Стакан воды. Околотеатральная история

      Солнечное апрельское утро могло бы стать залогом отличного настроения, если бы не одно обстоятельство: Анне пришлось провести прошедшую ночь в больнице. Доктор Штерн, правда, подтвердил, что с ней и малышом всё в полном порядке и они могут отправляться домой. Сразу же после осмотра будущая мамочка обрадовала этой новостью их папулю.       - Замечательно, малыш! Значит, минут через сорок мы за тобой приедем.       - А кто это – мы?       - Мы с мамой.       - Тогда ты и за час не успеешь. Пока за мамой, пока обратно, вы ко мне только к обеду приедете. Может, сначала ты меня отсюда заберёшь, а за мамой мы потом съездим?       Голос у жены был такой несчастный, что захотелось как можно скорее оказаться рядом, укутать в тепло своих объятий. Рассказывать о таком серьёзном событии, как сильная ссора родителей, по телефону совершенно недопустимо, и Корф выразился неопределённо:       - Мама у нас. Минут через десять выезжаем. Жди, Матрёшка!       Привести себя в порядок не заняло у Анны много времени. Она ожидала родных, стоя у окна, и с удовольствием разглядывала небольшой садик, разбитый от здания до ограды. Над ним потрудился талантливый ландшафтный дизайнер: в ограниченное пространство вписалась и альпийская горка, и крошечный бассейн с фонтаном, и сухой ручей из разноцветной гальки, и различных форм небольшие клумбы. Пара скамеек и старинный фонарь в едином стиле с кованой оградой удачно дополняли уютный уголок. Любуясь садиком, едва не пропустила приезд мужа и матери. Что-то необычное было в том, как Марфа улыбнулась зятю, подавшему руку выходящей из автомобиля женщине. Мама почти никогда не смотрела так открыто в глаза Владимиру, обычно робко опуская взгляд.       Несколько минут, что понадобились, чтобы дойти до Аниной палаты, показались ей вечностью. Она встретила родственников на пороге:       - Идёмте скорее! Я не могу здесь больше находиться ни минуты. Документы дядя Илья сказал забрать внизу у регистраторов.       Нетерпеливая Матрёшка впереди всех ринулась к лестнице.       Домашняя атмосфера тоже показалась Анне не совсем обычной. Пока она переодевалась, мать сменила строгую одежду «для выхода из дома» на лёгкие домашние брючки и блузку.       - Володя, ты ведь сегодня никуда не уезжаешь? – с некоторым удивлением оглядев преображённую Марфу, уточнила молодая хозяюшка.       - В четверг, Колобок, в четверг, – пряча хитрую улыбку, подмигнул Корф тёще.       - Нюточка, ты голодная? – подавляя ответный смешок, спросила мать.       - Нет, мамочка, в клинике кормят очень хорошо, завтрак был совсем недавно. Но я бы выпила чаю.       - Хорошо, я сейчас поставлю, Нюта.       Под удивлённым взглядом дочери Марфа по-хозяйски прошла на кухню. На невысказанный вопрос в глазах жены Владимир ответил таким невинным взглядом, что у него на лбу аж бегущая строка засветилась: «сурпрайз!»       Отправившись вслед за матерью, Аня взялась нарезать сыр, без которого последнее время будущая мамочка чай пить не садилась, украдкой поглядывая из-за плеча, как слаженно зять с тёщей занимаются сервировкой стола. Марфа накладывала в маленькую вазочку крекеры, когда Владимир, поставив на стол чашки и салфетницу, обратился к ней:       - Ма-а-ам, из вон того ящика салфетки достань.       Словно в замедленной съёмке, Анна плавно повернулась и уставилась на родственников выпученными глазищами варёного рака, в полном недоумении перевела взгляд раза три с одного на другого. А эти заговорщики продолжали подготовку к чаепитию, старательно сохраняя видимость спокойствия и делая вид, что всё так всегда и было, а её изумлённую мордашку они в упор не замечают. Сочтя, что ей просто послышалось, Анна в задумчивости отвернулась обратно, снова взяла нож. У неё за спиной раздалось:       - Передай мне сахарницу, сынок. Я досыплю заодно, а то на всех не хватит, там с утра на донышке осталось.       