Основатели 2

— Кагу, вот такенный! — жарко уверяла подругу Мито, разведя ладони в стороны чуть ли не на метр. — Огроменный, как удав, я тебя уверяю! Хьюга-химе с истинной вальяжной аристократичностью отпила вино из бокала. — А как же ноги? Ноги не запутываются? — похлопав своими длинными белыми ресницами, растерянно вопросила она. — Вроде бы, не спотыкается, — Мито подлила красного полусладкого и себе, и Кагуе. — Ходит косолапо, но ходит же. Может, вокруг талии его обвязывает, как пояс. Или узелок мастерит. Я не в курсе, как Хашинька с ним обходится. Кагуя тихонько прыснула в ладонь, пожмурившись — чувство юмора Узумаки она обожала. Тема мужских чресл в разговоре, как всем известно, являлась негласной женской традицией. Как следовало говорить о погоде на людях, так же полагалось обсуждать мужские письки наедине. — А у твоего там как? — щёки Мито порозовели, а глаза засветились лихорадочным блеском любопытства. Всё-таки не каждый день ей на блюдечке да с золотой каёмочкой изволят преподнести столь пикантные подробности о Мадаре. Кагуя зарделась. — Я… я пока не знаю, — спрятав взгляд, прошептала она, робко заправив за ухо длинную белую прядь. — Как?! — Мито даже специально встала для того, чтобы ошеломлённо сесть. — Разве вы ещё не…? — Нет, — твёрдо ответила Хьюга, мотнув головой. — Но ведь бумажку подписали же. Теперь и пошалить можно! — Узумаки явственно недоумевала. — Как так-то? — Мадарочка мне сказал, что муж и жена мы с ним пока что лишь формально. На бумаге. И то — бумага эта подписана перво-наперво рукой Хокаге. Не знаю, почему, но именно этот факт его очень нервирует и злит. — О, я так удивлена! — хлебнув винца, ни капли не удивилась Мито, украдкой думая: как Мадара ещё не додумался подпись Тобирамы аккуратненько вырезать с брачного контракта, чтобы не мусолила глаза. — …и без пышной свадьбы этот документ является, можно сказать, недействительным, — понурила головку Хьюга-химе. — Мадара-кун сказал, что не стоит никуда торопиться. Всё произошло стремительно, поэтому он хочет, чтобы я к нему привыкла и обжилась на новом месте. Честно говоря, в день первого знакомства я его немножечко испугалась… — Немножечко? — округлила глаза Мито. — Я и Хаши до сих пор от него шарахаемся с визгом, когда он незаметно из-за спины выглядывает, хотя знакомы уже бог знает сколько. Ой-ой, извини, что перебила, продолжай! — махнула ладошкой она. — …но потом я присмотрелась и поняла, что это очень ласковый, хрупкий и деликатный человечек. — Мадара-то? Ну ни хрена себе, — нежным женским голосочком пролепетала Узумаки. — …он ранимый и склонен накручивать себя, поэтому ценит моё личное пространство. И даже целует меня, лишь спросив разрешения, — в упоении прикрыв глаза, любовно поведала Кагуя. — Он такой смешной и застенчивый! И такой милый-премилый, когда сопит на своём футоне! — Милый-премилый? — Мито на секунду задумалась: не перепутала ли Кагуя Мадару с его младшим братом? — Видят ками, подруга, это любовь! До тебя Мадару считали милым-премилым только… дай-ка подумать… аж никто. — Ах, какие глупости! — тут же засветилась Хьюга праведным счастливым сиянием. — Он ведь такой замечательный и чуткий мужчина! Ах, а какие у него глаза, какие глаза!.. Девушка набрала полную грудь воздуха сквозь улыбку, чтобы выдать самое подходящее слово. «Страшные? Маленькие? Морщинистые?» — изо всех сил пыталась угадать Узумаки. — Глубокие, печальные, мудрые! — изрекла Кагуя в блаженстве. — Сразу видно, что Мадара мой — человек верный, но одинокий. И так приголубить его хочется, утешить, поласкать. — Ну так чего ты тянешь мужа своего за