Позолоченный мир (A Gilded World)

Юнги слышит одобрительный свист отца. - Мне нравится, как ты тут расположился. Юнги морщит нос и поднимает голову. Он сидит на диване, вытянув ноги под кофейным столиком. В правой руке он держит клей-карандаш, а в левой – фотографию. Юнги открывает рот, чтобы сообщить отцу, что он ничего особенно не делает, и любой не глупый человек смог бы это увидеть, но вспоминает, что решил его игнорировать. Он закрывает рот и посылает в сторону отца самый убийственный взгляд, на который способен десятилетний мальчик. Отец невозмутимо продолжает осматривать комнату, засунув руки в карманы чёрных брюк. Он смотрит на множество фотографий, которые Юнги раскидал по столику и полу рядом с собой. - Инновационный подход. Фотографии на полу. Кто в наше время вешает их на стены, - хитро улыбается он Юнги. – Это у тебя от меня. Юнги фыркает. - Я с тобой не разговариваю, - отвечает он, чётко и ясно выговаривая каждое слово. Отец Юнги понимающе кивает. - Но ты мне сейчас что-то сказал. Юнги выпрямляет спину, занимая оборонительную позицию. - Только для того, чтобы ты знал, что я тебя игнорирую. Отец мычит себе под нос, обходит кофейный столик и падает на диван, убедившись, что не заденет ни одну из фотографий на полу. - Вот ты опять со мной заговорил. Юнги шипит, понимая, что снова проигрывает отцу. Он пытается дать ему достойный ответ, чтобы показать, как устал от подколок и что он уже слишком взрослый для этого. - Больше я не буду с тобой говорить, - говорит Юнги единственное, что приходит в голову. - Это уже третий раз, - грустно качает тот головой. – Так не пойдёт. Юнги дует губы и демонстративно утыкается в свою работу, сжимая зубы, чтобы воздержаться от ответа. Теперь он точно будет игнорировать отца, и тогда Юнги окажется победителем. - Чем занимаешься? – спрашивает отец, наклоняясь, чтобы рассмотреть фотографии. Юнги сохраняет молчание, сосредотачиваясь на снимке, который он тщательно смазывал клеем с обратной стороны. Закончив, он аккуратно подцепляет его за уголки кончиками пальцев и переворачивает. - О, я помню. Тут ты ревел, когда я посадил тебе лягушку на плечо, - продолжает он, смеясь с фотографии. Юнги фыркает и, кинув на отца короткий взгляд, предельно аккуратно пристраивает фотографию на коллаж. Он прижимает её ладонью и держит, а отец продолжает свой бессмысленный монолог. - Эй, эй, Юнги, - зовёт он, тихонько, но раздражающе постучав пальцем по голове Юнги. – Что ты делаешь? - Домашнюю работу, - отвечает Юнги, сдавшись отцу, как и всегда. – Мне нужно составить семейное дерево на английском языке. - Ого, - тянет тот в ответ, сползает с дивана и усаживается рядом с ним на полу с широкой улыбкой. – Ты мне дашь крутое английское имя? Юнги фыркает, рассматривая лежащие вокруг фотографии, чтобы найти наиболее удачный снимок его маленького двоюродного брата Тэхёна из Тэгу. - Например, Максимус или Реджиналд, - предлагает отец. – Давай. Придумай мне классное имя. Он склоняется над коллажем и читает то, что выводит Юнги. - Дохён Мин. – Он с трудом сдерживает смех. - Что это? - Твоё имя на английском, - монотонным голосом отвечает Юнги. Он решает продолжить и начинает внимательно подписывать остальные приклеенные фотографии. - Юнги Мин, - читает отец и хохочет, прежде чем притянуть Юнги к себе, потрепав по волосам. – Мой патриотичный мальчик. - Перестань, - ноет Юнги и машет руками, чтобы отгородиться. Отец послушно отпускает его и снова принимается разглядывать фотографии. Но долго он не молчит. Никогда долго не молчит, думает