***
Первый день в Оксфорде был настоящим адом. — Ебал я всех этих мажоров сраных, — злобно выдает Мирон, прижимая к разбитому и ощутимо распухшему носу платок, который протянул ему парень в каких-то обносках. — Ну, согласись, ты не прав. Я Артур, — пацан протягивает руку. Такую тонкую, что кажется, ее можно переломить одним касанием. Второй рукой он поправляет очки, которые ему явно великоваты. — Мирон, — Федоров жмет его ладонь и тут же машинально вытирает руку о штаны. Ладошки у парня оказываются потными и липкими. — Прости, — смущается он, доставая из кармана еще один платок и протирая руку, — нервничаю. — Чего ты нервничаешь? И с чего вдруг я не прав? — Тут есть свои правила, — Артур пожимает плечами и садится на землю рядом с Мироном. — К тем, от кого тебе так нежно прилетело, — а поверь мне, это еще нежно — лучше не лезть. — Срал я на эти правила. — Тогда проживешь тут недолго. Ты в общаге? — Конечно, где еще. — Вот и чудно. В общаге проще, чем в квартале.***
— Рассосались, господа! У меня гости, — Артуру хватает всего одной фразы и театрального хлопка в ладоши, чтобы спустя десять минут зал был свободен. — В бар? — Конечно, — Мирон, разглядывая людей, которые вереницей выходят из бара, даже не пытаясь возражать, садится на свое место. Точнее, когда-то давно это было его местом. За него тогда пришлось повоевать, как и за все, чего он добился в Лондоне. — Давай сразу всю бутылку. Ту, что на случай, — обращается Артур к бармену и снова оборачивается к Окси. — Ну? И какими судьбами? — Концерты, — пожимает тот плечами, но Арти только отмахивается. — Нет, это я знаю. Весь кэпитал оф зе грейт Британ верещит уже две недели. Какими судьбами в Грамм? Я думал… — парень мнется, снимает очки и кладет их на барную стойку, придвигая к себе стакан с виски. — Был уверен, что ты больше сюда не заглянешь. — Как-то… Знаешь, я и не собирался. Просто пришел. Да ладно, это же наша платформа. Тут столько всего было. — Точно. — Ты лучше расскажи, — в голосе Федорова звучит неподдельный восторг, — как ты отжал это место? С каких пор Грамм — твой?! Ты мог себе такое вообще представить? Я в шоке. — Да я сам в шоке. Ну, на самом деле, я как занимался рекламой и так, фигней всякой в сфере продюсерского менеджмента, так и занимаюсь. Бар — для души. Он затух в какой-то момент, и я его просто выкупил. При поддержке, конечно же, заинтересованных лиц. — То есть поставщиков? И что, ты теперь дольщик? — Нет, я их сдал копам, — Арти смеется и ударяет тяжелым донышком о стакан Мирона. — За встречу. — Давай, — и Федоров залпом выпивает и оглядывается вокруг.***
— Да нас не пустят, — мнется Артур около тяжелой двери и оглядывается, — Мирон, это же какой-то притон, пойдем отсюда. — Не ссы. У меня здесь назначена встреча, ты — со мной. Все. Завали, я сам разберусь. Они попали туда совершенно случайно, по наводке. Говорили, что в этом месте лучшие марки в городе с мультиками на любой вкус. Сам Арти и рассказал про это место, а найти его было делом десятым. Спустя полгода Мирону все же удалось адаптироваться, да еще и завести несколько полезных знакомств, которые привели его в тусовку уличного баттл-рэпа. И вот, наконец, он получил приглашение в легендарный Грамм, одну и единственную платформу, где баттлы были не просто развлечением для уличной шпаны, а средством для заработка денег. Плюс уровень здесь был намного выше. Но сегодня они пришли просто прощупать почву. — Привет, — сзади, обнимая, ложится на плечо чья-то рука. — Меня зовут Марк, и я буду вашим сопровождающим в мир иллюзий и кайфа. Чего желаем? Марк за первые десять минут знакомства показался невероятно развязным, шальным и безумно