Эллерион

       Дорога до жуткой лаборатории не смогла сплотить их так, как сейчас связала дорога в столицу. Наступило время разговоров и откровений. Даже если только для того, чтобы отвлечься от осознания содержимого повозок.        С Джессикой было нелегко. То, как она говорила, как держалась... сама Элен, наследница престола, не могла похвастаться такой манерой. Лисица держалась, как семь королев, и каждая – горда, красива, умна и знает себе цену. Но в целом, время помогает привыкнуть. На что-то не обратить внимания, другое иначе интерпретировать: и вот, пожалуйста, разговор как с почти нормальным человеком. Было ещё кое-что, что не на шутку Элен беспокоило. Ей снова снился страшный удушающий сон, в котором она увидела Берилл.        Это случилось в первую же ночь после великого потрясения – обнаружения лаборатории – и ударило оно так же сильно. Принцессе снилась ночь, прекрасная, но неспокойная; снились чёрные оси мачт, искромсанные существа ползли под килем, карабкались по борту, прыгали на палубу. Шум. Люди в лодках, Берилл машет руками. Что-то разливается по полу, вспыхивает пламя. Всё, абсолютно всё в огне, а потом Элен погружается в воду. И снова нет воздуха, и снова жжёт в груди, и хочется вздохнуть, но это точно её убьёт! Но она уже не держится...       Проснувшись, Элен украдкой утирала глаза. Она ещё слишком чувствительна для подобного, хоть и понимает – сны часто демонстрируют воспалённому разуму умноженные переживания. Эвиэль вот не чувствует её ужаса во сне, он спохватывается только в момент её пробуждения. Но от этого отчего-то легче не становилось, а забыть о своих снах не выходило. Как назло, Джессика почти всегда сводила разговор к Берилл.       – Из всех черт, к которым иные купцы не склонны, у Берилл на первое место можно поставить... Как же это обозвать? Это такая... беспокойная пружина. Берилл спокойно относится к проигрышам, проигрывать достойно она умеет. Главное – проиграть хорошему сопернику. Она не топчет ногами землю, не бьёт в бесплодной ярости по столу, если у неё не хватило смекалки, скорости для принятия решений, воображения. Она не бычится и не обижается, она учится. Это касается тех соперников, которые так же, как и Берилл, используют мозг и обаяние для своих игр. Но что касается иных... о-о-о, это расчёсанный укус. Вот кого она пожелает разжевать и проглотить – и с потрохами, и с костями. Люди, у которых есть ресурсы, недостижимые человеку постороннему. Даже те же права аристократии. Ну чем не издевательство? Тебе повезло родился в иной семье, и вот ты сразу получаешь полномочия, каких, кроме как через право наследства, не достичь. Вот проигрывать таким она терпеть не может. У неё сразу зудит везде и всюду, лишь бы достать, опрокинуть, свергнуть. Но беда в том, что у таких противников куда больше козырей. Опасная эта черта; хоть говорит в ней не гордыня и зависть, а требование справедливости, это совершенно не имеет значения.       Джессика Берилл ругала: она всё ещё была зла, но явственно скучала – так же, наверное, как сама Элен скучала по своим родным. Особенно теперь, когда вдруг полил сильный дождь, когда они не могли разжечь огня даже под самыми густыми кронами, когда челюсти уставали жевать однообразную жёсткую и холодную пищу. Так хотелось думать о доме, да и вообще о чём-то хорошем. Под впечатлением от излияний Джессики Элен спросила своего телохранителя наугад: бывало ли такое, чтобы первенца-принцессу Белегриэль относила в лес, к своей маленькой приятельнице. Эвиэль предположение подтвердил. Подумать только, Берилл знала её с младенческого возраста, да из ума не выходили вспыльчивые слова медновласой красавицы... Но тем тревожнее было засыпать.       Прекрасной темой для отвлечения стали рассказы мастера Бивёра.       Чаще всего вопросы задавал Алан.       – Гномы живут так же долго, как и эльфы?       – Ну... как получится на самом деле. Если вас интересует именно естественная продолжительность жизни, то я вам так скажу – год за годом лимит прожитых лет сокращается. Это явление изучали в Карасте, ну, там ещё живут... жили одарённые некими способностями люди, но куда им до чародеев прошлого, – качал Бивёр головой. – Магия изжила себя как оружие противоречивое и своевольное. А вот мы, кажется, сами свернули со своей колеи, когда начали плотно... очеловечиваться. Этот процесс и привёл, как решили, к сокращению числа долгожителей и увеличению рождаемости. Глубинная мимикрия в чистом виде. Это время людей, люди всюду, а нам надо жить в этом мире, как-то приспосабливаться.       Если подумать, Эвиэль тоже был очень чудным раньше. Очень... эльфообразным. Едва Элен вспомнила об этом, начала гадать: а как же перенёс адаптацию к человеческой жизни её рыцарь? Гнома Эвиэль слушал очень внимательно, но низко опустив голову.        Боясь уснуть, в очередной остановке Элен завела разговор о прошлом Джессики. Она не надеялась услышать её вариант истории о прошлом, просто попыталась отвлечься. Может, так же этого хотела и Джессика. Лисица была сильно подавлена, вся мокрая, мёрзнущая под проливными дождями и резким ветром. Молва трубила, что красавицу, дочку барона, околдовали заморские чары. Что до этого в прекрасной жизни девушки была любящая богатая семья, жених под стать и полное роскоши будущее. Конечно, как оно и бывает, народ зазря драл глотки. Девушка лисьего Дома Алтиота была средней сестрой, которую внезапно избрали первой в "брачной" очереди. Наследник иного Высокого Дома, союз с которым был так выгоден отцу красавицы, решил, что именно средняя дочь, красивейшая из трёх, годится ему в жёны и в матери будущему наследнику. История до глубины души тронула Элен. Оказалось, юную тогда лисичку насильно подложили будущему мужу. Как гарант. В знак того, что свадьба состоится. И куда могла деться бедная девушка? Сбежать из дома, но остаться без родовой поддержки и без монетки в кармане? Возможно, она бы сломалась тогда. Но ярким всполохом возможного спасения тогда в её жизни появилась Берилл.       – Я решила, что не вернусь в родовое гнездо. Берилл была в Алтиоте проездом, улаживала какие-то дела своего умершего отца, уплачивала какие-то долги. И я уплыла с ней на запад. А потом вот вдруг оказалась полезна, помогала ей немного сперва, исследовала мир. И вот я оказалась на своём месте по прошествии... Ох, Прародительница... Лет семь почти прошло. А кажется...       Она замолчала. Но продолжала непроизвольно стучать зубами. Они сидели вплотную друг к другу, Элен с одной стороны от Джессики и с другой – Алан, которого подпустили чисто из соображений теплолюбивых, но тот от гнева и дрожать перестал.       – Я вам сочувствую. Подумать только, от своих же родителей... – он сжимал и разжимал кулаки, погружённый в переживания. – Ясное дело, после такого как не предпочитать женщин.       И пристыжено умолк. Вырвалось ненароком. Джессика тут же уняла дрожь, сощурила потемневшие янтарные глаза.       – А вот выводов делать не надо.       – Простите.       – Прощу, ясное дело. Что мне остаётся сейчас, с вами всё же теплее. Но учтите на будущее: не всякий будет в разговоре с вами затрагивать подобные темы. Не лезу же я к вам с вопросами о первых увлечениях и чувственных экспериментах.       Элен вдруг обдало жаром. Некстати вспомнились давние полузабытые времена детства, когда ещё мама была жива, а сама Элен и думать не думала об оружии и доспехах. Были игры. Элен хмыкнула, поправила влажную накидку, чтобы скрыть даже от самой себя, хотя бы попытаться, своё смущение. Ах, дела былых светлых деньков...       Они с Аланом тогда были очень недовольны. Так всегда бывает с детьми, которые полагают, что уж они-то достаточно разумны, чтобы понимать многие "взрослые" темы, и их очень оскорбляло то, как снисходительно на них смотрели или, того хуже, просто-напросто отмахивались.       – Будь они умнее, поняли бы, – бурчал мальчик, особенно обиженный на своего властного отца.        