Так закончилось лето

Крупные булыжники мостовой сливаются в бесшумную реку. Лета. Река, несущая воду, утёкшую вместе с годами. Лежачие камни, под которые несётся дождевая вода. Мы идём мимо прижавшихся друг к другу аккуратненьких частных домишек. Серое вечернее небо и сизый туман, опоясывающий полуспящий пригород. Тут можно никого не бояться, и ходить без инкогнито-очков. Впрочем, смерть уже не так далека, сейчас совсем ни к чему вообще думать о страхе. Вдалеке виднеются смутные очертания каких-то невысоких покатых холмов. Немного прохладно. В густой дымке трудно разглядеть свои руки. Родион идёт справа от меня. Я не вижу его лица, но думаю, что оно такое же подавленное, как и у меня. Я вспоминаю её лицо. Такая красивая, такая хорошая. Она всегда была за справедливость, за правду. Я люблю в ней именно это. «Моя дорогая, почему же ты тогда уехала от меня? Зачем?..» Наконец, мы подходим к воротам кладбища. Только сейчас я понимаю, что Родион всё время, что мы шли, что-то мне говорил. –… Она была организатором этого митинга. Боролась за права женщин. Хотела достучаться до власти, а не воевать с ней. Прямо, как ты, дружище. Это героическая смерть. Моя любовь мертва. Этим всё сказано. Она лежит здесь, закопанная в холодной, сырой от дождя земле. Её больше нет. Она больше никогда мне улыбнётся. Больше никогда не съест слишком много, чтобы потом весь вечер писать мне сообщения о том, что, при таком образе жизни, совсем скоро она станет «жирной». Она уже никогда не сможет прочитать моего письма… — Ещё я узнал, что куратора к тебе прислали после того, как поняли, что это письмо ты посвятил ей. Изначально в планах у них этого не было, — продолжает говорить Родион, — было решено провести «душеспасительную беседу». Этот куратор, кстати… — Заткнись, пожалуйста, — перебиваю его я. Мы заходим на кладбище. Голографические указатели над кучками земли зеленеют в тумане. Мы идём в тишине. Идём в тумане, среди сотен мертвецов, словно взирающих на нас с небес и из-под земли. Я как будто чувствую их присутствие, их молчаливое неодобрение. И где-то здесь… — Господи, — говорю я и бегу к одной из могил. Она. Это она. Я давно так не плакал. Моя прекрасная, замечательная… Как же ты? Как же ты здесь… — Тише, успокойся, друж… — Закрой! Свой! Ебучий! Рот! — надрывно кричу я, — ненавижу! Ненавижу вас всех! Агенты государства! Убийцы! Сколько человек погибло из-за вас, грёбаные ублюдки! Плач переходит в исступлённый крик. Я бью кулаками по грязи, покрываясь ею, как скорлупой. Она! Моя любовь! Здесь! Я ждал, я верил, я писал ей письма на бумаге, которые ей так нравилось читать, но… Она всё это время была мертва! Здесь, закопанная в этой смеси из фекалий, сгнивших микроорганизмов и пыли! На кладбище за чертой города! — Убийцы! — я уже не могу остановиться, — сколько крови на ваших руках! — Я не убил ни одного человека в своей жизни, — тихим голосом говорит Родион. Почему-то это меня сразу же отрезвило. Я приподнялся и повернулся к нему. — Ни одного! Я не убийца, — говорит он, голос его начинает дрожать, — я не сделал в своей жизни ничего плохого. Я старался помочь людям! И тебе, кстати, тоже… — Прости… — Ничего ты не понимаешь! — Родион, прости, я правда не… Внезапно у входа на кладбище что-то зашумело. — Что вам нужно? — говорит мужской голос. Родион резко разворачивается, вынимая бластер из кобуры, раздаются крики, выстрел. Родион действительно не был убийцей. Ни одного трупа за все годы службы. Он верил в то, что делает доброе дело. Всегда верил. Всё изменилось, когда от него отвернулось всё агентство. Люди, которым он доверял. Которых уважал. На которых равнялся. Родиона просто выбросили в чужую страну без права вернуться. И всё то, что он делал, чему посвятил свою жизнь, оказалось неоценённым, маловажным и никому не нужным. «Единственный способ стать великим, признанной обществом добродетелью — это обагрить свои руки в крови других. Пока ты никого не убил — ты не герой…» Эта мысль раздирала Родиона изнутри последнюю неделю. «Добро должно быть с кулаками…» Какой страшный смысл у этих слов. Отправляясь на кладбище, Родион взял с собой оружие, надеясь, что оно не пригодится. Он уже не хотел признания, не хотел оценки и одобрения людей. Он понял, как на самом деле эти люди плохи. И самый смелый социальный эксперимент в истории обнажил это в столь страшной и омерзительной форме, что Родион уже перестал видеть в этом хоть какую-то красоту. Сколь иррационально и отвратительно человеческое существование! Эти люди, страдающие от невозможности воплотить свои грязные желания в жизнь, упивающиеся этим страданием, придающие ему сказочный романтизм — как же они ничтожны! Золушка пленяет принца своим роскошным нарядом, дарованным ей феей-крёстной. Гензель и Гретель героически спасают свою семью от бедности, сжигая заживо ведьму и похищая её сокровища. Лягушка, обратившаяся мудрой девой, влюбляет в себя младшего царского сына тем, что тешит его эго различными способами. Самое чистое, что у нас, казалось бы, есть — сказки — и те полны похоти, убийств и бессмысленной жестокости. И тех героев, кто подвластен этим порочным устремлениям, любит народ. Тот же Карлсон — эгоистичный чревоугодник. Или же Том Сойер — прохиндяй и задира. Герои книг, фильмов, поэм, песен… Всюду одно и то же. Человечество — это мерзость. И, может быть, единственное хорошее, что оно может сделать — это исчезнуть с лица земли? Может быть, падение метеорита — это не трагедия, а долгожданное освобождение энергии, которая может сложиться в дальнейшем во что-то более красивое и великое, чем человек? Вероятно, это действительно так. И всё же, Родион не хотел никого убивать. Не хотел быть одним из героев. Ведь, в сущности, мало кто понимает, в чём истинный подвиг этих «героев», и, более того, кто герои на самом деле. Маньяки, убийцы — вот истинные герои. Те, кто очищает планету от той грязи, что мы привыкли называть людьми. И никто не понимает этого, хотя тот же Фредди Крюгер, по сути, мало чем отличается от какого-нибудь уважаемого героя Вьетнама. Родион не хотел быть непонятным ещё больше, чем сейчас. Особенно он боялся оказаться непонятым самим собой. И он совсем не хотел стрелять из бластера, который он взял с собою на кладбище. Удивительно, как складывается судьба. Звук выстрела. Мысли чётко выстроились в ряд. Родион увидел глаза своей матери. Она смотрела на него с одобрением и приговаривала: «Теперь ты — истинный герой, Томас. Я никогда в тебе не сомневалась.»