Эллерион

      Из всех странностей, которыми только обладала Патриция, а всего этих странностей было немало, одну можно было ставить на первое, главенствующее место: глубокая вера в мистическую природу этого мира. Это было тем удивительнее, что Берилл точно видела перед собой рассудительную и умную девушку. Степенную, порядочную и заботливую.       Патриция Мэри Эмилия была наделена той разновидностью красоты, которая ранила взгляд и тут же западала в душу. Леди Смерть, младшая сестра герцога Ариантийского, вела себя так робко, что у торговки даже появились неожиданные мысли: а не боится ли она своей гостьи? Очень смешное, но живучее предположение. Ради её комфорта герцогиня хотела немедля проверить готовность комнат гостя, накормить её и показать все уголки имения разом. Она так же настойчиво разглядывала её на признаки плохого самочувствия. Но ни есть, ни спать Берилл не хотела. Краткий шок подействовал бодряще, а хороший тон заставил подчинить свои желания удобству хозяйки. Потому было решено остаться в уже полюбившемся малиновом зале.       Мастер Клейт отложил кисти, изумлённо раскрывая глаза. У этого человека было ничем не примечательное, но приятное лицо, над верхней губой росли тонкие светлые усики. На этот раз, когда их представили друг другу, Берилл заглянула украдкой на полотно, но ничего толком не увидела.       – Признаться, я представлял вас себе совсем иначе, – он неловко протянул руку, но пальцы были перепачканы белой и розовой краской, и он стыдливо утёр их отрезом мягкой ткани, торчавшей из простого льняного фартука прежде, чем снова протянуть её для пожатия. – Я и подумать не мог, что это вы, когда вы только вошли.       – Вы позволите? – она кивнула на работу, когда пожатие тёплых пальцев прекратилось. Художник неуклюже попятился. На грунт был нанесён серовато-бежевый слой краски, и на нём чарующая печальная головка герцогини смотрелась очень живо. Чуть больше тёплого тона, быть может, и губы ярче, чем у оригинала, но кто же спорит с канонами живописи? Зато ловко выписаны кисти белых рук. Рисунок тёмными, полупрозрачными линиями цвета умбры пока только условно обозначал складки платья и интерьер, абсолютная неразбериха царила в построении верхнего правого угла. Берилл вгляделась. Фигура? Нет, это рамка... Картина? Вот эти линии что, не драпировка ли?        – Кого вы хотели изобразить рядом?       Дели ответил погрустневшим тоном:       – Изначально я хотел изобразить госпожу Патрицию и её брата, но, увы, герцог очень занятой человек, и в этот раз он не приедет навестить миледи, как это обычно бывает в это время года. И первоначальный план реализовать не удастся... Может быть, я придумаю что-то.       Для Берилл принесли мягкое кресло. Девочек она отправила в комнаты для знакомства с новой обстановкой. А Дели Клейт неожиданно проявил большую заинтересованность в беседе, спрашивал, конечно, о корабле, о спасении. И хотя Берилл было до слёз больно вспоминать о потере своего дома, она натянуто улыбалась и разговор развивала. Это же хороший повод поговорить о монстрах.       На герцогине было светлое, бежевое платье и кулон на шее. Берилл ещё не доводилось видеть такого: женщина с поднятыми вверх ладонями. Это о чём-то говорило. Кроме того, у Патриции не было мужа, хотя она уже давно вступила в брачный возраст, ей ведь не меньше двадцати четырёх... Или Берилл путает? В любом случае, в этой патриархальной идиллии не допускались холостые девушки и женщины, но, видно, Патриция всё же смогла избежать замужества.       Дели Клейт спрашивал, Берилл отвечала, Патриция вслушивалась, опустив угольно-чёрные ресницы. Берилл рассказала, как поздним вечером они, уже готовившиеся причалить к берегу с восходом солнца, разглядывали где-то там, впереди, далёкие огоньки пристани. Как бушевали волны за бортом. Как она уже собиралась идти спать, но Корнил заметил кого-то в воде. Как крики и шум матросов привлекли к кораблю плывущих тварей, как люди пытались защищаться. Погибли четверо. Берилл пришла к единственно верному решению для сохранения человеческих жизней: уничтожение корабля. Прыгучие уроды опасались огня, но как мотыльки вились вокруг ярких обжигающих языков. Берилл рассказала, как приказала всем спасаться. Как силой усадила девочек и верную Люсиль в шлюпки. И как сама она вместе с двумя смелыми юношами, когда Безымянный весь занялся пламенем, решили спасаться сами. Не очень удачно – в море были ещё чудища. И вот итог: её нынешнее положение.       На вполне естественный вопрос о природе жутких существ ей искренне ответили: увы, это лишь предстоит узнать, но судя по всему, это кара. Если бы не тон и лицо художника, она непременно усомнилась бы в его честности. Но вот лицо Патриции... Румянец, чуть ли не гневный, сверкающие чёрные глаза, взволнованное дыхание...       – Я верю вам, мастер Клейт, и надеюсь, что вы не станете осуждать меня, – и девушка посмотрела прямо в глаза Берилл. – Мой... мой брат этого не одобрит, но раз ситуация вышла из под контроля, раз пострадало столько людей... которые были совсем не при чём, я поясню некоторые вещи.        Художник напрягся, выронил кисть. Краска мазнула паркет.       – Я только об одном прошу вас: не пугайте людей ещё больше. Немногие знают подробности... Я верю, нам неспроста посланы эти испытания, Прародители справедливы к нам, значит, мы сможем справиться со всеми бедами, – она наконец начала: – Года три назад нас начала беспокоить Беатрис. Ах, вы не знаете, она жена герцога Геллрудского. Она помешалась, ей виделось неясное. Она всё говорила о преследовании её мужа, о смертях... Позже властитель центрального герцогства Симон, её муж, был атакован. Пророчества Беатрис не были пустым звуком.       – Сама Прародительница послала ей предупреждение, – решительно произнёс Клейт.       – Только за это она поплатилась собственным рассудком. Конечно, Симон никогда не оставит её, но... едва ли она сможет когда-нибудь снова вести нормальную жизнь. Возвращаясь к теме, стражи Симона защитили господина. И были первыми, кто увидел... их. Мы не знали ничего, брат предполагал, что кто-то покушается на жизнь нашего негласного лидера, что он – цель. Созывались отряды, обучались люди. Никому из нас и в голову не пришло, что в один день они... вдруг вылезут будто из под земли, как это они и проделали не так давно. Собралось около двухсот тварей, все они двинулись к западному берегу.       Берилл заледенела, примёрзла к спинке кресла. Более... более двухсот?..       – Их было меньше, – только и прошептала она.       – Что? Где? – заволновался Дели.       – На моём корабле. Едва ли тридцать... если память мне не изменяет. А... что остальные?       – Пошли ко дну, полагаю. Я вообще не предполагала, что... что они способны на такое, взять и броситься в воду.        Вдруг нестерпимо закружилась голова. Разве это не самоубийство? Твари-смертники. Какое вообще может быть объяснение произошедшему?..        Неожиданно резко стемнело. Видно, ветер усилился и заволок солнце дальними тучами. Мастер более не мог продолжить работу, Патриция отправила призванного лакея побеспокоиться об ужине, приблизилась к своей гостье.       – Вам плохо? Пожалуйста, обопритесь на меня. Вам будет удобнее отужинать у себя? Я распоряжусь...       Пока художник собирал инструменты, счищал краску с кистей и мастихинов, герцогиня увела её из помещения. Только надо было ещё кое-что выяснить, и хорошо, что сейчас они были один на один.       – Нет-нет, это волнение... Скажите, ваша милость...       – На правах хозяйки дома я настаиваю на обращении по имени. Если вы не против. Так заведено в этом доме: все дорогие гости и друзья зовут хозяина по имени.       – Как пожелаете. Вы ведь были там, да? Мне не могло причудиться с такой точностью, так ярко.        Патриция приостановилась, удивлённо приподняла брови.       – Там?.. Ах, вы помните? Я думала, вы не осознавали происходящее. Вы были очень плохи.       – Но почему вы были там, а не здесь, у себя, в безопасности?        Слишком прямо. Но вылетевших слов обратно не загонишь, и как бы они не звучали, цели они достигают точно так же, как и выверенные и обдуманные формулировки. В Патриции недоумение сменилось пониманием. Берилл поняла это по её глазам, по неуловимым жестам, которые обычно пропускают мимо внимания в беседе, поскольку все эмоции прятались под белой кожей, слишком белой для такой жгучей брюнетки. Берилл была совсем рядом и видела поры, тонкие синенькие сосудики, крошечную родинку у виска.       – Чтобы помочь. Видите ли, вы, слава Прародительнице, с этим не столкнулись, но выделения этих... организмов крайне ядовиты для человека. Их слюна, кровь, всё это может попасть на рану и даже просто на слизистые ткани, что грозит очень неприятными последствиями.       Берилл помнила крики несчастного, которому не смогли помочь. Патриция усадила её за стол кремовой столовой.       – Давно ещё мой брат настоял на разработке средства защиты и исцеления. Худо-бедно, но действует. Я выпросила для себя возможность обучиться её изготовлению... я люблю направлять дары природы на пользу людям... Когда эта стая пронеслась мимо, я испугалась. Кого они могли покалечить? Я отправилась следом, надеясь, что смогу помочь. Я правда видела вас. Простите, если бы я тогда знала... я увезла бы вас тут же, и вы бы оправились раньше. Всё равно моя помощь больше никому не понадобилась. Одним помог лекарь, другим... их было уже не спасти.       – А с чего... я имею ввиду, вы очень внимательны ко мне.       – Ничего удивительного. Вы примечательная личность, благодаря вам история совершила новый виток, – и Патриция слабо, но искренне улыбнулась. Впервые, кажется, за всё это время.        За столом, в разговоре, Берилл и узнала эту самую странную особенность хозяйки. Волшебство. Неведомая сила Прародителей, которая вспышками озаряла герцогиню, делая её... почти чудотворницей. Люди любили её, почти боготворили, оттого и фигурка странная на её шейке – ей предназначалась не роль матери, а роль защитницы и утешительницы. Если некоторые моменты и прояснились, то разъяснить ей, что же подразумевалось под "силами" Патриции, не решился ни Клейт без запачканной одежды, весь аккуратный и собранный, ни сама герцогиня. Они весьма таинственно переводили разговор на другие темы. Но Берилл не сдавалась.       – Вы, конечно, человек практический. Поэтому я не хочу сотрясать попусту воздух, вас убедить я не смогу. Но вы сами увидите, что именно подразумеваем мы под этим и сами будите судить, – решила Патриция, отделяя столовыми приборами мясо перепёлки от белых птичьих косточек. – Давайте же на время забудем об этом. Забудьте пока об этом, как забывает проснувшийся человек свой сон.       Неопределённость здорово злила, но предложение было разумным. И правда, Берилл бы не поверила просто словам.        Так началась её жизнь под крылом важной персоны, наделённой авторитетом и неведомыми мистическими силами. Патриция обеспечила Берилл всем, чем только можно и сама наблюдала торговку. Заваривала какие-то травки, как делала Ланна, приносила мази, которыми Алим натирала госпожу. Болезнь стремительно отступала. Но, может, не только это сыграло свою роль? Подушки и одеяла были такими нежными, а перины – воздушными и мягкими, пухово сладостными. Не чета тюфякам и грубой шерсти деревенских постелей. В её комнате было всегда тепло, горел камин, а каждый приём пищи мог наделить силой не просто одного человека – целый отряд. Одно только мешало спать и забыться в комфорте и уюте. Мысли об Эллерионе, Ирганиусе, Джессике и светлой Элен. Тревожные сны не покидали её ночи. Правильно ли она поступила, позволив дочери Белегриель участвовать во всём этом?       В одно прекрасное утро Берилл пришла к выводу, что слишком много спит. Непривычно много. Потому и донимают неприятные сновидения, а её тело всё никак не может взять в толк, что не надо вскакивать и куда-то мчаться. Что можно лежать себе спокойно, пока не накроют завтрак. Также на неё давило не столько бездействие, сколько отсутствие своих вещей. Именно своих. Всё, чем она располагала, было как бы... подарком, и совершенно не воспринималось как то, чем она могла свободно распоряжаться.       Она проснулась в сером сумраке. Туман стелился по земле лёгким покровом. Было ещё темно и ощутимо прохладно. Берилл оделась попроще, в платье из уютной мягкой шерсти, домашнее, свободного кроя, спешно покинула зеркальные залы с позолоченными вензелями, вышла на крыльцо чёрного входа и присела на ступени. Холодный воздух не беспокоил её, даже напротив – дышать им было до дрожи сладко, она чувствовала его влагу, прозрачную взвесь миниатюрных росинок. Со стороны крайних, рабочих пристроек и домов Тихого бора изредка еле слышно доносилось блеяние козы. Или козла. Стена леса, иссиня-чёрная, пролегала вдали. Садовые деревья стояли неподвижно. Берилл накрыло умиротворение. Сейчас, в этот миг, ничего не хотелось и ничего не беспокоило. Не думалось об Эллерионе, Элен и Джессике. И как Берилл была благодарна этому спокойствию!       Мимо прошмыгнула горничная, коротко, резко вздохнула, как при внезапном испуге. Берилл было лениво как-то на это реагировать, она только поджала под себя ногу – сидеть на камне было холодно. Постепенно светлело. По тропке, чему-то хихикая, пробежала кухарская дочка, с глазами зелёными и весёлыми, девушка не смотрела вперед, всё оглядывалась, приближаясь к крыльцу. Подошла вплотную, заметила торговку, замерла и тут же кинулась назад. Для того, чтобы потом вернуться со своей матерью.       – Что же это вы удумали, гостьюшка наша? Чего на холоде сидите, подымайтесь давайте.       – Да не волнуйтесь, что вы. Мне хорошо. Посижу ещё немного, до завтрака далеко.       – Ну нет, – настаивала кухарка, хватая её за руки и поднимая. – Вон, руки холодные, как у лягушки какой. На кухню идёмте, да быстрее.       Печи только растапливали, и характерный для кухни удушливый жар ещё не распространился везде и всюду, было просто тепло.       – Сейчас я вам молочка подогрею. Так, – начала суетиться женщина, – Нора, сбегай за кружечкой.       Девушка, её дочь, резво бросилась вон.       – Это что же вам в голову пришло, так вот с утра пораньше морозиться. Только из хватки смерти вырвались и что же... Её милость так вас опекает, а вы все её труды напрасно переводите.       Вернулась Нора, протянула матери большую глиняную кружку и встала у стены.       – Простите, как ваше имя? – спросила Берилл кухарку, ей было неудобно обращаться к женщине несколько непочтительным "вы".       Из рук кухарки вывалилась жестяная крышечка от кастрюльки.       – Мириам я, госпожа.       – Приятно познакомиться. Спасибо вам, Мириам.       Мать и дочь во все глаза уставились на неё, а Берилл никак не могла понять почему.       – Ох, молоко, – спохватилась Мириам, сняла с огня напиток, принялась собирать образовавшуюся плёночку.       – А почему вы там сидели? – осторожно спросила Нора.       – Да не знаю. Без причины, – Берилл приняла из рук кухарки тёплую кружку, осторожно отпила. – Благодарю.       – Да что нам, сложно, что ли. Пейте, пейте на здоровье.       С грохотом распахнулась дверь на улицу, по прихожей затопал кто-то лёгкий и быстрый, Берилл вся напряглась, отставила в сторонку кружку. А в дверной проём кухни сунула встрепанную голову Алим, заводила по помещению безумными глазами и, увидев хозяйку, осела, всхлипнула и с одним, последним, рывком очутилась в ногах Берилл.       – Что случилось? Алим! Что-то с герцогиней? – душа сжалась в тугой дрожащий комочек, пока торговка приподнимала тело девушки, та замотала головой. – Да что же это... Алим!       – Вас не было. Нигде не было, – прошептала она. – Я испугалась.       Берилл вздохнула, откинулась на спинку стула. Нора прижалась к матери такая же напуганная, как и Алим минутой ранее.       – А что Келла?       – Она ещё спит.       – Ох, Алим, да что здесь со мной будет? Всё хорошо, – она погладила чёрненькую головку. – Всполошилась вот. Кого ещё ты заставила меня искать?       – Никого, – глухо сказала Алим, уткнувшись ей в колени, и тихо прибавила на мягком наречии к'вьера. – Я не доверяю здесь никому, ничему. Всё чужое.       – Смех да и только. Простите, – обратилась она к кухарке и её дочке, взяла кружку с молоком. – Глотни, Алим. Ты запыхалась. Всё хорошо, я просто рано поднялась сегодня и не знала чем себя занять.       Спустя пару минут Алим немного успокоилась и Берилл отправила её прилечь. Вымотанная беспокойством, служаночка даже выглядела уставшей. Кружка совсем опустела.       – А как вы... Я хочу сказать, вы любите гулять? По парку или по лесу? – спросила Нора, когда Алим ушла.       – Да, люблю.       – Я хотела посмотреть грибные места у нас, здесь. Хотите со мной?       – И то верно, – одобрила Мириам. – Пройдитесь, развейтесь, вся грусть, все печали улетучатся.       – Хотите переодеться? – заговорила кухарская дочка, схватив плетёную корзинку.       – А вы думаете, надо? Мне довольно тепло.       Нора зарумянилась.       – Да вы можете по-простому меня звать, а то я как-будто... не знаю, как дама знатная.       – Вам неприятно? – удивилась Берилл. Первый раз она встречала такую реакцию на обычную вежливость.       – Я не поэтому, – ещё больше засмущалась девушка, замолкла, более не возвращаясь к теме обращений.       Тихий бор был не просто местом отдыха Патриции, её загородной резиденцией, но вполне себе обычной деревенькой. Как ни странно. Не вязались зеркала и позолота с хоть и добротными, но всё же простыми деревенскими домами. Не вязались строгая прислуга поместья с добрыми душами жителей деревни и мельтешащими курами, поросятами в загончиках...       Под ногами шуршали опавшие листья, хрустели веточки, пожелтевшие старые иглы сосен. Стало совсем светло, туман растворился, но приятный влажный запах остался, а здесь, за чертой леса, он лишь усилился. Стал пронзительным и густым, как сладостный напиток.       – И какие здесь грибы можно встретить? – лес спасал от забот. Хотелось сосредоточиться на том, что видели глаза. А из-за наивной простоты Норы, единственной собеседницы, думались только простые мысли.       – Оранжевые рыжики есть, белые грибы очень большие...       – А как хорошо с картошечкой пожарить, прямо чтоб хрустела. И с лучком.       Нора звонко засмеялась.       – Аж слюнки текут, – а потом сказала: – А вы к такой еде привычны?       – Это как?       – Ну, я думала, какие-то блюда особенные... С винами которые подают, сложные такие...       Пришёл черёд смеяться Берилл.       – Еда и есть еда. Вкусная и не очень. Картошка с грибочками определённо вкусна.       – А я очень пироги люблю, – поделилась девушка.       – И пироги хороши. Я бы сейчас пирог с копчёной рыбкой поела бы.       – А я бы – сладкий, с повидлом.       Вот под такую необременительную и лёгкую беседу они бродили, не заходя, впрочем, далеко. В некоторых местах земля была особенно влажная, с грязными лужами на еле виднеющихся тропках, их они обходили стороной. Но всё же Берилл заметила, что Нора намеренно избегает стороны по левую руку. Даже не смотрит туда.       – Может, вот там посмотрим? – попробовала спросить она.       – Нет, – коротко ответила девушка, оглядываясь. – Лучше не ходить там.       – Почему же?       – Там дух обитает.       Берилл так и замерла.       – Дух? Что за дух?       – Ну, там деревня была раньше, ещё при бабке Её милости. Оттуда начали уходить из-за болотистой местности. Мама говорила, там опасность в десяти шагах от домов. А потом начали замечать... ну как душу, что ли. Чёрную всю.       Девушку передёрнуло. Она понизила голос до шёпота.       – Это лучше у старухи Кристин спросить. Она там маленькой жила. Рассказывала, что дух этот, женщина навроде, тащит человека прямо в трясину. Там гиблое место. Давайте не будем об этом.       Берилл пожала плечами, соглашаясь, хотя интересно было очень. Может, она бы не стала так увлекаться этими мыслями, но отсутствие привычных занятий дало о себе знать.       Грибов набрали немного. Становилось всё теплее, но Берилл начала мёрзнуть. Нора испугалась за гостя хозяйки и настояла на возвращении. А уж на кухне, рядом с хмыкающей Мириам, они вымыли грибы, почистили. Берилл нарезала картошку, Нора принялась за лук. А как на сковороде зашкворчало, начал подниматься запах... Живот разболелся, сжался весь от желания всё это поглотить. И общество на Берилл действовало крайне положительно, с простыми людьми всегда просто, нет места условностям и прочим помехам.       – Ох, не устою, искушусь. Угостите? – спросила кухарка, заглядывая Берилл за плечо.       – Угостим-угостим, – Нора улыбалась, потирая ладоши.        В таком составе и начали накладывать по тарелкам. А из окон, чуть приоткрытых, слышна была необычайная оживленность. Отогретая и почти сытая, Берилл встала у подоконника, дожёвывая похрустывающий картофельный кусочек, вилкой добирая ароматную горячую еду. Под окнами пробежал какой-то мужчина. Берилл привстала на цыпочки – окна были небольшими и располагались высоко.       – Как можно было взять и испариться, что вы несёте?! – а потом заговорили совсем другим тоном: – Ваша милость, я глубоко убеждён, что ваша гостья цела и невредима.       – В саду нет нигде, – а это был тот самый запыхавшийся бегун.       – Все гостиные, все гостевые пусты, – говорила женщина, одна из горничных.       – А её прислуга? – заговорила хрустально и звонко Патриция.       – В комнатах, Ваша милость, мы их пока не беспокоили.       Берилл разглядывала герцогиню, быстро идущую мимо корпуса прислуги в окружении небольшой свиты. Наспех накинутый шерстяной плащик, лёгкое платье под ним...       "Пожалуй, это чересчур. Я слишком часто теряюсь... как для одного дня".       Она вышла на улицу. При виде неё вся свита остановилась, весьма комично – все застыли в движении.       – Доброго утра, господа. Что-то случилось? Прародители, взгляните на свои лица, – смешно было так, что от желания рассмеяться в голос болели и живот, и щёки.       Патриция отмерла первой, прикрыв веки, и руками схватилась за грудь.       – Я не знала, куда деться от волнения, – со вздохом сказала она, чем мгновенно пристыдила торговку.       – Идите сюда, к нам, – позвала она, надеясь, что Патриция на неё не сердится, и кажется, та и правда не сердилась.       – Возвращайтесь к своим делам, – отправила Патриция прислугу, поднялась к ней на невысокое крылечко. – "К нам" – это к кому? Почему вы не в постели, вам стоит беречь себя.       – Я рано пробудилась и не смогла уснуть.       – И пришли на кухни? Зачем, что вы здесь делали?       – Грибы готовила, – беспечно брякнула Берилл.       – ...грибы? – удивилась герцогиня, позабыв плотнее укутаться в тёплую ткань, наброшенную на плечи.       – Да, мы с Норой ходили за ними в лес.       Глубокие тёмные глаза Патриции изумленно округлились.       – Но почему вы не приказали их собрать и подать вам к завтраку в таком виде, в котором желаете отведать? Не было нужды куда-то идти. Вы можете приказывать, никто не посмеет не подчиниться.       "Это как-то не по-человечески", – подумала Берилл, но не сказала этого вслух, чтобы случайно не обидеть хозяйку. Они зашли внутрь, Патриция вызнала с самого начала историю этого утра и поблагодарила Мириам, что почтительно склонялась и любяще улыбалась, глядя на свою повелительницу.       – Я понимаю: вы ищете себе занятие, что поможет не думать о мрачном. Чтобы не проживать ни минуты впустую. Я не могу вас за это винить, – Патриция коснулась ледяной рукой плеча Берилл. – Но я подумаю об этом и помогу вам.       – Нет-нет, совсем не стоит, вы и без того столько времени уделяете мне. Не забывайте о мастере Клейте. Я и так хорошо провела время, мне было весело и безмятежно.       Герцогиня отдельно поблагодарила Нору за заботу о гостье. Вдвоём они вышли за порог, дворовая кошка шмыгнула под ноги герцогини из-за угла, вскочила на полую полуразбитый бочку. Из-за удивительно ярко расцвётшего солнца слезились глаза, но Берилл увидела стремительно приближающиеся фигуры. Мужчины двигались к девушкам с весьма решительным настроем, остановившись в нескольких шагах, замялись и низко поклонились. Берилл проморгалась, получше вгляделась в работников. Их было семеро, и большинство из них были немолоды, только двое юных, с едва проклюнувшимся пухом на щеках, стояли позади, разинув рты и пялясь на Патрицию. Простая одежда, скроенная без причуд, да и без особого мастерства, здоровенные ладони, шершавые даже на вид, красные, как и нос одного из мужчин, центрального. Сосед красноносого с неопрятной тёмной бородой вышел вперёд.       – Милостивая Госпожа, не сердись на нас, пришли мы ради того только, чтоб вы знали – коли нужна будет вам помощь наша, мы всё сделаем. Вам только слово сказать.       Патриция непонимающе разглядывала собравшихся. А Берилл удивилась тому, что они решились обратиться к госпоже да и так прямо.       – Я рада. Очень рада, поверьте, но... о чём речь? – растерянно проговорила герцогиня.       – Ну, о чём, – покашливая и покряхтывая сказал красноносый. – Знаем вот, что вы по доброте душевной пригрели у себя эту... Распутницу эту. Уж если она досаждать вам будет, так мы вас в обиду не дадим.       Впервые Берилл увидела, как герцогиня не может связать и двух слов. При обычном её... не то чтобы словоохотстве, но уверенности в своих словах и силе обаяния, она развела в неопределённом жесте руки, качнула головой, глянула коротко, наконец, на Берилл и заверила:       – Поверьте, вам не о чем волноваться.       – Как не о чем же? Вон, девушка рядом с вами, небось, видела, что её хозяйка вытворяет, – первый из всей дружной братии кивнул на Берилл. И она, кажется, начала понимать, что здесь происходит: её не узнали, приняли за служанку. Слышали, вероятно, что она в это утро куда-то запропастилась и захотели помочь хозяйке и приободрить.       – Мда, слыхивал я, она и околдовать может. Вот как. Вас-то сами Прародители берегут, оно дело понятное, – встрял самый старший, весь в глубоких морщинках, опирающийся на палку-клюку. – Но вот и слуг ваших сбить с толку может.       Герцогиня беспомощно отступила назад, раскрыла бледные губы, собираясь объяснить, что предмет их разговора стоит прямо перед ними, и что никакая она не заморская прислуга, а и есть сама Берилл. Но торговка опередила её, стараясь скрыть смешинку в голосе.       – Да что там, с толку сбить, она же по сердцам читает.       – Да ну, – удивился бородатый, над головами мужиков пронеслись ахи. – Так-то и читает?       – Да, – продолжила она. – Как в книге – буквы. Всё видит. А вот сейчас...       Она прошла вперёд, почти вплотную к ним, показала как будто с досадой в лесную тьму.       – ... вот только перед моими глазами! Хвать! Лопату, значит. Как вскочила на неё, устроилась верхом, – она махнула ребром ладони, указывая направление и душа в себе смех. – Да и полетела вон туда.       Работники пооткрывали рты, все уставились в плотную стену деревьев. Поднялся ветерок, заиграл в волосах юнцов позади группы, те вытаращили глаза, готовясь вот-вот увидеть женский силуэт, пролетающий между многолетних стволов на черенке лопаты. Берилл заметила, что плечи Патриции подрагивают, а рот приобрёл яркий цвет, плотно сомкнутый.       – Как же так, – продолжали изумляться мужчины. – И что же, высоко ли летит?       Берилл изобразила размышление, даже демонстративно поскребла пальцами подбородок.       – Не видала, чтоб выше макушек поднималась.       – Во чё делает. Ух, чародеятельница.       – И так сдюжим, со всем справимся, коли беспокойство принесёт. Ваша милость, позвольте идти.       Они снова низко поклонились госпоже и, абсолютно растерянные, побрели восвояси. Всё же оглядываясь назад, на лес. Берилл подошла к герцогине уже не сдерживая улыбки, её очень позабавила эта ситуация. Патриция отвернулась, рукой прикрыв лицо.       – Как вы? – даже обеспокоилась торговка, пододвигаясь ближе. И поняла, что девушку скручивает смех. Патриция изо всех сил сдерживала рвущийся из её тела весёлый, громкий, звонкий звук, но у неё не слишком хорошо получалось. Она опёрлась на поломанную бочку, кошка шустро спрыгнула, недобро покосилась на неё своим зелёным глазом. Берилл не удержалась, тоже засмеялась в голос. Из-за выбившихся из причёски и взлохмаченных ветром чёрных прядок на неё, задорно мерцая, глянул чёрный глазик. Белое лицо расцвело тёплыми красками, порозовела шея.       – Как вы говорите, прямо туда умчалась? – продолжала смеяться Патриция. Берилл поняла, что не может отвести взгляд.       – Да, и быстро. Вслед за ветром.        После этого взволновавшего её случая герцогиня, как и обещала, действительно начала выдумывать всяческие развлечения. Дошло даже до предложения прокатиться верхом по округе, но Берилл созналась – в верховой езде она не мастак. Только едва ли Патрицию это остановило, она вдруг загорелась обучить гостью этому умению. Даже условилась с художником о свободном от позирования дне. Дели почти не расстроился, он начал раздумывать о заполнении холста и перешёл на зарисовки, ловя искры вдохновения в попытках поймать верную идею. Всё же окончить рисунок надо, а вот как разобраться с пустующим углом... Дела свои у него были.       Но как только приблизился день запланированного обучения, герцогиня забеспокоилась.       – Но, подождите, если у вас пойдут крови, мы не сможем проехаться, – огорчённо произнесла Патриция.       – Не будет их у меня.       – Да, из-за болезни цикличность могла прерваться...       – Нет, – перебила её Берилл. – У меня их и не было никогда.        Патриция нахмурилась, пытаясь понять – неужто она опять шутит. Берилл поспешила пояснить:       – Это изъян, что делать, но родилась такой вот. Меня ещё совсем зелёную осматривали, предполагали травмы или некую недоразвитость органов... Не волнуйтесь так, я не беспокоюсь на этот счёт.       Да, о самой верховой езде Берилл беспокоилась больше. Алим и Келла притащили откуда-то рулон плотной шерстяной ткани, предложили пошить штаны. Здесь, в Герцогствах, женщины не носили костюмов, даже чтобы облегчить путешествие. Не принимали они такой облик. Патриция если и не приветствовала подобного, то виду не подала.       – А как вы?... Впрочем, почему нет, но я располагаю вполне удобными дамскими сёдлами.       – Смерти моей хотите?       – Нет, что вы! – растерялась Патриция. – Если вам удобна мужская посадка, я не вправе навязываться.        – Никакая мне не удобна, – призналась торговка. – Просто так безопаснее. Думаю.       Местный парнишка, сын конюха, стоял тут же, рядом, и держал под уздцы жеребчика герцогини. Берилл без восторга осмотрела длинноногого красавца и понадеялась, что ей выдадут лошадку поприземистей. А лучше пони. От волнения начали потеть ладони, и она вытерла их о штаны.       – Если позволите, я хочу проверить, достаточно ли плотный материал, – Патриция коснулась её ноги, пощупала. – Что ж, я думаю, неплохо. Но будет жарко.       – Ничего. Пару раз на землю ковырнусь, остыну.       – Вы весьма пессимистично настроены. Я думаю, вы справитесь. У вас достаточно сильная воля, и вы не слабы физически – преодолели невероятное расстояние вплавь. Вам нечего опасаться, всё у вас получится.       – Ездить верхом и плыть – не одно и тоже. Второе проще.       – Неправда, – вдруг встрял парнишка. – Плыть тяжело.       – Как же тяжело, если тебя вода сама наверх подталкивает... – торговка наконец увидела свою кобылку, ведомую конюхом.       – Она топит, – упрямо продолжал мальчик.       – Ну и дурак ты, – досадливо бросила она, надевая перчатки. Юноша обиженно надулся.        – Ну, милости просим, что называется, – заговорил хрипло конюх. – Это наша Литта, очень славная, вы не бойтесь.       Берилл не лошадей боялась, она боялась с них навернуться. Один единственные раз, по наставлению отца, её пытались обучить езде верхом, но тогда дело кончилось визгом и страхом.        Берилл погладила мягкий лошадиный нос.       – А как я на неё залезу?       – Да я вас подсажу, давайте-ка, ногу присогните...       – Нет, подождите, – она испугалась за мужчину, он был несколько худоват. Берилл знала, как сильны бывают жилистые люди, но всё равно испугалась причинить неудобства, – Может, с табуретки какой-нибудь запрыгну? Чего вам спину гнуть?       Он рассмеялся.       – Да дело плёвое. Давайте.       Он присел, руками подхватил её колено – ногу Берилл послушно согнула – и поднял аж до самого стремени. Торговка подтянулась на руках, схватившись за седло, перекинула ногу... и вроде бы села. Литта двинула ушами, переступила, а Берилл окаменела, вцепившись в луку седла.       – Вот и всё. Сейчас вам стремена-то подгоним. Так, ногу сдвиньте, я сейчас ремешки подтяну.       Патриция ласково трепала гриву, оглаживала морду Литты. Паренёк перестал строить из себя оскорблённого до глубины души и с укором начал нудеть:       – Всё высшее общество признаёт, что женщина в мужском седле выглядит неэстетично.       – Ничего не знаю, я не из этого самого общества, – каков мальчуган, уже начал раздражать её!       – И это небезопасно, – продолжал мальчишка.       – Даже так?       – А если... ну, отобьёте себе что-нибудь, – чуть покраснел зануда. Берилл, стояла бы она на земле, конечно бы, засмеялась, но она была очень занята – напряжённо следила за лошадью, поэтому только пробурчала:       – Угу, прям отобью... Как будто есть что. Для меня вопрос, как вы себе все яйца не поотбивали.       Парнишка весь заалел, его отец приглушённо хрюкнул. Патриция скрывала ладонью улыбку.       – Не волнуйтесь, я буду помогать вам, – сказала она. – Смотрите, я возьму вас за голень. Так спокойнее?       – Немного.       – Хорошо, теперь вденьте стопы в стремена, но неглубоко. Да, так. Следите за тем, чтобы опора не смещалась. Ох, покороче натяните узду... Сейчас застегну корду. Вот, я тоже её держу, натягивайте. Пропустите через мизинцы. Правильно. Не опирайтесь на стремена, они помогут вам привставать, когда это будет необходимо, но вы должны держаться за счёт... как бы вам сказать... Вы должны очень надёжно обхватить бока Литты коленями... бёдрами. И выпрямите спину. Руки опустите, вот, узду снова надо натягивать, Литта постоянно должна чувствовать, что приказывать будете вы, должна чувствовать все ваши желания, кои вы передаёте ей посредством повода. Малейшее движение пальцами – и она повинуется.       От обилия указаний Берилл не знала за что хвататься. Тут не расслабишься.       – Прикажите ей двинуться, – подбадривала Патриция.       – И как я могу?... Ну, я же должна держать ногу на стремени.       – Ничего-ничего, пошевелите пяточкой.       Берилл потёрлась пяткой о бок Литты, и та двинулась вперёд. Берилл сильнее сжала поводья, и кобылка встала как вкопанная.       – Не волнуйтесь. Она остановилась из-за того, что вы потянули повод на себя. Опустите руки. Прямо на луку положите, да. Давайте ещё раз.       – Ваша милость, а вы как, сами сядите? – спросил парень, жеребец нетерпеливо стучал копытом. Патриция оглянулась, покачала головой, как она и обещала – всё время рукой держала Берилл за ногу.       – Направьте её. Да, всё правильно. Хорошо.       Литта размеренно двигалась вперёд, Берилл немного, совсем немного, успокоилась. Только предчувствовала боль в ногах от постоянного напряжения.        На последующем сеансе Дели Клейт восторженно заявил, что на его работе, как и задумывалось, будут двое. Он с воодушевлением демонстрировал девушкам возможные композиционные варианты. Оканчивая работать на чертами Патриции, мастер перекрыл прежние схемы бежевым слоем. Теперь там предстояло оказаться чертам Берилл. Совершенно неожиданное и приятное предложение, призналась она сама себе. Она поглаживала через платье гудящие ноги и с азартом раздумывала над ещё одним развлечением. Над охотой на Ветряницу, того лесного духа. Старуха Кристин запугивала ею детишек. На взрослых, впрочем, действовало тоже.       "Кто подойдёт ближе к воде, того Она непременно унесёт. Схватит ручищами и утащит вверх, высоко-высоко, и сбросит вниз. О воду шмякнешься, сразу дух выйдет, а потом тело твоё утонет", – так рассказывала старуха.       