, что тобой все восхищаются, боготворят. Ты получаешь кайф от того, что утёр нос всем и стоишь на пьедестале так высоко, что кружится голова. Ты не сможешь без этого. Ты живёшь этим, ты живёшь ради этого. — Неправда. Я живу ради… — Правда, — казах уверенно перебивает, смотря так пристально, что хочется взвыть. Невыносимо. — Если мы признаемся всему миру, что мы вместе и любим друг друга — это вызовет такой переполох в общественности, что нам и не снилось. Мы станем большой темой для разговоров. Каждый будет высказывать свое мнение, считая это делом своей жизни. О спокойствии можно будет забыть. Взорвется ядерная бомба. Мы лишимся всего. Ты лишишься всего, того, к чему шёл так упорно столько лет. И ради чего ты хочешь все бросить? Ради меня? Я не стою этого, Юр, пойми. Слова звучат как выстрел. Оглушающий, после которого наступает звенящая тишина. Юра столько лет убивался на катке, чтобы достичь своей цели. Он жил этим, не замечая никого вокруг, не жалея себя самого. Холодный, решительный и бесчувственный. Запирал, подавлял всё внутри себя и умирал каждый день. С детства он шёл к цели и у него ничего не было кроме неё. А потом появился теплый, надежный, любящий Отабек — и всё стало не важно. Рядом с ним можно было быть самим собой, любить и быть любимым, не стесняться и откровенно наслаждаться присутствием рядом родного человека. Любимого человека, для которого хотелось свернуть горы, которому хотелось отдать всё без остатка и не попросить ничего взамен. Алтын был всем, но и он теперь уходил. Бесчувственный и холодный спортсмен, вот кем видел его Отабек. И это было больнее всего. Не смог, не показал. Не способен на чувства и любовь. Ненужный. Бесполезный. — Не уходи, — жалобно срываются слова с губ, а по щекам катятся горячие слёзы. — Я не смогу без тебя. — Прости. Отабек хватается за ручку чемодана, решительными шагами преодолевает между ними расстояние, целует Юру в висок и уходит, захлопывая дверь. Это конец. Тихая квартира слышит вопль, переходящий в крик, и слезы, что потекли с удвоенной силой.