***
Практически импровизационный концерт Мирона в Москве прошел настолько круто, насколько это было в принципе возможно. Он любил камерные выступления — можно было пообщаться с фан-тусовкой, а по этому общению он явно соскучился. Все-таки каждый из его треков был спайкой из настоящих эмоций и сомнений, и каждый раз он делился со слушателями частью своего, личного, и получать обратную связь для него было действительно важно. — Привет. Ну, как ты там? — Мирон включает видеочат, оставшись в помещении, выделенном под гримерку, и с улыбкой смотрит на Славу. — Привет. В порядке, работаем. Биты почти дописали. — Далеко тебе до альбома? — Да не очень, осталось только записать. Мы уже намутили идею для вброса… Так что скоро догоню тебя в туре, — смеется Слава. — Как концерт? Ты просто сияешь. Не устал? — Это просто блики, — Мирон проводит рукой по гладко выбритой голове. — На самом деле нереально, клуб небольшой, на пару тысяч человек всего, но тусовка была что надо. Ты серьезно насчет тура? — Если альбом зайдет, почему бы и нет. Не так масштабно, конечно, как ты, но все же. — Было бы очень круто. Может, правда пересечемся? Хотя… нет, это плохая идея. — Ага, в один день в одном городе, в клубах, расположенных напротив. А потом выпустим толпы и просто будем наблюдать. — Это в твоем духе, — Мирон не скрывает усмешки и качает головой. Он встает и доходит до холодильника. — Ты у Замая сейчас? — Нет, я дома. В смысле, у тебя, — Слава срывается на оговорку, но она выходит очень трогательной, и даже он сам ловит прелесть этого момента и крутит на языке это «дома», которое он приравнял к «у тебя». Дверь гримерки распахивается неожиданно, и на пороге появляется Евстигнеев с улыбкой во все лицо. Первой реакцией Мирона становится резкое движение в сторону телефона. — Я скучаю, — сообщает с экрана Слава. Его тон меняется на окончании слова, в ту же секунду, когда он видит выражение лица Федорова, черт знает что выражающее — испуг? — Привет, Мирон Янович, — нарочито громко произносит Ваня, — и тебе, Славик, здорово. — Я перезвоню, — Мирон резко выдыхает и нажимает «отбой», после чего поворачивается к Евстигнееву. — Тебя стучаться не учили? — Учили, конечно, но тогда я бы пропустил трогательное признание Славы, верно? Да расслабься. Тритесь щетинками сколько угодно, я не об этом пришел поговорить. — Ты еще и поговорить хочешь? — Мирон выразительно поднимает взгляд, усаживаясь в кресло напротив зеркала. — Только быстро. — Окей. Мирон Янович, давай может замнем эти терки? Я пошарил так в мозгах, кому оно надо? Мне — точно нет. Программа классная, справляешься без подхвата? — Ну, если ты все видел, к чему вопросы, — расплывчато отвечает Мирон, все еще переживая, что со Славой получилось очень палевно. И черт бы с ним, если бы это был кто-то другой. Но у Рудбоя с Карелиным, как они оба говорят, «свои терки», и кто знает, что Евстигнеев, обладая подобной информацией, достоверной и подкрепленной, может учудить. — Ладно, Окси, серьезно. Пока тусил в зале, несколько человек подошли, спросили, почему я не с тобой на сцене. Ничего не ответил, решил узнать у тебя. — Потому что я больше не заинтересован в сотрудничестве, — сдержанно отвечает Федоров, прикидывая, как бы свернуть эту беседу. Может, в словах Ванька и есть смысл, но решать ничего не хотелось, слишком хорошим было настроение после выступления, да и новости от Карелина были очень жизнеутверждающими. Он все еще хотел закончить разговор про туры, а значит, требовалось как можно быстрее слить Евстигнеева. — Давай короче. Что ты хочешь? — Точнее, не хочу. Выносить конфликты на публику. Это не выгодно ни тебе, ни мне — никому в нашем нынешнем положении, да? Сам подумай. Люди привыкли, что выступаем мы вместе. А тут возникнет много левых вопросов. В этот раз провокация конфликтом сработает против нас обоих. Придумывать что-то и врать слаженно — детский сад. Творческие пути разошлись, но я предлагаю сохранить ровные отношения. Как память. Столько все-таки прохавано вместе. Федоров напряженно думает, перебирая варианты. Гладко стелит, но в действительности этот конфликт поддаст только по карьере Рудбоя. Он