В полном шоке Анна развернулась снова, успев уловить хитрые взгляды, которыми мимолётно обменялась загадочная парочка.       - Мама… – изменила она привычке обычно называть Марфу мамочкой. – А что у вас… нас… Вообще, что происходит?!       Первым не выдержал муж. Корф так заразительно захохотал над растерянной мордашкой жены, что Марфу накрыло по принципу «коллективного сумасшествия». Они смеялись до слёз, до икоты, до нехватки воздуха, не в силах остановиться. Бедняга испуганно переводила глаза с мужа на мать, не понимая, обижаться ей на то, что они над нею истерически хохочут без всякого видимого повода, или на всякий случай позвонить Штернам и поинтересоваться, нет ли у них среди знакомых хорошего психиатра.       С огромным трудом взяв себя в руки, супруг смог сказать, ещё задыхаясь последними конвульсиями:       - Ань, у нас тут перемены: мама теперь живёт с нами.       Открыв рот, она уставилась на мать. А та лишь вздохнула:       - Да, Нюточка, ушла я от отца. Знаю, нехорошо это, конечно, от мужа уходить… Да только… только… нет больше моих си-и-ил! – и горько разрыдалась.       Прослезившись вместе с матерью, Анна кинулась к ней, заключив в объятия:       - Я всё понимаю, мамочка, и правильно, у нас тебе хорошо будет, – а сама плакала всё сильнее и сильнее.       С лёгкой паникой пару минут понаблюдав за набирающим силу солёным потоком, так внезапно сменившим у тёщи приступ веселья, Владимир решил проявить мужскую власть и призвать своё увеличившееся семейство к порядку:       - Дамы, дамы, успокаиваемся! И начинаем восполнять потерю жидкости чаем!       Словно только и ожидая команды главы семьи, чайник тоненько засвистел.       - Вот, техника со мной солидарна! Все к столу.       Потихоньку выпытывая за чаепитием обстоятельства ссоры Платоновых, Корфы лишь качали головами. При этом жесты, взгляды, даже выражения лиц у них были настолько похожими, что Марфа только диву давалась. Она, конечно, как только могла сглаживала жёсткость поведения Петра, но Аня знала своего отца слишком хорошо, чтобы не заметить материнских уловок, а Владимир был достаточно одарённым актёром, чтобы не увидеть фальшь в словах и непроизвольных жестах, нервозность которых рассказала ему многое из того, что тёща пыталась скрыть.       - Ладно, не расстраивайся так, мама, всё устроится. В конце концов, что ни делается, всё к лучшему. Мне через месяц с небольшим надо на съёмки уезжать. Причём далеко и надолго. Так что у меня к тебе вообще шкурный интерес, – подмигнул Корф. – Чем эту хулиганку пузатую оставлять дома одну на свой страх и риск, лучше на это время пусть она будет твоей головной болью!       - Ну ничего себе! – пихнула его жена кулачком в бок. – Я тебе что, чемодан или морская свинка, чтоб меня из рук в руки передавать! Я вообще-то нормальный, здоровый, самостоятельный человек.       - Так, это ещё что мне тут за восстание пупсиков? – с притворной строгостью свёл брови Владимир. – Тебя только одну на пару дней оставь, ты сразу от рук отбиваешься. Представляешь, мам, то сидит читает до полвторого, то вместо нормального обеда бутерброды точит, как хомяк, то без шапки в училище с утра убегает!       - Да уж, Нюта, тебя действительно совершенно нельзя оставить без пригляда, – улыбнулась Марфа зятю. – Если ты сама не соблюдаешь рекомендации Ильи, придётся мне за тебя взяться.       