обаятельным парнем. Это была та единственная связь, которая им была нужна. — Слушай, бро, у вас же тут проводятся баттлы? — будто невзначай спрашивает Мирон, пряча в карман удачную покупку и поглядывая на Артура, который гулял по залу, рассматривая разрисованные стены. — Само собой. Два раза в неделю, минимум. Лучшие тусовки, просто лучшие. Кроваво, красиво. А что такое? — А как можно… ну, поучаствовать? Марк выразительно поднимает бровь и впервые останавливается в своих хаотичных движениях, рассматривая Мирона с ног до головы. — Да что ты так таращишься, я же не на кастинг моделей к тебе пришел. — Но ты пришел ко мне, — тот склоняет голову, не обращая внимания на возмущенный тон Федорова. — Расслабься. А насчет кастинга это ты зря. Просто так не пустят. Сначала покажи, что можешь. — Я учусь на кафедре средневековой литературы в Оксфорде, и… — Круто, чувак, но всем до пизды. Здесь — только испытание поединком, — Марк насмешливо улыбается. — Давай вот как поступим. Я запишу твой номер и дам знать, когда будет следующий баттл. Придешь, посмотришь, оценишь… вытянешь или нет. В темно-красном свете зала не видно, как у Мирона вспыхивают щеки. «Ты просто не знаешь, о чем говоришь», — невысказанная мысль повисает в сознании, и он кивает. Чего Федоров никогда не терпел — так это сомнений в его собственных способностях.***
— …и вот так, я здесь хозяин, — в красках рассказывает Артур, обводя руками пространство. — А ты? Я слышал, ты пропал из поля зрения. Год тебя, что ли, не было? — Ты за мной следишь? Да, опять накрыло, — он качает головой, внимательно рассматривая дно стакана. Четвертый? Пятый? Хорошо забирает, но могло бы и лучше. — Понятно. Помню-помню твои уходы… Не лучшее, из того, что ты можешь. Но, в любом случае, с возвращением. Так что, ты к нам надолго? — Нет, завтра уже улетаю. — Так быстро? — Тур, — кивает Мирон. — Ты очень изменился, Арти. — В хорошую сторону, я надеюсь? — Бесспорно. Круто выглядишь. И говоришь. — А ты всегда ни во что меня не ставил, — в шутку упрекает его Артур. — Да, — смеется Мирон, вспоминая, как Арти поначалу боялся всего и всех. Но смелости в отчаянных решениях ему было не занимать. Он мог что угодно, надо было только довести его до точки кипения. — Прости, виноват, был не прав. — Да я стебусь, чего уж. Ну, теперь ты рассказывай. Почему не останешься? Прикинь, как было бы круто! Давай, Окси, может, после тура? Возвращайся. Хоть на время. Поднимем баттлы. Типа вашего фреш блада. Только мощнее. Как всегда… Как раньше, помнишь?***
— Сука, блять… Давай сюда свои платочки, — Мирон поворачивается к Арти и видит за его спиной, как к ним спешит Марк. — Товарищ Оксимирон, я вам говорил, что нельзя трогать оппонента? — Ну, подумаешь, пихнул разок, в запале… — И он тебя мордой в стену пихнул. Пойдем, — Марк забирает у Арти платок и указывает ему на место возле бара. — Ты нас тут подожди. Сейчас умою твоего чумного и вернусь. Марк ведет его в техническое помещение, вглубь бара. Лампа на потолке источает глухой, моргающий свет, и биты, звучащие из зала, тут слышно даже лучше, чем в основном помещении. Все колонки выведены на эту стену. — Мирон, слушай, ну… Третий баттл подряд. Хватит. Так и будешь отхватывать. — Шрамы украшают, — невесело хмыкает он и тут же морщится от боли. — Не спорю. Пиздюли твои выступления не украшают. Вроде выиграл, но все равно отхватил. — Никаких «все равно». Выиграл же. — Есть такое, — Марк открывает служебный туалет, где есть нормальный умывальник и куча бумажных полотенец. — Подожди, я сейчас. Пока Мирон умывается и рассматривает зеркало, оценивая причиненный ущерб, Марк появляется в дверях с аптечкой наперевес. — Не надо