Понятия не имею, как судьба притащила меня в этот самый участок, где я был вчера. На что я надеюсь вообще сейчас? Да ни на что! Я просто стою у подножья ступеней и все. Меня сковывает нерешительность. Вот пришёл я сюда. Стою весь такой в костюме. И что дальше? Что мне делать дальше? Да понятия не имею! Зайти и сказать, что я пришёл повидать Стива? Какая чушь, так просто мне никто не позволит его увидеть. А мне это нужно. Или всё же нет? Не знаю. Слишком многого я не знаю. Так не должно быть. Более, чем уверен в этом. Должны же люди хоть что-то знать, понимать или хотя бы предвидеть. А я словно потерялся в этом чёртовой мире. Он стал для меня стеклянным лабиринтом, из которого выбраться не представляется возможным. Только вот я пытаюсь. Усердно рвусь наружу, потому что здесь душно, воздух спёртый, да и лёгкие мне сдавило. Я задыхаюсь от собственного бессилия.
Стив Джонс. Он в моих мыслях. Поселился в моей голове. Нагло занял собой там все место. Из-за него я сейчас стою здесь совершенно один и не знаю, как мне поступить. Я являюсь причиной его проблем, а он не даёт мне покоя. Покой. Да о каком покое может вообще идти речь?! Мир вокруг нас так несправедлив. Кажется, мои мысли пошли по замкнутому кругу. Я уже думал об этом? Произносил вслух? Может быть, но мне не вспомнить.
Все же я поднимаюсь по лестнице. Не как в прошлый раз. Уже спокойно, не бегу, не тороплюсь. Мне не нужно спешить. Впервые я так отрешён от всех этих будней. Не вливаюсь в этот бешеный темп города. Меня пожевало и выплюнуло это неведомое существо — город. Я ощущаю все вокруг в несколько раз чётче, но я подавлен. Мир урывками теперь существует для меня, но вот меня не существует для него. Крошечная букашечка по имени Мэттью Уильямс. Кладу руку на ручку двери. Гладкий и холодный металл обжигает, отрезвляет и возвращает к миру вокруг. Язык не поворачивается назвать всё, что окружает меня, реальностью.
Полицейский участок. Сколько раз я ещё появлюсь здесь? А сколько ещё вопросов задам сам себе или мне зададут другие? Мне надоело уже отвечать одно и то же. Не знаю. Не знаю. Не знаю! Помешательство? Крыша едет?! Надо меньше думать обо всем. Закрыть глаза и погрузиться в темноту, в вечный сон или забвение. Хочу падать вниз, тонуть в ледяной воде, чувствовать, как ветер обдувает моё лицо.
Мне нужно спасение, либо нужен гроб. Положите меня в деревянный ящик. Забейте гвозди. Думаю, каждый из нашей семьи с удовольствием сделает это. Мать, отец, Стив, Эмили, да даже Джеймс. Найдётся что-нибудь и у него. Какой-нибудь самый ржавый и кривой гвоздь. Он вобьет его в крышку на уровне моего лба. В дюйме от него остановится остриё. Задохнусь или умру от пробитой черепушки. Без разницы. Лишь бы не здесь, лишь бы не стоять на этой земле, зная, что я испортил чужую жизнь. Просто испоганил.
— Вам чем-нибудь помочь?
Знакомый голос. Да, я ещё не успел его забыть. Да, мне нужна помощь. И как можно скорее. Спасите меня от моих мыслей. Спасите от меня же самого. Груз на моих плечах давит, мне его не сбросить, не избавиться от него. Именно это я хочу сейчас сказать хоть кому-нибудь. Но то, что у меня в голове, не касается никого. Это только мои проблемы, лишь мне их решать. Никому более. И либо я плыву по течению, как сдохшая рыба, либо рвусь вперёд.
— Да, мне хотелось бы поговорить с одним человеком. Он сейчас здесь в камере временного заключения. Можно организовать всё как-нибудь, Мадлен? — помню её имя, хотя с тем, что творится внутри моей черепушки, вполне мог бы и забыть. Вылетело бы, но нет, не забыл. Запомнил. И теперь, вероятно, навсегда. Хотя, понятия не имею. Не стоит так громко заявлять о чём-то. Пусть даже этот монолог я читаю сам себе.