сам по себе когда-то, конечно, был неплох, но количество слушателей, заинтересованных исключительно в Евстигнееве, в какой-то мере зависело от Окси. «Не хочешь, значит, на вопросы неудобные отвечать? Хуй с тобой», — думает Мирон, в итоге решая, что он и сам от этого выиграет. Если сейчас он откажет Ваньку, который периодически уходит в штопор, рано или поздно тот сольет все, что знает и узнал только что. Таким образом, конечно, подгребет зрительский интерес к своей персоне и не навредит Мирону. Не навредит, само собой, в плане творчества. Но если разойдутся слухи про них со Славой… В их маленьком мире на двоих все не так гладко, как хотелось бы, не хватало еще давления общественности. Плевать, по сути — плевать, Мирону — точно, в крайнем случае переживет он это свое желание сохранить их отношение как нечто личное, но Карелину там сейчас и так несладко, да еще и презентация нового альбома намечается. Это сейчас будет очень некстати. — Допустим, — Мирон кивает. — Давай так — что требуется от меня? — Да ничего, просто не палить, что мы посрались. Будем иногда слать друг другу респекты в сетях. Ну, как обычно. — А что со Славой? — А что с ним? — будто удивленно переспрашивает Рудбой. — Все уже, вроде, решили. Он вспылил, я вспылил. Сейчас все вроде тихо, разве нет? — Угу, — и все еще не верится, что никакого подвоха в этом предложении. — Решай, Мирон Янович. Там еще несколько самых верных фанатов тусуется у клуба. Если я выйду перекурить, завалят вопросами. Надо же что-то отвечать. Да хорош, мы взрослые люди. По поводу наших междусобойных конфликтов я уже тебе все сказал, и по поводу ситуации с дуркой — жаль, что так вышло. И про вас с Карелиным — это ваше личное дело. А раз ты никак не среагировал на мой первый комментарий и не ушел в отрицалово, значит, личные дела у вас и правда есть, — Ваня ржет и подмигивает Федорову, протягивая ладонь для рукопожатия. — Ну что, мир? «Пакт Молотова-Риббентропа вызывает больше доверия, чем это», — Мирон думает крайне напряженно, понимая, что выбора ему Ваня не оставляет. — Мир, — кивает Федоров, но руку не жмет, а тянется к бутылке воды, выпивая половину практически залпом. — Тогда улыбочку, — у них с Рудбоем была традиция, фотографироваться после концерта, и, видимо, для соблюдения внешних границ, которые они только что оговорили, это все еще требуется. Мирон фотографируется с Ваньком, после тут же снимая с лица улыбку и возвращаясь к своим мыслям. — Это все, что ты хотел? — с ударением на первую часть фразы произносит он. — В общем и целом, — довольно лыбится Рудбой, салютуя своему бывшему лучшему другу. — А альбом и правда годный. Ладно, Мирон Янович, как в следующий раз увидимся в тусовке, уж не вороти нос. Договорились? А легенда теперь такая — мы просто работаем разными тропинками. Да? Он кивает и, как только за Ваньком закрывается дверь, тут же перезванивает Карелину. — Это что было? — ошалело спрашивает Слава, который последние пятнадцать минут не находил себе места. — Да… Ванек заходил поговорить, — кое-как отвечает Мирон, не желая рассказывать вспыльчивому Карелину о заключенном соглашении. — Вроде как все замяли с ним. Он же больше не высовывался, с того раза? — Нет. Ну, по крайней мере, я ничего не слышал. Эх, — картинно вздыхает Карелин, — кажется, мы стали забывать, что имидж — ничто. Ты решил с ним снова водить дружбу? — у него вырывается нервный смешок. — Женю на место вернули, теперь и Евстигнеев подтянулся. Все как в старые-добрые, да, Мирон Янович? — Блять, Слава. Это совсем другое. Скажем так, это касается только работы, окей? — Окей, — со вздохом отвечает Карелин, тоже не желая продолжать дискуссию. В конце концов, это не ему решать, а его мнение Мирон знает давным-давно. — Так вот, по поводу тура… Скинь свое расписание. — Ты серьезно? Серьезно, хочешь пересечь концерты? — Конечно, — с сарказмом выдает Слава. — Это же можно после выступлений смотреть петушиные бои. Нет, ну Мир, наоборот. Я помню, ты рассказывал, что сначала в зарубежку, потом по нашим. Чтобы не попасть где-нибудь в один промежуток. Ты после Москвы куда? После Москвы запланирована неделя по Европе, потом — Лос-Анджелес, следом Лондон. В каждое из этих мест ему не терпится попасть. Чувство, сопровождающее его уже с порога, то есть, с первого концерта в Москве, схоже с тем, которое спровоцировало его на «Город под подошвой», будто его славу и репутацию необходимо отработать, и он готов это сделать на сто процентов.***