Они забрались в центр буйно зеленевшего кустарника прямо за ароматно цветущей сиренью.       – Только носы задирать и горазды. Вот скажи, что они понимают такого, что не можем понять мы?       Элен валялась на земле, не беспокоясь об одежде, которая непременно запылится и изомнётся.       – Ну есть что-то, наверное. Ты же не можешь сам подстелить кабана и вкусно его приготовить.       – Да я не о том! – он махнул рукой. – Ты о действиях говоришь, а не про понимание в целом. Вот отец говорит, это... "просвещение необходимо для всех слоёв населения"... там... "что пора начать строить общедоступную систему образования"... ну, учения, в смысле. Я что, дурак, что понять этого не могу? А что насчёт кабана, так мне просто окрепнуть нужно. А завалить-то его дело простое.       – Ты приводишь в примеры лишь те темы, о которых говорит господин Воронт.       – Ну и что?       – А то. Помнишь, о чём дядьки в пурпурном спорили?       Он растянулся рядом. Элен видела за скудной зелёной травкой его глаза так близко, что могла сосчитать все реснички, окружавшие синие омуты.       – Да, знаю. О смерти.       – Я подумала: вот глупость. Когда один на другого накинулся, знаешь, как жутко было? Нашли тему. Сами ничего не знают, а как языками чесать, так пожалуйста. Умы учёные, - она хихикнула.       – Верно. О смерти правдиво рассказал бы только мертвец.       На какое-то время они затихли. Гроздья нежно-сиреневого и белого цвета разносили по округе мягкий аромат крохотных цветочков сирени. Над детьми расторопно плёл паутину паучок, шумели листья. Но ветер не касался их в этом маленьком укрытии.       – Или мама, – опять начал Алан. – Вздыхает над книгами, причитает: "ох, любовь какая"!       Элен не могла не рассмеяться, уж очень забавно друг изобразил грудной томный голос женщины.       – И вот так всегда. Я её выйти погулять зову, она ни в какую, – он резко сел. – Знаешь, что недавно было? "Что в этих книжках такого, что ты от них оторваться не можешь"– спрашиваю. А она: "Тебе ещё сложно понять. Вот полюбишь..." И что!? Будто я сейчас не люблю!       Элен тоже села.       – А ты любишь?       Мальчик запнулся, но продолжил так же уверенно:       – Люблю конечно! А ты что, никого не любишь, что ли?       – Это ты не про то. Я про ту любовь, что только между супругами бывает.       Он смотрел на неё, нахмурившись, и с сомнением протянул:       – Что, только между ними?       – Нет, но... Можно же просто так любить, всех, просто потому, что можешь. А есть... Как тебе объяснить? Есть такое, что не любить не можешь.       – Это как? Кто такое сказал?       – Мама. Она сказала, что не может не любить папу. Понимаешь? Я видела, – она продолжила шёпотом, – как они целовались. Они сплетались в одно целое. Алан, понимаешь? Двое в одно.       Она попыталась показать руками, соединяя ладони и переплетая пальцы.       – Ничего это не доказывает. Знаешь, много кто так делает. Скажи ещё, что всё это любовь.       Элен тяжело вздохнула. Конечно, наверное много кто и не любовь вовсе, но как тогда понять? Они переглянулись, и каждому тогда пришла в голову одна и та же мысль. И оба это поняли.       – Хочешь проверить? – шепнул Алан.       – Ну давай, попробуем, – согласилась она.       И они, смешно вытягивая губы, наклонились друг к дружке и неуклюже, на долю секунды, соприкоснулись... и отпрянули, настороженно выжидая – будет ли что-нибудь?       – Наверное, мало, – решила она.       – Ещё раз? А сколько надо?       – Не знаю. Там разберёмся.       И они решились на вторую попытку. Элен просто сидела, прижимая губы к губам Алана, но чувствовала только его тепло и дыхание. Сидели долго, она мысленно дважды сосчитала до десяти. Наконец, они отстранились.       – И что? –спросил он.       – Не знаю, не вышло, наверное.       – Почему не вышло? Вполне приемлемо.       Элен решила довериться оценке друга.       – Ага, неплохо.       