Эрагон. Новая угроза

— Не уверен, что это было хорошей идеей, Эрагон, — сказал Оромис. — Мне кажется, что ты слишком большую нагрузку на себя взвалил. Ты за одну ночь сделал то, что Рюнен делала неделями, а на следующий день собрался применять такую сложную магию, которая даже мне не до конца понятна. Ты уверен, что не совершаешь ошибку? — Уверен, учитель. Мне и самому радости такая спешка не приносит, но сейчас она необходима. А что касается слишком большой энергетической нагрузки, то мне помогал весь Дю Вельденварден, и я не только не утомился, но еще и успел до отказа заполнить энергией все алмазы в поясе и сапфиры в своих мечах. И даже это меня не заставило почувствовать усталость, так как для этого леса это всего лишь песчинки энергии. — Что ж, хорошо, я тебе поверю. И как ты планируешь нас исцелить? — Чтобы снять с вас заклятья, наложенные в том бою, я воспользуюсь Именем всех имен. Оно поможет мне определить, как именно на вас воздействовали Киаланди и Формора, а потом с его же помощью я эту магию отменю. Однако это только на словах так просто, на самом деле это должно мне стоить немыслимых затрат энергии, но я уверен, что магии в камнях хватит. Как восстановить лапу Глаэдру я знаю, но не уверен, что смогу это описать словами Древнего языка, поэтому придется воспользоваться магией, не применяя его. Одними лишь мыслями и образами я буду сдерживать поток. Это должно сработать. — А ты уверен, что справишься? Я не хочу сказать, что я в тебе сомневаюсь, но я должен знать, что ты сам думаешь о своей же идее. Если с твоим предложением относительно меня я еще согласен, то контролировать такой огромный объем магии, не просто не произнося заклинаний, а вообще их не используя — безумие на мой взгляд. Это требует невероятной концентрации. — Когда я в последний раз упражнялся во владении своими мыслями, то мог отражать атаки десятка Элдунари и нескольких эльфов и даже сам нападать периодически. — Десятка?! — воскликнул Оромис. — Откуда они у тебя? — Я не могу рассказать. — Эрагон, ты многое мне расскажешь, когда вернешься с Вренгарда, ибо я уверен, что после этого твой язык будет не так скован клятвами. Можешь начинать.       Всадник прокричал на Древнем языке цепочку фраз, и в каждой присутствовало Имя всех имен. Их с Оромисом окружила мерцающая синеватая сфера, по границам которой то и дело пробегали символы Лидуэн Кваэдхи. Вдруг глаза Эрагона почернели, а потом приняли насыщенный сапфировый окрас. В них не было ни зрачков, ни радужки, только всепоглощающая синева. Сфера становилась все более непрозрачной. Эрагон молчал около минуты, после чего, как безумец, стал выкрикивать непонятные фразы на Древнем языке, вскидывать руки и вертеть головой то туда, то сюда. Однако вряд ли кто-то назвал бы его ненормальным, ведь Всадника окружала такая аура, что даже Глаэдр напрягся. Вдруг Эрагон сконцентрировался на какой-то точке в пространстве, направил туда горящую синим пламенем руку со светящимся белым светом знаком Гёдвей Игнасия и закричал на Древнем языке: «Ты больше не сможешь отравлять моего учителя!» После этих слов эта точка взорвалась, а из верхушки сферы в небо ударил мощный луч, окруженный кольцами света.       