***
Но, несмотря на то, что я хотела побыть еще какое-то время с Сетом, перед тем, как он отправится на дежурство, мне было необходимо спешить домой и не думать о разговоре с Полом и не загружать мозг ненужной информацией. Но я думала, пиная носками балеток камни под ногами, вдыхая поднявшимся ветром дорожную пыль, и вгоняла себя в новые рамки и условности, которые, по моему мнению, были совсем не решаемы. Нет, вообще никак! Никакими способами! Какие слова услышит Сет от стаи, когда на дежурстве подумает о нашей первой ночи? Хм, ну, конечно, когда она все-таки произойдет! Кто будет первым, кто станет смеяться и подшучивать? Пол, Джаред, Джейкоб? Кто серьезно не воспримет и просто порадуется за брата, не удосужившись думать об этом больше, чем следовало? Леа, Квил, Смори? Кто? Продолжая загружать мозг ненужной информацией, не заметила, как подошла к дому. Подняла голову и обреченно вздохнула, наблюдая за волнуемыми ветром угрюмыми облаками, которые, затягиваясь, собирались в неспокойные стайки серо-черных туч. Близился дождь. Не то чтобы до середины дня, но весьма долгий и возможно капризный ливень, который после наполнит воздух необходимой сладостью и свежестью. А пока было суждено наблюдать поднявшуюся дорожную пыль, слышать неслабый вой ветра и раздражающий звон колокольчиков под крышей дома. Я заметила его не сразу. Только когда поднялась по лестнице и, остановившись, выудила из сумки связку ключей. Брейди сидел на нашей веранде, облокотившись верхней частью тела о спинку ажурной скамьи из стали и дерева: словно прекрасный, но вымышленный принц из замысловатой детской сказки. Выглядел, правда, опечаленным: от него почти в буквальном смысле веяло скукой и тревогой. Спина напряжена, губы сужены в тонкую линию, правая нога отбивала чечетку, соприкасаясь с потертым от времени полом. Парень держал в левой руке альбомный лист и опустошенным взглядом смотрел сквозь решетку деревянного ограждения, по которой извивались вьющиеся растения. Сделав несколько шагов навстречу, я остановилась, засунув связку ключей обратно в сумку, и встретилась с озадаченным взглядом Фуллера. - Смотри, похоже, я совсем разучился рисовать, - пробормотал он, кротко мотнув головой, повернув листок в мою сторону и отодвигаясь к краю скамьи, приглашая присесть. - Рисовал болван какой-то, а не... Хотя, какой я теперь человек?! Пройдет еще какое-то время, и я не смогу нарисовать ни плюшевого мишку, ни вазу с цветами, ни скопление воздушных шаров, улетающих в небо. Тяп-ляп какой-то... Вздохнув, я присела и, положив сумку рядом, взяла лист из рук Фуллера в свои. По правде говоря, чего греха таить, потенциал у Брейди был: хоть я и не была сильна в изобразительном искусстве. Но не ахнула, поднеся ладошку ко рту. Только ощутимо удивилась. На меня, со слегка скомканного листка, смотрела совсем не я, а другая Зои - счастливая, окрыленная. Да и волосы развивались на воображаемом ветру совсем как-то иначе, словно представала в воображении парня каким-то неземным существом. Со словом "очень". Очень красивая, очень прекрасная... очень, очень. Глаза светились, искренняя улыбка озаряла лицо, ямочки на щеках дополняли идеальный образ. Линии четкие, совсем не расплывчатые. Он весьма остро помнил меня по памяти. - Я, конечно, не профессионал, но образ получился гораздо красивее, чем в реальной жизни. Это совсем не я. Он наклонил голову, озадаченно гладя на меня. - Ты. Только в моем представлении. Я улыбнулась и ответила, положив рядом лист с моим портретом: - Тогда ты себя недооцениваешь. Брейди фыркнул. - Недооцененность тут не причем. Просто смотрю в глаза реальности и оцениваю себя по достоинству, - сказал он, на секунду прикрыв глаза, показав пальцем на мой портрет. - И этого достоинства тут кот наплакал. Думаешь, сколько