корчить ебало, Федоров, сейчас не подлатаем — потом корчить будет нечего. И Мирон терпит, пока Марк, не затыкаясь ни на минуту, обрабатывает синяки и рассечения на скулах. — Нормально он тебя так протащил, надо будет еще стену помыть. Держи, — и парень протягивает Мирону бутылку с водой. — Не, спасибо. — Нет, давай. Она с сюрпризом. Расширитель зрачков. Новое поступление. Тебе понравится. Цепляет практически мгновенно. И Мирону нравится — нравится, как плывут звуки — как будто мимо. Такое ощущение, что их можно отогнать. Уходит боль, и он просто расслабленно улыбается, прислонившись к стене и глядя прямо на Марка, колдующего над его ранами, сосредоточенно и аккуратно. На деле — всего пара минут, но кажется, как будто вечность. — Ты такой живой, — смеется он, рассматривая огромные зрачки парня напротив. — Нет, — качает головой Марк, отмечая, что Федорова неслабо торкнуло, — я уже нет, а ты — еще вполне. Вот и все. Поцелую, и пройдет. И больше так не делай. Марк, в манере ему свойственной и уже для всех привычной, наклоняется и целует Мирона около того места, где завтра будет синяк космической расцветки. И Мирон, ведясь на какой-то невероятной мощи позыв, простым движением ловит его губы и тут же устраивает руки на пояснице Марка, притягивая к себе. Тот совсем не сопротивляется, отвечая на поцелуй и вжимая Мирона в холодный кафель.***
Федоров вспоминает, как в свое время пытался научить Артура читать хоть что-то из хип-хопа. Тот справлялся с большим трудом, заикаясь, путая слова, а если он и ловил скорость, то смазывал текст практически полностью. — Ты сдался очень быстро, — ржет Арти, вспоминая свои попытки. — Просто ты — бездарность, — не остается в долгу Федоров. — Давай, наливай еще. — А ты не соскакивай с темы. Давай, Окси, раз уж ты объявился. Приезжай после тура, намутим крутую тусовку. Ты хотел ронять Запад, давай сначала поставим на ноги Лондон. Прикинь, сколько бабла поднимем. — Бабла мне теперь хватит до конца жизни, у меня три месяца в разъездах и уже куча предложений по сотрудничеству. — И сколько же можно поднять на концертах? — Больше, чем на ставках. Эти собачьи бои уже знаешь, где сидят? — Окей, черт с ними, с деньгами, а азарт? Атмосфера? — Да не приеду я, — качает головой Мирон. — Что у тебя там? — хитро смотрит на него Арти, до которого, наконец, доходит. — Где? — Ну, где, в Питере. Что там такого, что ты не хочешь это бросить и приехать? — А… — глотает ответ Федоров, — не устаю поражаться твоей проницательности, Арти. Есть там, да. — И что же это такое? — Славик. — И как? — тон Арти заметно меняется. Об этом спрашивать немного боязно, потому что Мирон Янович может быстро схлопнуть поток искренности и уйти в несознанку. Арти знал, что с вопросом отношений все очень и очень сложно. Чего только стоило вытащить его тогда, через дурку, через чистки, через полное эмоциональное выгорание. — Круто, — вдруг совершенно неожиданно и с теплотой в голосе говорит Мирон, — Карелин… значит для меня очень много. — Карелин? Это твой оппонент на баттле? Вот на том, который… — Да, да, — кивает Мирон. Смех сдерживать сложно, настолько абсурдной кажется эта ситуация со стороны. — Достань еще одну, — быстро кивает Арти молчаливому сотруднику за стойкой и обращается к Мирону. — И… как ты? Серьезно? Мне почему-то казалось, что с некоторых пор это для тебя табу. — Да, но тут другое. — Расскажешь?***