Когда все закончилось, Эрагон и Оромис без сил упали на землю. Разбудил их рев Глаэдра, который казалось пробирал до самой глубины души. — Глаэдр, успокойся! — крикнул Оромис. — «Что произошло?» — донесся до Эрагона голос дракона. — Ничего страшного. Просто от такой нагрузки мы потеряли сознание. Эбритхиль, как ты себя чувствуешь? — Эрагон, давно я себя так хорошо не чувствовал. Все пошло по плану. Я чувствую, как магия бежит по моим жилам, как пульсирует с каждым ударом моего сердца, готовая вырваться наружу по первому моему зову. Гаржзла! — выкрикнув это, Оромис вскинул руку к небу и в него ударил второй луч света, но на этот раз он был насыщенного золотого цвета. Через несколько секунд старый эльф остановил поток магии и, не почувствовав уже привычной усталости, упал на траву и рассмеялся. — Спасибо тебе, Эрагон. Ты вернул мне настоящую жизнь. — Это только начало. — «Что я почувствую?» — спросил Глаэдр. — Я не знаю. Полагаю, что это будет больно, — ответил Эрагон. — Но ты должен будешь терпеть, учитель. Если ты начнешь дергаться, то я не смогу заставить кости и мышцы отрасти правильно. — «Хорошо. Начинай.»       Оромис заклинанием заблокировал лапу дракона, так что теперь тот не мог ей двигать, однако при желании он смог бы вырваться из этих пут. Видя, что все готовы, Эрагон открыл мысли навстречу магии. В его душу потекла энергия, запасенная в алмазах, и он представил, как обрубок лапы начинает удлиняться, догоняя по размерам здоровую. Потом появляются пальцы с растущими из них острыми, словно бритвы, когтями. Держа в голове этот образ Эрагон направил силу, что уже переполняла его тело до света в глазах, в нужное русло. Из горла Глаэдра стало вырываться что-то похожее на рык, остановленный на полпути. По страшному оскалу, учащенному дыханию, вместе с которым вырывались языки пламени, было видно, что огромный ящер испытывает страшную боль. Однако сам же Глаэдр старался себя сдерживать. Он все еще ни разу не дернул лапу, а это свидетельствовало о невероятной силе воли. Сказывался многолетний опыт, накопленный Великим драконом. Вот наконец-то магия начала действовать в полную силу. Дракон напрягся всем телом, но лапа и не дрогнула. Вот стали уже проявляться пальцы, когти…       Эрагон проснулся со страшным звоном в ушах, желая лишь одного — провалиться обратно во тьму, но он понимал, что если поддастся этому, то уже никогда не проснется. Открыв глаза, он увидел нависших над ним Оромиса и Сапфиру. Эльф усердно тряс своего ученика за плечи, не позволяя уснуть, а дракониха пробивалась в его разум. — Эрагон, не засыпай! Слышишь, оставайся с нами! Не смей спать! — кричал Оромис.       Вдруг сверху появилась огромная голова, пасть с белоснежными клыками распахнулась и издала страшный рев. Эрагон встрепенулся. Звон в ушах мгновенно сменился болью в голове. — Хватит! — закричал Всадник, держась пальцами за виски. — Эрагон, на Вренгард отправишься не раньше чем через три дня, — спокойно, но твердо сказал Оромис. — Сейчас на это… — Я не собираюсь выслушивать твои доводы. Я не спрашиваю, я просто тебя ставлю перед фактом. Ты летишь через три дня, не раньше!       Эрагон не нашел, чем на это ответить. Все-таки с учителем он спорить не мог. А Оромис был для него больше чем просто учителем, что еще больше заставляло послушать его совет.       Через час Эрагон сидел у себя в комнате и раздумывал над тем, как лучше поступить, как избежать как можно больше жертв в этой войне. Однако от этих мыслей его отвлек голос Сапфиры. — «Эрагон, у тебя гостья,» — кратко сказала она и прервала мысленную связь.       В этот же момент в дверь постучали. — Войдите, — сказал Всадник, дверь открылась и в комнату шагнула Арья. — Атра эстерни оно тельдуин, — сразу начал он традиционное приветствие. — Атра дю эваринья оно варда. Ты не занят? — Нет. В ближайшие три дня я занят не буду. Оромис запретил отправляться на Вренгард, пока не отдохну. — Он прав, Эрагон. С того момента, как ты спас меня из Гиллида, я ни разу не видела тебя отдыхающим, — после этих слов Эрагон усмехнулся. — Я сказала что-то смешное? — У меня ведь есть причины, чтобы так торопиться. Я спас тебя достаточно быстро. Но в прошлый раз Дурза тебя пытал гораздо дольше. Когда мы разговаривали, ты сказала, что начала