времени заняло? - Полдня, несколько часов? - ответила я, пожав плечами. Фуллер громко вздохнул и, отрывисто заерзав, начал, нервничая, грубо излагать: - Три дня! Три гребанных дня! - выплюнул он, хлопнув ладонями по своим коленям. - И как итог: пять сломанных карандашей - извазюкался в грифеле, как муха в говне; одна протертая стирательная резинка и около семидесяти скомканных листов на полу в моей комнате. Я приняла его переживания как должное. В один момент захотела дотронуться до его плеча, и возможно, сжать его, а впоследствии обнять парня, прошептав что-то утешающее. Но, подняв руку, не решилась проявить заботу и опустила ладонь, сжав пальцами подол платья, видя, как Брейди недовольно мотал головой, бегло осматривая двор и летавший по нему, не находя покоя, небольшой мусорный пакет, как сжимал кулаки, не думая взять себя в руки и успокоиться. - Просто превосходно и невероятно, - сказал он, прикоснувшись спиной к изголовью скамьи. Заговорил спокойным, чуть дрожащим голосом: - А раньше уходило часа три-четыре, максимум. - Брейди... - А дальше что? - спросил он, посмотрев на меня. - Буду писать обыкновенный стул, пару тумбочек и светильник по полгода или, что уж разбрасываться по мелочам, целый год? Согнувшись, оперся руками о колени и замолчал, смотря вдаль. Небо разразилось громом и молниями. На землю опустились первые капли дождя. Заморосило и ощутимо похолодало. Ветер утих и, сменяя его слабый хрип, по всей округе пустились стрекотать всевозможные насекомые. Встав со скамьи, Брейди подошел к резному ограждению и вытянул перед собой руку. Зная парня, я была уверена, что в это мгновение он зажмурился, чувствуя оголенной кожей необходимую прохладу и влагу. Он всегда любил дождь. - Всему виной обращение... - тихо проговорил Фуллер. - Думаешь, в этом причина? - спросила я и, озябнув, обхватила себя за предплечья. Опустив руку, парень обернулся и схватился за ограждение. Выглядел он в этот момент величественно: серая, спадающая на его лицо тень от крыши придавала мужественному образу особого, таинственного шарма. - А в чем еще? - с грустью в голосе ответил он, засунув руки в шорты, поясницей придерживаясь о деревянную изгородь. - С ранних лет меня увлекло рисование. Карандаш взял лет в пять, кистью и акварелью начал пользоваться лет в восемь. Всегда со страстью занимался любимым делом. Не спал по ночам, старался, в школе получал незначительную похвалу за навыки и умения. Чувствовал, что нашел свое дело, хотел стать художником или архитектором. - Брейди замолчал и, напряженно сглотнув, опустил голову. - После обращения все изменилось... - сказал он, смотря на свои ладони, вытащив их из шорт. - Пальцы не чувствуют карандаш, нет прежней силы, упорства и стремления. Линии, чертежи и самые обыкновенные объемные фигуры, которые никогда не являлись проблемными, стали выходить бездушными, неестественными, словно их вырисовывал не я, а человек, впервые взявший в руки карандаш. - Брейди... Надломившимся голосом простонав его имя, я встала со скамьи, и, подойдя ближе, обняла друга. Тут же получила необходимое душе тепло. Крепко стискивая пальцами его футболку со спины, зажмурилась, ощущая тягучий комок слез, подобравшийся к горлу, и сжала губы. Брейди учащенно задышал. Крепко обнял и несколько раз шмыгнул носом, уткнувшись лбом в мое плечо. Заплакал. Не заскулил, не застонал, как я делала когда-то. Тихо. Бесшумно. Заплакал. Только спина содрогалась от вымученных рыданий. Он всякий раз нешумно сглатывал, скрестив руки за моей спиной, с силой сжимая мои плечи, прижимая к себе. В отличие от Брейди, у меня не было особых умений вроде вышивания бисером, игры на фортепиано или гитаре, не было желания научиться вязать на спицах или лепить поделки из глины. Я не могла знать, что ему приходилось