Основатели 2

Данзо и Хирузен, чуть ли не взахлёб рыдая от обиды и мышечной боли, отжимались уже второй час. А Сенджу Тобирама, словно непреклонный и грозный палач, сурово взирал на мальчишек свысока: — Техники мои виноваты, значит, ты смотри! — басовито рычал он, сложив на груди руки и пугающе сузив глаза. — Вода моя, видите ли, неправильного цвета! От горшка два вершка — а всё туда же! Давайте-ка поднажмите, неженки, ещё пять подходов! Раз-два! — Тобирама-сенсе~ей! — хором взмолились-застонали юноши, едва-едва держась на дрожащих руках. — Шесть подходов! — рявкнул строго тот. И добавил уязвлённо: — Паразиты. — Сенсе~ей! — заблеяли «паразиты» отчаянно, изо всех сил жалея о том, что на вопрос от учителя «Данзо, Сару, чего за руки держитесь? В лесу сдохло что-то?» они решили ответить честно. «А я говорил! Я предупреждал! — прикусывая губу чуть ли не до крови, чтобы не изойтись в трагических соплях, рассуждал Шимура, еле-еле отрывая корпус от земли. — Но он всё равно… проболтался!» Недавние воспоминания жгли щёки стыдом и неловкостью: — Тобирама-сенсей! — браво выпятив грудь, заявил Сарутоби, который всегда был омерзительно честным и справедливым. — Если хаори у Вас голубое, и рубашка на Вас, вон, голубая, и доспехи у Вас голубые… — Сару, ближе к делу, — потирая ушибленный затылок, поторопил Сенджу, недавно отошедший от обморока (очевидно, Изуна своими манипуляциями, словно спаситель небесный, заново вдохнул в него жизнь — именно по этой причине Второй Хокаге был хоть и помятый знатно, но, чего уж скрывать, довольный). — Так вот! — затараторил Хирузен, словно не замечая, как Данзо в немой панике лихорадочно дёргает его за рукав. — …если вода в Вашем Суйтоне голубая, значит, и нам тоже можно! И после сих (ляпнутых) слов лицо Сенджу исказила такая неподдельная ярость, что парням впервые за долгое время сделалось очень и очень страшно. — Корпус ровнее! Грудь ниже опускать, лодыри! Сейчас я из вас всю эту муть гормональную вытрясу! — теперь измывался над учениками Тобирама изо всех сил, ибо честно полагал, что те ещё маленькие и даже думать о всяких там гуляниях за ручку и, ками упаси, поцелуях им категорически запрещается! Мокрые от пота Хирузен и Данзо, мельком переглянувшись, поняли друг друга без слов. «Надо гулять за ручку и целоваться втайне от сенсея!» — синхронно посетило их головы блаженное озарение. — Ой-ой, мои ножки-и! — вдруг жалобно раздалось неподалёку. — А-ну тихо! — рявкнул Тобирама резко через плечо. — Кто разрешил рот раскрыть?! Тебе ещё сто двадцать приседаний! Живо делай! Кохару трагически заныла, но приседать не прекратила (впасть в глубокое отчаяние ей не давала лишь одна сакральная мысль: «Чем больше приседаний, тем круглее попа! Это всё ради попки! Эта жертва — ради моего эталона истинной красоты!») — Тати-чан, а тебя-то за что? — рискнул поинтересоваться Сарутоби. Однако нежданно-негаданно схлопотал за свой (казалось, совершенно невинный) вопрос ещё один мучительный подход в пятьдесят отжиманий. Тобирама нахмурился так сурово, что больше никто не посмел и пикнуть. И его злость, в принципе, была ясна, как полуденное солнышко. — До свидания, Хокаге-сама! — Всего доброго, — хмуро пробасил статный мужчина в ответ. Сенджу Тобирама сидел за своим рабочим столом в самой деловой позе, на которую только был способен: спина ровнёхонько, брови к переносице, руки на столе в замок, губы поджаты, а взгляд настолько строгий, что всякому посетителю его кабинета сразу же начинало жутко хотеться в уборную. Но стоило только визитёру, тщетно пытающемуся унять дрожь в коленках, выйти за дверь и оставить Нидайме Хокаге в гордом одиночестве, как сразу же случились разительные изменения! Тобирама торопливо снял с головы шляпу, немного лохматый. И как-то настороженно, даже