Основатели 2

Изуна уже развязывал оби на юкате, игриво стреляя глазами в своего возлюбленного — тот терпеливо дожидался его на кровати, подперев ладонью щёку и растомлено улыбаясь в предвкушении. Как вдруг эту интимную идиллию нарушил оглушительный стук — кто-то настойчиво забарабанил в дверь так, будто пытался выломать её вместе с петлями. — Иду! — мигом отозвался Изуна, тут же зачехлившись обратно, пока лицо Тобирамы в это мгновение плавно превращалось из одухотворённого в обиженно-рассерженно-угрюмое. Изуна быстренько побежал в коридор и осторожно прислонил ушко к двери: — Кто там пришёл? — Изунка, братишка, это я! Мадара! — заорал Мадара так отчаянно, словно уже смирился с тем, будто отото его окончательно позабыл. — Открой, прошу! — Братец? Здравствуй! Ты так поздно! — изумился Изуна, отворив Мадаре и потирая правое ухо, полуоглохшее от его криков. Мадара посмотрел на младшего брата взглядом пса, которого назвали «плохим мальчиком». Столько отчаяния, боли, растерянности и страданий Изуна видел в его глазах лишь единожды в своей жизни — когда сообщил, что замужем за Тобирамой Сенджу. — Дорогой мой нии-сан, что произошло? — перепугался Изуна не на шутку, прислонив ладони к груди. Мадара драматично шмыгнул носом: — Помоги, отото. Поддержи, — забыв про всякую гордость, взмолился он. — Мне так страшно. — О милостивые ками, конечно! Проходи же скорее в дом, — залепетал и забеспокоился Изуна в волнении. Когда старший Учиха вошёл в комнату, Тобирама, одетый в домашнее кимоно, как ни в чём не бывало, возлегал на кровати и внимательно читал газету. И даже бровью не повёл на постороннее присутствие (только что нос его слегка сморщился, словно кто-то испортил воздух). — Что же случилось, мой нии-сан? — спрашивал Изуна, стоя уже на грани лёгкой паники. — На нас Кири собирается идти войной? — Если бы! — только отмахнулся Мадара. — Пресвятые боги, тогда что?! — Изуна чуть не рухнул на татами, перешагнув грань лёгкой паники и постепенно подходя к обмороку. — Я!.. — вскричал Мадара яростно и мучительно. А затем как-то понурил голову и выдал тихонечко-тихонечко: — Я боюсь своей жены… Тобирама, скрывшись за широкой серой страницей «Конохской правды», явно издал короткий смешок сквозь презрительную улыбку. Изуна округлил глаза: — Неужели эта разумная и тихая на вид дама оказалась таким тираном? — начал тревожно предполагать он, нахмурившись. — Она тебя коварно использует? Она хочет заполучить над тобой абсолютную власть и править миром, который ты лично положишь к её ногам? Мадара на это только активно завертел головой. — Нет! — пламенно махнул рукой он. — Она словно богиня, которая спустилась на эту бренную землю с далёкой и чистой луны! Тихая, умная, слегка отчуждённая, она… она прекрасна! Я бы сам лично дал ей всю власть надо мной и положил целый мир к её ногам! Изуна, поразившись до глубины души такой поэтичностью речи (от своего-то брата!), озадаченно моргнул. — Тогда в чём проблема? — искренне недоумевал он. — В том-то и беда, что я не знаю, как это сделать! — обречённо взвыл Мадара. — Вон, твой… этот… как его!.. — начал он активно жестикулировать в сторону Тобирамы, пытаясь подобрать ему погоняло наиболее цензурное, чтоб не ранить чувствительное Изуны сердечко. — Начальник твой, вот! — наконец, выдал с облегчением. — …понарассказывал мне кучу всего такого, будто я похож на сраного донжуана, прости-господи! Хотя подо мной за всю мою жизнь лишь три женщины кричали — и то, как уверяет Хаширама, от страха! Изуна вдруг негромко рассмеялся, взглянув на брата из-под своих пушистых чёрных ресниц ласково и с умилением. — Ах, мой нии-сан, так вот, оно что! — залепетал он с нежностью и тут же заключил бедного нервного брата в объятия. Тот всхлипнул и скукожился, успокоившись немного под лаской. — Хватит тебе уже, хватит. Не переживай. Соберись с мыслями. Ты слишком не уверен в себе. — Как? Я ведь всю жизнь такой… — тоненько провыл Мадара ему в волосы. Изуна лишь повёл рукой по воздуху