Двойное психологическое

Она сидит на широком подоконнике, кутаясь в теплый плед и поджав под себя ноги. Веки настолько низко опущены, что пушистые ресницы откидывают еле заметные тени на ее бледные высокие скулы; все мышцы ее тела расслабленны, это видно по тому, как она умиротворенно опирается на отделанную выбеленным орнаментом стену и скользит взором по длинным строчкам книжного текста. Два ритмичных хлопка заставляют девушку инстинктивно вздрогнуть, и ее выражение лица отражает истинную встревоженность, когда она отрывается от текста, на бумаге изложенного фэнтезийным сознанием автора. И невольно он смеётся коротким, грудным смехом, прикрывая на мгновенье глаза. Останавливается в дверном проходе, опираясь о косяк плечом, и впивается в нее несколько укоризненным взглядом. — Сколько раз я говорил тебе не читать в темноте? Сознание тыкает его носом в его же только что продемонстрированную заботу. Он бы не поверил, скажи об этом кто-либо другой, посторонний. Просто он и сам не заметил, как эти вроде бы ничего не значимые слова предательски сорвались с трепливого языка. Кажется, будто подобное, из ряда вон выходящее — неправильно, так быть не должно. У него было бесчисленное количество девушек, что он брал в разнообразных засранных местах, а после уходил, не вслушиваясь в протестующие, возмущенные возгласы особей женского пола. Не оборачиваясь, оставляя после себя лишь терпкий запах плотского удовлетворения. Он был типичным ничтожным ублюдком, не знавшим предела в действиях. Типичным мудаком, трахающим все субъекты противоположного пола. И от самого себя в подобные моменты удовлетворения собственных физиологических потребностей становилось противно, а на душе отвратно. От того, как поступал с теми, кто поддался его искушению. И как-то, задрав голову кверху, он наткнулся на ее взгляд — какой-то отстраненный, пустующий.Помнит, как поднялся на крышу школы и подсел к ней. Продолжительно впился въедливым взглядом в ее профиль, замечая, насколько же девушка перед ним была красива. Даже продрогшая под моросящим дождём. Яркие волосы тогда слиплись, толстовка стала оттенком темнее, да и сама ткань на вид тяжелее. Она стояла, обхватив себя за острые плечи, даже под плотной тканью толстовки казавшимися неестественно хрупкими. И никак не отреагировала, когда он щелкнул зажигалкой, поджигая сигарету и погружаясь в неслышимый диалог, создаваемый нетревожимой атмосферой. Тогда было как-то спокойно, словно вот так вот и должно быть. После они завербовали крышу — это было своеобразным местом их ежедневных, безмолвных встреч. С тех пор он жил ее присутствием. — Не будь занудой. Она закатывает глаза в привычной манере, откладывает книгу в мягкой обложке и скидывает теплый плед, оставаясь незащищенной от ленивого свежего сквозняка, что наполняет студию сквозь открытую форточку. На ней лишь топ, сквозь тонкую ткань которого просвечиваются очертания сосков, и короткие шорты — слишком короткие, однако более сковывающая и скрывающая ее тело одежда совершенно без надобности. И Джерар в который раз отмечает, насколько соблазнительна девушка перед ним: даже когда выглядит совершенно домашней, совершенно его. А она разве его? Охреневал порой от неактуальных выводов и вопросов собственного подсознания, при этом подавляя порыв впустить в легкие отравляющий дым. Однако это являлось одним из немногих запретов, коими он сам себя ограничил с того момента, как его собственные губы произнесли навечно высеченное имя. Нет, не совсем его. Нехотя отвечает на тот самый, промелькнувший ранее вопрос, и по какой-то причине в груди тяжко тянет чувство неудовлетворения. И он забивает на это самое чувство, потому что оно — бессмысленно. Не отрываясь, смотрит, как она переставляет стройные ноги по мягкости белоснежного ковра, а после тянется к нему, окольцовывая тонкими руками его шею и прижимаясь всем своим чувственным телом. Целует мягко, медленно скользя губами по его устам. А он беспросветно отвечает, теснее стискивая в ладонях тонкую талию. Сладостный привкус зефира и горячего шоколада все еще теплится на ее языке, и он сильнее впивается в теплоту ее