воровато огляделся. По сто раз проверив чакру каждой собаки в радиусе километра и убедившись, что в данный момент шпионы шпионят уж точно не за ним, младший Сенджу облегчённо выдохнул. И непременно ринулся к самому нижнему ящичку в своём рабочем столе, явственно сгорая от нетерпения. Если говорить сугубо по секрету: там был его сокровенный тайничок, его шкатулка с самой священной и драгоценной тайной! Его клад! Тобирама привычно залез рукой под необъятную кипу отчётной макулатуры, даже не замечая, что в этом пламенном предвкушении его губы тронула лёгкая мечтательная улыбка. И тут же исчезла. Тобирама в ужасе округлил глаза: «Их нет!» Он пошарил рукой снова, теряя спокойствие от нарастающего волнения. Затем, окончательно разнервничавшись, торопливо выкинул на пол бумаги и канцелярию. Наклонился, заглянул. И обомлел. Пусто! «Не может быть! — пронзила его душу невыносимая горечь. — Моя… моя сладкая попочка! Мои сахарные булочки! Кто вас украл? Кто посмел?!» Да, случайный читатель, ты не ошибся: это были те самые фото Учихи Изуны ракурсом сзади, сделанные предприимчивым Вторым Хокаге, пока его супруг, так опрометчиво и беспечно раскрывшись, видел десятый сон. О, для Тобирамы они были настоящей отдушинкой в колее нервной рутины! Истинным спасением от стресса! Как изнемогал, как ждал он этого момента, чтобы снова посозерцать румяные ягодички сквозь глянец, уперев кулак в щёку и томительно вздыхая через каждые десять секунд. И даже этого маленького и очень-очень секретного удовольствия его посмели лишить! Сенджу не смог сдержать тихий утробный рык от негодования и ревности. Кто? Кто ещё в этой деревне смеет любоваться попкой Изуны так же самозабвенно, как и Тобирама? Какой самоубийца позарился на эти нежные упругие холмики? У какого глупца хватило наглости и духу обокрасть самого Второго Хокаге, при этом не оставив ни следа, ни зацепочки?! У кого?!.. — Погодите-ка… — внезапно снизошло на Сенджу роковое озарение. И секундой спустя страшный рёв пронзил поднебесье над вздрогнувшей Конохой: — КОХАРУ-У-У! — Это была не я! Меня подставили! Мне подкинули! — явно не выдерживая уже физических нагрузок, изо всех сил врала Утатане во имя собственного спасения. Тобирама только недоверчиво сощурился, покривив губы. — Что подкинули? — не унимались хором Данзо и Хирузен, любопытство которых было многократно сильнее, чем изнеможение, жажда, голод и инстинкт самосохранения. — Тати-чан, что произошло? — Рты на замок, и отжиматься дальше! Команды бездельничать не поступало! — отрезал Тобирама громогласно, сверкнув алыми очами в сторону учеников настолько яростно, что тех лихо передёрнуло… но не угомонило. — Сенсей, это честно была не я! Не я! — разревелась Кохару, окончательно утеряв свой боевой дух. Сенджу, который с рождения обладал невероятной интуицией, похолодел. И неспроста: — Я не брала те фотографии с нежным персиком Изуны-семпая, которые лежали у Вас в нижнем ящичке под кипой документов! — Цыц! — Тобирама аж дёрнулся. Но было поздно. Шимура и Сарутоби, неуклюже свалившись на бочок, синхронно покатились по травке, корчась от беззвучного смеха. Их сенсей же раскраснелся, как вареный рак. — Я, наверное, после этих слов трагически сдохну от изнеможения, но всё же… — брехал сквозь спазмы Данзо, держась за живот. — Тобирама-сенсей, какой же Вы всё-таки извращенец! Тобирама, который в данную секунду методично тряс над землёй Кохару Утатане головой вниз, держа ту за ноги (из кармашков её униформы романтично, словно листья по осени, летели многочисленные фотографии с попой Изуны-семпая), ошалело обернулся. «Изв… Извращенец?!» — замерло у него сердце от обиды. — Тогда, если сенсею можно быть извращенцем, я тоже буду извращенцем! — деловито пропыхтел Хирузен, еле-еле отдышавшись. — И