Стакан воды. Околотеатральная история

      Бесцельные плутания на автомобиле в поисках успокоения привели на трассу, ведущую к Двугорскому. Может, оно и к лучшему? Родительский дом, тенистый сад всегда помогали успокоиться, привести мысли в порядок, обрести гармонию. Тем более что после возвращения из Новороссийска Владимир ещё не успел побывать в родных стенах, отец с Надеждой сами приехали, стоило только услышать по телефону о постигшем родственника несчастье. О сути размолвки с женой он ничего рассказывать не стал – да его и не спрашивали. Отец молча глянул на наследника и достал коробку с шахматами. Надежда улыбнулась понимающе и принесла им чай в гостиную.       - Семейная жизнь – это не только счастливое ожидание рождения желанных детей. Это и умение сглаживать углы, и снисхождение к женским слабостям. Даже способность извиниться перед женщиной, когда она не права, – в полной тишине рассуждал Корф-старший, обдумывая ход.       Сын благоразумно промолчал.       Провожали его в начинающихся сумерках, после неспешного ужина на террасе. Супруги за столом неторопливо обменивались редкими фразами, не вовлекая в разговор Владимира. Понимали – приехал он в отчий дом не просто так, ему нужно было подумать, разобраться в себе. На прощание Надежда протянула сумку с угощением для жены и тёщи, сопроводив немного удивившей племянника фразой:       - Я там ещё маленькую баночку варенья из молодых шишек поставила, ваша мама Марфа в прошлый раз уж очень хвалила – это персонально ей от меня.       При этом в голосе не было ни насмешки, ни обид, только теплота и искренность щедрой хозяйки.       - Спасибо, Надюша, лично передам, – целуя тёткину щёку, заметил за её спиной картинно поднятые к небу отцовские глаза.       Когда вернулся домой, жена уже легла. Марфа поджидала его на кухне.       - Устал? Голоден?       - Нет, спасибо, мам. Я у своих был. Вот, вам тут от Надежды кое-что. А я спать.       Сопровождаемый настороженным взглядом тёщи, отправился к себе.       Аня явно ещё не спала, тяжело вздыхала в темноте, беспокойно возилась под одеялом. Пристроился рядом, как обычно положил жене руку на бочок, чтобы погладить живот – наверняка корфёнок спать маме не даёт, бузит и ворочается, полуночник. Его руку тут же резко сбросили и отодвинулись на самый край кровати. Так, психологическое давление ради донорства для этого старого…? Ну уж нет, нас на такое не купишь! Сердито повернувшись на другой бок спиной к жене, Корф упрямо молчал, пока тихое дыхание Ани не навеяло сон.       Утром за завтраком обстановка в кухне была напряжённой. Марфа поглядывала на молчащих детей, но вмешаться не решилась. Мрачно проследив, как жена одевается в прихожей, Корф задал первый за всё утро вопрос:       - Далеко?       Не удостоив мужа даже взглядом, Анна взяла сумку и уже открыла дверь, прежде чем бросить всего одно слово:       - К Мандту.       Чтобы избежать ненужных вопросов от Марфы, пришлось вернуться в свою комнату и закрыть дверь – деликатная тёща никогда не осмеливалась вторгаться в запертое личное пространство супругов, даже если дома из них был кто-то один.       