рта, распуская по хрупким плечам локоны волос, что сразу же спускаются мягкими волнами до самой талии. Она толкает, норовя выйти за порог и добраться до их широкой кровати, но он вместо этого натыкается позвоночником на резкий срез застекленной панорамы, при этом болезненно что-то шипя ей в губы. В ответ раздается звонкий, с уже хриплыми от лёгкого возбуждения нотками, смех. Утыкается носом во впадинку меж его шеей и крепким плечом, затем тягуче целует кожу шеи, оставляя еле заметное красное пятнышко. Фернандес дотрагивается пальцами до того самого места на своей шее и только сейчас замечает, как его трясет. Неистово колотит все внутри, но все же Джерар продолжает причинять себе моральную резь, рассматривая разбросанные по светлым стенам последние, запечатленные около четырех месяцев назад кадры. Студия является его местом, его отчуждением. И так же морально убивает, грызет совесть и угнетает. Лишает здравого рассудка, вызывая помутнение. Всегда убеждал себя в том, что имеет власть и обладает нерушимой выдержкой — так эти убеждения выжглись вместе с тем жалящим пламенем. Он нанес неимоверное количество травм девушке, изображенной на многочисленных иллюстрациях перед его взором. И все его собственными руками — и никакой властью в этом случае не сможет он воспользоваться. Девушке, к которой не планировал испытывать каких-либо индивидуальных чувств, за исключением страсти и грязной похоти. Разглядывает свои ладони, со всей силы сжимая их в кулаки, при этом всем истерзанным нутром желая сдохнуть; умертвить воспоминания. Вернуться назад, и сгореть заживо в той агонии, или же разбить череп об обоженный, искривленный металл. Главное — больше не возвращаться к тому дню, дабы не видеть ее тело. Там, в резчатом, глубоком овраге, среди острейших обломков, меж придавленной весомым деревом дверью автомобиля и сидением. Истерзанную глубокими ссадинами нежную, болезненно тонкую кожу; густую венозную кровь, вязко стекающую из виска по подбородку, тянущимися будущими шрамами и кровоточащими, уже зараженными порезами. Ее — почти безжизненную. Он даже тогда, все еще будучи в шоке от случившегося, позволил себе подумать, что ее больше нет. Как ты такое мог себе позволить, сатирический ублюдок? Мозги тогда вышибло ему знатно. После началась изнуренная апатия: Фернандес не ведал, сколько жгучего скотча уместил в свое бренное тело, выбил из себя всю паскудную дурь, содрав костяшки пальцев, раздробив чуть ли не все ребра, когда задыхался в собственной истерике — гнобил свою же беспечность. Даже если ему должно было быть тогда совершенно посрать на данность. А теперь не ведает, что же все-таки хуже: всю жизнь страдать от настолько основательной потери, или же мучительно грызть самого себя изнутри, уничтожая нутро от осознания своей же вины. Ему больно, и не важно теперь, что же хуже. И уже знает, что искоренить эту боль не-воз-мож-но. Просто ее рядом все равно не ощущает, и, вероятнее, больше никогда не сможет вновь почувствовать себя полноценным. Только если сознанием, только иллюзорным фантомом. Блядь. Дергает головой, да так резко, что зрение слишком медлительно фокусируется на изображениях. Поджимает губы, выскакивая за дверь и запирая ту на ключ — он не должен был поддаваться искушению, тем самым выбивая себя самого из привычной колеи новой жизни. Новой, но уже в самом начале изгнившей. А еще он понимает, что не имел права вчера снова влезать в жизнь Эрзы Скарлет, пусть и таким мимолетным и непонятным ей образом. Но ничего не может с собой поделать, снова увеличивая яркость экрана и быстро печатая на сенсорной панели. Мучает себя. Не даёт ей жить без его одержимости ею же — как и тогда. Херов эгоист. «Ошибся. Но время не повернуть вспять — поэтому мы можем лишь винить себя за совершенное. И я не сожалею, что не тем адресатом оказались именно Вы.» Черт, нахрен это все — он всегда хамовато и эгоистично вел себя по отношению к ней, но это самое отношение помогло ему хоть на некоторое время осязать ее рядом. Пусть и только ее тело. Во что он превратился, мать его? Нет бы послать все куда подальше, вернуться к прежнему строю жизни.