мой ученик будет извращенцем! Нет, даже Легендарным Извращенцем! Я ему лично идеи для книг подскажу! Шимура и Сарутоби, как по команде, снова начали избивать кулаками землю, плача в смехо-истерике, пока вокруг Тобирамы мир с треском распадался на части. Извращенец? Да как!.. «Неужели то, что я храню у себя фото любимого человека, делает меня извращенцем?» — горько подумалось ему. — Да вы сами ничуть не лучше! — не сдержавшись, вскрикнул Сенджу от обжигающих душу чувств. — Ещё молоко на губах не обсохло, а всё туда же! Вы хоть один раз видели, чтоб мы с Изуной-саном за руку по деревне шастали?! — Сенсей, отпустите, пожалуйста, — тихонько взмолилась Кохару откуда-то снизу, ибо от эмоций Тобирама махал руками и, как следствие, ею. — А ты вообще молчи… — шикнул Сенджу на неё раздосадовано. Утатане послушно умолкла, поскольку понимала прекрасно: на этом сборище извращенцев почётное знамя лидера — в её руках. — Изуна, скажи мне честно… — этим же вечером обратился к супругу Тобирама. Выглядел он таким поникшим и разбитым, что от этой печальной картины невольно щемило сердце. — Я что, правда так похож на извращенца? У Изуны аж лубрикант и ароматические масла для эротического массажа из ладоней выпали. — Что?.. — искренне изумился Учиха. — Мои ученики сегодня напрямую заявили о том, что я — извращенец, — грустно поведал Сенджу, скрыв пустой взгляд под белой чёлкой. Изуна на это лишь мягко и ласково улыбнулся: — Тобирамочка, любимый, они пока юны и сами не понимают, о чём иногда говорят, — нежно залепетал он в успокоении, юркими пальчиками занырнув Тобираме под домашнее кимоно и любовно огладив широкую грудь. — Ну какой ты извращенец? Хватит уже думать о всяких глупостях; лучше доставай кляп, портупею и плёточку — глава полиции за дисциплинарные нарушения сам себя не накажет. Тобирама вскинул на него взгляд, полный надежды, напоследок ещё раз опечаленно шмыгнул… но всё же, робко улыбнувшись, повиновался. И, одухотворённый, потопал к огромному шкафу с интим-принадлежностями.

Полтора часа крайне целомудренных и совершенно неизвращённых игр спустя.

Тобирама, благоговейно поцеловав румяную от шлепков ягодичку, встал с разворошенной кровати, чтоб снова достать с верхней полочки шкафа что-то интересное и разнообразить эту унылую жизнь. Однако пауза странно затянулась. — Любовь моя, что-то случилось? — в лёгком недоумении спросил Изуна, всё ещё шумно дышащий в сладкой истоме. Его щёки горели багрянцем, тело блестело и пахло от масла, длинные волосы разметались по подушкам. Тобирама, сглотнув, обратил к супругу взволнованный взгляд: — Изу-чан, а где… — он скромно замялся. Топорщащиеся уши ярко вспыхнули. — …а где твои чулочки? — М? — Изуна привстал на локтях в удивлении. — Там должны быть. Сенджу пожал плечами: — Нету… Изуна озадаченно похлопал пушистыми ресницами. — А каких нету? Кружевных, в сеточку, кожаных?.. — Никаких… — обречённо обернулся к нему Сенджу. Изуна, до этого момента румяный от блаженной усталости, мгновенно побледнел. Тобираме тоже удалось стать белее от тихого испуга, пусть он и был альбиносом до кончиков волос. «Подростковый интерес — дело естественное, но это уже слишком далеко зашло», — одновременно подумалось обоим, что грешным делом заподозрили Утатане, которой компромата на Хокаге в виде скандальных фото могло и не хватить. Но, увы или к счастью, на сей раз это была не Кохару. — Митуся, сладенькая моя! — оглушительно заорали из соседней комнаты. — А где мои таби? — Поищи под кроватью, пупсик! — обыденно откликнулась Мито, строя малышу, которого качала, смешные рожицы. — Нет их под кроватью! — также обыденно откликнулся Хаширама, который иногда, что уж тут скрывать, и слона в посудной лавке мог не заметить. Говоря откровенно, таби Хаширамы могли находиться