Мирон не сомневается — в прошлый раз он успел обдумать это со всех сторон — он так надавил на Женю, что она действительно сделает все, о чем ее попросят. Изначально манипулировать чувством вины не входило в его планы, да и простить ее он так и не смог. Но сейчас он использовал Женю, чтобы в первую очередь вытащить Карелина, который каким-то невероятным образом умудрился вляпаться. Мирон понимает, что времени что-то придумать у него просто нет. Идти сдаваться — крайне глупо, если он окажется под следствием, то Слава со своим планированием снова подставится. Эта мысль вызывает невольную улыбку, но разворачивать подобный сценарий в голове он себе не разрешает. Из очевидных вариантов остается только использовать Женю. Но грехи он отмаливать будет после, а если повезет — сработает мгновенная карма.
Женя реагирует на удивление быстро, и уже спустя несколько часов она вместе с адвокатом, залогом и чувством выполненного долга оказывается в местном отделении полиции. Освободить Славу не составляет большого труда — вменять ему состав преступления без формальной процедуры дознания никто просто не имеет права.
— Карелин, — она встречает его с улыбкой, — ну что ты творишь?
Слава замирает, увидев перед собой Женю. За долю секунды до него доходит, что именно произошло, и чего это стоило Федорову. И если это понятно, то как теперь вернуть все на свои места — не особо. Мирон был крайне принципиален в своем решении, и Слава представляет себе, как это впоследствии может отразиться на их и без того хрупких отношениях. В его груди снова наступают заморозки, похолодания до максимально низких температур.
«Он мне этого не забудет. Может, даже не простит. Зато теперь все разрешится. С ним все будет в порядке», — и холодный антициклон отступает.
— Привет. Спасибо, — благодарность выходит крайне неловкой.
— Не за что. Это не для тебя.
— Что дальше? — Слава рассматривает пришедшего с ней мужчину, который беседует о чем-то с местным дежурным.
— Посмотрим, — она пожимает плечами, кивая в сторону адвоката. — Я рассказала все Андрею. Ему необходимо больше информации, так что дальше, видимо, надо поговорить с Мироном, с Павлом Сергеевичем, а там видно будет. Но этот парень знает свое дело. Он отмазывал людей даже от убийств.
— Мирона не надо ни от чего отмазывать, — несколько резко огрызается Слава.
— Да тихо, все, не бушуй. Я все поняла, — и она продолжает улыбаться так, как будто и правда все поняла.
Карелин не уточняет, что именно Женя имеет в виду — это он обсуждать не готов, какие бы ни были варианты. В голове отбивается только одна мысль — «Если он сейчас пошлет меня? Если он воспринимает это как свою обязанность? Он же говорил о том, что должен мне… Мирон не любит ходить в должниках. Еще хуже, если он посчитает это провокацией». Слава гоняет все варианты, но его все же греет, что Мирон не послушался. Не уехал и не залег на дно, а среагировал максимально быстро. «А, может, он все-таки?..», — закрадывается единственная неоконченная мысль, в послевкусии которой нет оттенка вины.
Он заходит в квартиру последним, пропуская вперед Женю и Андрея. Мирон появляется в коридоре молниеносно и тут же прислоняется к стене и шумно выдыхает.
«Замечательно. Как же ахуенно», — думает он, не сводя взгляда с Карелина.
— Мирон, — робко начинает Слава, который выглядит как нашкодивший щенок, — я не знал, что так получится, я…
— Потом поговорим, — бросает ему Федоров, и в его тоне куда больше облегчения и радости, чем осуждения. Слава тут же растекается теплой лужей и едва сдерживает себя от более яркого проявления чувств, чем улыбка во весь рот. К нему очень быстро возвращается былой задор, взгляд становится типичным для любимой Славиной маски — лихим и придурковатым. И Федорову в этот момент хочется его обнять, убедиться, что с ним все в порядке, хотя бы взять его за руку.
— Мы вам не мешаем? — интересуется Женя, наблюдающая со стороны этот невербальный пинг-понг.
— Им ничего не мешает, поверьте мне, Евгения. Добрый вечер, — Павел Сергеевич только выходит из кухни, заканчивая какие-то домашние дела.
— Прекрасно, все в сборе. Я предлагаю взять себя в руки на какое-то время и поговорить о делах. Нам есть что обсудить. Это Андрей, он будет вашим представителем в судебном разбирательстве.
— Добрый вечер, — Андрей поочередно жмет руки Паше и Мирону.
— Может, мы уже пройдем?
— Конечно. Я думаю, на кухне будет удобно, — приглашает Паша, адвокат и девушка следуют за ним.
Слава все-таки делает несколько шагов на встречу к Мирону, и тот хватает его за руку, быстро притягивая к себе. Слава опирается рукой о стену и замирает.