Но сейчас, вспомнив это, Элен не могла спокойно смотреть на него. Почему-то... было такое чувство, словно он сейчас тоже это вспомнил. И он так же не смог взглянуть на неё.       Они замедлились у ферм. Запах трупов начал донимать, нужно было сторониться людей. Но цель была близка. Экономили на всём: на еде и на сне, сон замедлял их движение в грозовые дни, а еда навевала желание вздремнуть. И вот тогда велик риск отморозить себе что-нибудь. К тому же, почва уже превратилась в грязевое болотце. Кони двигались медленнее, увязая копытами в этом месиве.        Удача всё же подарила уставшим храбрецам свою ветреную улыбку: они перешли городскую черту ночью. Не надо было сторониться прохожих, было темно, а с неба лило как из ведра. За пеленой дождя не было видно даже развилки дороги. Еле различимые тёмные силуэты домиков, яркие колышущиеся тёплым пламенем светлячки-окошки, монотонный шум, лай собак вдалеке. Лекарь, которому они решили довериться, имел в своём владении совсем небольшой домик и добротно сколоченную пристройку с большими высокими дверями–досками.        Джессика соскочила с седла, подбежала к деревянной двери, застучала решительно и громко. Плотняк помогал не сильно, всё содержимое их телег, должно быть, давно промокло насквозь. Наёмники очень ловко, не спросив дозволения хозяина, распахнули тяжёлые двери пристройки, завезли телеги. Внутри всполошено закудахтали куры. Одна из них, рябая, коричневая, выбежала во дворик, намочила все свои пёрышки, замерев на месте, и с квохтанием побежала обратно, в укрытие. Наёмники разожгли в пристройке свет. Вероятно, они хорошо знали это место.       Элен же было ужасно неудобно из-за мокрой одежды, сковывающей, хлюпающей при каждом движении. Это было куда хуже, чем оказаться под дождём голой. Да это даже в сравнение не шло! Струйки стекали по коже, щекоча, и машинально проводя по беспокоящему её месту, девушка чувствовала как при нажатии на ткань, она выжимает из неё влагу. В доме свет не горел.       – А если у него вызов? – произнёс Алан. Говорил он не тихо, но его едва можно было услышать в пении ливня.       Но как только мечник это произнёс, дверь распахнулась. На пороге, сонно мигая, стоял приятного вида мужчина с отросшими, чуть вьющимися русыми волосами. Его лицо было очень бледно, а под глазами залегли синие тени, вся одежда из мягких тканей: зеленоватая рубашка и чуть помятые штаны. Возможно, он спал – время близилось к рассвету. В руке он держал зажжённую свечу. Лерем оглядел всех непонимающим взглядом, обратился, наконец, к Джессике.       – Это что?       – Нам очень нужна твоя помощь. Очень.       Лекарь ещё раз оглядел компанию и с каким-то особенным, страдающим видом предложил им войти.       – Кто шарится по моему сараю? – совершенно незаинтересованно и обречённо спросил лекарь.       – Сарай? Я думала, это хлев, – гадостливо проговорила Джессика. – Мог бы предложить девушкам какую-нибудь сухую одежонку. Но это же такой пустяк, верно?       Элен снедал стыд, в проходе она заметила сапоги, все в свежей грязи, на спинке стула небрежно висела влажная накидка. Врач только недавно вернулся в свой дом и, должно быть, сильно устал. Но он безропотно завозился в шкафу в соседней комнатушке и принёс кое-какую одежду, а так же полотенца для них и для их спутников, приглашающее придержал дверь для девушек. Элен проскользнула сразу за Джессикой в небольшую комнатку с узкой кроватью. Одеяло было откинуто, скомкано.       – Надо отблагодарить его, – заметила как бы между делом принцесса, расшнуровывая наручи. – Иной бы нас и на порог не пустил.       – Его ждёт плата. Щедрая плата.       С распущенными вьющимся прядками волос, босое и обнаженное, перед Элен стояло существо прелестное, дышащее дождём и листвой.       – Что, впечатляет? – горделиво повело плечами это создание. – Как бы мне не льстило ваше внимание, мне всё же холодно.       