— Марк, — Мирон стоит, прислушиваясь к происходящему за дверью туалета.— Хватит, выходи. — Минуточку. — Блять, — он усаживается на корточки рядом и ждет. Мирон знает — Марк опять вмазывается втихаря, хотя они обсуждали это уже много раз. Он завязывал с тяжелыми трижды за последний год, каждый раз клятвенно обещая, что больше — никогда. Поначалу они закидывались вместе. Мирон остановился на кокаине, решив, что это — его край, даже если в психоактивных веществах и можно найти больше, ему больше не надо. Ни вдохновения, ни расширения сознания. Он нашел уже все, что требовалось. У него, в конце концов, был Марк, с которым они смогли нормально съехаться и снять хату на окраине Лондона. — Забей, давай не сегодня. — Я пропустил уже кучу пар, мне надо доехать хотя бы до своего преподавателя по… — Да нахуй, давай, я научу тебя всему, что тебе захочется, м? — Заманчиво. Но мне действительно надо отъехать, и я обещал Арти, у нас общий проект… — Арти справится, — снова перебивает Марк, не давая договорить, не давая встать с кровати, не давая дышать ровно, покрывая влажными поцелуями живот Мирона. — Марк, ну твою ж… Ладно. А вот Марк остановится не смог. Задолженность за квартиру была уже размером в несколько месяцев. Денег, заработанных самыми разными способами, от баттлов до решения чьих-то проблем частного порядка, не хватало. А Мирона тащило просто по-страшному — его до истерического тремора пугала ситуация, происходящая с его любимым человеком. Марк был просто нереальным — интересным, начитанным, с хорошим чувством юмора, а главное, он шарил в том, что Федоров любил больше всего в жизни — в рэп-культуре. У них были грандиозные планы на будущее, на их, частное, и на будущее всей сферы хип-хопа. В какой-то момент Окси сломался — он практически умолял Марка остановиться, потому что перспективы просматривались довольно отчетливо. Еще год, максимум — полтора, и все. В таком режиме приема белой пыльцы долго не живут, и Мирону было очень страшно. — Ну, пожалуйста. Не надо. Не сегодня. Давай просто… останемся дома. — Родной мой, — Марк привычным движением гладил его по щеке, другой рукой снимая куртку с вешалки, — я понимаю, что ты переживаешь, но я сам могу разобраться, когда надо, а когда нет. Поверь мне, все под контролем. — Нет, слушай, ты уже просто не видишь, что происходит, — срывающимся голосом пытается до него достучаться Федоров. Все его попытки — тщетны. — Опять? Да. Да, сейчас приеду, — Мирон берет такси. Подворотня, подвал, дверь, дверь, пароль, и он у барной стойки, со сбитым к черту дыханием пытается задать вопрос. Бармен понимает уже без слов и кивает в сторону коридора, ведущего вглубь. — Марк, — Мирон распахивает каждую дверь, попадающуюся на пути, случайно прерывая какую-то парочку. — Нашли, где трахаться… Марк! Тот обнаруживается почти в самом конце коридора. У Федорова уже даже не находится слов. Только какой-то кол в горле, мешающий говорить. Денег на такси не остается, и до квартиры он буквально тащит Марка на себе. Тот даже не улыбается, невидящим взглядом осматривая пространство вокруг. — Холодно, — отрывисто произносит он, и Федоров снимает куртку, набрасывая ее на плечи парня. — Марк, послушай… Осторожно, ступенька. Я не знаю, как до тебя достучаться. Хочешь, на колени встану? — он слышит в ответ только сдавленный смешок, а затем еще один, который разворачивается в полноценную истерику. Мирона в его речи это не останавливает. — Я не хочу тебя проебать, понимаешь? Мы уже столько сделали вместе, неужели нельзя как-то очертить границы этой хуйни, а? Ты сейчас теряешь все — место в клубе, статус… нас. Я умоляю тебя, Марк. Ты можешь хоть раз подумать о ком-то еще, обо мне, например? Сколько мне еще тебя вытаскивать, сколько сидеть и держать за руку, пока у тебя ломки? Тебе же наплевать на все, что происходит вокруг, я люблю тебя, но если тебе до пизды, так и скажи. И не надо ебать мозги ни себе, ни мне. На следующее утро Марк извиняется так долго, что у Мирона начинает болеть голова от его вербальных излияний. И обещает завязать, раз и навсегда.***