Юнги, сморщив нос, когда тот опять начинает его доставать. - Эй, Юнги, глянь. – Он поднимает снимок с его свадьбы, поднося к лицу Юнги слишком близко. Ему приходится отодвинуться, чтобы что-то рассмотреть. – Вот это я. Как всегда ослепителен. И твоя мама, самая красивая женщина из всех. – Отец поднимает свободную руку и указывает на гостей, стоящих за ними рядами. Там сотни разных лиц, которые Юнги незнакомы. – Вот твоя тётя Микён и тётя Джиын. Обе твои бабушки. Твой дедушка. Дедушкин брат Сонхо. Там были все. Юнги с трудом давит тяжёлый вздох и смотрит на своего отца в ожидании комментария, который явно последует, судя по блестящим глазам. Он опять его подколет, он даже не сомневается. Отец смотрит на него с серьёзным видом, но губы и глаза выдают насмешку. - А ты где был? Юнги смотрит на него в ответ, разинув рот. - Вся моя семья на свадьбу пришла, кроме тебя. Как ты мог так поступить со своим обожаемым отцом? – Он кладёт руку на сердце, как будто сильно обижен. – И это после всего, что я для тебя сделал? - Пап, я тогда ещё не родился, - жалуется Юнги. - Тоже мне оправдание. Не представляю, как ты собираешься это компенсировать. - Пап, - тянет Юнги, раздражённо засучив ногами. – Меня ещё не было. Его отец качает головой. - Тебе придётся остаться со мной навечно, только так ты сможешь загладить свою вину. - Не хочу, - кривится Юнги. - Плохо. Потому что я уже всё за тебя решил. – Он накидывается на него и начинает щекотать. – Никуда ты от меня теперь не денешься. Юнги икает от смеха, пытаясь уклоняться от атаки. - Пап! – воет он, маша руками и ногами. - Оппа, хватит его дразнить. Они оба замирают и поворачивают головы, чтобы поглядеть на вошедшего в комнату. Юнги хмурится, увидев тётю, надевающую на ходу серьги. Завитые и уложенные набок волосы закрывают плечи, а на запястьях сияют бриллиантовые браслеты. - Зачем твоя тётя так вырядилась? – спрашивает отец у Юнги громким шёпотом, чтобы она тоже услышала. - Странно, - соглашается Юнги, отвечает таким же притворным шёпотом. - Очень странно. - Очень-очень странно, - повторяет Юнги, борясь со смехом. Микён косится на них с неодобрением. - Я выгляжу совершенно нормально. - Нет, - говорит Юнги отцу. Отец Юнги выпрямляется и громко сообщает: - Мы считаем, что нет. - Ты накрашена, - добавляет Юнги. - Я всегда крашусь, - не соглашается Микён, скрещивая на груди руки. - Может быть, у неё свидание, - предполагает Юнги, обращаясь к отцу. Тот притворно ахает. - Думаешь? Юнги уверенно кивает. - У тебя свидание? – обвиняющим тоном спрашивает он у Микён. Тётя поджимает губы. - Неужели это так удивительно? - Это настораживает. – Мужчина ставит локти на кофейный столик. Юнги садится так же и даже несколько раз скашивает на него глаза, чтобы в точности повторить позу. – С кем? - Да, с кем? – вторит Юнги. - С Кан Сонхуном, - говорит она, выпрямляя спину и глядя на них прищуренными глазами. - Нам нравится Кан Сонхун? - шепчет отец на ухо Юнги. Юнги пожимает плечами. - Я не знаю, кто это. - Мы не знаем, кто он, так что не можем сказать, что он нам нравится, - решительно сообщает его отец. - Опять балуешься? – говорит мама Юнги, заходя в комнату в вечернем платье, и грозит им пальцем. – Хватит дразнить сестру. Отец Юнги вздыхает, глядя на сына. - Тогда придётся опять тебя дразнить. - Мам, скажи ему! – умоляет Юнги. - Милый, перестань, - обращается та к мужу и улыбается Микён. – Держи, - протягивает ей свой счастливый кулон. Юнги узнаёт серебряное сердце на простой цепочке. – Мой счастливый талисман, - добавляет