уже терять рассудок. Уверяю, то, что ты испытала на этот раз, — цветочки. Я не хочу, чтобы пострадали те, кто мне дорог, поэтому я так спешил спасти тебя тогда и спешу закончить войну сейчас. — Ты не можешь говорить о том, что я испытала, ты не знаешь… — начала Арья, едва сдерживая боль и печаль в голосе, но Эрагон ее перебил. — Я знаю. Я спас тебя и в прошлый раз, и я видел, в каком ты была состоянии. Я знаю, что такое боль! На моих глазах погиб мой отец, и я не смог его спасти! При мне убили Хротгара, который приютил меня, Аджихада, который принял меня! Я не смог спасти Оромиса и Глаэдра, которые стали для меня новой семьей! Больше я этого не допущу.       После этого всплеска эмоций несколько минут тишину нарушал лишь легкий ветер за окном. — Прости, Арья. Прости, что я так сорвался. Просто многое меняется, и многое я могу потерять, и… Мне страшно. Ведь не все мне подвластно, и не все может пойти по плану, а значит может не произойти чего-то важного. И виноват в этом буду только я. Мне нужно побыть одному. — Нет, — сразу отрезала Арья. — Если ты останешься один, то снова замкнешься в себе, и это рано или поздно повторится. Пойдем. Тебе нужно не побыть одному, а проветриться.       Эрагон не стал сопротивляться. Как бы плохо он себя не чувствовал, он не мог отказать Арье. Лишь сейчас, встав с кровати, он заметил как она красива. На ней было легкое платье небесно-голубого цвета без рукавов. Иссиня-черные волосы распущены и струятся по плечам, словно водопад.       Выйдя из дома, они сначала направились в сады. Арья решила, что это поможет Эрагону немного расслабиться, а тот подумал, что не стоит сейчас перечить. Однако она была права. Уже через час Всадник чувствовал себя гораздо лучше. Это его всегда удивляло. Сколько бы он ни гулял по этим садам, всегда они казались какими-то необычными, особенными, волшебными. Но вдруг Эрагону в голову пришла странная идея. — Арья, спой пожалуйста. — Что? — ни одна маска не смогла бы скрыть удивления в ее глазах. — Спой со мной, — повторил Эрагон и, не дожидаясь ответа, запел.       Эту песню Эрагон уже и сам не помнил, когда услышал, однако слова ее плотно засели в его памяти.       «Пусть вечерняя звезда взойдёт над тобой, Может быть, при свете дня ты будешь другой, Но сейчас твой дом далёк, и твой путь так одинок»       И вот Арья подхватила его. Их голоса сплелись, и все вокруг словно замерло. Существовала только эта песня и их дуэт. «И опять приходит тьма, Но верь, и ты пройдёшь свой путь, Но не вечно правит тьма Надежда вновь жива с тобой И, быть может, этот день умчится прочь, Быть походу в дальний край, где правит ночь, И, когда отступить тьма, солнца луч найдёт тебя, Mornie utulie Но верь, и ты пройдёшь свой путь, Mornie alantie Надежда вновь жива с тобой Надежду и свет ты несёшь с собой, Надежда вновь жива с тобой…»       Когда слова песни подошли к концу, Эрагон чувствовал себя так хорошо, как не чувствовал с самого момента перемещения во времени. На его лице появилась улыбка. Он взглянул на Арью и увидел, что и она улыбается. — Давно я не пела, — сказала она.       Эрагон не нашел, чем на эти слова ответить, он просто смотрел на нее, пытаясь запомнить каждую черту ее лица. Потом отвел взгляд и произнес: — Элрун оно, Арья. — За что ты меня благодаришь? — спросила она, все так же на Древнем языке. — Ты вернула мне надежду. — Пением? — Да. Эта песня вернула мне надежду на то, что все еще может встать на свои места.       