— Я думал… — начинает Мирон, но мысль обрывается, и он этому рад. Глупо было бы рассказывать все, что вызывало невротические всплески у Федорова в последние несколько часов. Его паническое состояние подбрасывало не самые красивые картинки. И он формулирует максимально емко. — Карелин, твою мать, я так пересрал.
— Прости. Я не хотел.
— Да прекрати извиняться.
— Тебе пришлось…
— Пришлось, — перебивает Мирон таким тоном, что продолжать Славе не хочется абсолютно. — Ты хотел, чтобы я расставил приоритеты. Я расставил. Впредь, пожалуйста, будь осторожнее.
— Хорошо, — быстро отвечает Слава. Обсасывать эту ситуацию ему совсем не хочется, Мирон же все понимает правильно. И мысль, незавершенная Карелиным раньше, наконец, находит свое логическое окончание: «Он все-таки сделал это для меня. И только».
Они сидят до трех часов ночи, планируя линию защиты, систематизируя информацию, формулируя обвинение для встречного заявления, выбирая варианты подбора улик и доказательств. Паша, очень уж включившись в эту ситуацию, предлагает перерыть истории болезни, просмотреть записи ночных смен Георгия Андреевича, предоставить все данные пациентов, у которых указана та же причина применения мер купирования состояния, что и у Мирона. Андрею приходится напомнить Павлу, что эта информация разглашению не подлежит, но инициативность оценивает.
Они решают остановиться на компромиссном варианте — подключить реальную социальную службу больницы, составить петицию с претензией и предложить пациентам, которые захотят это сделать, подписать ее и дать показания. Весь процесс обещает занять около двух дней — все-таки город маленький, а социальная служба привыкла работать в некотором цейтноте.
— Ладно, на сегодня все. Павел, теперь дело за вами.
— С утра займусь, сразу же. Я позвоню вечером, расскажу о результатах.
— Мирон, — обращается к нему Женя, уже стоя на пороге, — я очень рада, что ты позвонил. Я понимаю, не надо ничего говорить, просто хочу, чтобы ты знал.
Федоров кивает и действительно ничего не говорит. А хуле тут скажешь?
Следующие два дня проходят невероятно муторно для Паши и очень тягостно для Мирона и Славы. Федорова, наконец, отпустило. Переносить мысли и рефлексию на потом уже входит в привычку, но он ничего не может с собой поделать. Его мощно накрывает волной пережитого за последние дни, и он просто вырубается и спит по двенадцать часов, а в перерывах между сном не отпускает от себя Карелина. Тот не против. Слава же наоборот застревает в размышлениях и, к своему удивлению, понимает, что боится того, что будет дальше.
Все идет хорошо, но пройдет судебное заседание, Мирона полностью оправдают, и прятаться никакой нужды не будет. «Залегли на дно, блин. Лежал бы и лежал на этом дне», — думает он. Быстро мелькает смешная мысль о том, что Паша, наконец, лишится своих постояльцев. А они ни разу даже не поинтересовались, удобна ли ему эта ситуация. Хотя, это был бы очень формальный вопрос, а в их маленькой компании таких вопросов не задают уже давно.
Паша ставит Мирону последнюю капельницу, и экспресс-анализ крови показывает значительное улучшение. Естественно, восстановительная терапия еще не закончена, но угроз для жизни и здоровья на сегодняшний день больше нет. Услышав эти новости, Федоров расслабляется, хотя на самом деле уже успел забыть об этой опасности. Зато ни на минуту не забывал Слава, который после оглашения вердикта просто сел на диван, закрыл лицо руками, и Мирону стоило больших усилий вернуть его в реальность.
— Слава, — он кладет голову ему на плечо, — ну что с тобой?
— Ничего, — не отнимая рук от лица, отвечает Карелин.
Задавать провокационные вопросы из серии «Неужели ты не рад?» Мирон не собирается — не в его стиле, и он просто сидит рядом, зарываясь носом в Славины волосы, и даже не пытаясь убрать с лица улыбку. Спустя какое-то время Карелин все-таки оживает, даже как-то слишком резко, крепко прижимая к себе Мирона, и теперь застывает в этом положении. Ему сложно выразить всю эту гамму чувств.
— Ладно, теперь давай так посидим, — тихо произносит ему на ухо Мирон.
— Федоров. Пожалуйста. Можно такой хуйни больше не будет?..
— Можно. Все, что от меня зависит.
И от этих слов Карелина тащит еще очень, очень долго, потому что это обещание звучит как долгоиграющее. Он не позволяет себе никаких трогательных сцен — в личном пространстве Мирона он все еще чувствует себя гостем. Он не позволяет себе украдкой слез облегчения — это конденсат, возникающий при охлаждении его эмоционального напряжения.
Андрей приезжает спустя два дня, как и обещал. Он успевает обработать все материалы, переданные ему Пашей. Социальная служба справляется с задачей просто великолепно — люди, имеющие право задавать вопросы, получают гораздо больше ответов, дело остается за малым. Подать заявление, выступить со стороны защиты.