Пасмурный блёклый рассвет за окном не добавлял настроения. Полежав без сна, Марфа со вздохом поднялась. Чем бы себя занять, пока дети спят? Завтрак готовить ещё рано, да и сон у дочери последнее время стал чутким, спит плохо, волнения за отца и тяжесть последних недель беременности сказываются на её самочувствии. Да и с Володей они стали какие-то… тихие, молчаливые. А всё началось с болезни Петра. Будто проклятие какое-то! Что-то и самой на душе неспокойно, тоскливо. Вроде бы в сумке есть таблетки валерьянки. Принять успокоительное? Сунув руку в боковой кармашек, наткнулась на связку ключей. От своего бывшего семейного гнезда… Надо же, она и не помнила, что машинально сунула их себе в сумку. Внезапно перед глазами всплыло, в каком состоянии квартира. Столько лет Марфа заботилась о доме, поддерживала почти хирургическую чистоту, создавала уют. Кому всё это нужно было? Ей, в первую очередь ей самой. Чтобы чувствовать себя в своём доме нужной и важной, незаменимой для мужа и дочери. Для Ани она была единственной и неповторимой, любящей мамочкой, а вот для Петра…       Вздохнув, Марфа стала одеваться. Пусть её с мужем больше ничего не связывает, но разорённый дом было отчего-то жаль. Она ощутила лёгкий привкус предательства, будто бросила в лице своей уютной квартиры кого-то, кто не в силах о себе без неё позаботиться. А может… может быть, и болезнь эта проклятая послана как наказание за то, что воспротивилась своей судьбе, сбежала, за лучшей долей погналась? А теперь вот всем от этого хуже: Нюточке, Петру, дому этому… Как же быть, что делать? Руки привычно делали знакомую работу, а мысли отчаянно метались от болезни мужа к такому ласковому взгляду Юрия, что от воспоминаний о нём тотчас заныло под сердцем. Нет, нехорошо это! Надо бы о больном муже подумать, а мысли вновь возвращаются к двум сладким ночам под стук вагонных колёс… Решено – нужно всё-таки навестить Петра, негоже, что он там один-одинёшенек лежит.       Уборка запущенного до невозможности мужем дома заняла большую часть дня. Отчистив, выскоблив, оттерев всё вокруг до прежнего блеска, бывшая хозяйка подхватила два объёмных мешка с мусором и вышла. Фил обещал к концу дня сообщить результат очередных анализов. Правильно решила, надо ехать в клинику, заодно наведаться и в палату к больному, может быть сегодня он будет в нормальном настроении.       Справиться о расположении мужа к общению с посетителями Марфа не успела. Больной, ещё совсем слабый, тихим свистящим полушёпотом, тяжко вдыхая с усилием воздух после каждой фразы, с порога накинулся на неё с упрёками:       - Что, одна приехала, а где эта доченька беспутная? Или ей отец уже не нужен? Посмотрим как запоёт, когда он её с ребенком на улицу вышвырнет. Ко мне можете не возвращаться! Мне девок гулящих с байстрюками прижитыми не надо в доме!       С трудом подавив раздражение, Марфа глубоко вздохнула и постаралась как можно спокойнее спросить:       - Если ты так домом дорожишь, как же ты его довёл до такого состояния? Неужели на прислугу денег пожалел? Привык, что тебе жена всё бесплатно в порядке содержит? Так кончились те времена, Пётр Михайлович. Или узнал, сколько стоят услуги уборщицы, поварихи, швеи, кастелянши и домоправительницы да решил, что бардак в доме дешевле? Не узнаю я тебя, Пётр. Ты ведь к удобствам всяким привык, к порядку. А у тебя теперь даже документы и счета вверх дном, паспорт твой еле нашла.       - Ещё одна умная на мою голову! – взревел муж, насколько хватало сил. – Думаешь, без твоих подсказок не додумался уборщицу нанять? Нанял, через агентство нанял, а она через месяц пропала вместе со всем ценным, что в доме было! Твои цацки все до последнего колечка стащила! Не была бы ты дурой такой, прихватила бы ценности, когда уходила к Корфам своим, так хоть тебе бы достались. Хоть есть за что. Четверть века какая-никакая, а всё жена в доме была. А та зараза и убирала плохо, и готовила из рук вон, а на тебе! Всё подчистую вынесла. Так что я теперь не так глуп, чтобы впускать в дом посторонних!       - Но это же не повод превращать дом в хлев.       - Я не нуждаюсь в советах таких, как… – презрительный взгляд ожёг женщину с ног до головы.       - Не смей меня оскорблять, – с достоинством подняв голову, осадила его возмущённая женщина.       - Ещё будешь меня учить, как с тобой разговаривать! Распустилась совсем! Естественно, жизнь в доме развратного актёришки не могла пройти даром!       За спиной ошарашенной Марфы без стука открылась дверь. Не успела она и рта раскрыть, чтобы потребовать к себе уважения от человека, который просто умер бы в одинокой квартире, если бы не они с Владимиром, как к Петру подскочила медсестра в неприлично коротеньком халатике с совершенно немыслимым декольте. Мазнув по посетительнице ярко накрашенными наглыми зеленющими глазищами, рыжая девица в пародии на медицинский халат преувеличенно низко наклонилась над пациентом, поправляя руку с капельницей в вене. Мгновенно умаслившийся взгляд показал, что эффект достигнут.       - Успокойтесь, не надо так шуметь, вам нельзя волноваться! – елейным голоском пропела медсестра; повернувшись к Марфе, по-хозяйски заявила: – Вам уже пора. А будете волновать пациента, я сообщу об этом доктору и вам запретят посещения!       - Оставьте её, Катенька, – равнодушно махнул рукой Пётр.       Подобного пренебрежения теперешняя Марфа, у которой за спиной любящие и надёжные дочь, зять, добросердечные и уважительные сваты, а теперь и Юрий, терпеть была не намерена. Всё. С неё довольно. Вышла из палаты, прижалась лбом к прохладной стене.       Боже мой, три минуты в обществе Петра – и устала больше, чем от всей сегодняшней генеральной уборки. А вот когда по телефону слышишь только голос Юрия, становится даже дышать легче. Приеду домой и первым делом позвоню ему, решила усталая женщина и улыбнулась своим мыслям.       Вышла из клиники выжатой как лимон, пошатываясь, будто несколько надменных фраз мужа выпили из неё все соки. От стоянки прямо к ней неторопливо шагал мужчина. Подняла глаза и им не поверила: настоящее чудо – Юрий! Юра, как же хорошо, что ты здесь. Нет, не мне то наказание послано, за любовь не наказывают!       Подойдя к любимой женщине, Заморёнов молча обнял за плечи. Постояв с полминуты, напитав, передав часть своей силы, потянул к машине, усадил, не произнеся ни единого звука.       По дороге Марфа уснула. Юрий тихонько коснулся плеча, погладил осторожно – они в незнакомом дворе.       - Пойдём, тебе надо отдохнуть.       Обычная «двушка» в панельной пятиэтажке с тихим зелёным двориком. Уложив свою гостью в гостиной на диван, укрыл пледом. Едва она закрыла глаза, хозяин вышел в коридор, нагло порылся в женской сумке, отключил её телефон. Через пару часов раздался звонок от Корфа.       - Чего тебе, шнурок?       - Степаныч, у нас тёща куда-то делась. Я уже и до больницы…       - Спит она, – перебил Юрий абонента. – Отдыхает. Отстаньте от человека.       - Блин, Степаныч, а позвонить не судьба!       - Ну не сообразил! С кем не бывает.       - Не сообразил он… Тоже мне, Казанова престарелый.       - Поговори у меня, шнурок. Вообще больше Марфу никуда не выпущу. Сам будешь возле любимого тестюшки дежурить.       - Да ладно тебе! Я маме уже сколько раз говорил – клиника приличная, уход достойный. Не доверяешь – давай дополнительную сиделку наймём. Хотя этот… – Корф явно проглотил крепкое словцо, – может и сам хоть роту помощников купить. Нет, придумала себе какой-то гражданский долг, блин. Когда только успела этому крокодилу столько задолжать… Это он ей целую молодость должен.       - Ладно, Вовка, не бухти. Короче, успокой там Анечку – у меня её мамка, спит она.       - Ага. Ну пока, жених, – и фыркнув напоследок ехидным корфовским смешком, трубка замолчала.       