— Блин, слушай, Мирон Янович… А ну свали, — бросает Арти бармену и наливает самостоятельно еще по стакану. — Я могу спросить? Почему ты вообще уехал? — А как я мог не уехать? Выпустить альбом — и что дальше? — Не страшно тебе Славу оставлять одного? Раз уж ты так рассказываешь… Он пользуется правилом попутчика, плюс Артуру Федоров доверял безоговорочно, как-то в прошлом даже доверил свою жизнь, и Арти вывез. Сейчас, в этой атмосфере клуба, где не изменились даже стулья у барной стойки, Мирона начинает немного крыть. Ему не хочется видеть эти скриншоты флешбеков, яркие картинки, но они встают перед перед глазами, как назло. И с каждой из них ему машет рукой призрак прошлого, так беспощадно резонирующий с тем, что сейчас происходит у Федорова на душе. — В смысле, я не сомневаюсь, что Слава хороший парень, но ты помнишь. Да? Если тебе уже кажется, что происходит что-то лишнее… — Нет, Арти, тут другое. Не кивай так, пожалуйста, и не поджимай губы, я знаю, о чем говорю. Меня тот раз многому научил. — Например? — Зачем тебе примеры — они все тут передохли на наших с тобой глазах, я могу отличить, когда человек сидит на этой хуйне плотно и когда просто балуется. О чем еще говорить. Карелин не наркоман. Арти качает головой и тяжело вздыхает. — Не мне тебя учить, Мирон Янович. Глубже тебя в этой жопе никто не сидел. — Нет, я понимаю, о чем ты говоришь. Правда. Ладно, неважно. Я знаю, что это выглядит, как в прошлый раз. Но тут у всего есть причина. — Да? Поделишься? — Понимаешь, Слава вытащил меня из такого дерьма… Вот это все про дурку, про Пашу. А потом я начал писать, как-то так получилось. Тоже во многом его заслуга. Ну и как обычно бывает, студии, расписания, записи, сведения, тур. А Карелин… он как будто сломался. Я так долго не понимал, чего он хочет, а сейчас, кажется, понял. Мне это казалось глупым. То есть, мы же вместе. Я все свободное время — с ним. И вытаскиваю с этих хат, и постоянно говорю ему, как благодарен за то, что был рядом, и… блин, да я для него что угодно сделаю. Правда. — Дай угадаю. Только он ничего не попросит. Правда? Мирон умолкает и пару раз моргает, молча глядя на Арти. Мысль катается в голове, как шар, ударяясь о стенки и создавая эхо. — Правда, — просто отвечает он, в один глоток допивая остатки виски в стакане. Бутылка, стоящая на столе, показывает уровень алкоголя в их крови. «Полторы по полтора напополам», — зачем-то считает Мирон, но прикинуть важно, потому что опьянение он чувствует уже очень поверхностно. — Ну конечно. Ты бы не выбрал ничего другого. Страшно тебе, Мирон Янович? — Пиздец как, Арти. — Ну… Вот ты говоришь, что это точно, сто процентов — другое. Дай шанс. Я помню, никаких вторых шансов, но отнеси это к людям, а не к себе. Дай себе второй шанс. Ты посмотри — отказываешься от нового, вообще беспроигрышного витка карьеры, от моего предложения, оставляешь все по классике, ради чего? — В смысле — ради чего? — непонимающе переспрашивает Мирон. — В прямом. На вопрос мне ответь. Ради чего отказываешься? — Ну… — он залипает в зеркало по ту сторону бара. Оно отражает смятение на его лице. — Что «ну», ты вслух скажи. Сам учил меня всю жизнь. — Я помню. — Страшно тебе? — с мягкой улыбкой переспрашивает Артур и снова наполняет стаканы.***