испытывать, теряя мечту и утрачивая навыки. А Брейди знал. Он всегда знал все необходимое. Он был умнее меня. У него было, что терять. Не знаю, сколько времени мы так простояли. Может, минут пять или все пятнадцать, но за это время я нашла еще одну значительную особенность Брейди, которая отличала его от других ребят. Он был светлым, не озлобленным и в своем превосходстве наполненным чувствами. Был более чутким, сопереживающим и остро воспринимающим любые незначительные мелочи. У него всегда была ранимая и чистая душа. Наконец Брейди решил прервать горькую обстановку. Он отлип от меня и, почти трясущимися пальцами смахнув со щек слезы, придушенно произнес, опуская голову: - Я рассказал Билли... Он был не до конца уверен... но сказал, что обращение забирает часть человеческой сущности. Но не всегда, - парень затих, но потом снова тихо заплакал. - В каждой ситуации свои потери. Я ведь не полноценный... человек. Какая-то гремучая смесь. Я подняла его голову, взяв его лицо в свои руки. Друг открыл глаза и доверчиво посмотрел на меня. - Ты человек, Брейди! - уверенно сказала я. - Твои человеческие качества перекрывают абсолютно все особенности и повадки оборотня! В тебе больше человеческого! Ты оборотень только тогда, когда обращаешься! Вот и все! - Оборотень, - тут же ответил парень, шмыгнув носом, закрывая глаза. - Ненавижу, что являюсь таковым. Взяв его за руку, потащила парня к скамье и, усадив, заставила прижаться к себе, положив его голову на свое плечо. Переложила руку за его голову и, утешая, стала гладить парня по волосам. Ему была нужна поддержка и сочувствие, и я собиралась при случае, если понадобится, вылезть из кожи, но хоть как-то помочь. - Я принял решение уйти из стаи, - сказал он, наконец полностью облокотившись на меня. - Сегодня, завтра или через неделю - не знаю. Нужно разложить всю информацию по полочкам, сообщить Сэму и начать жизнь с чистого листа: без обращения, дежурств и невзаимной любви. Я задумалась, не переставая успокаивать парня, смотря на моросящий дождь, прокручивая фразу о невзаимной любви. В итоге, как оказалось, он собирался уйти не только потому, что утрачивал навыки в рисовании... присутствовали наши с ним отношения. На несколько минут я закрыла глаза и сжала губы, потом спросила: - Сэм отпустит? - Однажды я уже говорил с ним на эту тему, - ответил Брейди, поднявшись, отторгая мои прикосновения. Снова оперся о спинку скамьи. - Он разрешил. Сказал, что не хочет лишать меня права выбора. Фуллер тяжело вздохнул. Прикрыл глаза. Да, право выбора, у него оно было. В какой-то мере. На самом деле то, что я хотела произнести, не сходилось с тем, что я чувствовала. Я выбрала Сета, обещала Адли заниматься своей жизнью и идти только вперед. Но на деле, поступала странно - как сейчас. Пятилась, продолжала тянуться к Брейди и, видя его покинутое лицо и сжатые кулаки, мысли о чем-то своем, приходила к выводу, что либо я поторопилась, либо последующий разговор будет и правда печальным - как хмурое небо, на которое я сегодня смотрела из окна в доме Клируотера. Наш разговор был намеренным. Теперь я это чувствовала. - Ты опечален не только из-за потери навыков? - с волнением спросила я. Новость о том, что я выбрала Сета (он либо от Клируотера, либо от кого-то из стаи узнал об этом событии), должно быть, чугунной кочергой пробила его сердце насквозь. Парень нахмурился, но не ответил. - Брейди? - тихо позвала я, дотронувшись до его плеча рукой. Парень дернулся, скинув мою руку, и отсел чуть дальше. - Нет, - твердо ответил он. И замолчал. И молчали мы долго. Дорога перед домом стала мокрой, дождь усиливался. Большие капли стучали по крыше, падали на листву растений, обвивших ограждение, а некоторые, чуть поменьше, гонимые небольшим ветром, ударялись о ступеньки, редкими