с видом монаха, познавшего нирвану и вселенскую гармонию. — Видят ками, мы все разные. Но для каждого найдётся своя половинка — это непреложная истина. Оглянись вокруг, старший брат! — Мадара завертел головой вслед его руке, оглядывая шторы и потолок так, словно перед ним разверзся древний космос. — Люди находят друг друга и связывают себя крепчайшими красными нитями. Даже твои самые близкие люди. Вдумайся: Миточка Хашираме-доно — и жена, и лучший друг; Тобирама мне — и любимый муж, и старший брат… — ЧЕГО?!! — взревел Мадара, побагровев. — Ничего, — отмахнулся Изуна с прежним видом шаолиньского мудреца. — Это метафора. А ты тогда попробуй побыть для Кагуи-самы и мужем, и отцом. Уж заботиться и опекать ты умеешь, не отрицай этого. — Уф, это уже инцест какой-то, — только дёрнул плечами старший Учиха. — Братишка, что за ребусы ты мне загадываешь? Но тот лишь промолчал с таинственной улыбкой на своих пухлых губах. И неожиданно открыл перед старшим братом высокую дверцу шкафа. Мадара очумело задрал голову, ослеплённый божественным свечением, аномально исходившим из этого неизведанного доселе шкафа. — Ого! — выдал он с искренним удивлением, тяжело сглотнув и проморгавшись. — Сколько у тебя здесь всяких… штук! Штук было много, но о предназначении многих из них Мадара был ни сном, ни духом. Поэтому только стоял и чесал затылок, любознательно осматривая многочисленные полки. — Возьми это, — Изуна достал с верха некий загадочный пузырёк и вложил его в руки Мадары с осторожностью и трепетом. — Это поможет тебе в пер… — О, пахнет клубникой! — Мадара уже успел отвинтить крышку, и теперь любопытно принюхивался и заглядывал в узенькое горлышко. — Мне его выпить, да? Ну, если оно так пахнет, то и на вкус будет не мерзкое! Тогда до дна! Хо! — Да стой же! — едва остановил его Изуна, с трудом удержав неграмотные руки. — Хаширама-доно оказывает на тебя колоссальное влияние, воистину! — надул свои пухлые губки он. — Это не пьётся!.. — А это? — Мадара уже бултыхал в ладони баночку с кокосовым маслом для эротического массажа. — На запах тоже сладкое! Это сироп от кашля? — Нет. Это не сироп от кашля. Поставь, пожалуйста, на место, — с идеальной непоколебимостью говорил Изуна, не проявив на лице ни единой эмоции. — А то взорвётся. Мадара, искренне уверовав, с максимальной аккуратностью поставил баночку, где стояла. — О, а наручники тут-то для чего? — сощурившись близоруко, всунул он голову в шкаф поглубже, где в отдалении стоял ящичек со всякими побрякушками. — А? Оу, наручники... Это… Запасные. Заключённые иногда попадаются буйные. Быстро ломают, — всё так же бесстрастно говорил Изуна, хотя его щёки отчего-то слегка порозовели. — А, понятно. О, а это что такое? Плётка? — Мадара уже влез в шкаф чуть ли не на половину. — Братишка, ты что это? С ними ещё и дерёшься?! — Ох уж эти преступники! Иногда такие неугомонные, — прикрыв глаза и вздохнув, устало поведал младший Учиха. — Иногда приходится и… хлестнуть аккуратно по мягкому месту. Тобирама в это время ме-едленно спрятал в «Конохской правде» зардевшееся лицо. — А это что ещё за хреновина? Бижутерия какая-то? — Мадара вылез из шкафа, держа в руке загадочные шарики, скреплённые гладким жгутом. — Какие-то эти бусы несуразные и огромные. Изуна, если ты решил их носить, послушай меня — они уродливые! — Нии-сан, не трогай, бога ради! Положи это на место! — вдруг взмолился тот, почему-то покраснев до кончиков ушей. — Это… это деталь интерьера! И она довольно хрупкая! — Да нет, ты чего? Довольно плотная и тяжёлая фигня, — только пожал плечами на это Мадара, катая между пальцами шарики. — Взорвётся! — вдруг сипло выдал Изуна, включив шаринган. И Мадара во всеобъемлющем тихом ужасе осторожненько положил эту «деталь интерьера» обратно в ящик. — Значит так, дорогой нии-сан, — выдохнув с нарастающим раздражением, Изуна резко захлопнул шкаф прямо перед носом Мадары (благо, тот не прищемило, ибо Мадара уже хотел заглянуть на верхнюю полку с интимным бельём