— Мирон, ты можешь приехать? Прямо сейчас. Быстро. — Арти, да что там такое, ну? Я не могу, я работаю, мне надо отвезти посылку, и… — Тут Марк. Он, кажется… совсем не в порядке. Это было последнее дело, которое Мирон брал, из частных. Он проебывает его, не успевая доставить посылку в срок, потому что мчится в Грамм, надеясь, что Арти просто перепаниковал. «Он всегда реагирует слишком сильно, он просто впечатлительный. Что значит — совсем не в порядке? Он чистый уже больше месяца. Как он может быть не в порядке? Перепил? Да. Наверное, просто перебрал с алкашкой. Пожалуйста. Ну, пожалуйста, пусть будет так», — скачут галопом варианты в голове, а Мирон бежит, чуть не промахиваясь мимо подворотни, падает, разбивая колено и подворачивая ногу на лестнице, ведущей вниз. У дверей его уже ждет парень из их тусовки. — Что там? Ты чего такой бледный, Тони? Антон, один из местных поставщиков, что-то невнятно мямлит и открывает перед Федоровым дверь. В узком коридоре не пробиться, и он расталкивает толпу. Кто-то огрызается, но увидев, что это Мирон, просто отходит в сторону. Марк сидит, прислонившись к стене, а рядом с ним на коленях сидит Арти. — Слушай, мы не знали, правда. Он просто пришел, как обычно, а потом слился туда, — он кивает на комнатку, где Марк обычно ширялся по-тихому. — Потом вышел, просто съехал по стене и… все. Прости. Мирон садится рядом. Нет бешеного сердцебиения, нет паники, нет боли, продавливающей грудак, — ничего нет. Это все будет позже, через несколько часов, когда на него накатит осознание произошедшего. А сейчас только пустота и какие-то особо болезненные слезы, в самом прямом смысле — как кислота, выжигающая слизистую оболочку и не дающая открыть глаза. В Грамме такое случается. Редко, но случается, и все знают, что будет дальше. Они высадят труп в подворотню, сами позвонят копам, тому отделению, с которым уже есть договоренность. Для этого района очередной сторчавшийся наркоман — дело обычное. — Зачем, блять, Марк, я же просил, — неслышно говорит Мирон неизвестно кому. Марк его уже не услышит, а про присутствие остальных он просто забывает. Сначала он винит это блядское место, потом Марка, потом себя. Потом — целый мир. В тот вечер он напивается прямо на улице, и рядом только Арти, следующий за ним как тень. — Да свали нахуй, очкарик, блять, — оборачивается к нему Мирон. — Сейчас не могу, — разводит руками Артур. — Послушай, давай поговорим, а? — Давай ты отъебешься, — бросает Федоров и быстрым шагом идет вниз по улице. — Я знаю, ты его очень любил, Мирон, но… Это же было очевидно… Всем, наверное, кроме тебя. Слушай, психолог я так себе, но отношения с наркоманом… — Заткнись, Арти. — …ни к чему хорошему не приведут никогда. Я же говорил тебе, осторожнее… Хотя, что толку. Мирон, послушай, ты сейчас слетишь с катушек. Успокойся. Пойдем ко мне, тебе надо поспать. — Заткнись. — Хватит, Мирон! Хватит, перестань. Я знаю, что ты думаешь — не смей обвинять себя, ты не виноват. Марк знал, на что шел. И он не мог не знать. Он тебя не любил, понимаешь? Только дурь свою он любил, а ты носился с ним, вытаскивал… Нельзя так, ну, понимаешь ты? Учебу проебал, даже последние баттлы проебал, и работу, судя по всему, и все из-за него… Мирон! — ЗАТКНИСЬ, Я СКАЗАЛ! — Федоров разворачивается и орет Артуру прямо в лицо. Он стирает с лица слезы рукавом толстовки и толкает Артура. — Иди нахуй, а? Пожалуйста. Сейчас, сегодня — иди нахуй, оставь меня в покое. Не надо мне рассказывать вот это все так, как будто это внезапно открывшаяся истина. Я все знаю! От этого нихуя не легче! Что ты вообще в этом понимаешь? И Мирон уходит вниз по улице, под взгляды любопытных, которые повысовывались из окон посмотреть, что за шум на улице. Артур остается стоять и смотрит Федорову вслед. У него самого наворачиваются слезы, потому что он представляет, как сейчас себя чувствует Мирон. «Что ты вообще в это понимаешь?» — стоит у него в ушах и будет отголосками отзываться еще долгое время, а сейчас он вздыхает, ждет еще несколько секунд и идет следом за Федоровым, оставлять которого в таком состоянии одного было бы просто верхом идиотизма. — Действительно, и что я в этом понимаю, — бормочет он, кутаясь в толстовку. Температура на улице опускается до нуля.***