я… волосы? Юкату с себя скинула грациозно и подозвала. Даже собаки так на мясо не бегут, вот увидишь! — уверенно махнула кулаком Мито, разулыбавшись. Кагуя только покраснела густо. — Не могу я так просто относиться к этому, как ты, Миточка! Для меня это что-то… что-то сакральное и невероятно важное! — Что? — не совсем поняла Мито. — Ну… — потупилась Кагуя. — Пися в писю? — Да… — повинно склонила голову та. — Я тебя умоляю, — рассмеялась Узумаки. А затем сощурилась хитро-прехитро: — А что ты тогда у Мадары на футоне делала, а? Повисло недолгое молчание. — П-подсматривала, — раскраснелась Кагуя до кончиков ушей. Девушки засмеялись: первая — неловко, а вторая — от всей души. — Ох, ну ты и даёшь, Кагу! И что, как тебе зрелище? — Я не успела толком понять. Только половину лица увидала. А потом Мадарочка как храпнул — я перепугалась и убежала. — Тебя бы в наше АНБУ, шпиён, — явно наслаждалась разговором Мито. — А надо было не пугаться, а просто лечь рядом. И сделать, что хочешь. Если не ты — то кто? Хочу сказать, Хашинька Мадару всегда на лесные вылазки берёт — это удобно. Ведь когда тот по лесу топает, все волки от ужаса скулят и тут же врассыпную разбегаются. А тут — такая красавица, да ещё и приголубить хочет! — Не знаю, Миточка, не знаю. Мне как-то боязно. Да и легкомысленной показаться не хочу. Я же… ох, как бы сказать… родители меня до свадьбы берегли, как зеницу ока. Поэтому я… — Девственница? — выпучила глаза Узумаки. — …неопытна… — мучительно простонала Кагуя, не успев увернуться от смущающей правды, которой ударили её по темечку, как бейсбольной битой. — Тогда, подруга моя, слушай меня внимательно, — тут же вошла Мито в роль побитого жизнью преподавателя по половому воспитанию, закатив рукава. — Ты берёшь два яйца… и разрезаешь их напополам, а затем крошишь кубиками. Кагуя похолодела. — А огурец можно нашинковать кольцами или полукольцами, как тебе нравится, — самозабвенно продолжала Мито, пока Хьюга-химе, чуть не потерявшая челюсть, едва-едва себя удерживала от обморока. Как же это она Мадарочке… и огурец… и яйца… — Доброго вечера, дамочки! — белозубо разулыбавшись, вдруг завалился на кухню Хаширама с этим громогласным приветствием. — О, вижу, уже полбутылочки испарилось куда-то! Хорошо, хорошо, — и выдал с той же улыбкой: — Что, писюны наши обсуждаете? — Да бог с тобой, Хашинька! Мы же приличные девочки! — тут же залепетала Мито с ним так ласково, будто ни в жизнь этот вышеупомянутый писюн в свою нежную ладошку не брала. — Вот, рассказываю Кагуе рецепт салатика с яичками. — Хозяюшки вы мои, — разумилялся вовсю Сенджу, а у Хьюги от сердца отлегло мигом — Мито просто применила конспирацию под названием «Муж идёт, о письках позже». — Ладненько, я вас проведал. И забежал сказать, что, Миточка, я в квартал Учих. Надо бы серьёзно с Мадарой потолковать. Обе девушки тут же вытянулись по струночке, как по команде. — Да не переживайте, мы о том, о сём. Ничего серьёзного, он сам меня пригласил, — тут же оправдался Хаширама, запоздало осознав, что этих впечатлительных существ он ненароком напугал (хотя нечаянное запугивание женщин в основном являлось прерогативой Мадары). — Буду часикам к десяти. — Дорогой, только ты же не в хламиночку! — заботливо прокричала Мито с кухни, когда Хаширама уже прыгал в коридоре, натягивая на себя варадзи. — Сегодня постараюсь приползти сам, сладенькая! Всё, убежал! — отшутился Хаширама и мигом испарился из дому, стремглав побежавший помогать Мадаре, браво выпятив грудь. — Так вот, о чём это мы… — самозабвенно продолжила Узумаки, оборачиваясь к покрасневшей от предвкушения Кагуе.