и разведать обстановку). — Бери лубрикант и эти свитки, догоняй Хашираму-доно и проси слёзно вырастить мокутоном цветы. Ибо поздно, Яманака свой магазин уже закрыли. — Лубри-что? — завис старший Учиха ещё на первых фразах. — Здесь всё написано, почитай и вникни, — изящный пальчик Изуны лёг на один из свитков. Мадара тот, вдумчиво скривившись, слегка отвернул. — Это свитки по художественному удушению? — чуть погодя, осмелился предположить он, изогнув брови под невероятным углом. Изуна закатил глаза. — Это камасутра, — всё же не выдержал бедный младший Учиха и сказал в лоб. А в ответ на немой вопрос в выпученных глазах Мадары поспешил отмахнуться: — Изъяли на границе у контрабандистов и оставили на хранение дома, ибо штаб заполнен канцелярией доверху. — А-а-а… — понимающе покивал Мадара, уже ненавязчиво подталкиваемый белыми ладонями к выходу. — Понял меня? Проси у Хаширамы-доно шикарный букет взамен на бутылку (уверен, он согласится) подари его немедленно Кагуе-саме с комплиментом о её красоте, проводи её, как всегда, в родительское гнездо на ночь, а сам сядь дома и почитай! — тараторил Изуна с непревзойдённым дикторским мастерством, провожая старшего брата в вечер. — Но!.. — не успел толком вякнуть Мадара, как Изуна уже сладко пропел «Пока, любимый нии-сан!» и захлопнул дверь, оставив растерянного брата стоять на крыльце с кипой свитков и каким-то гламурным розовым тюбиком в руках. Тобирама беззвучно содрогался на кровати, укрытый «Конохской правдой», как одеялом. — Да право, любимый, хватит тебе уже хохотать, — облегчённо и ласково прошептал Изуна, присаживаясь рядом и наблюдая, как корчится Сенджу в немых диафрагмальных спазмах. — Мои ученики и то знают раз в десять больше, чем он!.. — наконец, осилил он, весь красный. — Ну-ну. Твои ученики знают раз в десять больше, чем мы. В этом я не сомневаюсь, — лишь отмахнулся Изуна. И потянулся к поясу на юкате, неторопливо ослабляя узелок: — Ну так? На чём мы там остановились? — Секунду, Изуночка. Ты только посмотри на это, — притормозил его Тобирама и внезапно сунул газету прямо в лицо. Изуна удивлённо поморгал. Вверху страницы красовалась огромная чёрно-белая фотография (явно сделанная из-под кустов), где Хокаге жарко целует главу полиции, обнимая. «Тиран-Хокаге не сдерживает свою деспотичную натуру и жрёт подчинённых заживо!» — резал глаза над фото кричащий заголовок.

***

— ХА-ШИ-РА-МА-А-А-А! — несясь, как угорелый, орал Мадара на всю Коноху. — МАДАРА-А-А?!! — по привычке заорал в ответ тот, до конца, правда, не сообразив, с какой именно интонацией ему кричать. Мадара благополучно добежал, затормозил на огромной скорости с визгом подошв, вспахав ими землю, и тут же скрючился, пытаясь отдышаться. — Ты чего это, Дара? — недоумевал Сенджу, осторожно делая шаг назад. — Хаши, дай мне цветов! — мгновенно выпалил Мадара яростно. Хаширама побледнел. — А я-то думал, Изуна-кун и вправду подкидыш, ибо на фоне страшнющих тебя и Таджимы-сана выделялся знатно. А вы с ним, оказывается, одного поля ягоды, — понурившись, мудро и печально изрёк он. — Одумался, наконец-таки. Мы ведь оба женаты, Мадара! И люблю я тебя любовью дружественной, а не!.. — Хаши, ты идиот?!! — мгновенно распсиховался Мадара, сквозь своё шипение щедро оросив лицо товарища слюной в праведном гневе. — Вырасти мне букет! Яманака закрылись, а мне невесте надо позарез цветы подарить! Давай делай! Делай! Хаширама, утерев ладонью лоб и щёки, облегчённо расхохотался: — А, так вот, оно что! И ты за этим за мной гнался, как безумный маньяк, сверкая своими глазищами? — Делай!!! — разошёлся не на шутку Мадара, вздыбив на загривке волосы, словно бешеный котяра. — Да делаю я, делаю! — перепугался Сенджу, дрожащими руками начав складывать печати, поскольку забоялся, что Мадара на него накинется и загрызёт. И четверть часа спустя Мадара уже стоял в его дворе с огромным букетищем белых лилий и смиренно дожидался возлюбленную. Хаширама скептически его оглядел. Нахмурился, хмыкнул. Плюнул