— Рудбой чушка ебаная! — кричит Слава со сцены, не сомневаясь в поддержке аудитории. Как и всегда на его тусовках, в зале царит полный разброд и шатание. — Ебало завали! — вдруг глухо раздается выкрик из другого конца зала. — Иначе за базар отвечать придется. — Кто там кукарекает? Евстигнеев встает из-за барной стойки и выходит ближе к сцене. Толпа расступается, пропуская его к Карелину. Слава садится на корточки, глядя на Евстигнеева сверху вниз. — Не зашкварно на мои концерты ходить? — Зашкварно самому себя топить подобным качеством. Как такое пропустить? — Ну, я хотя бы что-то делаю. А каково тебе живется, после того как Мирон Янович выгнал с подпевок, а? — Следи за языком, Карелин. Или опять огребешь, — тон Вани становится жестким, не обещающим ничего хорошего. — Опять? В смысле, как в прошлый раз, когда ты чуть не обоссался? Ваня, да хорош. Ну, хочешь, я подарю тебе новый телефон, а? Только не плачь больше. Толпа ржет и улюлюкает, а Евстигнеев уже жалеет, что вылез. Он скалится непроизвольно, с трудом сдерживаясь от того, чтобы не стащить Славу за шиворот вниз, со сцены и не отпинать прямо тут. Но ему хватает здравого смысла для понимания того, что его забьют. — Надо укоротить твой длинный язык, Карелин. — Ух ты, какие мы воинственные. Не вопрос, дам тебе третью попытку. Напиши мне в директ, я проверю расписание, — и Слава возвращается к выступлению, совершенно не собираясь продолжать очередной конфликт. — АНТИХАЙП! — орет толпа хором. — Ебал вас в рот! — отвечает Карелин со сцены. — Хором, пацаны, Гнойный пидор! Гнойный пидор! Кричалку подхватывают незамедлительно, и Славик напоследок читает «Я мечтаю». Раньше, когда за этим треком стоял настоящий конфликт, получалось живее и лучше, но народу заходит этот дисс, так что в программу он включен пожизненно. — Славик, получилось просто огонь! — Андрюха снимает кепку и падает на диван в комнатке за сценой. — Дорогие друзья, Замай не справился с управлением и притух в горизонтальном положении. Пожелаем ему удачи. — Антихайп! Ебал в рот твои сторис, надоел уже, — смеется Замай, которому в последнюю неделю отводилась роль основного персонажа в Славином инстаграмме. — Ну, популярность — дело спорное. Так что нравится, не нравится, а инстаграмм требует жертв. Ладно, пойдем, там толпу уже разогнали, наверное. В баре обстановка, которая очень напоминает презентацию Солнца Мертвых. Новый альбом получил название «Под бутером». К чему именно это привязывал сам Слава, он еще не решил. Очевидна была отсылка к наркоте, но изначально предполагалось, что треки просто не самого жесткого порядка, и выпустить он их хотел от лица Бутер Бро. Однако, программа писалась как всегда, на коленке, альбом дропнули в сеть слишком быстро, в общем… все получилось, как получилось. — Круто, Славик. Немного сопливо местами, но очень круто. Респект. — Спасибо, Фред, — Славик хлопает его по плечу и хочет пройти мимо, к бару, но Букер удерживает его за рукав. — Поедешь с нами после тусовки? У нас куча ништяков. — Не, сегодня пас. — Что так? — Да нам еще тур прописывать с Замаем, дел вагон. Карелин сразу додумывает: «И надо позвонить Мирону. Сколько у них в ЛА сейчас времени?», — но все же отлавливает себя на желании согласиться. — Ладно, удачи вам. Ну, если что, мы всегда ждем. На, презент. Приятного аппетита, — на прощание Фред засовывает Карелину в карман чек с порошком. — Да не надо… Ладно, хуй с ним. Давай, — Славик хмыкает, по пути к бару вспоминая, как в прошлый раз окончилось подобное угощение. Не хотелось бы снова загреметь в места лишения свободы, тем более — так бездарно. Слава набирает Мирону сразу же, как оказывается в такси. Разница во времени в одиннадцать часов нисколько не мешает им — при любой возможности, несмотря на занятость каждого из них, они созваниваются и делятся