Вообще, могу ли я требовать встречи со Стивом? Разрешено ли законом? Не нарушаю ли я права Стива? Надеюсь… Нет, я хочу верить в то, что мне позволят сообщить о моей попытке нанять ему лучшего адвоката во всём Чикаго. Но захочет ли он меня слушать? Да даже если и не захочет, то сможет ли отказаться от разговора? Слишком много вопросов. И все они давят, разрывают изнутри и пытаются вырваться наружу.
— Вы хотите встретиться со Стивом Франклином Джонсом. Я правильно понимаю? По какому вопросу?
Задавать подобные вопросы — её работа. Так почему же меня так это раздражает сейчас? Впору огрызнуться, сказать что-нибудь нелестное. Мадлен пытается быть максимально учтивой, но в то же время и серьёзной. Только вот у неё плохо получается. Хреновая актриса, но, может быть, хороший человек, раз решилась работать с другими людьми. Это требует железного терпения и хоть малейшей выдержки. Люди бывают разные. Агрессивные, просто злые или ворчливые, нервные. И чаще всего попросту уставшие от жизни.
— Мне хочется лично сообщить ему, что я готовлю ему адвоката, чтоб лишнего без него не говорил, — нет, на самом деле я просто желаю увидеть Стива, показать ему, что никто его не бросил. Пусть остальные в нашей семье свиньи, но я всё ещё тут и стремлюсь помочь. Делаю всё, что только способен сделать. Я не хочу, чтобы он был одинок и всеми покинут. Мне нельзя это допустить. Стив. Мой Стив не должен быть брошенным. Я сделаю всё для него, лишь бы искупить вину. Бесконечно виноват перед ним.
— Хорошо, это можно организовать. Подождёте минутку?
Мне странно это слышать. Я ожидал отказа. Удивительно, за столь короткий срок весь мир для меня окрасился в серые и чёрный тона, думать я стал только в пессимистичном ключе. Да и надежды лишь на худшее. Ах, Мэттью, нельзя сдаваться, нельзя опускать руки. Нужно бороться, а не мириться с ситуацией. Шанс есть. Призрачный, но есть. Нужно попытаться схватиться за него двумя руками и держать, чтоб не улетел никуда. Я киваю головой в знак согласия, и она уходит.
Моё сердце бешено колотится в груди. Оно просто готово выпрыгнуть. Что-то всё спешит покинуть моё тело. Даже собственное сердце отказывается работать на меня же. Волнуюсь ли я сейчас? Странный вопрос. Ещё более странно задавать его самому себе. Но ответ таков: однозначно да. За эти два дня я стал слишком сильно нервничать, может быть, я даже поседел от этого. Ха, как забавно, люди начинают седеть уже к двадцати пяти годам. Молодые старики. Смешно и одновременно обидно.
Что мне сказать, когда я увижу его? Нести бред про то, что я всё же смог договориться с адвокатом. Но я же не смог. Чёткого ответа мне никто не дал, сказали идти и ждать звонка. Радоваться глупо. Надеяться ещё можно. Надежда вообще умирает последней, так говорят. Но почему-то моя так усиленно пытается сдохнуть. Постоянно лезет в петлю или подносит пистолет к виску. Солидарен, тоже хочу поднести пистолет к виску, а может быть вообще засунуть его себе в рот, чтоб чувствовать языком гладкий, холодный ствол. Пуля вынесет мне к чертям мозги.
— Пройдёмте со мной.
Как же быстро она вернулась. Вот уж действительно минута. Мне казалось, что она будет тянуться слишком долго, и, пока Мадлен нет рядом, я захлебнусь потоком собственного бреда. Всё же я следую за девушкой. Раз сказала, значит не стоит противиться. Сам нарвался на это, сам напросился на встречу, а теперь ещё и начинаю паниковать. Замечательно, Мэттью. Отличная тактика. Непревзойдённая.