***

— Хаширама, я страдаю, — привычно поздоровался с лучшим другом Мадара, понурившись и тоскливо вперившись в горизонт. — Что? Уже пилит? — даже не успев усесться за стойку, удивился Хаширама. — Ох, даже если б она меня пилила. И не в переносном смысле, а этой самой железной пилой… — томительно вздохнув, принялся изливать ему душу накама. — …я тебя уверяю, я б даже не пикнул. Лежал бы и наслаждался. У неё ведь такие руки, такие глаза!.. Хаширама боязливо отодвинулся. — О том, что ты садист, я, конечно, догадывался, — откликнулся он осторожно. — Но о твоих мазохистских наклонностях узнаю впервые! — Да что ты об этих мелочах, Хаширама?! — отчаянно вскричал Мадара. — Как мне к ней подход найти, а? Она ведь словно… словно белая лилия! Нежная, хрупкая! Боюсь, что притронусь нечаянно — и помну! — Так помни, — поморгав, заявил Сенджу. — Уверяю тебя, это для обоих приятно. — Ой, ты можешь хотя бы раз побыть серьёзным, пошляка кусок? — едко скривился Мадара, несдержанно ударив по столу. — Так. Я не понял. В чём дело? — нахмурился Хаширама, явно не понимая, чего от него хотят. И тут Мадара… покраснел. Покраснел и придвинулся ближе. — Хаши, ну… — заговорил он вдруг робко и тихо. — …ну ты же всё понимаешь. Твой идиотский брат без моего согласия меня поженил, да ещё и на ком? На богине! А я-то, а я!.. Ну, ты ведь знаешь… — Аха-ха, знаю, конечно же! — тут же басовито расхохотался Хаширама, хлопнув Мадару по спине своей огромной ручищей. — Без Тобирамы к тебе бы вряд ли какая-либо женщина на расстояние ближе метра приблизилась. Ты всегда на женский пол оказывал невероятное влияние! — одухотворённо выдал он. — Особенно тот случай на горячих источниках, помнишь? Когда мы с тобой сидели, парились, никого не трогали, а одной девице приспичило на мужскую половину заглянуть через дырку в заборе. И несколько минут спустя с криками «Спасайтесь, кровожадный болотный монстр!» все бабы на улицу вывалили, как горох! Да ещё и нагишом! Аха-хах, помнишь ведь, помнишь?! Лицо Мадары было кислее лимона, когда он молча выслушивал эту пламенную речь. — Как не помнить. Спасибо тебе, Хаширама. Ты всегда умел утешить в трудную минуту, — проворчал он, исподлобья глядя на друга, которого тем временем пробирало до икоты. — Да ладно тебе! — отсмеявшись и отдышавшись, пропыхтел Хаширама. — Только не говори, что ты меня позвал лишь потому, что не знаешь, как жить брачную жизнь! Губы Мадары злобно сжались в такую тонкую линеечку — аж побелели. — А зачем же ещё?! — несдержанно вскрикнул Мадара. — Хаши, ты дурак?! — Мадара-сама, умоляю, сейчас ведь случится пожар!.. — не вытерпев, взмолился хозяин раменной, когда все конфорки от всплеска чакры Учихи буквально сошли с ума. Хаширама похлопал Мадару по плечу, прикрутив на нём немножко «газ». — Ты не поверишь, но в делах любовных и семейных — да, я дурак! — чистосердечно заявил он, пожав плечами. — Это мне просто с Миточкой несказанно повезло: она и приласкает как жена, и затрещину даст — не хуже тебя, ага. Мы с ней, как лучшие друзья, только ещё и на кровати иногда шалости шалим, — разулыбался сладко-сладко Хаширама. — Завидую, — честно ответил Мадара. — А я каждый раз, когда на Кагую-саму смотрю, чувствую себя диким медведем. — О, такой же агрессивный и настойчивый? — подмигнул Сенджу, пихнув Учиху локтем. — Такой же лохматый и тупой, — погримасничал тот. — Она, бедная, только глаза раскрывает и молчит, как громом поражённая, на моё «Эфгрыпгрыр!!» А ведь я всего лишь с ней поздороваться пытаюсь! Просто робею и слова нечаянно забываю… — А, так это ты так здороваешься! — искренне удивился Хаширама. — А я думал, ты в эти моменты лицом надоедливых насекомых отпугиваешь. Буду знать, дружище. Мадара опечалился окончательно. — Я обречён, — вздохнул он, и взгляд его утерял всякую мирскую надежду. — Ой ли! — Сенджу по-дружески ударил его кулаком по предплечью. — Значит, хочешь семейного счастья? — Да… — ответствовал Мадара угрюмо, без всякой жизни в интонациях. — Хочешь уютное гнездо, где тебя всегда будут ждать и скучать по тебе? — настойчиво продолжал Хаширама. — Да, — Учиха озадачился и обернулся к нему. — Хочешь, чтобы твоя супруга искренне тебя любила и считала богом во плоти? — Да! — стал воодушевляться Мадара. — Хочешь такого секса по вечерам, чтоб под вами аж пол дымился?! — Да!!! — на этот раз Мадара вскочил со стула, как в попу ужаленный, воспылав вдохновением, словно факел. — Тогда это не ко мне! — всё так же весело крикнул Сенджу. Мадара поник сразу же. — А к кому, юморист? — его язвительный голос был ядовитее серной кислоты. — Знаю я одного человека, — понизив свой бас до заговорщицкого шёпота, поведал Хаширама. — Уверяю, он на этом собаку съел! Профи от самих богов. Звать? — Зови!.. — благоговейно прошептал Мадара в ответ, очарованный грядущим волшебством.