новостями. Федоров рассказывает, что зарубежка проходит нереально — гораздо круче, чем им представлялось. Ажиотаж заставляет растворяться в этой тусовке, целиком и полностью погружаясь в атмосферу каждой из посещенных стран. Фанаты, в самом хорошем смысле этих слов, рвут Мирона на части. Кто-то из них просто изголодался по выступлениям этого исполнителя, кто-то впервые получил возможность побывать на живом выступлении. И каждый раз Мирон не отказывал, ни себе, ни им в общении, явно доставлявшем удовольствие обеим сторонам. В свою очередь, Карелин делится тем, что серьезно задумывается сейчас, что же заставляло его так долго тормозить и не выпускать треки. Они с Замаем и Светло выкладываются на полную. Отзывы, полученные на новый альбом, несколько неоднозначные, а точнее, кардинально противоположные. Варьировались от «Кто там пиздел что читает русский панк, а не поет как Катя Лель? Гнойный, что за хуйня?!» до «Тупари ебаные вы прост не выкупаете уебы и молчали бы. Красава, КПСС». И Карелин был в восторге от такой реакции. Вызывать резонанс в обществе — его фишка, и он на полную наслаждался происходящим. — У тебя, как всегда, все сложно, — смеется Мирон, забившись в угол в одном из клубов Лос-Анджелеса, и заткнув пальцем ухо. — А никто не обещал, что будет просто, — отвечает ему Славик, закрывая за собой дверь и усаживаясь прямо на пол в коридоре. — Я очень скучаю, Мир. У Славы несколько раз мелькает мысль о том, чтобы действительно пересечься, но, как только он погружается в работу, становится ясно, что найти на это время нереально сложно. Плотные графики каждого из них проработаны так, чтобы избегать пересечений. «Все во имя карьеры, блять», — с досадой думает Карелин, но и сам прекрасно понимает, что искусство требует жертв. Он не рассказывает, что на его концерт приперся Ваня, и они немного повздорили. Это не кажется важным или хоть сколько-нибудь интересным, а у Федорова там своих заморочек хватает. Слишком часто Мирон ловит себя на том, что с каждым днем кайфовать становится все сложнее. Две недели назад он выехал в тур — сначала Москва и доработка деталей, затем сразу Европа, сегодня, наконец, ЛА. И с каждым этим шагом он все ближе к пониманию того, что он тоже скучает по Карелину несколько больше, чем ожидал от себя. Ощущения новые, интересные, и Федоров не может не наслаждаться. Раньше у него не возникало этого чувства, «я скучаю». Ни к Славе, ни к кому-либо еще. Просто не было надобности. Если приходилось с кем-то расставаться на достаточно долгое время, что же. Он легко отпускал людей. Ему всегда казалось, что это чувство должно быть каким-то очень дискомфортным, но оно оказалось просто правильным и логичным. Не болезненным, не тягучим, а теплым и приятным и вместе с этим невероятно ярким. — Я тоже скучаю. Очень, — искренне делится Мирон. — Ничего себе, — не скрывает улыбки Слава, и Федоров слышит ее в голосе за тысячи километров. Он тут же представляет, с каким именно выражением лица улыбается Славик. — Угу, — бубнит он в ответ, понимая, что имеет в виду Карелин. — Я… Глупо прозвучит, но спасибо. В смысле, я знаю, что тебе такие слова даются тяжело, и… ты не стал бы говорить это просто так. Я ценю. — Ну да, — Мирон тоже улыбается, немного смущенно. — Ты дальше куда? — Москва, ну и по списку. В Ригу, потом на малую родину, дальше Новосиб, Ёбург и так далее. А у тебя что дальше? — Лондон. — Надолго туда? — Да, дня на три, наверное. Давно не был. — Привези мне кусок. — Кусок чего? — Лондона. Я никогда там не был. — Я даже не знаю, много ты потерял или нет. — Когда-нибудь ты мне покажешь. — Покажу, — соглашается Мирон. — Ладно, мне уже пора… Я позвоню завтра, да? — Хорошо. Осторожней там. — Как пойдет, — и Слава слышит смех на том конце трубки, нажимая отбой. Оглядываясь, он вздыхает и поднимается на ноги. Остается только дожить до окончания этих поездок, и все будет как раньше. Даже лучше. Пока Карелин делает кофе приходит мысль о том, чтобы завести кошку. Назвать ее каким-нибудь глупым именем. Или вычурным — если Мирон будет выбирать кличку. «Заведем котенка?», — набирает он сообщение. «Неплохо. Давай только оба вернемся☺».