In the celestial vaults I drew bedraggled breaths Because I am unloved I went as far as I could get… I went as far as I could get And I'm not far enough yet. Под сакральными сводами Жадно хватаю воздух ртом, Потому что я нелюбим. Я шёл, пока мог… Я шёл, покуда были силы, Но пройдено ещё слишком мало.
Исак находится в своей затхлой неуютной съёмной квартире уже неделю. Он находится в ней буквально, так как ни разу не выходит на улицу с того момента, как пришёл сюда посреди ночи от Эвена. Совершенно растерянный и разрушенный. У него практически не остаётся ничего из еды, и душ он принимал, наверное, ещё позавчера. Первые два дня он просто не вылазит из-под одеяла, отключив телефон и задёрнув шторы. Он не плачет, но ощущает себя настолько обессиленным, что спит практически всё это время. Он ничего не ощущает. Ему хочется почувствовать боль от вновь повторяющейся истории, злость из-за предательства или хотя бы ненависть к Эвену. Но вместо всего этого внутри у него вязкая пустота. И это чувство, наверное, самое страшное. Когда на третий день он всё же находит в себе силы включить телефон, его сердце судорожно сжимается прежде чем увидеть, что пропущенных от Эвена нет. Исак не может сразу решить: рад он этому или опечален. На своих губах он ещё ощущается его вкус, но в то же время перед глазами стоит яркая картина его безумия. Это невыносимо. Одиннадцать пропущенных звонков от Эскиля игнорируются в пользу электронного письма с Клиники матери. И это несомненно то, чего Исак так боится: ____________________________________________________________________________ «20.09.16 11:12 Больница Гаустад, отделение психиатрии Господин Вальтерсен, напоминаем Вам ещё раз, что сумма Вашей задолженности на 01.09.2016 составила 42 995,05 крон. Если Вы не внесёте необходимую сумму до 25.09.2016, мы прекратим предоставление наших услуг. В таком случае, как Вы уже были проинформированы, Ваша мать Марианна Вальтерсен будет выписана домой. Но мы считаем, что в Ваших интересах всё же будет внести необходимую сумму до указанного срока для возможности продления необходимого лечения». ____________________________________________________________________________ Продления необходимого лечения. Исак вчитывается в эти слова несколько минут, проговаривает вслух, перекатывая каждое слово на языке. Продления. Необходимого. Лечения. Необходимого. Лечения. И чем больше он произносит эти слова, тем абсурднее они начинают казаться. Исак очень часто в детстве прибегал к использованию этого феномена, чтобы подавить боль от того или иного раздражителя. Феномен потери смысла. Любое слово имеет свойство терять свой привычный смысл при частом повторении. Попробуйте повторить слово «боль» примерно раз двадцать подряд, и вы ощутите, как изменится, скорее, даже исчезнет его привычное значение. После определённого количества повторов оно покажется вам бессмысленным, потом — абсурдным, затем дурацким и, наконец, просто смешным. Игры разума. Какая ирония. Тем не менее, это то, что спасало Исака в самые безнадёжные и болезненные моменты. Пока он не научился справляться с ними по-другому. Уход, побег, переезд в другую страну — механизмы мнимой самозащиты «совершенствовались» с каждым последующим припадком матери. И до этого момента Исак действительно считал, что все его страхи под контролем, и что он всё делает правильно. Он бежал от того, что был нелюбим всю свою сознательно взрослую жизнь. Но сейчас, лёжа в грязной и смятой постели и пялясь в белый потолок, он вдруг понимает одно: он исчерпал все свои силы, но пройдено всё равно ещё слишком мало. Всё равно болит. Всё равно тянет на дно. И нет никакого облегчения от бегства. Проблемы не уходят и не решаются. А любимые ему люди страдают. И кто-то должен взять на себя ответственность. Кто-то должен. * — Малыш, ты ведь знаешь, что биполярное расстройство и шизофрения — это не одно и то же, верно? — Эскиль бросает на Исака вопросительный взгляд и слегка толкает ногой в бедро, пытаясь привлечь его внимание. Они лежат на диване по разные стороны, и Эскиль копается в телефоне, а Исак бездумно пялится в одну точку. — Вот, слушай. «Главным критерием для диагностики маниакально-депрессивного психоза считается его течение, циркуляторное (с чередованием фаз), и исход (благополучный, то есть без психического дефекта). При биполярном расстройстве не происходит расщепления личности, как при шизофрении». — Эскиль останавливается и бросает мягкий взгляд на Исака. — Эвен — это твой Эвен, в любом случае, просто с чередой очень насыщенных эмоциональных состояний. Эвен. Мой Эвен. В любом случае. Это всё, что вертится в мыслях Исака, но вместо этого он тихо фыркает: — С тебя ещё тот психиатр, Тригвассон… — Что? Я тут, между прочим, пытаюсь помочь! — Эскиль