брызгами доставая до пола в самой веранде. Стало толком не видно улицы, только размытые серые пятна и очертания леса. Вздохнув полной грудью, почувствовала желанный аромат освежающего влажного воздуха. Кто знал, что утренние мысли станут пророческими?! Вот тебе друг, вот и неприятный разговор. Пользуйся, дорогуша, не спеши! Косо поглядывая на парня, насильно проглатывая вновь образовавшийся ком слез, я видела, что ему тоже приходилось несладко, и за нервозностью скрывались до скрежета зубов банальные эмоции и переживания. Он ничего не мог поделать с тем, что оказался влюбленным в нареченную своего друга. Разговор настиг кульминационной цели. Я медленно начала паниковать, сунув руки в карманы платья. И что следовало сказать? Что я основополагающая причина его стенаний, и что мне совестно только от одной мысли о том, что причиняю ему боль? Так он в курсе. Не пришибленный же малый. Сказать, что до конца не решила, кого выбрала и уверовать, что все может кардинальным образом поменяться? Да чушь собачья! Даже сейчас, смотря на его опечаленное лицо, я знала, что не вымолвлю ни слова о том, что могу передумать. Фуллер решил начать первым: повернувшись и пододвинувшись, улыбнувшись одним уголком рта, он поднял мое лицо за подбородок. Заставил посмотреть. Негромко прокашлялся, прочищая горло и, вернувшись в прежнюю позу, облокотившись локтями о колени, пустил ладони в свои волосы. Уставился в пол и начал потихоньку раскачиваться то вперед, то назад. - Знаешь, я почувствовал… на тебе его запах, когда ты только подошла к дому, - немного заикаясь, проговорил он. Хмыкнул и помотал головой: - Полностью пропиталась. Я еще вчера предчувствовал, что ты готова сделать выбор. Конечно, ведь смотришь на него совсем иначе. Не тем взглядом, которым одариваешь меня. Напряженно сглотнув, я пододвинулась, прикрыв глаза, и с силой схватила парня за предплечье. - У нас ничего не было, - спешно сообщила я. - Уснули, обнявшись. Ничего более. Брейди отодвинул меня о себя и резко встал со скамьи. - Не оправдывайся, - громко сообщил он. - Но... - Зои... - уверенно отбил парень, - не надо. Я заткнулась. Зажмурилась. Опустила голову, смотря на подол цветастого платья. Сжала кулаки, захватив в них бесполезную ткань, и тяжело задышала, предчувствуя то ли ссору, то ли что похлеще: отчего у меня разом съедет крыша и помутится рассудок – уверяю, так и случится. Слезы заполнили глаза, но я старалась не поддаваться порыву, поэтому закусывала внутреннюю сторону щеки, чтобы внешняя боль перекрыла эмоциональную. И слышала, как, громко стуча, Брейди шагал по ссохшимся доскам веранды, как ругался и как несколько раз, поддавшись порыву, парень стукнул носком кроссовка по входной двери. Потом он присел передо мной и я, посмотрев на него, все же не смогла совладать с собой и заплакала. И мои вдохи-охи-выдохи были похожи на писки-визги щенят, когда их отбирают от мамки. Меня отбирали у Брейди, и я чувствовала, что это отправная точка опустошения. Фуллер тоже плакал – это я увидела, когда, не веря ситуации, посмотрела в его глаза. Не пара слезинок, целый поток слез. - Надеюсь, ты понимаешь, что я уйду?! – сказал он надломившимся голосом. - Совсем уйду, понимаешь?! Покину стаю, покину резервацию! Ты сделала свой выбор! – сообщил он, вытирая с моих щек слезы, которые безостановочно текли по коже и падали на платье. - Ты выбрала Сета! – произнес он и шутливо щелкнул пальцами по кончику моего носа, отчего я зажмурилась. - Не смей передумать! А я сделаю свой! – Я открыла глаза. Брейди кивнул и провел ладонью по своей щеке, сбрасывая слезы. - Я выбираю… свободу! Я собираюсь сделать то, что должен - уйти и избавить всех от своего присутствия! Я зарыдала в голос, совсем не стесняясь, и вытащив руки из карманов, с силой ударила Брейди в