Поднимаясь из-за стола, Аня обиженно посмотрела на семейство, в глазах сверкнули близкие слёзки, красивые губки задрожали и согнулись скобочкой:       - Спелись, да? Вдвоём на одну меня, беззащитную? Пойдём, корфёночек, сходим в аптеку за витаминками, прогуляемся, – погладила она животик. – А эти жестокие тираны пусть дома остаются и строят свои коварные планы против нас. Воспитатели нашлись.       Дрогнувшее сердце любящего мужа, разумеется, не выдержало вида расстроенного Кенгурёнка, но его попытка увязаться за женой была немедленно пресечена:       - И не ходи за мной! Вон лучше маму пока проинструктируй, как меня конвоировать понадёжнее. Сатрап!       Вслед гордо удалившейся из кухни с высоко поднятой головой Анне глядели две пары ласковых глаз.       В субботу намечалось небольшое событие – день рождения Марфы. Сначала будущая именинница наотрез оказывалась вообще отмечать предстоящую дату, но собирающие дорожную сумку Владимиру в двухдневную поездку Корфы так многозначительно поглядели на неё, что пришлось спешно обрисовывать ситуацию:       - Ребята, мне всё равно кроме Штернов звать некого. Да ты, Нюточка, знаешь, мы обычно узким кругом, мы да Зина с Ильёй.       - Ну вот и позовите Штернов, – пожал плечом Владимир. – Надеюсь, добавка за столом в виде скромно молчащего зятя не испортит вам банкета?       Дружно прыснувшие женщины уставились на него одинаковыми взглядами, в которых читались одинаково ехидные эпитеты в адрес хозяина.       - И что вы на меня так смотрите? Думаете, я не умею быть паинькой и сидеть с закрытым ртом?       С ласковыми искорками в смеющихся глазах Марфа поглядела на зятя и легонько погладила тёмную голову:       - Нет уж, чинно молчащий за столом Володя – это уже не Володя. Я не согласна.       - Ну и ладно, – тут же картинно изобразил он «оскорблённого в лучших чувствах», – тогда уеду в субботу в Двугорское. Празднуйте без меня на здоровье!       - Что ты, Володенька! Разве же я это имела в виду! – встрепенулась Марфа.       - Ма-ам, – переняла от мужа Анна манеру растягивать слово.       По подсказке дочери, кивнувшей на хитрющую физиономию мужа, она разглядела весёлых чёртиков, пляшущих в бархатных глазищах великовозрастного «сынули». Покачала головой:       - Всё смеётесь над глупой матерью, да?       Обняв тёщу с тихим смехом, Корф чмокнул прохладную щёку.       - Не переживай ты так. Всё будет хорошо.       - Володя, мамуля, – поглядела на них Анна с детским озорством, будто придумавший каверзу маленький шалун, – а как вы смотрите на то, чтобы позвать в субботу не только Штернов, но и Ивана Ивановича с Надеждой Николаевной? Получится общесемейный праздник!       - Кенгурёнок, ты гений! А как посмотрит на идею именинница?       - Я? Ой, если они согласятся, я буду так счастлива! Даже неудобно людей беспокоить по такому поводу… Они люди занятые, учёные. Что им мой день рождения?       - В нашей семье принято отмечать дни рождения всем вместе. Так что не вижу повода не собраться! – провозгласил Владимир, доставая телефон.       В течение пяти минут договорённость о распределении обязанностей по подготовке домашнего праздника между старшими и младшими Корфами была достигнута. Марфе дали серьёзнейшее поручение: передать Штернам их часть «праздничного кипеша». Будущая именинница со всей ответственностью взяла под козырёк. Вполне довольный результатом общих переговоров по предстоящему событию, молодой хозяин отбыл в аэропорт.       Старшее поколение Корфов возвращалось с дня рождения Анечкиной матери в странном молчании. С некоторых пор Иван Иванович не рисковал садиться за руль, доверив автомобиль супруге. Надежда уверенно вела машину в направлении загородного посёлка, не произнеся за всю долгую дорогу ни слова.       - Надюша, тебя что-то беспокоит?       - Давай не сейчас, Иван, хорошо?       