Ей снился сон. Красивый, солнечный и… вкусный. Прохладный бриз, летнее кафе. Запах кофе и свежей выпечки. Рядом дети и Юрий. Юра…       Открыла глаза – на низком столике у дивана чашка кофе с поднимающимся над поверхностью напитка с лёгкой пенкой прозрачным дымком и две маленькие булочки на блюдце. В кресле напротив сидит любимый мужчина и с улыбкой рассматривает её, отхлёбывая из своей чашки.       - Долго я спала?       - Это неважно, Манечка.       - Как ты меня назвал? – улыбнулась она.       - Просто я не хочу называть тебя как… как все, – но им обоим было ясно, кто именно подразумевается.       - Хорошо, буду для тебя Манечкой, если ты так хочешь, – улыбнулась женщина ещё нежнее и села, откидывая плед.       - Хочешь кофе? Или сначала освежиться?       Марфа кивнула, не переставая улыбаться и не отрывая от Юрия сияющих глаз.       - Я… я там большое полотенце повесил, жёлтое, – он опустил глаза в пол, не решаясь ни о чём спрашивать.       - Спасибо.       Лёгкие шаги звучали для него музыкой счастья. Если только умоется – то ещё рано, ещё не время. А если решится принять душ, то… Хозяин с таким напряжением прислушивался к звукам из ванной, что непроизвольно прикрыл глаза. Тишина… Что-то щёлкнуло, скрипнуло. Нет, наверное, если бы хотела всего лишь умыться, уже пустила бы воду в раковину. Звякнули… колечки душевой шторы. Благословенный звук дружно льющихся в ванну из простой насадки-лейки струй окутал сердце влюблённого мужчины непередаваемым покоем и тихой радостью. Он поставил чашку на столик и блаженно расслабился в кресле, размышляя, какой бы подарок сделать любимой женщине «на новоселье».       В опустевшей без тёщи квартире бойкот жены ощущался в разы острее. Корф выдерживал характер целых четыре дня, а потом взорвался:       - Сколько можно, Аня! Что ты из меня верёвки вьёшь! Я всё равно не соглашусь на взятие крови у собственного ребёнка!       - И не надо, – спокойно повернулась к нему жена, полминуты назад снова сбросившая со своего живота его руку. – Просто поедем завтра вместе к Мандту.       - Зачем? Теперь ты хочешь, чтобы он меня уговаривал?       - Я просто хочу, чтобы вы поговорили. Просто выслушай дядь Фила.       - Просто выслушать?       - Да.       - И ты станешь прежней Аней?       - Да.       - Хорошо, я согласен. Завтра едем.       - Спасибо, – кивнула она, но отвернулась на самый край постели, как и четыре ночи до этого.       Перед кабинетом онколога Владимир неожиданно обернулся к жене:       - Аня, побудь здесь, пожалуйста.       - Но…       - Сделай, как я прошу. Ты хотела, чтобы мы приехали сюда. Мы приехали. Всё, дальше я сам.       Поняв по выражению лица мужа, что он просто развернётся и уйдёт сейчас обратно, если она заупрямится, Аня присела на мягкий диван возле кабинета.       Буквально через двадцать минут Владимир вышел задумчивый и молчаливый, в руках объёмная пластиковая папка. Дома он долго изучал привезённые от Мандта материалы, висел в интернете, вдруг откуда-то появилась возле ноутбука пачка сигарет, с которой он периодически тайком уходил на балкон гостевой спальни. Анна старалась не беспокоить мужа, проходить мимо гостиной лёгкой тенью, прекрасно понимая, что ему предстоит переломить слишком стойкое предубеждение против процедуры, о которой она сама случайно дала ему изначально неверную информацию. Их малышу вообще ничего не угрожает. Кровь забирают после рождения ребёнка и отделения пуповины из плаценты, которая уже не связана ни с матерью, ни с ребёнком. А новорожденный в это время находится в заботливых руках акушеров или даже приложен к маминой груди.       