она. - Я правда могу его взять? – удивлённо раскрыв глаза, с сомнением спрашивает Микён. - Да. – Мама Юнги кивает и отдаёт ей кулон. – Я была с ним в ночь, когда встретила Дохёна. – Она устало вздыхает и оглядывается на мужа. – Может быть тебе повезёт больше, чем мне. - Чувствую, что это шпилька в мой адрес, - говорит отец, повернувшись к Юнги. – Они что, надо мной смеются? - Да, - кивает Юнги. - Какая наглость. Мама Юнги не обращает на него внимания, подходит к сыну, присаживается рядом на корточки и целует его в щёку. Увернуться Юнги не успевает. - Мам, мне уже десять, - жалуется он. - Маме можно целовать своего ребёнка в любом возрасте, - не соглашается она, проводя рукой по его волосам. Отец наклоняется ближе к Юнги и подставляет свою щёку жене. - И меня, - требует он, постучав себя по щеке. - Вы ужасные, - стонет Юнги. - Так, всё, я ухожу, - подаёт голос Микён и покидает гостиную. - Поезжай с водителем, - кричит отец Юнги ей вслед. Микён хмурится. - Разве не он должен был отвезти вас на торжественный вечер? - Не доверяю я этому Кану, - с подозрением косится он на неё. – Возьми водителя. Мы сами доедем. – Он улыбается жене. – Получится свидание. Мама Юнги закатывает глаза, но всё равно едва заметно улыбается. - Не спорь с ним, Микён. Возьми водителя. - Спасибо! – улыбается она им. Мама Юнги снова поворачивается к нему с улыбкой. - Нас сегодня не будет, чтобы уложить тебя спать. Юнги пожимает плечами. Он привык к их загруженному графику. Они часто уходят по вечерам, но компенсируют это присутствием на завтраках. Он не возражает. У него ещё есть тётя Микён и бабуля. К тому же, он достаточно взрослый, чтобы не требовать их ежеминутного присутствия рядом. - Всё нормально, мам, - говорит он, возвращаясь к проекту. – Мне десять, ты же знаешь. Вы мне больше не нужны. Отец Юнги трагически воет и оседает на пол, притворяясь мёртвым. - Мы ему не нужны, Джихе. Он разбил мне сердце. – Он трагично катится по полу, пока не бьётся головой о кофейный столик, сморщившись от боли. – Ой. - Не сочувствуй ему, - шепчет мама Юнги, пытающемуся сдержать смех. Юнги переводит взгляд с отца на мать и всё же смеётся. Он не против их занятости, лишь бы у них по-прежнему были такие вот моменты. &&& Юнги заканчивает свой плакат ближе к ужину, закрепляя последние детали к их семейному дереву. Получилось, как ему кажется, очень неплохо. Здесь его мама и папа, его тёти и дяди, его двоюродные родственники и бабушка с серьёзным лицом. Он пожаловался ей на это за ужином. На то, что она никогда на фотографиях не улыбается. Она наклонилась к нему и сказала, что делает это нарочно. - Всё будет получаться гораздо легче, если люди будут тебя бояться. - Как тогда у папы всё получается? - спросил он. Она рассмеялась и сказала перестать умничать. Оставшись довольным своей работой, Юнги откладывает плакат в сторону и решает посмотреть телевизор, пока кто-нибудь не догадался, что ему уже давно пора спать. Он ложится на полу в гостиной, сучит ногами в воздухе и смотрит программу, которою ему наверняка смотреть нельзя. Звук стоит на минимуме в надежде, что никто пока не заметит. Он начинает волноваться, когда слышит шум из коридора, решив, что его засекли. Он быстро выключает телевизор и встаёт на ноги, подходя к двери, готовый делать вид, что он как раз собирался идти к себе в комнату. Только подойдя к двери, он видит секретаря бабушки, который пронёсся мимо гостиной, совершенно не обратив на него внимание, и кинулся вверх по лестнице. Юнги хмурится, выглядывая в коридор. Странно. Бабушка