грудь напрягшимися кулаками. - Но... но ты мне не мешаешь, Брейди. Да и... Он меня не останавливал. А я, громко рыдая, продолжала лупить по его груди со всей силы, совсем не думая о Сете! Совсем не думая о том, что могу подорвать выбор, поддавшись чувствам. У меня отбирали моего Брейди!!! - Мешаю! – прикрикнул Фуллер, наконец, обхватив меня за запястья. Потянул на себя, и когда наши губы находились слишком близко друг от друга, заговорил, осматривая мое лицо. - Я продолжаю волновать тебя, стаю... Сета... и себя! Я всех напрягаю своей любовью! Выдернув руки, подалась навстречу и, соскользнув со скамьи, упала в его объятия. Прижалась крепко-крепко, не думая, как заныли коленки, сжала сильно-сильно, словно он был единственным, кто мог выдернуть меня из морской пучины навстречу воздуху и прохладе. - Ты меня не напрягаешь! – сообщила я, сгребая все его тело в охапку. Лишь бы не сбежал, не ушел. - А должен! – отозвался парень, так же крепко прижав к себе. Словно я представляла для него особую ценность. Он сильно сжимал мое тело, словно в тисках, боясь, что меня могут забрать. - Ты нареченная Сета и поступила верно, приняв его любовь. – Брейди дотронулся до моего уха губами и тихо проговорил: - Это правильно, дуреха! Так и должно быть, понимаешь ты это или нет? Мне просто больно! Это всего лишь боль! Ее я переживу. Но я понимаю и принимаю твой выбор. Я замотала головой и застонала: - Я хочу к тебеее... Брейдии... Поцеловала его в шею и, ворочающийся и отбивающийся от моих рук, парень напрягся, остолбенел, и я, прикоснувшись сначала к его подбородку, перешла к губам. Как тогда в комнате, когда было можно все, и когда он во мне нуждался: нежно, ранимо, просто чувствуя, поцеловала – в ответ получила слабый чмок, без особого влечения, и уже потом полноценный поцелуй. Но он был недолгим: минута или около того. Следом меня с силой приложили сначала спиной к скамье, а потом подняли и заботливо усадили на нее. - Не хочешь! – воскликнул он с раздражением, отходя к ограждению, взмахнув руками. – Зои!!! Хватит!!! Не смей!!! Не надо этого всего! Это неправильно! - Ты же меня любишь… и я тебя люблю... – я рыдала в голос, пытаясь объяснить. Брейди помотал головой, не веря ни единому слову. Запустил в волосы пальцы, потом ударил кулаком по деревянному ограждению, но меня не тронул, позволяя себе только повышать голос. - Это ничего не меняет, понимаешь? Я пришел для того, чтобы сказать, что ухожу. Он не нашел в себе силы посмотреть на меня. Только зажмурился, непонятно кивнул и поспешил к лестнице. Словно ужаленный спрыгнул с последней ступени. Не знаю, остался бы или нет... - Позвонишь? – крикнула я, поднявшись со скамьи и схватившись за ограждение, не думая нырнуть под ливень. Брейди, мгновенно промокнув до нитки, остановился и, не обернувшись, отрицательно помотал головой. - Напишешь письмо? Снова отрицательный взмах головы. - Как я узнаю, что ты жив и что с тобой все хорошо? - Никак, Зои. Никак. Ты просто должна в это верить. Я буду в порядке. Перестань жить прошлым, перестань жить мной. У тебя впереди светлое будущее и оно рядом с Сетом. - А что ты? Что обещаешь сделать ты? Из-за расквасившегося ливня я весьма нечетко слышала его голос. - А я обещаю перестать жить тобой. И он рванул вперед. Черное пятно его фигуры медленно превращалось в неопределенные серые очертания, а потом и вовсе пропало из поля зрения. Вот так мы и попрощались.***
Не помню, как отворила дверь, как прошла в дом и как оказалась в гостиной. Плакала. Много. Словно в груди был громадный и бездонный океан, пробивающий бетонную дамбу. Омерзительное чувство. Все эмоции поплыли, и я прорыдала некоторое время, лежа на диване в гостиной, уткнувшись лицом в подушку, насильно прижав к себе Максфильда. Брейди ушел. Черт возьми, он ушел.