Вернувшись на дерево, Эрагон сразу же погрузился в свои видения. Перед глазами мелькала Арья, попадался Бром, Оромис, Глаэдр, Сапфира, Роран, Гэрроу, Хротгар, Орик, жители Карвахолла. Но вдруг все это смело белым светом. Всадник открыл глаза и понял, что это солнце слепит ему глаза, проникая в окно. «Как быстро утро наступило,» — подумал он, и Сапфира ему тут же ответила: «Просто ты вчера гулял слишком долго. Может еще поспишь?» — «Нет, Сапфира, я восполню нехватку сил, взяв ее из алмазов.» — «Тебе нужен нормальный отдых, ты погубишь себя, если меня не послушаешь!» — сказала Сапфира, однако Эрагон ее не послушал, тогда она яростно зарычала и, резко выбросив вперед голову, выдохнула на Всадника. Он пошатнулся и упал на кровать. «Лишние пару часов сна ему пойдут на пользу.»       Открыв глаза, Эрагон понял, что в окно солнце не светит, однако все еще явно день. Значит уже явно не утро. «Сколько же я спал?» — подумал он, на что Сапфира незамедлительно дала ответ: «Четыре часа.»       Эрагон не стал ругать дракониху по двум причинам. Первое — он понимал, что, она это сделала ради его же блага. Второе — он понимал, что она его все-равно не станет слушать. Размяв с хрустом спину, Эрагон вышел из дома. Вдохнув полной грудью он признал, что Сапфира была права. Сейчас он чувствовал себя просто великолепно. Первым делом, он направился на утесы Тельнаира.       Оромис, когда Эрагон пришел, упражнялся в магическом искусстве с ниспадающей улыбкой на лице. Сам он висел в метре над землей, а вокруг него вращались небольшие камешки, огненные и водяные шарики, шаровые молнии, сгустки света и тьмы. Вдруг он приземлился, направил правую руку вверх, все элементы взлетели высоко в небо и взорвались прекрасным салютом, что был прекрасно заметен и днем. — Атра эстерни оно тельдуин, — Оромис поздоровался первым, что само по себе было знаком уважения, но для Эрагона это было таким приятным жестом, что еще немного, и на глаза навернулись бы слезы. — Атра дю эваринья оно варда. Учитель, ты выглядишь, словно и не было никакого проклятия. — И чувствую себя так же. Не хватит слов, Эрагон, чтобы выразить тебе мою благодарность. — Это ничто в сравнении с тем, что ты для меня сделал, Эбритхиль. — Не могу утверждать, что это не так, так как не знаю, что сделал для тебя тогда, однако уверен, что тебе мое лечение далось с большим трудом. — Это не так. Я был трудным учеником, — сказал Эрагон и усмехнулся. — Ладно уж, не будем об этом. Лучше расскажи мне, что ты думаешь сделать, когда вернешься с Вренгарда. — Я не уверен. Сейчас все гораздо спокойнее, чем тогда. Мне незачем так спешить, как в прошлый раз. Из-за столь большого количества времени я даже теряюсь. Но скорее всего я вернусь к варденам, и теперь уже мы нападем на Гальбаторикса, а не он на нас. Все битвы будут проходить на его поле, но по нашим правилам. Король все еще не знает ни о вас с Глаэдром, ни о нас с Сапфирой. А о нашем секретном оружии он не узнает, даже когда мы окажемся на поле брани. К тому же ни его маги, ни он сам не смогут атаковать нас, так как я заблокирую для них Древний язык, и их заклинания либо вообще не сработают, либо навредят им самим. Нет, они, конечно смогут использовать магию, не используя Древний язык, однако тогда велика вероятность того… — Я понял. Тогда нужно будет поговорить с Имиладрис. Эльфы примут активное участие в этой войне. Но несмотря на наличие хорошего плана, я вижу, что ты, Эрагон, чем-то обеспокоен. — Это так, учитель. Меня тревожит то, что тот, кто переместил меня сюда, до сих пор себя не выдал. Он вообще никаких действий не предпринял. — Я не отрицаю, что это подозрительно, но советую тебе не думать об этом слишком много. Решай проблемы по мере их поступления, Эрагон, так будет лучше.       