в компании больше не работает. Она только иногда неожиданно появляется на собраниях совета директоров, чтобы, по её словам, «напомнить всем, что я жива». Она наняла секретаря, но он обычно занимается общественными мероприятиями и пресс-релизами. Ни одна из его обязанностей не могла бы заставить его носиться по дому. Что-то не так. И Юнги это не нравится. Он возвращается в гостиную, продолжая наблюдать за коридором, а внутри появляется какое-то неприятное ощущение. Через минуту ему приходится навострить уши снова. Бабушка как можно поспешнее спускается вниз по лестнице. Она крепко держится за поручни, а секретарь придерживает её под локоть. - Информация просочилась в прессу? – спрашивает она у секретаря, тяжело дыша. - Нам удалось заставить многих замолчать, но к утру это будет в новостях, - информирует её секретарь, когда они спускаются. Бабушка Юнги спешит по коридору мимо внимательных глаз Юнги в прихожую. Что-то не так. Уже слишком поздно. Зачем бабушке уходить, даже если случилось что-то непредвиденное в компании. Эти проблемы должен решать его отец. Юнги обхватывает себя руками, чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота. Что-то не так, и ему страшно. Он кусает губы и возвращается к дивану, укладываясь набок и подтягивая колени к груди. Он смотрит на чёрный экран выключенного телевизора и надеется, что мама скоро вернётся домой. Он долго лежит вот так, уставившись в пустой экран и теребя пальцами подушку у головы. Кажется, будто проходит целая вечность, прежде чем он снова слышит шум – звон ключей и звук открывающихся ворот гаража. Он подскакивает с дивана и бежит в прихожую, ожидая увидеть родителей. - Юнги! Юнги останавливается, услышав голос, и надежда рассыпается. Его тётя спешит к нему и присаживается рядом на корточки. Она выглядит напуганной, волнение выдаёт и румянец на щеках, и дрожащие руки, которыми она держит его за плечи. - Ты в порядке? – спрашивает она. Юнги замечает, что она пытается говорить спокойно, но получается плохо. - Где мама? В глазах тёти мелькает беспокойство, отчаяние и что-то ещё, чего он пока не понимает, будучи десятилетним мальчиком. У него появляется нехорошее предчувствие, что он совсем скоро узнает, что это. Она улыбается ему, но вымучено и неискренне. Тётя смахивает с его лба волосы и сжимает пальцами плечо. - Твоих мамы и папы какое-то время не будет. Но они скоро вернутся. Не волнуйся. Юнги смотрит на неё, нахмурив брови, но она встаёт и подталкивает его к лестнице. - Давай уложим тебя спать. Ты уже почистил зубы? Юнги позволяет ей утащить себя наверх, но неприятное чувство внутри только усиливается. - Ты же была на свидании. Почему ты дома? - Свидание не удалось, - отвечает она, прижимая руку к животу, будто чтобы унять боль. - Значит, папа был прав? - Что? – растерянно говорит она. - Папа сказал, что ему не нравится этот мужчина. – Он задирает голову, чтобы посмотреть ей в глаза. – Папа был прав? - Да. Да. – Она кивает. – Твой папа всегда прав. - Тётя Микён, - тянет Юнги, внимательно наблюдая за ней, чтобы найти правду и понять, что она от него скрывает. – Мама и папа… точно скоро вернутся домой? Она словно теряется на несколько мгновений, и в глазах мелькает сомнение, но она натягивает на себя улыбку и кивает. - Скоро, милый. Они не оставят тебя надолго. Юнги удивляется, почему она не верит собственным словам. У Юнги снова болит живот от неизвестного предчувствия. И думает, почему же сам ей не верит. &&& Юнги спит плохо. Ворочается и крутится в постели в ожидании, когда папа