***
Окно в комнату распахнулось совершенно бесшумно. Тобирама аккуратно ступил на деревянные половицы. Это, если говорить откровенно, было незаконное проникновение. Однако отчаянные ситуации требовали отчаянных мер. Младший Сенджу внимательно осмотрелся. Комнатка Утатане была самая обычная: кровать, рабочий стол, стул, таинственный бинокль на подоконнике и... — Господи, что это? — с содроганием прошептал мужчина. В углу стоял заботливо украшенный... молитвенный алтарь. Благовония, ладан, свечи, цветы — всё, как полагалось. Но вместо иконы или портрета в золотой рамочке была трепетно упрятана под стекло... — ...попа моего супруга? — риторически прошептал Тобирама в гнетущую пустоту комнаты. Он вновь проверил чакру, боязливо осмотрелся... а затем сел перед алтарём на колени, от души помолился и нежно чмокнул фото в правую ягодицу, упругость которой чувствовалась даже через слой стекла и глянца. — Ох!.. — тихо выдохнул в это же время Изуна, порозовев в щеках. — Командир? — в непонимании отозвались солдаты позади, когда глава Полиции внезапно остановился и слегка выгнулся в пояснице. — Что-то случилось? — Нет, просто... появилось чувство, будто... — Изуна обернулся, весь румяный, пока его подчиненные поврезались в потные спины друг друга и чуть не завалились, как доминошинки. — Будто кто-то... Эм, неважно! Продолжаем пробежку, бойцы! Все за мной! Строй держать! — Так, — одернул себя Хокаге, поняв, что после сего приятного ритуала теперь лишь любуется снимком с едва заметной мечтательной улыбкой. — Здесь её нет. Следы чакры вчерашние. Что же предпринять?..***
Доблестные Гоей Бутай вновь собрались вместе... и вновь без единственной девочки в команде. — Боженька, это Митокадо, если ты меня слышишь... — уже в абсолютном отчаянии пытался не всхлипывать Хомура. — ...пусть она найдётся прямо сейчас. И, словно его тихая молитва и вправду обладала сверхбыстрой связью с самими небесами, высшая сила зажгла над головой Хирузена метафорическую яркую лампочку. — Одну секунду, господа. У меня появилась блестящая идея, — вдруг важно заявил тот, демонстративно покашляв в кулак. А затем приложил ладони ко рту рупором. И завопил. — Ого, Данзо! Как же тебе не стыдно?! Ты зачем ущипнул за попу самого Изуну-сана?! Ученики пораженно посмотрели на опешившего сенсея, который огромными глазами пялился на Сарутоби, который созерцал покрасневшего, словно рак, Шимуру, у которого слова негодования застряли в горле. Но внезапно!.. Дверь ближайшего бара с грохотом слетела с петель и с треском разлетелась в щепки на противоположной стороне улицы, чуть не угробив нескольких прохожих. В этот же момент сама Кохару Утатане взмыла ввысь — её силуэт на долю секунды замер на фоне синего неба в стандартной позе матёрого ниндзя (которую даже некоторые джонины старательно репетировали перед миссией, чтобы эффектно выскакивать из кустов). Всё произошло лишь за долю мгновения. И Шимуре смачно впечаталась в щеку маленькая девичья пяточка. — Ты чо, бессмертный — на святое позариться, а?! — страшно проревела Утатане, чуть не отправив своего товарища на тот свет лишь при помощи оплеухи. — Кохару, ты нашлась! — с невинной детской радостью на лице воскликнул Митокадо, пока побледневший Данзо был ни жив, ни мертв. — Как славно! Мы так переживали!.. — Хомура!.. — так же радостно воскликнула Утатане, отвлекшись от зверского избиения. — Утатане! — вклинился в трепетную атмосферу взаимной влюбленности суровый и страшный бас Тобирамы. — А ну-ка дыхн!.. Так, я даже отсюда всё чувствую, чертовка! Ты что забыла в таком заведении, а?! Говори живо! — Ой, а Вам-то какое дело? То ли Вы меня сами не смогли бы найти своим блистательным режимом сенсора, сенсей... Ик! — заплетающимся языком огрызнулась та. — В том-то и дело, что я не!.. — начал было уже свирепеть Сенджу. Но тут же запнулся. И посмотрел в сторону бара. — Не смог. Тобирама с молчаливым ужасом смотрел то на свои ладони, то на питейное учреждение, пока его ученики притихли, как мышки. — Кажется, я знаю, в чём тут проблема. И младший Сенджу нахмурился так устрашающе, что даже храбрый Хирузен боязливо сглотнул. И ровно час спустя Хаширама строил из себя ангельски невинного младенца, наивно хлопая глазками. — Ани-чан!!! — гаркнул на него младший брат, уши которого уже пылали ярким багрянцем от неистовой злости. Звуковая волна чуть посуду не побила, но Хаширама даже не шелохнулся. — Ты правда думал, что какой-то чакроизолирующий барьер возле бара тебя защитит?! — Полгода прокатывало, — нежно улыбнулся братику Хаширама. Тобирама чуть не лопнул от негодования. — Да как тебя жена ещё терпит, такого пьяницу?! — в сердцах кричал он. — Она сама придумала это фуинджуцу, — в старшем Сенджу было столько невинности, сколько и выпитого за жизнь спиртного. — Да ладно жена, а печень? Ты о печени своей думаешь?! — Бесконечная регенерация с помощью чакры, — и хлоп-хлоп ресницами. Тобирама, рассерженный до крайности, уже поднял указательный палец, набрал полные легкие воздуха, чтобы от всей своей широкой души разораться и... и яростным шагом ринулся вон, громыхнув дверью. "Эти его аргументы!.. Как же!.. Агррр!" — бились в его голове эти беспорядочные мысли, смешавшись с обидой, злостью и унижением. — Изуна, ты даже не представляешь! — не выдержав, жаловался он мужу по пришествии домой. — В последнее время он стал совершенно невыносим! Всё кутит и кутит! Кутит и кутит! Нет бы поработать по-человече!.. Но, обернувшись, Сенджу так и застыл на месте, как вкопанный. Изуна лежал перед ним на их широкой двуспальной кровати, на шёлковых простынях, в позе, которая четко описывалась фразой "безбожно сексуальна". Одет Учиха был лишь в длинные черные чулочки, а его тонкую шею плотно обвил кожаный чокер с кольцом, так похожий на ошейник. — Я тоже... так плохо вёл себя в последнее время, Нидайме-сама, — тихо, томно и сладко говорили его розовые губы. — И готов принять от Вас любые взыскания. Накажите же меня. Выместите всю свою злость на мне. В меня... Вся неистовая ярость Тобирамы каким-то странным образом тут же трансформировалась в огромное возбуждение. — Как ты... делаешь это? — в любовном восхищении прошептал тот, раздеваясь торопливо. — Делаю что, Нидайме-сама? — пушистые темные ресницы Изуны сделали пленяющий обворожительный взмах. — Заводишь очень... — сладострастно прошептал Сенджу, полностью оголившись, раздвинув стройные ноги Изуны, тесно пристроившись спереди и нежно припав губами к маленькому ореолу соска. И двадцать минут спустя мирные граждане Конохи, которых придавило страшными объемами чакры Второго Хокаге, наконец-таки смогли вздохнуть с облегчением.