Кивнув жене, профессор исподволь наблюдал за выражением её лица до самого дома. Едва опустившись в кресло, жестом попросил Надежду занять соседнее.       - И всё-таки, что произошло у Володи?       - Да не у Володи, а с Володей, Ваня! Разве ты не заметил?       - Признаться, нет, Надюша. Нормальный будущий отец. Слегка ошалевший от ожидания наследника, излишне опекает Анечку, конечно, но в целом адекватен, насколько я могу судить, – улыбнулся будущий дед.       Горько скривив дрожащие губы, Надежда покачала головой.       - А тёщу свою он не излишне опекает? Уже практически боготворит… – отвернувшись к окну, она смахнула непрошеные слёзы. – Я так люблю его, дороже него у меня никогда в жизни не было ребёнка, я так старалась компенсировать ему материнское тепло и любовь после смерти Веры…       Муж присел на подлокотник соседнего кресла, приобнял дрогнувшие плечи.       - Разве же он тебя не любит? Ну, что ты ещё себе напридумывала? Надюша, ну при чём тут Марфа? Тебя так задело, что ребята пригласили её переехать к ним? Но ты же прекрасно видела, что за субъект её муж. Не знаю, как тебе, а мне всегда было жаль эту женщину. С первой же встречи с Платоновыми было понятно, что рядом с таким сложным человеком Марфа глубоко несчастна.       - Нет, Ваня, боюсь, что ты совершенно меня не понимаешь! Анечка замечательная девочка, но теперь она переселила к Володе ещё и свою мать. Появится ребёнок, наследник, между прочим, твоего рода, рода Корфов, но будет ли он Корфом в полном смысле этого слова?       Иван аж отпрянул:       - Что ты такое говоришь, Надя! Ты в чём-то подозреваешь Анечку?       - Да разве же я об этом! – в сердцах воскликнула жена. – Тёща возьмёт дом в свои руки, будет распоряжаться воспитанием внука, нас с тобой станут допускать туда строго по расписанию, если вообще пустят!       Она осеклась, услышав сдавленные вздохи. Подняла глаза на Ивана, что мелко трясся, утирая кулаком внезапную слезу.       - Ой, ну рассмешила, Надюша, ох и рассмешила! Марфа захватит дом в свои руки? Да она, чтоб пойти вслед за дочерью в кухню хлеба нарезать, глазами у Володи разрешения спрашивает!       - Зато он её уже мамой зовёт! Я за всю жизнь о такой чести и помыслить не могла… – снова всхлипнула обиженная женщина.       Внимательно поглядев на Надежду сверху вниз, Иван пересел напротив её, сцепил руки в замок.       - А ты ведь просто его ревнуешь, Надюша. Столько лет он был только твоим любимым мальчиком, и вдруг ещё кто-то посмел полюбить его, как родного? Но разве же это повод, Надя? У нашего Володи большое, щедрое сердце. Его на всех нас хватит, я ничуть в этом не сомневаюсь. Не стоит переживать и рвать себе сердце. В конце концов, между вами кровная связь, ты его родная тётка. Он любит тебя, и это не изменится. Да и почему это должно меняться? Оттого, что наш мальчик дал приют матери его любимой женщины? Он сделал это не только из-за самой Марфы, больше из-за Ани, ты ведь понимаешь? Ну куда бы пошла несчастная женщина, у которой больше нет сил терпеть мужа-тирана? Да и в конце концов, он на свадьбе пообещал о ней позаботиться, если нужно. А Корфы слово своё держат и обратно не берут. Я тоже заметил, что Володя называет Марфу мамой. Но скажи-ка мне, Надежда Николаевна, как я называл вашу с Верой мать?       Красноречивое молчание и опущенные на роскошный персидский ковёр глаза вызвали тяжёлый мужской вздох.       - Знаешь, а для меня это его «мама», обращённое к Марфе, как бальзам на душу. Ты его любишь всем сердцем, не спорю, но у вас уже есть особые родственные отношения, вы тётка и племянник. А вот то, что они установили такой тесный духовный контакт с тёщей, может стать залогом удачной семейной жизни Володи. Ведь не секрет, что многие молодые семьи рушатся по вине родителей. А Марфа всегда будет ценить человека, который её матерью зовёт. И ей большая радость его сыном называть. Разве же плохо, что у твоего любимого племянника есть теперь ещё один близкий человек?       - Да это хорошо, конечно. Но… всё равно как-то обидно, Вань… – снова смахнула Надежда слезинку.       Поглядев на жену, Иван только покачал головой.       - И что нам теперь делать? Запретить? Во-первых, он большой мальчик, сам почти уже отец, он давно принимает решения самостоятельно. А во-вторых… Ты ведь понимаешь, что подобными ультиматумами мы и сами с Володей испортим отношения, и его можем рассорить с Аней и Марфой? То зовёт мамой, то вдруг на попятный. Как это будет выглядеть?       - Ну не рви ты мне душу, Ваня! Всё я понимаю. Только… больно почему-то очень. Будто… будто нож в сердце при каждом этом его «мама» женщине, которую он пару лет назад и знать не знал.       - Ревнивица моя, – улыбнулся старший Корф с хитринкой, передавшейся его красавцу-сыну. – Марфу-то он, может, и не знал, да только её матерью зовёт человечек, который, как ни крути, теперь для нашего Володи важней нас с тобой, да и всего остального мира, пожалуй.       - Ладно, хватит вести среди меня свою социальную агитацию, – расцвела, наконец, такой знакомой мудрой улыбкой жена. – Мне просто нужно время. Привыкну, приму, осознаю.       Поднимаясь и подавая Надежде руку, приглашая следовать за собой, Иван облегчённо вздохнул, запечатлев на лбу супруги благодарный поцелуй.       Заметившие состояние тётки Корфы, собираясь ко сну после весёлого домашнего праздника, поделились друг с другом соображениями на сей счёт, но из всех версий бо́льшее значение придали тому, что Марфа перебралась к ним. Согласившись с мнением жены о том, что завтра обязательно нужно позвонить отцу и спросить, всё ли в порядке с Надеждой, Владимир уютно уложил своего Кенгурёнка пузиком себе на бедро, ласково перебирая рассыпавшиеся по плечам льняные локоны. Уже засыпая, успел подумать, что вне зависимости от того, что скажет отец, завтра надо бы съездить в Двугорское вечерком, прихватив любимый Надей медовик из кондитерской неподалёку.       Выглянувший из окна при звуке замолчавшего у ворот автомобильного двигателя Иван Иванович только усмехнулся в аккуратную профессорскую бородку. Сын бодро выскочил из своего внедорожника, вооружённый сладким «растворителем женских обид».       Надежда встретила племянника у порога, была приветлива, но бледна.       - Как ты?       - Всё отлично, Володенька. Почему ты спрашиваешь? И что случилось? Ты так внезапно приехал, мы ведь только вчера виделись.       - Вот здрасьте! Уже и в родной дом нельзя приехать?       - Ну что ты говоришь, Володя, как не стыдно. Входи. У вас точно ничего не случилось?       - Точно, Надюш. Чаем напоишь?       - Разумеется. Может быть, лучше тебя сначала накормить ужином? Ты голоден?       - Нет, спасибо.       Расположившись в уютной кухне старинного особняка, Владимир украдкой разглядывал тётку, а за ним самим, в свою очередь, наблюдали внимательные отцовские глаза.       - Как добрались от нас до дома, как спалось? А то вы оба какие-то бледные. Да и вчера ты будто сама не своя была, Надя. Проблемы на работе, сильно устаёшь в своей лаборатории?       Она попыталась шутя отнекаться от расспросов:       - Ох, как много вопросов сразу! Не обращай внимания на меня, голова вчера болела сильно, еле досидела, перед Марфой было неудобно раньше откланяться. Да и сегодня тоже не слишком бодра.       Немного помолчав, не сводя внимательного взгляда с прячущей глаза тётки, Владимир задал вопрос в лоб:       - Ну а если попытаться сказать правду? Или мы уже не семья?       