Я думал, что всё будет, как в фильмах про заключенных. Огромное толстое стекло, два телефона и несколько охранников, но всё оказывается куда проще. Маленькое тёмное помещение со столом в центе и двумя стульями. Стол прикручен к полу, а вот стулья значит, нет. Поэтому сейчас я вижу, как Стив сидит, сложив руки в наручниках на спинке и положив на них голову. Забавное зрелище. Я захожу, дверь за мной закрывается. Теперь мы остаёмся один на один, ну, не считая охранника у двери внутри и нескольких снаружи. Строго, да. Но на что я должен был рассчитывать? Точно не на полную приватность.
Стив смотрит на меня слишком пристально, мне вновь не по себе от его взгляда. Какой же он у него тяжелый. Ведь и не скажешь, что он какой-то там наркоман. Слишком осмысленно, слишком серьёзно и внимательно смотрит. Может ли он читать людей, как раскрытую книгу? Наверняка. Сколько ещё людей, кроме меня, не могут выдержать этот его взгляд? Он выглядит уставшим, слегка потрёпанным. Неужели уже вчера он был таким? Почему я не заметил? Почему я вообще не обратил внимания на его внешний вид? О чём я тогда, чёрт меня дери, думал?
Буквально на негнущихся ногах я подхожу к столу и медленно опускаюсь на стул. Да уж, не думал я, что окажусь в камере вместе с заключенным. Стоило бы бояться, да? Если бы убийцей не был я сам и не находился на свободе. Невинный человек здесь. Стив просто так за решеткой. Сколько ещё таких же, как он? Скольких нечестно взяли под стражу? Да откуда же мне знать?! Может сотни, а может даже тысячи. До них мне нет никакого дела, мои мысли волнует Стив Джонс. Мой старший брат. Героиновый наркоман. Жертва. С чего начать разговор? Что сказать? Прям так в лоб ему заявить, что готовлю адвоката? Нет, надо начать с чего-то абсолютно другого. У нас же всего пять минут, да?
— Зачем ты это сделал? — конечно, ничего лучше на ум и не приходит, чем просто задать этот вопрос. Будто он прям так сразу мне и ответит. Ну, ответить-то может и ответит, но насколько честно? Он имеет право мне соврать. Кто я такой, чтобы со мной быть честным? Я упёк его за решетку. Во всём исключительно моя вина. И я это чувствую. Стены буквально кричат об этом. Они знают, кто виноват, а кто нет.
— Зачем? — его голос слишком громкий, громоподобен и полон ядовитого сарказма. Он усмехается, а вот лично мне нисколько не смешно, — Я убийца, Мэттью. Разве не понятно? Убийцам место за решеткой. Так что я понятия не имею, нахера ты сюда припёрся. Встретиться со мной? Зачем? Вернись к нашей семейке, передай любимой мамочке привет от её первого, но не самого любимого, сыночка.
Сколько же желчи в этих словах, сколько злости и… обиды? Не удивительно, Стиву есть на что обижаться. Первый сын, но последний по значимости и важности. Как сильно ему хотелось, чтоб мать его любила? Вероятно, даже сильнее, чем мне, но только вот никого никогда не волновали наши желания. Если там на верху есть Бог, а может и вообще их много, то тогда я искренне ненавижу их за всё то, что они сделали нам.
— Стив, мы в одной лодке. Я не вернусь к ним. Для них я точно так же теперь не сын. Потому что я решил хвататься за тебя. Нашёл адвоката, договорился с ним. Говорят, она самый лучший адвокат во всём Чикаго. Я хочу тебе помочь, Стив. Не могу тебя оставить здесь, — мой голос дрожит, кажется, что ещё мгновение, и я расплачусь, как малыш, у которого в песочнице старшие сломали все куличики. Дурацкое сравнение, но как нельзя лучше описывает то, что творится со мной в данный момент. Главное не начать себя сейчас жалеть. Жалость последнее дело, самое отвратительное чувство, — Стив, я виноват перед тобой.
— Никто передо мной не виноват. Я сам повинен во всех своих грехах и проблемах. И даже то, что меня сейчас страшно ломает, исключительно моих рук дело. Меньше надо было искать в жизни драйва и лезть на рожон. Доигрался, называется. Теперь буду здесь кантоваться до суда, потом перекочую в другую тюрьму. Не думаю, что это меня вообще как-то поменяет. Знаешь же поговорку, что горбатого только могила исправляет, а вот мне даже она не поможет.