приоткроет дверь спальни, чтобы проверить, как он, и когда мама нежной рукой погладит его по волосам. Он всё ждёт и ждёт, и в итоге кое-как проваливается в сон. Он просыпается вместе с солнцем, светящим в окна. Новый день сумел избавить от переживаний. Он потягивается и слезает с кровати, побежав вниз на кухню с улыбкой. Его мама, наверное, уже за столом, читает газету, а папа кормит её кусочками фруктов. Бабушка, скорее всего, тоже вернулась и жалуется на то, что её кофе недостаточно горячий. Он залетает на кухню и резко тормозит. Улыбка слетает с лица, а страх и тревога сразу накрывают с головой. Он оглядывает пустую кухню, на которой нет ни работников, ни мамы, ни папы, ни бабушки. Там только тётя, кусающая себе ногти и расхаживающая туда-сюда, не отрывая взгляд от телефона. - Где мама? – чуть ли не обвиняя, требует ответа он. Микён с испугом поворачивается к Юнги и изо всех сил старается улыбнуться. - Ты рано встал. Проголодался? Я могу что-нибудь тебе приготовить. - Ты не готовишь, - хмурится Юнги. – Где повар? - У него выходной, - объясняет она и подталкивает его к столу. – Я могу хлопья тебе сделать. Будешь? Юнги сверлит взглядом копающуюся в кухонных шкафчиках тётю. В доме ужасно непривычно тихо. Он не увидел ни одной уборщицы, ни водителя, ни садовника. Дом будто полностью опустел. Что-то совсем-совсем не так. - Где мама? - повторяет он, решительно вскинув подбородок. Ему нужны ответы. Микён судорожно выдыхает и кладёт руки на кухонную стойку, стоя спиной к Юнги. Сделав ещё один вдох, она разворачивается и улыбается. Неискренне. Совершенно неискренне. Что-то не так. - Она скоро вернётся домой, милый. - Она всегда дома к завтраку. - Ей пришлось ненадолго… - Она всегда дома к завтраку, - повторяет он громко, со злостью и страхом. В глазах начинают собираться слёзы, хотя он не может понять почему. Что бы ни происходило, он хочет, чтобы это прекратилось. - Пожалуйста, Юнги, - умоляет Микён с отчаянием в голосе, заставляя Юнги замолчать и смаргивать беспричинно подступившие слёзы. Открывается дверь в гараж, на которую они оба реагируют. Юнги слезает со стула и мчится в прихожую с широкой улыбкой. - Папа! – зовёт он, забегая за угол, но тормозит, завидев бабушку. – Бабуля. Где папа? Лицо бабушки серого цвета, и за ночь она будто постарела на десять лет. Морщины стали словно заметней, сама выглядит ужасно уставшей, а под глазами тёмные круги. Она чуть было не срывается при виде Юнги, но успевает спохватиться и подходит к нему ближе. Обхватив его руками за плечи, она крепко обнимает внука, целуя в макушку. - Мама, в чём де… Бабуля отпускает Юнги и машет рукой на подошедшую Микён. - Идём со мной, - серьёзным голосом просит она. Та наконец не выдерживает и заливается слезами. - Неужели он… - Идём со мной, - резко приказывает бабушка, не допускающим возражений тоном. Микён судорожно вздыхает и сжимает губы, вытирая щёки и следуя за матерью. Юнги порывается пойти следом, но Микён останавливает его. - Подожди здесь, - говорит она ему и идёт к кабинету бабушки. Его родители должны быть дома. Что-то случилось. Горло стискивает паника. Юнги стоит в прихожей, сжимая и разжимая кулаки и до боли стискивая зубы. Ему хочется ворваться в кабинет бабушки и потребовать объяснений. Потому что его душит злость напополам с диким страхом. Но он понимает, что это бесполезно. Его бабушка неприступна, как скала, и ничто не поможет, если она не намерена ничего ему говорить. Он несётся в гостиную и хватает пульт с кофейного столика, случайно смахивая с него семейное