***

В начале второго месяца продолжительной осени погода не спешит хоть как-то меняться, радуя город проливными и моросящими дождями. Несмотря на влажную атмосферу и скорбный холод, Эрза наслаждается этим временем года — особенно в моменты раскатов тяжелого грома, что оповещал о дальнейшей грозе. Небо в это время затягивается темными, свинцовыми тучами, а душный и загрязненный воздух будто обновляется. И главное, никаких мерзких насекомых: они, пожалуй, единственные в природе, что так отвратно влияли на психику девушки. Членистоногие вызывали нервную дрожь по всему телу, буквально скручивая внутренности — довольно распространенная фобия в мире медицины. Если бы она была еще и единственной. С тех самых пор, как Эрза Скарлет закончила школу, ее жизнь буквально поделилась на два этапа: «до» и «после» летних событий. И именно это самое «до» воспроизвести в памяти она не в силах — как заверил ее личный врач: «Восстановление после реанимации и месячной комы — слишком кропотливое и муторное». Некоторые клетки мозга все еще не оправились от психологической — какой бы там она ни была — и физической травмы, а иллюзирными воспоминаниями она себя не тешит. Полный провал событий «до» никак не кроется новыми действиями. Будто то, что было у нее раньше — все, что нужно для жизни. Сейчас же, за исключением пустоши в собственном сознании, она довольствуется обыденным существованием. То, что у нее есть и осталось — это настоящее, но недостаток чего-то необходимого слишком ощутимо чувствуется. -…слышала, девчонки с нашего потока уже выстроились в очередь, чуть ли не скаля зубы друг на друга. Сквозь гул голосов взвинченных студентов Эрза старательно ловит обрывки фраз точно такой же взвинченной Люси, усердно пытаясь уяснить хоть что-то из длинного повествования блондинки. — Чего? — переспрашивает девушка, когда они, протиснувшись сквозь толпу, находят нужную им аудиторию. — Говорю, новенького зачислили, — терпеливо повторяет Хартфилия и тянет Эрзу за кисть в последний ряд продольных мест. Мечтательно прикрывает веки и восклицает: — Тако-ой красавчик! Новые студенты в их институте, особенно учитывая уже несколько истекших недель обучения — большая редкость, так как поступить сюда может далеко не каждый. Высокие баллы сданных экзаменов и поднебесная сумма за место обучения: подобное по силам лишь «золотой молодёжи», что разбрасываются доходом своих папочек, не считая потраченного. Единственной возможностью поступить обыкновенному, среднестатистическому подростку — это обладать гениальным умом и индивидуальным мышлением, тогда, быть может, ты войдешь в ряды малочисленных, но везучих учеников-по-обмену. — Ты-то откуда знаешь, какой он из себя? — испускает смешок Скарлет, наблюдая, как подруга достаёт мобильник и вбивает пароль на сенсорном экране, а после протягивает ей. — Может он очередной щербатый ботаник. — Оу, он слишком сексуален для ботаника, — увлеченно отзывается Хартфилия, уверенно складывая под грудью руки и провокационно улыбаясь. Сердце притупленно сжимается, когда карий взгляд скользит по высокой фигуре. Фотография была несколько размыта: в полуоборот, расслабленно опираясь одним локтем на высокий стол кафедры, был запечатлен молодой парень, что слегка повернул голову в сторону и, вероятнее, переговаривался с их деканом. Тёмная водолазка с горлом плотно облегала широкие плечи и крепкий торс; такие же вычурные джинсы низко сидели на бедрах, а одна нога была небрежно заставлена за другую. Синие волосы падали на глаза, слегка отросшей челкой закрывая высокую линию скул, а под самыми их концами виднелась яркая вязь татуировки. — Откуда у тебя это? — сиплым голосом спрашивает Эрза, тут же прочищая горло и стараясь не выдать собственную, непонятную ей самой реакцию. — Фулбастер с ним знаком вроде, да и в беседу кинули, — озадаченно откликается блондинка, замечая незначительные изменения в поведении подруги. Взволнованно наклоняется вперед, вглядываясь в лицо Эрзы: — Что случилось? Ощутимым онемением охватывает тело, посылая зябкую дрожь по позвоночнику — казалось, необходимый кислород вмиг перестал поступать в легкие. Она откладывает телефон, судорожно обхватывая ручки сумки ладонями, а после вскакивает с места, чувствуя знакомое, образующееся в районе солнечного сплетения боязненное волнение. Игнорируя взволнованные зовы Люси, огибает компанию одногруппников, усердно унимая судорожную дрожь во всем теле. Резко останавливается в уже пустующем коридоре, не понимая собственный легкий срыв и похожие на ночные ребристые ощущения. Довольно странная реакция, но Эрза оправдывает это психологическим восстановлением, что бывает после реанимированного лечения и о котором предупреждали ее в клинике. Сглатывая и успокаиваясь, уже менее нервным шагом направляется по ступеням к выходу из учебного заведения: на сегодня вынос мозга историческими событиями и алгебраическими расчетами с построением извечных чертежей отменяется.