После последнего вопроса на губах застывает улыбка. Мирон оглядывается и зажмуривается, чтобы помешать мозгу так красочно транслировать ему тот самый вечер. — Ты куришь еще? Можем выйти? — Конечно. На улице непроглядная тьма, и Мирон выкуривает первую сигарету молча. — Мирон Янович… Можно я скажу? Не думал, что когда-нибудь еще увижу тебя в таком состоянии. Ты очень изменился после… того случая с Марком. А сейчас, сегодня ты как будто снова живой. Может, все-таки стоит забить на твое это правило, про вторые шансы? Уж себе-то дай еще попытку. Все будет здорово. Тем более, если ты уверен, что твой Слава — отличный парень. — Слушай, Арти, — внимательно выслушав его и решив в ответ только кивнуть, он тушит последнюю сигарету и открывает дверь бара. — Я так толком и не сказал тебе тогда спасибо. Ну, за то, что был со мной после дурки. Помог с учебой. Я бы не справился. — Нет, Мирон Янович, давай честно, это просто сантименты. Ты прекрасно справился бы и без меня. А после дурки ты стал настоящим местным гуру. Так что, у всего есть свои плюсы, это мы с тобой уже обсуждали. Короче, я рад, что у тебя все хорошо. Просто, зная тебя, твои, прости, травмы и принципы… ну не надо так себя наказывать. Все получится. Когда Мирон выходит из Грамма, попрощавшись с Арти, на часах семь утра. Последний час они пьют крепкий кофе и вспоминают лучшее из старой школы. Ностальгия, наконец, приобретает все цвета радуги, а не только мрачные оттенки. Федоров, в целом, соглашается, что реанимировать площадку для баттлов — хорошая идея, но он может оказать только условную поддержку и даже может присутствовать на некоторых мероприятиях. «Славу вытащу», — фоном думает он, находя это отличной идеей. Договорившись быть на связи, они прощаются, как старые друзья. На душе все же не так легко — история с Марком, пережитая за вечер еще раз, не дает ему покоя. Как и слова Арти, теперь словно выбитые внутри черепной коробки. В Питере сейчас четыре часа утра, но он все равно набирает номер Карелина. — Доброе утро. — Что случилось? — отзывается на том конце сонный Слава, который сразу сел в кровати, решив, что просто так Мирон звонить не станет. — Я хотел сказать, что придумал, чем нам заняться в Лондоне. И еще я хотел тебя попросить… Слав, можешь мне пообещать, что завяжешь с дурью? Совсем. — Да не вопрос, хотя я, вроде как, ничего же такого… а что вдруг… — Карелин трет глаза свободной рукой, никак не беря в толк, что происходит. — А что случилось? — Потом расскажу. Просто сейчас мне очень важно это услышать. — Хорошо. Конечно, если… Тебе это принципиально. У тебя странный голос. Я, значит, завязать, а сам там бухал всю ночь? Мирон смеется. Славина манера общения, особенно по утрам, просто неподражаема. Конечно, он прав, никакой справедливости, но, как звучало уже неоднократно — никто не говорил, что будет легко. — Да, такая вот дискриминация. Слав. — А? — Карелин ищет тапочки, чтобы пойти на кухню и заварить чай, раз уж пришлось подрываться посреди ночи. — Я тебя люблю. И очень скучаю. — Ой. То есть… Ой. — Ну да, я понимаю, — все так же весело отвечает Федоров, пиная пустую бутылку, попавшуюся под ноги и глубоко вдыхая воздух с запахом Темзы. — Извини, что так долго собирался. Извини, что так, по телефону. Извини, что не подобрал слов объясниться. — Мир, я тоже тебя люблю. Давай возвращайся скорее.