дерево. Он хочет пощёлкать каналы, чтобы найти новости. Он знает, что его семья хорошо известна общественности. Он стоял перед камерами журналистов и понимает, что любое происшествие в компании попадёт в заголовки. Если бабушке пришлось прошлой ночью сорваться с места, значит, вероятно, у журналистов будет информация. Ему даже не приходится переключать каналы. Новости о его семье сейчас на любом из них. Пульт выпадает из трясущихся пальцев. Это неправда. Это ложь, ложь, ложь. - Повторяем для тех, кто только присоединился к нам, - говорит диктор в лице женщины, вещающей профессиональным голосом, повторяющим кошмар наяву снова и снова. - По сообщениям, Мин Дохён, наследник семьи Мин, и его жена Ким Джихе попали в автомобильную аварию. Они были доставлены в госпиталь Сеульского национального университета, где позднее скончались. - Это неправда, - шепчет он, а сердце больно стучит в груди. Слёзы льются по щекам. – Это ложь, - повторяет он уверенней. Он наклоняется, чтобы подобрать пульт, и, заведя руку назад, со всей силы швыряет его в экран. - Юнги! – Микён спешит в гостиную, а следом за ней бабушка, но Юнги их не замечает. Слёзы застилают глаза, и он качает головой. Его мама в порядке. Она в полном порядке. Она вчера поцеловала его в щёку, похвалила его плакат и сказала, что вернётся утром. Его папа тоже вернётся домой. Он сказал, что ему придётся остаться с ним навечно. Они вернутся. Они вернутся, а это всё ложь. Микён обнимает Юнги, пытается успокоить. Он незаметно для себя самого начинает реветь в голос, сотрясаясь всем телом. Он не может ни дышать, ни говорить, ни видеть. Всё разваливается на части. Пожалуйста, нет, думает он, раскачиваясь в объятьях тёти. Микён гладит его рукой по волосам, но это неправильно. Это не мамина рука. Пожалуйста, не забирайте их. Он приваливается к тёте всем телом, но её руки не похожи на отцовские. Они слабые, хрупкие. И это неправильно. Пожалуйста, я буду хорошо себя вести, буду примерным сыном. Микён глушит его, но Юнги не может молчать. Пожалуйста, вернитесь. Мне так жаль. Пожалуйста, не бросайте меня. Я буду хорошим. Пожалуйста. Пожалуйста. Пожалуйста. &&& Потом похороны. Юнги почти ничего не помнит. Пришло много людей, чтобы выразить свои соболезнования, словно это имеет значение. Теперь нет. Его родителей больше нет. Они покинули его. Они обещали заботиться о нём, а потом покинули его. Люди уходят, понимает тогда Юнги. Жаль, что он не понял этого до того, как его сердце вырвали из груди и мир стал тёмным и ужасным местом. Бабушка снова занимает своё место в компании, берёт бразды правления на себя и тоже его бросает. Она должна быть рядом с ним, но её нет. Она всегда работает допоздна, ездит заграницу и никогда не бывает дома. Она тоже его бросила. Люди уходят. Проще их вообще к себе не подпускать. Он влезает в драки в школе. Ему все равно, победит он в них или проиграет. Ему нравится махать кулаками и быть побитым. Это помогает ему забывать о ноющей пустоте внутри. Это ненадолго успокаивает гнев, который возвращается больше и сильнее. Он зол на всё и на всех. На одноклассников, которые рассказывают о своих родителях. Как их матери вызываются на помощь в школьных мероприятиях, как отцы приходят за них поболеть в дни соревнований. На своих друзей, считающих, что ему уже пора бы прийти в себя, словно он смог бы вернуться в прежнюю колею. На прессу, которая шныряет вокруг школы в первый месяц его возвращения на учёбу, и на дурацкие программы, расследующие смерть родителей, как будто у них есть право об этом