Полчаса спустя.

— Он-то?! — рявкнул Мадара, яростно тыча ладонью перед собой. Тобирама только озадаченно моргнул. Хаширама деловито взмахнул своими шикарными волосами. — То ли ты не помнишь, кем он Изуне-куну приходится? — заумно начал он свою глубокомысленную речь. — Влюбил, поженил, на работу устроил, обеспечил, поселил. И как итог: ты кого-нибудь счастливей Изуны в нашей деревне знаешь? — Знаю, — неуверенно, но всё же ответил Мадара. — Сын соседа моего. Уже тридцатый год сидит на крылечке, на бабочек пялится и лыбу давит от уха до уха. — Так у него синдром Дауна, — помахал пальцем Хаширама. — Это не считается. — Так, уважаемые, — послышался грозный голос Тобирамы сквозь жаркий дружеский спор. — По какому поводу меня выдернул, ани-чан? Давай быстрей. Я занят по горло. — Поправочка: он будет занят по горло. В буквальном смысле. Когда я к ним пришёл, явно пахло романтическим ужином, — украдкой подмигнул Мадаре старший Сенджу, жарко прошептав всё это, и Мадару ощутимо передёрнуло на стуле. — Ох господи, за что мне это, — покривился тот, будто съел гнилую рыбу, и всё же начал выдавливать из себя слова вопреки своей великой неприязни ко Второму Хокаге: — Так, слушай сюда, ты!.. — Мадаре позарез нужна твоя помощь, братец, — вовремя сделался Хаширама переводчиком с мадарского на человеческий. — Короче, у меня там эээ… это… — У него небольшие проблемы с супружеской жизнью. Надо бы найти подход к любимой, — важно кивал Хаширама. — Ну и!.. Дык, там-сям!.. — В том числе, не помешала бы и помощь в делах любовных, интимных, — так же ровно поведал Хаширама, деловой весь, а Мадара же раскраснелся, как помидор, насупившись. Тобирама самодовольно усмехнулся, хмыкнул и вальяжно скрестил руки на груди. — Ручка, блокнот есть? — спросил он, вздёрнув подбородок с самым гордым видом, на какой был способен.

Ещё полчаса спустя.

— …а потом ты кладёшь левую руку вот так, а пальцы правой руки погружаешь на максимальную глубину под этим углом, смотри внимательно, — с максимальной вдумчивостью жестикулировал Тобирама так, будто в его руках был не воздух, а чьё-то счастливое тело. — А затем медленно и ненавязчиво ласкаешь это место языком… — Охренеть!.. — не сдержался Мадара, у которого все эти сладострастные картины так и вспыхивали перед глазами. Он плотнее укутался в плед, который попросил у хозяев заведения не потому, что было холодно, а потому, что было жарко! Жарко от всех этих поучительных рассказов Тобирамы — хоть печке их рассказывай, она сама растопится и вспыхнет. Но демонстрировать свою заинтересованность было и неловко, и стыдно. — Слов нет! Погоди, — вдруг осенился Учиха, мигом поменявшись в лице и внезапно побледнев. — И ты что же… всё это с Изуной делаешь? Тобирама, вытянувшись в лице, помолчал. — Не-ет! — бахнув себя кулаком по груди, «чистосердечно» заверил он, помотав головой. — Ты что, Мадара! Откуда у тебя такие грязные, похабные мысли?! Фу! — Ладно, прости, — понурил голову Мадара, посрамившись. — А точно сработает? — боязливо спросил он, за последние минуты проникшись к Тобираме внезапным уважением. — Друг, перед тобой наглядные результаты! — тут же стал зудеть слева Хаширама, уплетая лапшу. — Мой брат — твой счастливый лотерейный билет! — Уж счастливый, не то слово, — снова принялся бурчать Мадара, наблюдая, как тот торопливо собирается со словами: — Всё. Что надо на первое время, я тебе сообщил. Начни с ухаживаний. И не забывай держать меня в курсе событий. А сейчас мне пора — дел по горло. «По горло», — одними губами повторил Хаширама и прыснул в кулак, как умственно отсталый, с набитым ртом. Тобирама выдал ему напоследок воспитательный подзатыльник, что-то пробурчал о том, что, дескать, «мужеложские шуточки разрешено шутить только мужеложцам» и молниеносно скрылся в известном направлении. — Ну, Мадара! — доев, сладко и удовлетворённо потянулся Хаширама и приготовился расходиться по домам. — Ночка впереди долгая! Удачи тебе. Держись. — Угу… — только и смог пробормотать Мадара, кутающийся в плед и чувствующий себя, словно растерянный, но до ужаса возбуждённый филин.