И Джессика принялась растирать себя полотенцем и скорее натягивать предложенное одеяние, мешковатое на белой изящной фигуре. Элен последовала её примеру, молча, не зная что сказать, да и стоит ли вообще что-то говорить? Мужчины подбросили дров в камин, на защитную решётку повесили плащи, Алан так и вовсе разделся по пояс и сидел прямо перед огнём. Остальные либо ещё продолжали обтираться, либо безжизненно сидели на стульях, а кому не хватило места – прямо на полу. Эвиэль и Лерем тихо беседовали у окна.       – ... едва ли, подобные разработки далеки от нашего уровня. Я бы даже выразился иначе – невозможны.       Девушки подошли к ним.       – Значит, ты нам поможешь, – победно усмехнулась лисица. Впечатление подпортил её измученный вид. Девушку совсем повело от тепла и желания уснуть на нормальной сухой кровати.       – Да. Я бы ответил иначе, но учитывая ваш вид... Вижу, пришлось вам несладко.       Люди нуждались в отдыхе. Любезный Лерем предоставил им крышу, камин, немного разогретой еды. Но их осталось только трое. Алан всё сушился у огня. Элен начисто вымыла руки и лицо, в сухой одежде врача было тепло, а дорожный костюм ещё не высох и привлекал мало. Эльф сердечно распрощайся с гномом, вышел проводить Джессику, что увела и своих людей. Молодые рыцари, старик Бертольд направились по домам. На более чем заслуженный отдых. Правда, старый рыцарь порывался остаться с ними до конца, но годы не те, у вояки даже прихватило сердце. Нет, дальше Элен справится сама, она же уже дома.       Лерем согласился провести осмотр, девушка ждала результатов внутренне содрогаясь. Она была уверена: к присутствию ужасающих созданий смириться невозможно, не то что ковыряться в них.       Эвиэль вернулся. Так они и сидели молча, втроём, не заговаривая друг с другом. Ждали. Элен подумала, что это ожидание отчего-то напоминает ей то чувство у разрушенной крепости, когда они укладывались спать. Это предчувствие. Элен выставила руки к камину, погреть озябшие вдруг пальцы.       А тишина всё длилась.       Шаги, скрипнули ступеньки – Лерем поднимался по невысокому крылечку. Он вошёл, нетвёрдо ступая, кажется, даже не смотрел куда именно идёт. Сорвал с себя защитник и чехлы для рук. Принялся скоро мыть кисти, предплечья, затем встал у камина, упираясь руками в стену.       – Что ж, – его голос чуть дрожал, – если говорить коротко, то вот, что я могу сказать: тело мужчины-злоумышленника выглядит вполне здоровым, яд, который он принял, был весьма и весьма быстр на своё губительное воздействие.       – Но мы не нашли никаких пузырьков при обыске, – беспечно перебил Алан.       – Они могли бросить их, пока убегали, – заметил эльф, – но чтобы откупорить пробку, выпить яд... требуется время.       – У яда была иной... сосуд. Заинтересовавшись обширными повреждениями слизистых тканей ротовой полости и даже самих губ, я обнаружил следы некой тонкой плёнки на стенке пищевода, полагаю, они приняли капсулу. Закинули в рот, раскусили.       Треснули поленья, поднялся сноп алых искр.       – Больше ничего сказать не могу. Характер яда, как и его состав я не смогу определить – не моя специальность, простите. Далее... – Лерем побелел. – Иные тела заметно отличаются. Одно из наблюдений – их останки куда менее подвержены разложению. Женщина с ампутированными конечностями, как и... гхм, столь же несчастный мужчина, очевидно, подвергались воздействию. Тоже ничего определённого сказать не могу, но если судить по их состоянию, они оказались крайне живучими. Конечности не просто отрубали, проводили серьёзную операцию, что занимательно – в суставы вкручены механические детали навроде грубых шарниров. Волосы, брови, ресницы... Выпали. Что с ними делали, ума не приложу. Они продолжительное время не пили и не ели, их кишечники пусты, следов переваривания пищи не обнаружил... гхм, прошу прощения.       Врач подошёл к столу, налил немного воды, выпил, закашлялся.       – Теперь последние... тела. Кхм, мутации – да. Как? Не имею понятия. Необычное воздействие на костные массы, ткани весьма эластичны. Тот, что со свёрнутой шеей – не имеет металлических элементов и, вероятно, был жив, когда вы их обнаружили... Думаю, это финальная фаза преобразования. Механизм, к слову, действительно имеет схожесть с сердечной мышцей, я думаю, это и помогает телу быть почти живым. Но, что ещё сложнее – элементы в колбах в самом центре, напрямую связаны довольно сложной цепью со спинным мозгом. Я, к сожалению, не мастер-инженер и не кудесник, многое объяснить не могу.       – Вы проделали хорошую работу. Я от всей души вам благодарна. Единственное, о чём я ещё осмелюсь вас спросить: привезённые тела, то есть, без конечностей, ведь очень серьёзно отличаются от остальных, верно?       – Да. И весьма, – Лерем выпил еще воды. – Почему-то их руки и ноги не хотели трансформировать, их планировали вовсе заменить. И, я полагаю, они подвергались иному воздействию, нежели все остальные. Рекомендую изучить состав крови и тканей.        Глаза Элен устали. Она очень хотела спать. Ей стали уже не важны дурные сны.       – Мы не оставим вас наедине с ними. Позвольте нам немного перевести дух, и мы увезём их из вашего дома.       – Да, конечно. Всё, чем я располагаю – к вашим услугам.       Ей показалось, он облегчённо выдохнул. Удивительно ли? Не каждому захочется иметь поблизости такое...       Она пошлёт Алана в башню, когда они тронутся. Пусть он едет впереди, опережая их, предупредит, чтобы их соответствующе встретили, а после сразу приступили к тщательнейшему изучению. А он сама наконец отдохнёт.       Утро наступило, но дождь всё не прекращался, вокруг всё было тёмным и серым. Они не стали ждать. Поблагодарив за всё добрейшего врача, они уехали. Алан далеко впереди, Элен на повозке с книгами и прочими атрибутами сложных трансформаций, она заткнула за пояс одну из книг, надеясь, что так она не совсем размокнет, эльф взялся за вторую, самую мерзостную телегу. Элен еле держалась. Не помня себя, она бросила поводья встречающим людям, не слушая совершенно их далёкий лепет. Потом, всё потом!       Несмотря на усталость Элен спала недолго. Гроза утихла лишь на пару часов, снова лил дождь всё так же яростно, как и утром.       "Такое чувство, что мне всё это приснилось, что это было не со мной," – пришло ей в голову, но книга, тетрадь-дневник, случайно выбранная ею, лежал на столе, высушенная перед ярким пламенем, доказывала обратное. Отец мог нагрянуть как в любую минуту, так и через день или два, и тогда она сразу же откроется ему. Надо спешить. Элен мешал только стойкий голод. Колебалась она недолго. Попросила принести чего-нибудь перекусить и немного разбавленного вина, зажгла свечи.       Солнце клонилось к горизонту. Его скрывали грязно-жёлтые облака, в которых мелькали холодные молнии. Глухо звенели осенние листья.       Принесли изюм, орехи и горячие пышки. Не теряя ни минуты, принцесса надкусывала края ароматной выпечки и изучала находку. Дневник имел прочную кожаную обложку, по краям страницы чуть растрепались, но было видно, что с ним обращались бережно. Следов пятен и других малоприятных отметин Элен не заметила. Внутри: формулы, схемы и рисунки... Иногда краткие заметки: "готов к дальнейшим преобразованиям", "необходимо провести тесты" или "не удалось". В последнем случае приписывали, можно ли в дальнейшем как-то использовать тело целиком и не совсем, а только лишь части. В такие моменты хотелось выплюнуть всё, что находилось во рту. А вот зарисовки... Тут дела обстояли немного иначе. Конечно, всё это было тошнотворно и ужасно... и интересно. Рисовал отнюдь не художник, но замечательный медик. Разные состояния мышц, разветвление нервной системы, очень сложные, совсем уж схематично показанные доли мозга. Но тут, между чуть слипшихся листов, Элен нашла кое-что, что взволновало её ещё больше. Записка. Или письмо, притом на ирве. Вероятно, кто-то извне поддерживал переписку с одним из людей лаборатории. Почерк был весьма... витиеватым, но Элен разобрала:       "Матис, мой дорогой друг, нам нужно сбавить темпы, некуда так спешить. Недавно я виделся с досточтимым Р, который своей мудростью и терпением вновь воскресил во мне осторожность и великую надежду. Нам нельзя попасться. Ни в коем случае.       