где угодно: под кроватью, на энгаве, на люстре, в горшке с бонсаем, в кастрюле с супом, глубоко в патлах Мадары, в ухе у Курамы — ибо это был Хаширама. Мито, вздохнув, торопливо засеменила к мужу в комнату, чтобы привычно достать потерянные носки прямо у него из-под носа… но не тут-то было. — И правда нет… — с содроганием заключила она, раздумывая, какому сумасшедшему взбрело в голову украсть носки у самого главы Сенджу Ичизоку. — Д-добрый вечер, Кагуя-сама! — непривычно для себя переминался с ноги на ногу Мадара тем временем у забора своей невесты, как-то по-ребячески заикаясь. Та тоже вела себя необычно — украдкой поглядывала на жениха из-за калиточки, словно одна часть её сердца хотела подальше спрятаться, а другая часть — тесно пообщаться. — З-з-здравствуй, Мадара-сама, — на удивление, также нечленораздельно выдала она. — Куда направляешься? — На базар. За помидорами… — честно ответил красный-красный, как эти самые помидоры, Мадара, почёсывая лохматый затылок. — Мне это… для тренировок надо. — П-понятно, — в непонятной неловкости ответила девушка. — Ч-что за переполох был днём? — Да так… — замялся Мадара, опустив глаза в землю в смущении. — Одного кота блохастого ловили. — Занятно… — ответила Кагуя к изумлению сухо. И внезапно поспешила улизнуть: — До встречи у алтаря. — До встречи… — Мадара совсем стал бордовым. Ведь завтра утром, наконец, настанет грандиозная дата; завтра — день их обручения! Было бы чудесно, если б только перед этой долгожданной свадьбой у Мадары не пропали из дому абсолютно все трусы. И было бы ещё чудеснее, если б хоть какое-то бельё осталось и в доме у принцессы Хьюга Ичизоку. Тот факт, что Учиха не надел сегодня под штаны фундоши, а химе накинула белое платьице прямо на голое тело, предусмотрительно не афишировался. А иначе бы это короткое свидание приобрело весьма игривый характер. — Мои колготки! — в панике бегала Кохару кругами по своей комнате. — Где мои любимые колготочки?! — …подштанники пропали… — понурился Хомура, спрятав за сверкнувшими стёклами очков печальный и растерянный взгляд. — Мои штаны! — в ярости ревел, как разбуженный медведь, Данзо, стоя посреди дома в одних труселях. — Кто свистнул мои штаны?! — Я в шоке, — постно заключил Кагами, который, открыв шкаф, не обнаружил там абсолютно никакой одежды. — Я просто в шоке. — Ну хоть еда на месте, — пожал плечами Торифу, который искренне считал: лучше быть сытым и голым, нежели наоборот. — Моя любимая, моя ненаглядная!.. — в страшных муках изнывал Хирузен, хватаясь за голову и чуть ли волосы на себе не выдирая. — Моя славная шапочка Хокаге, так кропотливо сшитая своими руками на уроках труда в Академии Ниндзя!.. Кто тебя похитил?! — Держите вора! — прокатился по всей Конохе этот хор множества разъярённых голосов, пока в штабе Полиции регистрировали уже сотое за вечер заявление о краже личного имущества, хотя сами работники тоже сидели в полицейских жилетах на голое тело. «Что это за чертовщина? — вдумчиво щурился Мадара, недвижимо стоя посреди главной площади с огромным ящиком помидоров в руках, пока вокруг него бегала туда-сюда куча паникующих полуголых людей. — Кому вздумалось красть у народа одежду?» — Мито! — с грозной уверенностью заявил Хаширама, пафосно зачехляя себя в медный доспех. — Это может быть опасно, но отчаянные ситуации требуют отчаянных мер! Я!.. — он обернулся, чтоб подарить своей жене ласковый взгляд преданного и любящего мужчины. — …я на поиски своих носочков. — Удачи, любимый! — Мито с ребёнком на руках проводила мужа до самых ворот, чуть ли не плача от этого трепетного расставания. — Я буду ждать… — Хаши! — буквально минуту спустя встретился ему на пути такой же экипированный в тяжёлую броню лидер Учиха Ичизоку. И безжалостно поставил перед фактом: — У