***

— Эрза, ты меня не слушаешь! — Слушаю, — рефлекторно возражает Эрза, все так же озадаченно рассматривая текст сообщения. — Ну да, — возмущенно фыркает Люси, более не пытаясь узнать, чем же так увлеклась ее подруга. — То-то я и замечаю, что ты в последнее время из телефона не вылезаешь. Девушка облизывает пересохшие губы, мысленно подтверждая озвученные слова Хартфилии, после закидывает телефон в сумку. Бред — сидит и раздумывает над ответом незнакомому человеку, да ещё и ломает голову над смыслом, подтекст которого всенепременно кроется за напечатанными словами. — Ну что? — выжидающе переспрашивает она, откидываясь на спинку дивана. — Блин, ты сегодня сама не своя! Прогуляла занятия, мне пришлось отчитываться перед деканом, ничего толком не рассказываешь, так ещё и игнорируешь! — с нотками обиды протягивает блондинка, осуждающе покачав головой и разворачивая обертку молочного шоколада. После вновь вдохновляется, вмиг забывая о незначительном инциденте: — Короче, Драгнил достал два приглашения на ежегодный фестиваль. И мы… — Люси… — Нет! — восклицает девушка, уперто вскинув блондинистую голову. — Никаких возражений я больше слушать не желаю. Поверь, я представляю, как это тяжело, — проговаривает она, не обращая внимание на недовольно поджатые губы подруги. — Но ты и так вечно сидишь дома! Пора вливаться в общество по новой. Так что на следующей неделе мы обязаны хорошенько оторваться. Иначе я обижусь! Эрза обреченно вздыхает, обхватывая ладонями кружку с горячим зеленым чаем. — Ты же сама знаешь, я не слишком люблю массовое скопление людей. А там кого только не бывает. Да и… — Именно, тебе надо бороться с этой фобией. Везде пешком ходишь, избегаешь шумные компании. Не всегда же ситуации выходят из-под контроля! Твой случай — единичный. Не все поездки заканчиваются реанимацией. Эрза, тебе это самой нужно! Люси Хартфилия — одна из немногих людей, кто знал об аварии. И одна из тех, кто до сих пор пытается вернуть привычную заводную Эрзу Скарлет — до сих пор не разочаровалась в подобном стремлении, хотя вероятность вернуть память самой Эрзе и восстановить события несказанно мала. И за это девушка была искренне благодарна своей верной подруге, чей энтузиазм, казалось, не угасал ни при каких обстоятельствах. Драгнилу необычайно повезло иметь рядом с собой такую девушку; они сошлись оптимистическим настроем и нескончаемой взаимоподдержкой. После выписки из больницы, Эрза долго не могла свыкнуться со своим положением в жизни. У нее будто изъяли силой важный кусок воспоминаний, она помнит лишь редкие моменты своей школьной жизни. Последний — выпускной на девятом году учёбы, но старшие классы — как раз те самые воспоминания, фрагменты которых она так и не может собрать по кусочкам. Будто это — не то, о чем надо ей знать, будто это — что-то не ее. И даже когда она решается разузнать у Люси хоть что-то из тех двух лет, она рассказывает незначительные мелочи, наподобие их тогдашних увлечений и тусовок — это не вызывает резкие порывы восстановления, четкими разрядами не всплывают кадры того времени. И все же она чувствует всем своим существом, что это важно вспомнить. Изводит себя уже на протяжении нескольких месяцев, прилагая все те силы, что у нее есть, сосредотачивается на своей цели, стараясь погрузиться в своеобразный вакуум, оградившись от реальности, как советуют врачи. Но все тщетно, и кажется невозможным. Поэтому она кивает, соглашаясь, все еще имея надежду на то, что погрузившись в былую среду тусующейся молодёжи и их увлечений, сможет вспомнить хоть что-то. После того, как Хартфилия уходит, взяв с Эрзы обещание, что в выходные они отправятся проветриться в торговый центр, девушка убирает со стола и включает ноутбук, собравшись подготовить доклад по истории архитектуры. Но руки сами собой тянутся к телефону, и она вновь перечитывает сообщение весьма странного содержания. «Ошибся. Но время не повернуть вспять — поэтому мы можем лишь винить себя за совершенное. И я не сожалею, что не тем адресатом оказались именно Вы.» Это было похоже на цитату из какой-либо статьи или книги, а последнее