говорить. Он зол на своих родителей за то, что не остались рядом, как должны были. Он зол на себя за то, что спал в ту ночь, за то, что закрыл глаза и уснул, в то время как они боролись за свой последний вздох. Он зол на бабушку за то, что не осталась рядом, что отняла то, что не вернуть. Теперь, сложив картину произошедшего подслушиванием чужих разговоров, он знает, что случилось. Его родителей повезли в больницу, куда вызвали бабушку. Она всю ночь провела там, пока родители сражались за свои жизни. Он тоже должен был быть там. Но она эгоистично оставила его дома, спящим в кровати, не подозревающим ни о чём. Он не смог попрощаться. И он ненавидит свою бабушку за это. Его осеняет на уроке математики. Гнев кипит в нём целый день, а вечером он возвращается в место, которое раньше считал домом. Он несётся в комнату тёти и громко барабанит в дверь. Тётя открывает и улыбается при виде него, но он отталкивает её с прохода и идёт прямиком в её гардеробную, принимаясь рыться в вещах. - Юнги, - окликает она растерянно и обеспокоенно. – Юнги, что ты делаешь? Спустя несколько месяцев он понимает, что тётю тоже ненавидит. Он думает, что это её вина. - Ты забрала его, - говорит он, хватая шкатулку с украшениями и выворачивая её содержимое на пол. Шкатулка летит в сторону. - Юнги, перестань, - Микён пытается его успокоить рукой на плече. – О чём ты говоришь? Юнги дёргается от её прикосновения. - Кулон моей мамы. Это был её счастливый талисман, а ты его забрала. – Он хватает вторую шкатулку, раскидывая жемчуг и изумруды по полу. Он швыряет шкатулку об стену, оставляя на ней след от удара. – Если бы ты не забрала его в ту ночь, она была бы сейчас жива. Он быстро моргает, потому что в глазах снова собираются слёзы. Глупые, глупые слёзы, которые ничем не помогут. - Это твоя вина, - дрожа всем телом, выплёвывает он. – Она была бы здесь, но ты забрала кулон. Я хочу его вернуть! Я хочу его вернуть! – Он оседает на пол. – Я хочу, чтобы она вернулась! Микён нерешительно тянется к нему рукой, убирая волосы с глаз, но он дёргается в сторону, съёживаясь у стены и глотая горячие слёзы. - Это твоя вина, - повторяет он сквозь икоту. - Юнги, - тихо зовёт тётя. Её голос тоже дрожит от слёз. – Прости. - Это твоя вина, - твердит он, хотя сам в это не верит. Никто не виноват в том, что его родителей больше нет. Дело не в неполадках с машиной или другом водителе, причастном к аварии. Не в докторах, которые не смогли их спасти. Не в бабушке, не в тёте и не в том, как водил отец. Он в этом тоже не виноват. Просто так случилось. Все могут уйти без предупреждения, без причины, без шанса на прощание. Любить опасно. Любить слишком опасно. &&& Они ждут, что ему полегчает. Проходит год. Затем второй. Они ждут, что его отпустит, будто он сможет когда-то смириться со смертью родителей. Будто он теперь не совершенно другой человек. Он замечает, как смотрит на него тётя, стоит ему пропустить обед или ужин, видит волнение в глазах бабушки каждый раз, как её вызывают в школу из-за очередной драки. Он всё видит, но остановиться не может. Он по-прежнему зол, сломлен и потерян. Он думает, что никогда не сможет себя найти. Пора уже всем окружающим это принять. Критическая точка достигается накануне его двенадцатилетия после особенно зверской драки, после которой Юнги отстранили от занятий на неделю, несмотря на влияние бабушки. Он проводит всю неделю дома у телевизора лежа на кровати, поднимаясь только за тем, чтобы по просьбе тёти поесть. К концу этой недели бабушка вызывает его к себе в