Далее, что мне необходимо сообщить тебе: беременных не трогать! К, П и С категорически против мутаций эмбрионов и развитых плодов, так что всё, что у тебя есть по этому поводу, не глядя и не перечитывая, смело бросай в огонь. Нам это не понадобится, чему я, признаюсь, рад. Иногда это сложно. Очень. Но я знаю, что и ты испытываешь те же чувства, и это поддерживает меня. Я уже начинаю остерегаться наших коллег, мой добрый товарищ, они начали привыкать ко всему этому. Я понимаю, это наследие предков. Мы храним и преумножаем знания, и вместе с грехом мы в умах своих рождаем открытия, от которых ныне и содрогается сердце мира.       Я не хочу напугать тебя, милый Матис, вовсе нет, напротив – я хочу, чтобы твой дух восторжествовал над нашей мрачной действительностью. Те, Кто Знают, наградят нас за верную службу и все невзгоды нам станут нипочём, надо лишь перетерпеть. Наши дети будут рождаться и взрослеть под милосердным светом Вечных, а мы, наконец, обретём покой.       На прощание позволь посоветовать тебе: будь внимателен с Ключом. Наши разведчики вновь потеряли его из виду. Что поделать, они и так сильно рискуют и стараются изо всех сил.       И вот ещё что! Пакет, что передал Асар вместе с письмом, наполнен успокаивающим сбором. Я знаю, как иной раз тебе тяжело засыпать. Держись. Помни, что ты не один. Что мы не одни.       С вечной признательностью и теплом, навеки твой друг, Карт".       Ветер усилился. Но ни молний, ни грома Элен больше не слышала. Она снова и снова перечитала ровные строки. И ей уже казалось, что всё совсем не так, как она ранее представляла. Совсем. В этом письме не было мерзавца и урода, был обречённый и умный человек. И она оказалась к этому не готова.       Ночные кошмары иссякли. Или им не хватало силы пробить её болезненное отупение.        Утро вышло сносным. Проснулась она рано, болела голова, но Элен хотела доехать до Джессики, убедиться, что всё хорошо, ещё раз поблагодарить. А торопиться нужно: придут сестрички, навестит улыбчивый малыш Арион, завертят-закружат в своих маленьких детских делах и, конечно, не пустят уже её никуда. Эвиэль бледной тенью следовал за ней, одним своим грозным взглядом заставил заткнуться робкого гвардейца, заметившего, что погода нынче не подходит для прогулок по городу. А город не изменился вовсе.       Всё случившееся правда походило на бред, на морок, которого не существует и не существовало вовсе. Суетятся люди, дети прыгают по лужам, пахнет едой и морем. А Элен ещё чувствует отголосок гнилого душка, слышит звон цепей. И тут её насторожила тишина торгового дома. Им открыли напуганные люди, смуглая молодая женщина, что провожала их в кабинет, была вся в слезах.       Сердце Элен ожило, дрогнуло, поднялось высоко и замерло. Принцесса без церемоний влетела в кабинет. Джессика сидела в кресле Берилл в каком-то абсолютно домашнем платье и абсолютно бездумно таращилась на бутыль с янтарным крепким содержимым. Она даже не заметила появление девушки.       – Что это? Что здесь происходит?... Да вы хоть слышите меня?!       Лисица протянула ей конверт. Пустота в её глазах выбила из лёгких Элен весь воздух. Конверт принцесса приняла осторожно, как отравленную иглу.       "Мне жаль. Не могу написать развёрнуто о том, что произошло, иначе вы рискуете вовсе не получить этого письма. Надеюсь, оно окажется у вас быстро, я попросил об услуге у знакомого, что располагает самым быстрым судном и что плывёт прямиком в столицу. Все порты герцогств собираются закрыть, это наша весточка – последняя на неопределённый срок.       Корабль потерпел крушение. Почти все живы. Берилл ещё не нашли. Ещё есть надежда, но она покидала корабль значительно позже нас. Если вообще покинула.       Корнил."