Пока Корфы-старшие тревожно переглядывались, младший закреплял занятые после внезапной атаки позиции:       - Надя, я тебя знаю столько, сколько сам себя помню. К тому же что-то скрывать от актёра, который сам кого хочешь одурачит… тебе, мягко говоря, не стóит, уж прости!       Посмотрев на него испытующе, Надежда вздохнула и, решившись идти ва-банк, созналась, уперев руки в боки, пытаясь за бравадой скрыть вчерашнюю боль:       - А вот приревновала я тебя, племянничек рóдный, к тёщеньке твоей ненаглядной, которую ты маменькой нарекать наладился, соколик. Вот и весь мой тебе сказ!       Покачав головой, Владимир подошёл к обожаемой тётушке, которую давным-давно перерос на целую голову, обнял крепко-крепко, покачал, как маленькую девочку.       - Ну что ты ещё выдумала, Надя. Тёща она и есть тёща, как её ни зови. А ты у нас с папой такая одна. Вы ведь с мамой даже на лицо в юности мало различались, я же помню, что путал вас иногда. Кто же мне роднее тебя может быть, а?       - Да всё я понимаю, Володь, – кивнула Надежда, поглаживая племянника по спине. – Просто это неожиданно как-то для меня было. Я понимаю, что ничего в этом нет дурного, даже наоборот. Я привыкну со временем, люди ко всему привыкают, мой мальчик. К тому же Марфа женщина добрая, сердечная, а ты так давно никого не называл мамой…       - Вот видишь, как прекрасно мы понимаем друг друга. Я ведь ей то же самое говорил, когда мы… ну, в общем, договаривались друг другу не «выкать».       - Эх ты, дипломат задним умом! – Взлохматили его чёлку тонкие быстрые пальцы с аккуратным маникюром. – Если бы рассказал хоть по телефону, что у вас там серьёзные перемены на семейном фронте, не было бы для нас поводов удивляться. А то мы неподготовленными оказались перед свершившимся фактом. Согласись, было от чего онеметь в первый момент!       Покаянно кивнув, Владимир метнул на тётку взгляд затеявшего каверзу разгильдяя, сверкнув обезоруживающей улыбкой, и смиренно промурлыкал:       - Чайку бы, а?       Оглянувшись на мужа, Надежда легонько упрекнула:       - Иван, а ты почему молчишь?       - А что тут скажешь? От чайку и я не откажусь. А этого охламона пороть поздно, а жизни учить бессмысленно. Сам свои шишки набьёт. Ты ведь понимаешь, Надюша, что пока человек свой собственный лоб о стекло не расшибёт, ему на словах не докажешь, что оно не только прозрачное, но и твёрдое. Вот разок уже с тортиком до Двугорского пришлось смотаться, в следующий раз подумает, какие сюрпризы немолодым родственникам стоит преподносить внезапно, а когда головой подумать! – Иван Иванович легонько постучал пальцем по лбу усевшегося рядом с ним сына.       Старательно вздохнув с показным огорчением своей недальновидностью, Владимир развёл руками с очаровательной улыбкой, за которую ему с самого детства прощалось любящей семьёй многое.       В квартире Корфов постепенно сложился новый уклад, по меткому выражению хозяина, «тёщинский». Встающая чуть не с петухами Марфа баловала «деток» вкусностями на завтрак, частенько успевая покулинарить перед уходом на работу. Получившая возможность видеть воочию, какая сильная привязанность друг к другу объединяет молодых супругов, Марфа тихо радовалась их взаимному чувству. Посмеивалась украдкой, конечно, над тем, как сердился и переживал Владимир, когда Анна по нескольку часов не включала телефон, увлекшись занятиями, как звонил вечерами домой из театра и дочь послушно кивала телефону, отвечая с тихим смехом: «да, выпила», «да, погуляла», «да, поела», «нет, не устала», «конечно, пинается; вот вернёшься и сам отругаешь, я мама, мне ребёнка ругать по должности не положено, это твоя работа, папуля». В очередной раз привозя припозднившуюся жену с занятий, Корф сокрушённо вздыхал:       - Эх, не рассчитал я свои нервы, когда сказал, что всё смогём – и жениться, и учиться, и рожать одновременно!       