кабинет. - У тебя есть тётя в Тэгу, - начинает она сразу же, как он переступает через порог. – Младшая сестра твоей мамы. - И? – спокойно смотрит на неё Юнги. Бабушка мрачнеет и поджимает губы. Странно, думает Юнги. Она сомневается. Он, наверное, никогда в своей жизни не видел её сомнений. Ему становится дурно. - Поживёшь с ней какое-то время. Злость охватывает Юнги за доли секунды. - Ты ссылаешь меня. - Там живёт и твой двоюродный брат. Это пойдёт тебе на пользу. - Ты бросаешь меня, как все остальные, - кипит он, сжимая руки в кулаки. – Ты не можешь так поступить. Бабушка хладнокровно выгибает бровь. - Ты поедешь завтра. Ему не стоило удивляться. Все в конце концов бросают его. Проще вообще не любить, снова думает он. &&& В Тэгу странно. Делать нечего и все говорят на диалекте. Тут слишком жарко, слишком тесно, слишком скучно. Его тётя очень сильно напоминает маму улыбкой, манерой общения, даже песню напевает ту же, что звучала в коридорах дома его детства. Тэхён, наверное, самое странное из всего этого. Он громкий, энергичный и всегда спорит с Юнги. Они не соглашаются друг с другом почти никогда. Ни в том, что будут есть, ни в том, куда пойти на выходных или какой фильм посмотреть. Это бесит и раздражает. И помогает. Несмотря на их различия с Тэхёном, его настойчивость и угрюмость делают своё дело. Он никогда не оставляет Юнги одного, никогда не даёт упасть в пучину отчаяния и одиночества. Он всегда поблизости, готовый вытянуть Юнги на жаркое солнце. Даже когда они ругаются. Даже когда Юнги кричит и бросается самыми грубыми словами, которые только приходят на ум, Тэхён никуда не девается. Он остаётся рядом. И Юнги становится лучше. Не полностью. Он воедино себя никогда не соберёт, но ему становится лучше. Он больше не злится. Не занимается саморазрушением. Ему кажется, он снова может найти немного счастья. Он не может себе в этом признаться, но бабушка была права. Как обычно. &&& Юнги проводит в Тэгу пять лет, с двенадцати по семнадцать, а потом его вызывают в Сеул домой. Он забирает Тэхёна с собой. Они стали близки как братья, и Юнги пока не готов с ним расставаться. Дом бабушки всё такой же, а стены по-прежнему хранят призрачные тени родителей. Иногда они чудятся Юнги. Но этому не бывать. Они ушли и не вернутся. Сразу после возвращения в Сеул Юнги идёт к их останкам. Он подходит к нише родителей, решительно сжав губы. Он не приносит цветы, хотя знает, что стоило бы. Часть его сопротивляется, всё ещё чувствуя присутствие злости в сердце. Он кланяется родителям и встаёт, пряча руки за спиной и разглядывая их фотографии. - Я вернулся, - начинает он, и слова эхом разносятся в помещении, отскакивая от стен. Он прочищает горло и начинает заново. – Я вернулся в Сеул. Окончательно. Он наклоняет голову, хмурясь. - Вы же скучали по мне? Он сжимает губы, давя в себе злость. - Я по вам скучал. Очень скучал. Мне больно. – Он с трудом вздыхает, поднимая глаза к потолку, чтобы высушить слёзы. – Это не правильно. То, что вы меня вот так оставили. Это неправильно. Вы бросили меня. – Он опять вздыхает. – Вы ушли. Он сглатывает ком в горле и сжимает руки в кулаки. - Больше я не позволю этому повториться, - говорит он, когда снова берёт себя в руки. – Я не хочу проходить через это снова. Вы преподали мне урок. Свой последний урок, я полагаю. Я не женюсь. Не заведу детей. Я никогда не буду любить. Он закрывается ото всех, возводя стены вокруг сердца, защищая его. - Я клянусь. Клянусь, это не повторится, - уверенно произносит он. Люди уходят. Проще вообще не любить.