Мне хочется спросить, как давно он пришёл к такому выводу? Как давно вообще думает о подобном? Сейчас мастерски играет, потому что рядом всё ещё есть лишние уши. Но что было бы, если бы мы остались один на один? Поменялось бы всё то, что сейчас прозвучало из его уст? Моё «я виноват» не исправит ситуацию, и истину я получу только в конце.
— Твоё место не здесь! Ты должен быть на свободе. Вместе со всеми, а не гнить тут. Ты ничего не сделал! — я вскакиваю со стула, ударяю кулаком по столу. Меня всего колотит, я не могу сдерживать свою злость. Он словно смирился с неизбежным, а я позволяю этому неизбежному случиться. Но злюсь я на себя, не на него. Он ведь и правда не виноват. Ничего не сделал, лишь вдруг решил покрывать меня. Слишком большая цена, я не могу расплатиться за это!
— Живи, глупый. Ты получил такой шанс. Брось все эти забавы, попытки доказать, что я не виновен. Не нужен мне адвокат. Живи спокойно жизнью, Мэттью. Мне нечего терять, а тебе ещё есть что.
Внутри всё сжимается в какой-то крошечный комок, а мир, как тонкое стекло, трескается и разваливается на куски. Со звоном всё падает на пол, разлетаясь только на ещё более мелкие кусочки. Мне это всё не собрать, не склеить между собой. Почему я чётко вижу, как всё рушится? Думал, что всё сломал уже давно, но оказалось, что всё начало разваливаться только сейчас. Вновь ударяю кулаком по столу от бессилия, от невозможности что-либо сделать. В наручниках Стив, а, кажется, что руки сковали мне. И эта цепь настолько тяжёлая, что тянет меня ко дну. Я не понимаю, как можно быть таким спокойным сейчас?! Неужели, Стив, ты не хочешь, чтоб за тебя боролись? Почему, Джонс? Почему ты вообще пошёл на эту глупость. Ему нечего терять, ха-ха-ха! Вот это да! А мне, оказывается, есть что! Да всё, что я мог потерять, уже давно мной же и распродано или выброшено в мусорный бак.
— Не тебе мне указывать, Джонс! — как я выгляжу со стороны? Как чёртов истерик, но меня переполняют эмоции, а Стив предательски держится. Ни один мускул на его лице не дернулся за всё время нашего разговора, он даже не сменил позу. Как сидел, так и продолжает сидеть. Ему этот разговор абсолютно не нужен, ему плевать на всё, сказанное мной!
— Уведите его.
***
Got criminal record, I can’t cross state lines
First on the bad list and you’re last on mine
Музыка заглушает мои истошные вопли, она орёт так, что соседи уже, скорее всего, вызвали полицию. Она орёт уже несколько часов подряд, а я всё ещё никак не могу успокоиться. Зачем вообще нужно было тащиться к этому Стиву, зачем было лишний раз трепать себе самому нервы? Чёртов мазохист! Когда я уже успел стать таким? А самое главное, зачем я им стал? Почему мне так нравится над собой издеваться? Убиваюсь из-за какого-то Стива Джонса! А ему самому на себя же плевать! Идиот! Придурок!
Я даже уже не понимаю на кого злюсь и кого ненавижу больше. Себя? Его? Не имею даже малейшего понятия! Всех я ненавижу! Отвратительная семейка, которая готова выкинуть кого-угодно ни за что. Стива бросили за борт и оставили тонуть, я кинулся в воду его спасать, но как-то забыл, что совсем не умею плавать. И теперь мы оба тонем, идём ко дну. Кто же достигнет его из нас быстрее? Да, это буду я!
Тону я. Тонет он. Тонем мы вместе. Какая ирония! Хотел как лучше, а почему-то получилось как всегда. Попытался оказать человеку помощь, только вот теперь помощь нужна мне самому. Почему всё так сложно? Почему у меня не хватает духа придти и просто во всём сознаться? Так было бы проще. Проблема бы решилась сама собой. Я бью кулаками стены. Физическую боль, говорят, проще перетерпеть, чем моральную. Да, да, да! Проще!