— Если учесть, что Мирон Янович все еще находится под подозрением, то дело рассмотрят максимально быстро. Давайте завтра и поедем.
На улице Мирон немного нервничает — не из-за предстоящего посещения гнезда правоохранительных органов, а из-за того, что абсолютно отвык от социума. Впрочем, эта легкая тревога компенсируется его отличным самочувствием. Он впервые чувствует в себе силы что-то делать, за что-то, наконец, бороться. Перед его глазами вновь открывается мир.
Из судебного протокола от 19.12.2017 г.: в закрытом судебном заседании рассмотрено уголовное дело по заявлению Михайлова Георгия Андреевича о нанесении ему тяжких телесных повреждений Федоровым Мироном Яновичем. Суд, рассмотрев материалы дела, приняв во внимание прямые и косвенные улики — показания ответчика (приложение 1), показания свидетелей (приложения 2-13), выписки из историй болезни (приложения 14-26), постановил: действия Федорова М. Я. квалифицировать как самозащиту. Снять с ответчика все обвинения. Встречное заявление от 17.12.2017 г. о лишении лицензии Михайлова Г. А. удовлетворить частично. Примененные меры: лишение лицензии на врачебную деятельность без права восстановления. Заключение в колонии строгого режима сроком на двенадцать лет лишения свободы.
***
— Не забудь ноутбук. И зарядку, — Мирон активно руководит процессом сбора вещей, пока Слава шуршит по дому, собирая всякую мелочевку. У них всего-то набирается две сумки.
— Так точно, босс.
— Трусы твои на батарее.
— Мир, я справлюсь. Верь в меня.
Они дожидаются Павла Сергеевича — он уже перешел на свой обычный график и дома появляется около пяти вечера. Он приносит с собой все вещи Мирона, которые на время розыска и следствия были конфискованы участковым — одежду, смартфон, бумажник.
— Возвращаю, в целости и сохранности.
— Паша! — Карелин обнимает психиатра, долго и крепко, до тех пор, пока Мирон не оттаскивает его за рукав.
— Слава. Веди себя прилично, — и ответом Федорову служит крайне многозначительный взгляд.
— Ничего страшного, — Паша, давно привыкший к Карелину, нисколько не смущен.
Слава за руку тянет психиатра на кухню, где распахивает перед ним дверцы шкафа, демонстрируя до отказа забитый, обновленный бар.
— Нормального алкоголя тебе подогнали.
— Вау, — Паша с интересом рассматривает бутылки. — Вот прямо сейчас и открою одну. Отмечу свое освобождение. Я уже думал, что вы никогда не уедете.
— Можем остаться еще на пару дней, если хочешь. Твой кот уже любит меня больше, чем тебя, — Карелин трещит без тормозов и, в целом, может себе позволить. Его настроение заполняет комнату, будто веселящий газ, и за сегодняшний день Мирон улыбался больше, чем за весь последний месяц.
— Слава, — Павел только качает головой, — пожалуйста. Идите уже отсюда. Мирон Янович, я бы предпочел больше вас не видеть в контексте своих профессиональных навыков, само собой, но я всегда на связи, если что.
— Я тоже не горю желанием, Паш, — он жмет ему руку на прощание и прикладывает максимальные усилия для того, чтобы успокоить Славу, который прощается с Павлом как в последний раз.
— Может, поехали с нами, отметим? И наше новоселье заодно.
— Нет, Слава, спасибо тебе большое, конечно, за предложение, но я предпочту побыть один. Если ты не против.
— Я против!
— Все, Паша, мы поехали. Спасибо тебе еще раз огромное, не знаю, что бы мы без тебя делали. Если вдруг возникнут проблемы — обращайся, — завершает эти бесконечные прощания Мирон.
— Обязательно.
***
Судебное заседание, на их удачу, было назначено закрытым, и дело не получило громкой огласки. По многим причинам, конечно, но судьба сыграла им на руку.
Карелина уже душит недосказанность, висящая между ними слоем густого тумана. Ему кажется, что в каждой своей шутке, в каждом обращении к Мирону он роняет по несколько слов, которые предназначались для чего-то особенного. Нет, он не собирается устраивать романтические ужины с признаниями, он просто, наконец, хочет выговориться, вот и все.
Слава сам предлагает не торопиться с возвращением в родную среду. У него на то есть свои причины — ему хочется как можно больше времени провести с Мироном вдвоем, наедине. Озвучивает он кучу других, рациональных и очень правильных фактов, обтекаемо касаясь темы психологического комфорта Федорова, да и своего тоже, ввиду последних событий. Но Мирон и не думал спорить. Он же всегда все понимает правильно. Поэтому он только кивает, выслушивая Славины аргументы, и они буквально за пару часов находят небольшую квартиру на окраине Москвы и оплачивают ее на два месяца вперед.
Такси. Ебеня. Подъезд. Лестница. Дверь.
— Дом, милый дом! Заказывай пиццу, срочно!