После этого разговора Эрагон решил прогуляться. Он направился к дереву Меноа, хотя сам не понимал, почему его туда так тянет. Стоя возле него, Всадник ощущал себя таким маленьким и незначительным. Он сел на один из корней, закрыл глаза и сделал глубокий вдох. Лесные запахи его очень расслабляли, так как напоминали о детстве, которое он проводил на охоте в Спайне, и которое уже не вернуть. Выдохнув, он открыл глаза и увидел, как прямо перед ним сидит волчонок с удивительными голубыми глазами. — Ты не составишь мне компанию? — проговорил Эрагон на древнем языке, и волчонок подошел к нему и устроился рядом.       Эрагон слез с корня, сел и стал поглаживать нового знакомого. — «Я что же уже надоела тебе?» — раздраженно прорычала Сапфира в голове всадника. — «Ни один волк с драконом не сравнится. Глупо по этому поводу ревновать, к тому же мы связаны. Не обижайся. Ты тоже могла бы присоединиться, если хочешь, конечно.»       Через минуту недалеко в метре от Всадника приземлилась его дракониха. Она медленно подошла и стала обнюхивать волчонка. Тот же встал, выпрямился и стал смотреть сапфире прямо в глаза, тоже шмыгая носом. — «А он умен.» — «Удивлен, что ты это признала.» — «Он мне чем-то напоминает меня саму.» — «На мой взгляд, волки — существа самые великие после драконов. Я бы даже оставил его, если ты не будешь возражать.» — «Я подумаю,» — сказала Сапфира и стала скалиться на Эрагона, словно собиралась на него напасть, но тут внезапно стал скалиться и рычать волчонок, гневно смотря на дракониху.       Через секунду она дернулась, делая обманный маневр, и волчонок тут же сделал прыжок на перехват, но лишь неуклюже упал, не успев схватить Сапфиру, быстро обернулся и продолжил скалиться и рычать. — «Можешь его оставить, если объяснишь, кто я такая, и чтобы со мной он не пытался воевать, а то зубки обломает,» — сказала Сапфира, на что Эрагон только посмеялся.       Вечером Арья снова зашла, и они снова отправились на прогулку, только теперь не по садам, а к небольшому ручью.       Эрагон смотрел на Арью, а она — на звезды. На ее прекрасном лице Всадник замечал лишь только хорошие эмоции и понимал, что сейчас она наконец-то не думает ни о войне, что вот уже сто лет никак не может прекратиться, ни о погибших во время этой войны друзьях, ни о чем-либо еще. Она просто смотрела на небо, а в ее глазах блестели слезы радости. И вот Эрагон решил повторить то, что сделал когда-то. С того случая он всегда носил с собой маленькую пластинку, предназначенную специально для этого. Незаметно вынув ее из кармана, Всадник шепотом проговорил заклинание, не отводя глаз от Арьи. Через несколько секунд в руках у него лежал фейртх, на котором была лишь только прекрасная эльфийка, окруженная сосновым лесом и звездным небом. Смотря на свою работу, Эрагон подумал, что не стоит, наверное, ее уничтожать, что он попытался сделать когда-то, но тогда нужно было показать ее Арье, так твердили его собственные убеждения, некогда взятые у Оромиса. — Арья, — обратился он к ней. — Да, — ответила она, не поворачиваясь. — Взгляни на это, — сказал он и протянул ей пластинку.       Ее глаза, казалось, сейчас прожгут фейртх насквозь. В них нельзя было прочесть ничего. И лишь через несколько минут она сказала: — Можно я оставлю его себе? — Конечно. Пластинка очень мала, на ней обычный человек мало что разглядит, но нам это не помеха, зато можно сделать закрывающийся кулон с этой картинкой внутри. Я займусь этим. — Спасибо. Знаешь, если бы ты не знал моего Истинного имени, я бы сейчас захотела его тебе рассказать. — Я его узнал в такой же ситуации. А ты хочешь узнать мое? — Нет, — Арья покачала головой. — Прости меня, Эрагон, но я пока не готова к такому дару. — Это твое право, однако знай, как тебе, я никому не доверял раньше и не доверяю сейчас.       Еще около часа они сидели, смотря на звезды и разговаривая на самые разные темы, после чего Эрагон проводил Арью и сам отправился к себе на дерево.