предложение и вовсе кажется подозрительным. Если бы не абсурдность сей мысли, она бы подумала, что незнакомец является маньяком-социофобом. И, даже несмотря на то, что благоразумнее было бы просто напросто очистить диалоговое окно, а после больше не забивать голову всякой незначительной информацией, Эрза испытывает нездоровую заинтересованность и желание ответить: «Без ошибок не бывает продолжений. Вероятнее, прошлое чему-то Вас научило. Чем же оправдана подобная честь к моей персоне?» Она усмехается сама себе, перечитывая собственный текст. Замирает, раздумывая еще раз над вопросом, зачем ей надо вообще отвечать, но все же нажимает «отправить». Откинуть телефон не успевает — он вновь пиликает. «Быть может, судьба свела нас.» Тихо рассмеявшись наигранности данной фразы, она несколько удивленно отписывается: «Слишком сентиментально, Вам не кажется?» «Отнюдь. Я не имею отношения к тем людям, что подкатывают к дамам методом пафосных воспеваний.» Дамам? Эрза вскидывает брови, нервно оглядывая свою спальню и останавливаясь взглядом на завешанном тюлем окне. Если она серьёзно думает, что за ней все это время следили, можно смело отправляться обратно в клинику. А если вдуматься, то каким образом ее собеседник может знать, что общается с представительницей слабого пола? «Как Вы можете быть уверены, что я — девушка? Да и каждому характерен пафос, особенно, если желаешь достичь успеха в привлечении внимания какого-либо человека.» «Все просто: мужчина бы не стал реагировать на подобное сообщение, с которого начался наш диалог, не стал бы подавать признака на возможное продолжение беседы. Или же ответил более резко, и мне бы сразу расхотелось писать вновь. И как Вы можете быть уверены в том, что я действительно желаю «достичь успеха в привлечении внимания какого-либо человека», а в данном случае — Вас?» «Признака на продолжение? Да я вовсе не хотела отвечать, так где именно я оступилась и выдала свой, как Вы считаете, порыв продлить общение?» Их диалог был совершенно бессмысленным, однако порыв ответить на скептические доводы собеседника брал верх над внутренним «я». «Ох, неконтролируемое желание почувствовать нужность в моем присутствии — хоть и по обыкновенной переписке — Вы выдали таким невзрачным словом, как «простите». На первый взгляд, никакого подтекста, однако вопросительный знак в самом конце слова говорит о многом. Да и одной фразой о неверности набранного мною номера можно было бы ограничиться — до меня бы дошло через некоторое время, я не настолько тугомыслящий.» «А вдруг? Если что, в наше время с настолько углубленными знаниями в области медицины, лечение вполне возможно.» «То есть Вы не собираетесь дальше оправдываться? Закончим на неблагоприятном состоянии моих мыслительных способностей?» «А смысл? Признаю, мне было немного интересно, кому адресовано то сообщение, но не более того. В любой момент можно оборвать связь и перестать ерничать друг с другом. Именно этим и удобно общение по сети — ты просто в праве прервать общение, если тебя что-то не устраивает, или же сам человек утомил. А насчёт кретинизма — это не моё дело, так что, пожалуй, пришло то самое время завязывать.» Эрза фыркает и раздраженно откидывает айфон в сторону, тут же испуганно распахивая глаза и метнувшись за ним. Смартфон чуть было не съехал с постели на жёсткий ламинат — было бы не до внезапных словесных срывов на незнакомца. Вероятнее всего, она бы скорбила по новому и, несомненно, дорогому смартфону, так как тот был недавним подарком от ее отца, что сейчас находился на другом континенте в длительной командировке. «Надо же, какие мы гордые. А если подумать: обменяться колкостями успели, а до сих пор официально выкаем. Не против перейти на «ты»?» «Против. Я не собираюсь больше связываться с Вами.» Совсем по-детски показав язык ни в чем неповинному смартфону, девушка более аккуратно кидает его на покрывало и уставляется в экран ноутбука, силясь вспомнить хотя бы тему требуемого реферата и более не собираясь прикасаться к телефону до завтрашнего утра и отвечать незнакомому абоненту. «И все же давай на «ты».»