на ладонь, пригладил Мадаре чёрные колтуны на макушке. Те агрессивно зашипели на него и стали торчать ещё больше, явно назло. Хашираму ощутимо передёрнуло, и он разумно отошёл от Учихи на несколько шагов в целях безопасности. — Сисечка моя, я дома! — прислонив ладонь к губам, любовно заорал Сенджу. — Иду встречать и целовать! — тут же весело пропищал голосочек Мито, и та через секунду торпедой вылетела во двор и повисла на могучей шее Хаширамы. — Привет-привет, котёночек мой! Как посидели? — Отлично! — разулыбался ей масляно Хаширама. — О, Мадара, и ты забежал? Привет! — Мито, заметив за прекрасными цветами не совсем прекрасного Учиху, приветливо помахала ладонью. — Она сейчас выйдет! Учиха только кивнул ей и придал себе такой напряжённый вид, будто сейчас к нему не принцесса прекрасная навстречу выйдет, а какой-то псих сумасшедший убивать с пеной у рта побежит. На энгаве в серых сумерках забрезжил утончённый белый силуэт. Кагуя, уложив ножки в маленькие искусно выделанные туфельки, неторопливо спустилась на эту грешную землю и поплыла к своему мужу так легко, словно по воздуху. Мадара набрал полные лёгкие: — Эфыпргрыр!!! — уверенно выдал он. — Ох уж эти несносные комары! Достали! Спасибо, Мадара, что распугал этих чёртовых кровососов! — непременно ринулся на выручку другу Хаширама. — Твои методы незаменимы! Учиха всё понял и успокоился: — З… здравствуй, — выдавил он из себя, весь лохматый и красный от смущения. — Вот. Это тебе. Верхняя половина Хьюги-химе тут же скрылась за большущим букетом, который ей бережно вручили в ладони. — О… какие прекрасные цветы… — мягко сказала она, пытаясь выглянуть из-за стеблей и посмотреть на мужа, затерявшись в нежных лепестках, словно сама была белым цветком. — Большое спасибо. Я польщена… Мадара возгордился. Однако, кинув мимолётный взгляд в сторону, узрел: Хаширама многозначительно вперился в него, подставив локоть жене, пока Мито артистично вложила туда свою руку, пялясь на Мадару не менее многозначительно. Учиха осенился. — Позволь тебя провести, Кагуя-сама, — засуетившись, мигом он встал в такую же позу, как и Хаширама, подставив невесте локоть. — В нашей деревне безопасно. Но всё же по темну одной ходить не стоит. Было видно даже в полутьме, как Хьюга поразилась до глубины души, слегка зардевшись и подарив Мадаре кроткую улыбку. — Конечно, — прикрыв свои волшебные глаза белоснежными ресницами, только и ответила она, положив свои хрупкие пальцы Мадаре на локоть. У Мадары от этого внутри непременно всё сжалось. «Спокойно, Учиха! Будь человеком!» — мысленно успокоил себя он. — До встречи, Кагу! Заглядывай ещё на чаёк! — засиявшая гостеприимством, проводила их до ворот Мито (благоразумно назвав чайком все виды вина, которые имелись у Хаширамы в закромах). — С удовольствием. Спокойной ночи, — легко поклонилась Хьюга хозяевам дома со свойственной знати неторопливостью и грацией. — Давай, Мадара! — Хаширама, пусть тоже был одним из самой знатной знати, ничего зазорного не видел в том, чтоб вести себя, как обычный деревенский мужик. Он весело подмигнул другу и выставил большой палец: — Удачи! Тот только благодарно зажмурился в ответ, ибо с поддержкой было не так страшно. — А он точно справится? — всё же решилась спросить Мито, украдкой глядя вдаль постепенно удаляющейся паре. — Мито! — тут же принялся жарко переубеждать её Хаширама. — У него есть Вечный Мангекью, куча чакры и огроменная махина, которую он ласково кличет «Сусаночек»! — деловито выдал он. А потом почему-то поник и задумался: — Да хрен его знает, если честно… Коноха постепенно затихала, укрываемая наступающей ночью. Пели сверчки, кое-где лениво перекликались в листьях ночные птицы. Мадаре было до ужаса непривычно идти так медленно. Но он уверенно шёл по конохской аллее маленькими-премаленькими шажочками, чтобы девушка за ним поспевала и не запыхалась. Звёзды над ними уже сияли ярко, свет полной луны разливался по округе, делая серебристыми кроны деревьев. — Ночь