В те же дни Владимир замечал, что Марфа часто отсутствует дома. Однажды вечером, когда будущая бабушка вновь попрощалась с семейством до утра, муж решил прояснить ситуацию:       - Мама уходит, что ли, куда-то постоянно? У Штернов торчит? Боится, что мешает нам?       - Нет, только на работу. Больше никуда, вроде бы.       - Что-то часто. Тебе не кажется?       - Видишь ли, Володя, когда папа на пенсию вышел и осел дома, мама вторую ставку взяла, чтобы поменьше ему на глаза попадаться.       - В две смены пахать? Женщине? Очуметь – не встать, Ань! А сейчас-то зачем? Или она всё-таки к нему возвращаться собирается?       Жена пожала плечиком неуверенно, опустила глазки и так робко вздохнула, что Корф заподозрил, что не всё так просто в его домашнем королевстве.       - Она продолжает много работать, чтобы отдавать деньги нам за проживание, – отнюдь не добрым тоном заключил глава семейства.       - Володь, я ей говорила, правда…       - Ясно, – кивнул Корф с мрачным удовлетворением. – Вернётся эта рабыня Изаура утром, я буду иметь с ней предметный разговор. И только посмей вмешиваться – ремня дам!       Аня осталась не вполне уверенной, шутил ли муж при этом. Судя по тому, что уходить на весь день Марфа стала гораздо реже, Владимир нашёл момент откровенно побеседовать с тёщей, пока Анна была в училище.       Не обходилось у Марфы с Владимиром и без разногласий. Услышав, как тёща делает замечание Анне, чтобы не противоречила мужу, не обзывалась, пусть и в шутку, не повышала голоса, привыкший к шутливым пикировкам родителей Корф призадумался. Покачал головой, в беседу матери и дочери на кухне влезать не стал, но на следующее же утро, как только Аня убежала в училище, попросил ненадолго присесть рядом.       - Мам, у меня к тебе просьба. Не надо Аню учить, как со мной разговаривать. Я не привык, чтобы жена была во всём мужу безупречно послушна. Это не кажется мне нормальным. Я понимаю, у вас с Петром Михайловичем были другие отношения, но я вырос в семье, где отец был рад угодить любимой женщине, а мама частенько любя бранила мужа. Для меня более естественны равные отношения супругов друг к другу. Когда Анютка только смотрела на меня преданными глазёнками и ловила каждое моё слово – не спорю, сердце от счастья, может, и замирало, но вообще чувство было не самое комфортное. Зачастую ловил себя на мысли, что сам себе кажусь хозяином крепостной, которая при мне рот раскрыть лишний раз не смеет, только «да, барин» да «как прикажете, барин». Только-только Аня оттаивать начала. Ты уж, пожалуйста, не одёргивай её, очень прошу! Только пойми меня правильно! Я вовсе не против житейских советов мудрой женщины. Безусловно, они пойдут на пользу Ане. Но не говори ей, пожалуйста, что мужу противоречить нельзя. Тут я с тобой не согласен. Любой мужчина – обычный человек, он может быть неправ, может ошибаться, может сказать что-то в раздражении. Мало ли что в семейной жизни бывает.       - Ты прости меня, Володенька, я не со зла. У вас всё так хорошо, ты так Нюточку любишь, бережёшь, такой заботливый. Я очень боюсь, чтобы она по молодости да по недопониманию не обидела тебя чем-нибудь, не разозлила. Чтобы в семье всё ладно было долго-долго, всю жизнь, женщина подход к мужу должна знать. А так неосторожным словом и навсегда обидеть можно, тут и счастью конец. Очень я боюсь этого, Володя.       Глядя в тревожные глаза тёщи, Корф с острой жалостью в сердце думал: «Что же такого безобидная женщина может сказать самовлюблённому крокодилу, чтоб он её потом четверть века поедом ел?»       Конец девятнадцатого акта