А ведь и правда интересно, то, что вера в этого духа настолько велика. Люди про меж себя описывали в подробностях не способ расправы нечисти над случайными жертвами, а её внешний вид. Это не баловство с придуманной колдуньей, что летает по лесам на лопате. Берилл слышала краем уха: как из дыма чёрного сотканная фигура женщины в развевающихся одеждах, и волосы её будто "под водой в беспокойстве пребываю из-за воздушных потоков, и из-за них лица не видно".        И как пройти мимо этого? Берилл цеплялась буквально ко всем, лишь бы услышать что-нибудь ещё о этом необычном духе.       – Кхм, да разве нам чудищ мало, помилуйте, – отвечали одни.       – Сказки всё это. Лишь бы языки чесать, – говорили другие.       Оставалась одна герцогиня, она много не знала, но хотя бы не боялась говорить об этой выдумке. Берилл рассказала ей о своём желании ехать в лес, осмотреть таинственное место, попеняла даже на обещание герцогини объехать округу. Зря она, что ли, подвергала себя испытанию лошадью? Патриция согласилась легко, так что сразу предложила отправиться на необычное место.       Очень резко похолодало. Лесной водоём в точности повторял цвет неба, звонко-синий, прозрачный и невероятно красивый цвет. Таким же синим стали отдавать тонкие стволы деревьев, паутинки веточек, переплетающиеся между собой.       – Это здесь?       Берилл говорила шёпотом, непонятно из-за чего. Просто вокруг было так тихо, так спокойно, не хотелось этот покой разрушать звуками голоса.       – Вроде бы. Дальше болота, – герцогиня согревала свои вечно холодные руки дыханием. – Здесь была очень давно деревенька... Нет, наверно, чуть дальше. Оттуда и слухи пошли.       – А сейчас никого? Почему этой деревни больше нет?       Берилл осматривалась в этом синем мире со смесью возбуждения, страха и желания открытий. С ними неохотно оправились мужчины из поместья, но они наотрез отказались приближаться к воде.       И всё таки, почему вокруг так тихо?       – Можем прогуляться, если хотите, – почти спокойно предложила Патриция. Почти.        Берилл взглянула украдкой на её фигурку в плотно прилегающем к телу кафтанчике, насыщенно бордового цвета с золотистыми жгутиками-тесёмочками. Синий воздух начал густеть. Из-за обилия тёмных пересекающихся, переплетающихся веток везде виделись нечеткие фигуры. Но нет, никаких призраков.       Край пологого бережка чавкал под ногами, на тонких травинках блестели в последнем вечернем свете мелкие капельки. Патриция поправила перчатки, обхватила себя руками. Торговка вздохнула разочарованно: пора возвращаться. И почему только понадеялась на эту небылицу? Но, уже поворачиваясь, она уловила движение над водой.       " ... парит, не касаясь поверхности".       Берилл замерла. Ей было и страшно, ужасно страшно, и радостно, совсем немного, и очень интересно. Девушка быстро обернулась – пусто. И вдруг над водой пронёсся не то вздох, не то...       Патриция схватила её за руку. Крепко стиснула пальцами запястье, единственное, что поняла Берилл в её взгляде, так это волнение. Чрезвычайно сильное для неё, такой сдержанной.       – Идёмте.       – Что это было сейчас? – продолжала вслушиваться торговка.       – Идёмте. Без вас я не пойду.       Берилл замешкалась, ещё раз оглянулась, но как она может не послушаться?       – Хорошо.       Мужчины ничего не слышали, так она подумала, иначе они были бы куда более встревожены. Ей помогли сесть в седло и они двинулись назад. И их сопровождающие сделали это с большим облегчением, надо признать.       После Берилл сидела в кресле, удобном и мягком, рядом с диваном, где Патриция куталась в шаль. Потрескивало пламя, ни грамма не весело, оно шипело, стрелялось искорками. Но герцогиня была защищена перегородкой и потому сидела очень близко к камину.       – Будь вы там одна, то непременно остались бы, верно?       Берилл не надо было смотреть на неё, она и так знала, что черноволосая дева взволнована даже больше, чем она сама. Возможно, если бы Берилл была одна там, то подумала бы, это совершенно точно, что ей показалось, что это почудилось из-за желания прикоснуться к неизвестному. Но ровно то же самое слышала и Патриция. Что это? Человек. Зверь или птица такие звуки не издают.       – Конечно.       – Не жутко?       – Жутко интересно.       – Не надо, – Герцогиня поднялась, прошла к ней. Шаль спала с плеча, распущенные локоны змеями сплетались за спиной. – Вы же не хотите погибнуть во цвете лет.       – Не хочу. А вы верите? Во всё это?       Какое бледное лицо с горящими чёрными глазами! Очень печальное лицо.       – Я прошу вас, оставьте это. Если вас так терзает... желание постичь... я верю, есть вещи, которые невозможно объяснить человеческому разуму.       Что-то царапнуло внутри. Что-то не так. Да что же не так?!       Берилл рассматривала девушку и не могла понять собственных чувств. Но как может она её ослушаться? После заботы и доброты, её внимания к ней?       – Обещаю вам внимательнее относиться к собственной сохранности.       Торговка ощутила ледяное прикосновение, то пальцы Патриции коснулись её руки.       – Спасибо.