так прохладна и прекрасна… — вдруг тихонько сказала Кагуя. В её белом бьякугане отражалось звёздное небо. В голове Мадары усиленно вскипели мозги, пытающиеся прорвать твёрдый лоб своего хозяина каким-нибудь хоть чуточку приемлемым ответом. — Да. Согласен. Сейчас темно и холодно, — непременно выдал Мадара серьёзно. — Нужно скорей отвести тебя домой. Кагуя вздохнула. «Знаешь, какие мужчины понимают намёки?» — задорно чирикала в её воспоминаниях Мито. «Какие?» — заинтересованно спрашивала у неё Хьюга. «Никакие! — полыхала её новая подруга, как рыжий неугомонный огонь. — Поэтому бей в лоб, а не ходи вокруг да около!» «В лоб? Прямо как же… кулачком?» — недоумевала Кагуя, делая ресницами хлоп-хлоп. Мито в её памяти смачно шлёпнула себя ладошкой по лицу. «Прямой текст, а не намёки! Запомни!» — Тогда, ежели эта ночь так тиха и чудесна, может… — Кагуя запнулась и обратила свой волшебный взгляд в сторону своего спутника. — …может быть, проведём её вместе, Мадара-сама? Мадару перекосило. Такое ощущение, будто у него все органы разом остановились. Только один лишь кишечник, видимо, перепугался до смерти и стал работать крайне старательно. — В-вместе? — поражённо переспросил он. — Но ведь… Нет-нет, мы сыграем свадьбу, дадим клятвы и только… только тогда это разрешено, да! Кагуя нескрываемо опечалилась. — Ты не хочешь меня, Мадара-сама? — спросила она негромко и отстранённо. И это было именно то, что Мито прицельно назвала «бить в лоб». Мадара чуть не свалился, контуженный. Не хочешь? Не хочешь?! Да как такое вообще можно было спросить! Конечно же, Мадара хотел! Хотел больше всего на свете. Просто всё ещё не до конца понимал, что ему это можно и никто за это оплеуху не впишет, кинувшись затем от него наутёк с дикими визгами. Между ними была тонкая, но невыносимо прочная стена, которую было преодолеть очень боязно. Поэтому и обращались они друг к другу на «ты», но то отгораживающее уважение всё ещё проскакивало в названии имён. — Я… я хочу, — всё же выдавил Мадара из себя, красный, как вареный рак. — Просто… я стремлюсь, чтобы наша брачная ночь была для тебя незабываемой. Поэтому… ну… «Ах, сейчас бы сюда Хашираму, чтобы переводил меня на нормальный язык!» — плакал он в глубине души. Но его невеста и так всё поняла без лишних слов. — Разве любовь невозможна без клятв? — спросила она, опустив глаза. — Глупости! — чистосердечно ответил ей Мадара. — Конечно, возможна. Я же тебя люблю, хотя служителям ками ещё ничегошеньки не обещал, — искренне сознался он. И лишь после этих слов Кагуя кротко улыбнулась, её щёки потеплели. — Тогда прости мою нетерпеливость. Пусть всё случится, когда придёт час, — ответила она, всё это время державшая идеальную осанку. И поклонилась: — Благодарю, что провёл меня до родного дома. Надеюсь на завтрашнюю встречу. Мадара, весь такой ссутулившийся и неловкий, помахал ей ладонью с видом, будто был пьяноват. — Я обязательно навещу, — проворковал он. Отец Кагуи, грозный и суровый лидер Хьюга Ичизоку, уже стоял у ворот и терпеливо дожидался свою дочь. И лицо у него было такое, будто он ни разу в жизни не улыбнулся, а когда младенцем покинул тело матери, вместо того, чтобы разреветься, начал на всех озлобленно орать. — Отец, — почтительно поклонилась ему Хьюга-химе. — Дочь, — прорычал в ответ тот и впустил ненаглядную кровиночку в пределы родного дома. Взгляды будущих жениха и тестя встретились. Утробное рычание послышалось с обеих сторон. Отец Кагуи, если говорить откровенно, вообще не мог понять, как его дочь умудрилась сделать такой ужаснейший выбор! Но её свободу ограничивать не хотел, хотя ещё с первого взгляда воспылал к Мадаре ревностью и неприязнью. И всё это было до смешного предсказуемо. Ибо Хьюги считали Учих заносчивыми глазастыми ублюдками, а Учихи за глаза звали Хьюг напыщенными глазастыми ублюдками. В итоге, главы всех этих глазастых ублюдков ещё немного постояли, порычали друг на друга, как ссорящиеся коты, и мирно разминулись — каждый в свою сторону.