Лёг Владимир в четвёртом часу, а утром за завтраком начал непростой разговор:       - Я разобрался в процедуре. Мандт предлагает партнёрские роды, чтобы я сам убедился в том, что с самим ребёнком ничего делать не будут.       В полном изумлении Анна уставилась на мужа, не донеся до рта вилку.       - Партнёрские роды?! То есть ты будешь торчать там, наблюдать за всем процессом только для того, чтобы убедиться, что дядь Фил не соврал?       - Возражаешь?       - Да, возражаю, Володя!       - Причины?       - Я не хочу, чтобы мой муж видел меня рожающей. В этом нет ничего интересного, полезного, а тем более приятного. Я читала, что для многих мужей зрелище родов стало психологической травмой и у них с жёнами начались трудности… в постели. Поэтому я совершенно не желаю испытывать собственного любимого мужа на стрессоустойчивость. До родов осталось всего ничего. К партнёрским будущие родители готовятся на специальных курсах чуть ли не всю беременность, дядя Илья тебя без подготовки всё равно не пустит.       - При желании, можно и за неделю подготовиться, был бы стимул.       - И потом, мысль о том, что ты там будешь находиться не столько затем, чтобы поддержать меня, а для того, чтобы проконтролировать слова Мандта, в меня тоже особого оптимизма не вселяет. Ты хотя бы понимаешь, что подобным контролем подспудно обвиняешь врача в том, что он может так страшно лгать нам с тобой?       Глубоко задумавшись над словами жены, Владимир встал из-за стола.       - Малыш, дай мне ещё два часа.       - Конечно, Володя.       Кивнув, Корф заперся в комнате с ноутбуком.       Чтобы скоротать время ожидания, Анна принялась готовить обед, хотя они только что позавтракали, особой срочности в этом не было. Не прошло и часа, как серьёзный, собранный Владимир появился в кухне.       - Поехали к Мандту.       Кивнув, жена выключила плиту с недоделанным рагу по-ирландски.       В кабинете Фридриха Иоганновича посетитель не стал заставлять себя вновь уговаривать и без проволочек озвучил своё решение, взяв жену за похолодевшую от волнения ладошку:       - Аня против партнёрских родов.       Онколог изменился в лице, переведя встревоженный взгляд на будущую мать.       - Но я подпишу согласие на взятие крови.       - Спасибо за доверие, Владимир.       Взаимопонимание было скреплено крепким мужским рукопожатием.       Аня не удержалась и позвонила матери, пока они спускались к стоянке после оформления согласия.       - Володя, у нас сегодня к ужину гости. Не возражаешь?       - Ещё бы я возражал лишний раз похохмить над сияющей мордой Степаныча.       - Володя!       - А что сразу я? Это Марфа одним своим присутствием в его жизни делает из закоренелого холостяка клинически…       - …счастливого человека! – перебила жена и показала язык.       Приехавшие вечером Марфа и Юрий являли собою образец классической влюблённой пары в разгар медового месяца.       - Привет семейству на сносях! – в своём репертуаре заявил Заморёнов с порога. – А я тебе, папашка, кое-что от Оболенского привёз. – Отдал хозяину папку со сценарием, крикнул вглубь квартиры: – Матрёшка, привет!       Юрий принимал у Марфы кофту и сумочку, чтобы женщина могла переобуться в домашнее, когда молодая хозяюшка вышла в прихожую, вытирая руки полотенцем.       - Здравствуйте, дядя Юра, – радостно кивнула гостю и нырнула в материнские объятия.       Быстро просмотрев титульный лист сценария, Корф присвистнул:       - «Безотцовщина»? Надо же, Платонов… мистика, не иначе.       - Ты глянь, кого на Анну Петровну главреж обещал заманить!       Кинув ещё один взгляд на страницу, хозяин скептически хмыкнул:       - Ха, поглядим ещё, что на это скажет Дэн. Ладно, пошли обсудим.       - Мы вас позовём, когда готово будет, – с улыбкой кивнула Аня, увлекая мать на кухню.       Пока Аня с Марфой доводили приготовленный ужин до совершенства, будущая мамочка от вкусных запахов успела проголодаться. Она решила приготовить себе бутерброд, прекрасно зная, что родные крайне негативно относятся к вредным перекусам. Пока мама стояла у плиты спиной к ней, была наскоро сооружена многослойная «пищевая контрабанда». Маленький манёвр прошёл бы успешно, но именно в этот момент в кухню пришёл муж.       - Колобок, ещё раз увижу, что ты вместо нормальной горячей еды хомячишь свои восьмиэтажные бутеры – выпорю! Без наркоза.       Повернувшаяся Марфа с мягкой улыбкой погрозила дочери пальцем:       - А я за уши подержу, Володь! Я уже устала её ругать, она без тебя меня не слушается.       Совершенно не обращая внимания на возмущение родни, Анна спокойно положила в рот последний кусочек бутерброда, облизнула пальчик и фыркнула:       - Спелись на мою голову! Вот погодите у меня – родится мамин защитник, мы с ним покруче ваших заговоры плести будем! – Погладив пузико: – Да, корфёночек?       - Ну, будет тебе, Нюточка. Неужели не понимаешь, что мы шутим? Всё, ребята, у меня готово, можно садиться.       С первого же момента все присутствующие за столом обратили внимание, что Юрий как-то напряжён или встревожен, почти не балагурит, что было ему совершенно не свойственно. Когда с горячим было покончено, он вдруг встал, откашлялся, поправил воротник расстёгнутой на верхнюю пуговицу свободной рубашки и обвёл присутствующих необычно серьёзным, даже чуть смущённым взглядом.       - Ну что же… Пользуясь, так сказать, случаем… Хотя я, конечно, понимаю, что несколько тороплю события… Но я всё-таки решил просить у вас, как у родственников Манечки… Ну, то есть Марфы Егоровны, конечно…       Марфа вспыхнула, как девчонка, пряча глаза. Корфы, сообразив, разумеется, к чему клонит возлюбленный матери, едва держались, чтобы неприлично не захихикать в столь ответственный для человека момент, стоически закусывая губы и обмениваясь смеющимися взглядами на лицах, выражения которых им удавалось сохранять относительно серьёзными буквально из последних сил. И вдруг глазки Ани округлились, она резко побледнела:       - Ой… Ой, мамочки… Ма-а-ам, а когда роды начинаются, оно сначала в животе больно или сильно по спине? А то у меня что-то там сзади… Ой! Теперь живот! Простите, дядя Юра, но по всем признакам героем сегодняшнего вечера будете не вы…       Долгие часы ожидания Владимир, Марфа и Юрий провели в холле перед родильным отделением, никуда не отвлекаясь. Далеко не сразу будущей бабушке пришла в голову мысль известить Корфов-старших о надвигающемся событии, и через час с небольшим группа ожидающих появления на свет маленького Корфа пополнилась ещё двумя родственниками.       Глубокой ночью к ним вышел усталый, но вполне благожелательно улыбающийся Штерн и обратился к Владимиру:       - Пойдёмте со мной, папаша истерический, сейчас будем «страшную процедуру» осуществлять.       От многочасового волнения и передозировки никотина он даже не сообразил в первый момент, что от него требуется. Получив за первыми дверями бахилы, голубой одноразовый халат, такую же шапочку и маску, новоиспечённый отец, который, похоже, пока так и не осознал, что знаменательное событие уже произошло, попал в родовую. Увидев утомлённую, но счастливо улыбающуюся ему Аню с младенцем на руках, в два шага оказался рядом. Совершенно ошалевший от счастья, он лишь досадливо отмахнулся от предложения акушерки подойти к месту манипуляций с последом, рассматривая своего первенца с глупо-счастливой физиономией…       Конец двадцать четвёртого акта