Безрассудная игра

      — ПОЖАЛУЙСТА, ПАПА, НЕТ! Я НЕ КИРА!       Лайт пыталась освободиться от наручников, слезы текли по разбитому лицу. Девушка рядом с ней кричала, пытаясь урезонить мужчину, но стареющий шеф полиции приставил ко лбу Лайт пистолет. Маниакальное выражение на его лице повергало в ужас.       — Я люблю тебя, сын мой. Встретимся в аду!       Почему он делает это? Лайт извивалась, пытаясь сопротивляться. Она не была Кирой! Она не Кира! Как мог родной отец предать ее, решив собственноручно казнить? L ошибался. Она никогда не была убийцей. Никогда!       Все происходит, как в замедленной съемке. Барабан проворачивается с металлическим звуком, курок судьбы взведен. Смерть прячется в стволе. Лайт зажмуривает глаза, отчаянно отворачивает лицо, холодная сталь упирается в висок. Отец собирается убить ее, а затем себя. ЗАЧЕМ?! И вот последний, фатальный щелчок и…       БАХ!       На месте отца оказывается Рюдзаки, пальцы изображают пистолет, глаза равнодушные, как всегда.       — Ты убит. ***       Лайт резко проснулась. Она задыхалась и дрожала. Что за сон? Отец был уже более десяти лет в могиле. И почему он назвал ее сыном? Толкование сновидений — неточная наука, территория мошенников, извлекающих выгоду с помощью кристальных сфер и пророчеств. Тем не менее, сон был весьма реалистичным и, казалось, имел потаенный смысл. Скорее всего, мозг пытался справиться с самыми сильными потрясениями в ее жизни, смешав их странным образом.       Всему виной напряжение, что овладело чувствами. Сейчас не время паниковать, но Лайт чувствовала дрожь, как в тот момент, когда записала первое имя в Тетрадь Смерти. Ей снова хотелось рассмеяться тем диким смехом, забыться в приступе головокружительного безумия, который грозил сломать хрупкую психику. Но Лайт сдержалась и свернулась калачиком. Несмотря на бушевавшую внутри бурю, внешне она оставалась мужественной и хладнокровной. Она была Лайтом Ягами, гениальным и законопослушным сыном. Она была Кирой, непоколебимым богом нового мира. Лайт не может сломаться. Не сейчас.       Нет. Сейчас нужно быть сильнее, чем всегда. Нельзя больше срываться и капризничать от страха. Пришло время вернуть самообладание, чтобы доказать свою невиновность и остаться в живых.       — Почему Лайт на полу?       Вздрогнув от голоса похитителя, Лайт попыталась сесть. Рядом с ней лежал клубок спутанных простыней.       — Я… Я, должно быть, упал с кровати во сне. Эти наручники не дают расслабиться.       Неизвестно, в каком темном углу скрывался Рюдзаки, но сейчас он приблизился вплотную и поднял ее на ноги.       — Хм, Лайт страдает от ночных кошмаров. Возможно, дело не только в наручниках. Его преследует чувство вины.       Лайт фыркнула:       — Тому, кого захватил в плен наемный убийца, не снятся розовые сны. Или тому, кого обвинили в массовых убийствах. В любой момент ты можешь решить, что со мной слишком много хлопот, и убить меня.       — Я не убиваю невиновных, Лайт. Только преступники имеют основания меня бояться.       — Тогда хорошо, что я не Кира.       — Раз ты настаиваешь, — почти уклончиво ответил Рюдзаки. — А сейчас… По моим наблюдениям, Лайт очень аккуратен и был бы рад возможности привести себя в порядок. Я раздобыл для него чистую одежду и гигиенические принадлежности, которые он предпочитает.       Лайт нахмурилась. Откуда он может знать, чем она моет голову и чистит зубы?       — Ты вломился в мой дом?       — Нет. Я попросил одного из моих работников составить список средств. Все, что он видел в ванной комнате семьи Ягами.       Уголок рта дернулся, Лайт боролась с желанием наорать на Рюдзаки за вмешательство в личное пространство. Но если его люди вломились в их дом, что помешает ему убить ее близких в любой момент?       — Рюдзаки, послушай, нам нужно поговорить.       — Я полагаю, мы уже беседуем в данный момент.       — Хорошо. Я хочу поговорить о семье, — Лайт надеялась перевести разговор на тему, которая беспокоила ее с момента ареста. — У них нет доходов, кроме тех, что получают от меня. Правительство заботится о нас только ради моего обучения и будущей карьеры. Без меня они потеряют все. Твой необдуманный поступок, скорее всего, оставит мать и сестру без крова и средств к существованию.       — Любопытно, Кира всерьез обеспокоен благополучием своей семьи, — пробормотал Рюдзаки. — По моим наблюдениям, он готов на все ради своих желаний, даже на уничтожение своих близких.       Лайт натянула цепь наручников:       — Я не Кира. L, ты причиняешь вред невиновным людям.       — Возможно… — он постучал пальцем по подбородку и схватил цепь наручников. Рюдзаки потянул Лайт туда, где, по ее представлениям, была ванная комната. — Если Лайт не Кира, он должен верить, что ему не причинят вреда. Как я уже сказал, только виновные должны меня бояться. Я считаю себя вполне доброжелательным, — Он щелкнул выключателем и отстегнул один браслет, оставив наручники висеть на ее левом запястье.       — Пятнадцать минут, Лайт. Потом я приду за тобой. Если дашь мне повод, я лишу тебя этой привилегии на личное пространство.       Лайт уставилась в недоумении на неопрятного парня:       — Ты будешь смотреть, как я принимаю душ, если решишь, что это даст больше доказательств моей вины?       — Похоже, Лайт удивлен. Лайт достаточно красив. Я уверен, ему нечего стыдиться, если это произойдет.       — Т-ты… Ты — извращенец! Ты хочешь подсматривать за мной в душе!       Рюдзаки воздел глаза к потолку и вздохнул:       — Лайт такой стеснительный. Но он, должно быть, мылся в общественных местах, когда занимался спортом. Или теннисная команда не использует общие душевые? Не вижу отличий в данной ситуации. Я не горю желанием подглядывать за Лайтом. Хотя, возможно, он хочет именно этого.       Неужели L подразумевал, что она извращенно мечтает о взглядах, изучающих ее обнаженное тело? Лайт почувствовала, как от унижения к щекам приливает мучительный жар.       — Держись подальше от ванной! — прорычала она и захлопнула дверь.       — Пятнадцать минут, Лайт.       Лайт дернула себя за волосы в тщетной попытке погасить растущую злость на этого гениального идиота. Все могло кончиться плохо и довольно быстро. И если Рюдзаки обнаружит, что она — женщина, шансы на благополучный исход сильно упадут. Вполне возможно, он отдаст ее в руки Олигархии. Или даже увеличит процент вероятности того, что она — Кира, раз столько лет лгала про свой пол… Можно попробовать соблазнить его… Лайт почувствовала дурноту от одной мысли об этом.       Она всегда испытывала неловкость в вопросах обольщения, даже отторжение. Конечно, Лайт целовала девочек. Многих. От популярного парня ожидали, что он будет ухаживать за девушками, целоваться, шептать всякую милую чепуху. Но Лайт не получала удовольствия. Поцелуй для нее был просто холодным, бесчувственным процессом. В лучшем случае, оставалась пустота, в худшем — было противно. Однажды, на спор, она поцеловала мальчика, а после разыграла сцену гнева, ярости и отвращения. Но, как и с девочками, ровным счетом ничего не почувствовала. Ни разу за все восемнадцать лет Лайт не испытывала желания… Ни к кому.       Странно для энергичного подростка, каковым ее считали.       Таким образом, мысль о соблазнении детектива вызвала лишь нервную дрожь. Нет. Не стоило вступать на этот путь. Осознав, что время выходит, она быстро забралась в огромную роскошную душевую кабину. Лайт старалась не думать, что средства для мытья были в точности как дома и расположены в том же порядке. Даже сменный комплект одежды был в ее стиле и ее размера.       Ровно через пятнадцать минут, когда Лайт застегнула последнюю пуговицу, Рюдзаки небрежно распахнул дверь и уставился на нее.       — Что? — прорычала она, подойдя к зеркалу, чтобы причесаться.       — Второй Кира выступает по радио, — сказал он и вышел, оставив дверь ванной широко открытой.       Чтобы не пропустить объявление, Лайт оставила расческу на краю раковины и бросилась за детективом.