Сбиваю костяшки в кровь в надежде, что мне хоть это сейчас поможет успокоиться.
Тебе есть, что терять… Да нечего мне уже терять! Нечего! Я не хочу так жить, я не хочу постоянно мучиться, Стив Джонс! В отличие от нашей матери у меня всё ещё есть совесть, Стив.
A whole lot of memories yours and not mine
And now he asks and I say, «Hurry inside»
Почему ты такая тварь, Стив? Ещё и облачился в героя. Спасаешь тут меня. Живи спокойно, цвети и пахни. Да зачем мне жить, зная, что ты в этой гребаной тюрьме сгниёшь, подохнешь от собственной же героиновой ломки? Из-за меня. Всё из-за меня. Вечно будит меня грызть совесть изнутри, как паразит, пока окончательно не сожрёт. Пока я не возьму в руки лезвие и не вскрою себе вены, пока не достану пистолет и не пристрелю себя, пока не выпрыгну с балкона собственной квартиры на пятнадцатом этаже. И это ты хочешь назвать жизнью? Такой жизни ты мне желаешь, Стивен Франклин Джонс?!
Рыдать, я хочу рыдать. Мне тяжело сдержать слёзы. Мне уже вообще тяжело что-то сдерживать. Как же быстро я сломался, как же быстро поддался, прогнулся. Теперь разношу квартиру от собственного отчаянья. Вышвырнуть все эти вещи за пределы, ободрать обои, оставить голые стены и распахнуть окна, чтоб ветер мог свободно ворваться сюда. Пусть гуляет сквозняк, пусть будет так же холодно и тоскливо, как у меня на сердце. Спасите, спасите, спасите Мэттью Уильямса от самого же себя. Умоляю, кто-нибудь. Пожалуйста. Никто не услышит, не придёт, не поможет. Вселенная, почему ты так жестока? Я словно лужа соплей, вот-вот растекусь по полу.
Where do I hide?
Сползаю по стене вниз, оседаю на пол, словно тряпичная кукла. Брошенная в угол ребенком игрушка. Музыка бьёт по барабанным перепонкам, но не заглушает мои мысли, а так хочется, чтоб в голове было пусто, чтоб звучала одна лишь песня и ничего больше. Отвлечься, нужно отвлечься. Сделать хоть что-нибудь, лишь бы внутри ничего не сжималось и не ныло от боли. Но мои мысли о нём, только о нём. Никуда не деться, я не могу убежать. И, правда, где мне скрыться? Скажите. Ну, кто-нибудь. Кто-нибудь. Я сгораю изнутри. Или нет? Или не знаю? Но мне больно. Тысячи острых лезвий уже вонзились в душу, но при каждом вдохе меня пронзает боль. Через меня пропускают электрический ток. Ну же, ещё один разряд.
Скажите мне, так почему же я так страдаю? Почему бьюсь об толстое стекло, пытаюсь что-то сделать? Кто этот Стив, почему мне хочется за него продать собственную душу и подарить ему свою свободу? Он не виновен, за этим всем плохо следят. Это понятно. Он мой брат, на которого мне было плевать так много лет, а сейчас вдруг очнулся, рванул вперед, вцепился в руку и держу. Я обнимаю коленки и утыкаюсь в них лицом. Так кто же ты для меня, Стив Джонс? Почему занимаешь мои мысли? Почему я не могу из-за тебя спать? Почему на моих руках собственная кровь? Слишком много «почему».
Мне нечего терять…
В квартире воцаряется тишина. Музыка стихла, видимо, закончился плейлист, а следующий не прогрузился. Теперь я слышу, как барабанят капли по оконному стеклу. Они ударяются, расшибаются на множество маленьких капелек и стекают вниз, а потом собираются все вместе в лужи или ручейки. Сегодня небо плачет опять, небо плачет вместе со мной.
А тебе есть что… Да, он прав. Прав в своих словах. Мне есть, что терять. Совсем немного, но это важно для меня. Слишком важно. Я не могу это выбросить, оставить, а уже тем более потерять или отпустить.
Я не могу бросить тебя, Стив Джонс…