наигранно дуется буквально на секунды, а потом вновь восклицает, смотря в телефон. — О, вот ещё: «Механизмы возникновения БАР в упрощённом виде сводятся к нарушениям центральной регуляции секреции кортикостероидов и неполноценности метаболизма серотонина и норадреналина». — он заумно читает, а потом так же задумчиво хмыкает. — Хм-м, я что-то ничего не понял, но, думаю, тебе с твоей тягой к биологии эти слова о чём-то говорят… — Мгм, — Исак усмехается, и это кажется ему чем-то нереально лёгким и болезненным одновременно. Слова эти ему, конечно же, «говорят», и он очень любит биологию, это правда. Но правда так же в том, что всё это имеет смысл при употреблении лишь в прошедшем времени. Исаку много от чего пришлось отказаться. Но все мы вынуждены жертвовать теми или иными мечтами в силу жизненных обстоятельств, не так ли? Иногда Исак думает, что его жертвы мучительно велики, иногда он убеждает себя, что они вполне оправданы, но чаще ему кажется, что всё, от чего он отказался — совершенно бесполезно, что это всё равно ничему не помогает, никого не спасает и выхода нет, как он ни пытается и ни старается его найти. Исак ощущает себя чертовски слабым и никчёмным. Он убедил себя, что побег в другую страну от матери и её болезни — самый лучший выход. И проституция, получается, для него — совершенно приемлемое средство заработка денег. Лишь бы его мать была в психушке. Лишь бы его страхи были взаперти. Он отказался от неё, так же, как сейчас отказывается от Эвена. Исак — слабак, который из-за своих собственных внутренних демонов боится брать на себя ответственность за близких любимых людей. — Хей! — Эскиль вновь толкается ногой, пытаясь привлечь внимание мальчика. — Ты меня вообще слушаешь? Исак переводит на него взгляд и смотрит несколько секунд не моргая, прежде чем тихо, но уверено сказать: — Я возвращаюсь в Осло. Я должен позаботиться о своей маме. * Они смотрят «Красотку», потому что это любимый фильм Эскиля. Он такой же рыжий, как Вивиан, может процитировать практически каждую её фразу, а его заветная мечта — встретить своего Эдварда Льюиса. Исак относится к фильму скептично и всегда закатывает глаза, когда Тригвассон предлагает ему сто пятисотый просмотр, но в этот раз под песню «It Must Have Been Love» у него начинают течь слёзы, и он вовсе надрывно рыдает в подушку, заключённый в объятия Эскиля, когда Вивиан говорит: «…Она спасла его в ответ». Потому что теперь он понимает. Он понимает всё. Каждую фразу и каждое слово, сказанное Эвеном. И его сердце разрывается. Он безумно по нему скучает. Эта тоска переходит уже на физический уровень, и Исак практически ощущает, как все его органы кровоточат, а грудную клетку распирает от боли. «Мне уже не важно, болен ты психически или нет. Ты просто мне нужен. Ты чертовски нужен мне, Эвен!» — Позвони ему, вы обязательно должны увидеться перед твоим отъездом… * Это 21:21, и Исак стоит перед входом в «Четыре сезона» с небольшой дорожной сумкой — всё, что у него накопилось за год проживания в Нью-Йорке (практически ничего). Номер Эвена недоступен, и это последний шанс и единственная возможность увидеться с ним, прежде чем их будут разделять более пяти тысяч километров и шесть часовых поясов. Исак дрожит, у него в голове нет ни единого сценария, как себя вести и что сказать. Ему кажется, что увидев Эвена, он просто разрыдается. Он чувствует вину и сожаление за свою трусость. Но он не знает, как сказать, что больше не хочет бояться. Он хочет быть сильным для Эвена, для своей матери. Он хочет быть любимым и любить в ответ. Больше уже ничего не важно. * — К сожалению, мы ничем не можем вам помочь. Мистер Бек-Насхайм покинул наш отель ещё на прошлой неделе. * Международный аэропорт имени Джона Кеннеди. 01:00. Ночной рейс Нью-Йорк- Осло. Самолет приземлится в Гардермуэн* в 14:25. Семь часов и двадцать пять минут перелёта. Исак пытается сосредоточиться на деталях и цифрах, и до крови кусает губы, чтобы не расплакаться ещё на паспортном контроле. Но когда самолет взлетает и большинство пассажиров засыпает, у него просто сдают все тормоза. Он глухо скулит, пытаясь подавить всхлипы, уткнувшись в рукав толстовки. Толстовки, до сих пор пахнущей Эвеном.It must've been love But it's over now. It was all that I wanted Now I'm livin' without I must've been love But it's over now. From the moment we touched It's where the water flows It's where the wind blows. Должно быть, это была любовь, Но теперь всё кончено. Это было всё, чего я хотел, Но в моей жизни этого нет. Должно быть, это была любовь, Но теперь всё кончено. С момента как ты прикоснулся ко мне, Всё утекло водой, Всё унёс ветер.
_____________ *Га́рдермуэн (норв. Oslo Lufthavn, Gardermoen) — крупнейший аэропорт Норвегии, главный аэропорт Осло.