меня украли трусы! — Дара, ты только посмотри! — Хаширама, полностью солидарный, указал на свои варадзи, которые неприятно тёрли лямками босые ноги. — Моих носков не оказалось даже у ляльки в манеже! Хотя их там всегда лежит целая куча, ибо бутуз любит ими играться! — Поздравляю, твоего ребёнка уже ничем не сломить, — гордый, хлопнул Мадара лучшего друга по плечу (Учиха был уверен на все сто: если некий смельчак всё же сумеет выдержать запах поношенных хашираминых носков, то с лёгкостью перенесёт и всё остальное в этой жизни). — Нии-сан, Хаширама-доно! — окликнул их знакомый бархатистый голосок, в котором сейчас отчётливо улавливались нотки решительности и твёрдости. — Ситуация явно выходит из-под контроля. — Мой радужный братишка! Изуна-кун! — непременно обернулся Хаширама на оклик (при этом с размаху ляпнув Мадаре по лицу своими длинными волосами). — А у вас что пропало? — Твоя тактичность, — явно разобиделся Тобирама на «радужного братишку». — А ещё что? — невинно блымнул очами старший Сенджу. — Некоторые вещи, — в унисон выдали Тобирама и Изуна, отчего-то потупив взгляд и раскрасневшись. — Это крайне подозрительно, — нахмурился Мадара так усердно, что его чёрные брови соединились на переносице и из двух превратились в одну. — Нужно найти этого вора-ублю!.. — Тихо! — вдруг резко оборвал его Хаширама, с размаху залепив рот старшего из братьев Учиха своей лапищей. — Вы слышите?.. Все даже настороженно пригнулись, навострив уши. — …этот плеск, — загадочно поведал Хаширама, опасливо оглядывая округу. — Эм… недалеко общественный туалет? — посмел предположить Мадара, серьёзный до невозможности. — Нет, — мотнул головой Сенджу. — Это Накано… — Накано, у которой нет крутых порогов и водопада, поэтому и шума воды доселе слышно не было, — глубоко озарившись, на одной ноте отрапортовал Изуна. — На разведку, — тут же задал направление Тобирама, ибо очень любил командовать. И четверо сильнейших шиноби мира вместе, нога в ногу, отправились на встречу мирским невзгодам. Но не успели они даже разогнаться и как следует поболтать по пути, как мирская невзгода обнаружилась тут же — без всякого труда. Мадара злобно скривился. Хаширама растерянно почесал затылок. Тобирама сурово хмыкнул, сложив на груди руки. Изуна облегчённо ахнул. А Ичиби, на несколько секунд замерев без всякого движения, уставился на основателей Конохи своими маленькими, но невероятно пронзительными глазками… и снова принялся за своё занятие, окуная гигантские лапы в воду. — Мои трусы!.. — ошалело просипел Мадара, когда углядел в громадных когтях знакомую белую тряпочку, которую сейчас очень усердно стирали в реке. — Ах, кружевные чулочки!.. — с радостной улыбкой защебетал Изуна, когда усмотрел на необъятной куче белья знакомую вещицу. Но затем, впрочем, искоса взглянув на Хашираму с Мадарой, добавил: — Которые я вижу впервые в своей жизни. В огромной деревянной ёмкости квадратной формы, на боку которой красовалась яркая надпись «Лоточек для котика Шукаку» (да, мокутон вершит чудеса, способный сотворить даже исполинские кошачьи лоточки), была навалена настоящая шмоточная гора. Было очевидно и слепому — все украденные за вечер вещи сносились именно сюда. — Ха-ши-рррама! —зарычал Мадара утробно, как дикий зверь, пока к нему снисходило мрачное понимание этой скверной ситуации. — Это не кот. — А кто? — искренне изумился тот, всплеснув в ладоши. — Поверить не могу, что вместо обычного питомца ты подарил мне помойное животное! — мгновенно взбесился Мадара, яростно сверкнув своими воспалёнными шаринганами и заорав накама прямо в лицо (Хаширама испуганно зажмурился — на него летело слишком много слюней). — Это не кот! Это барсук-потаскун! — Это енот-полоскун! — не сдержав смеха, заключил Изуна, прикрывая настойчивую улыбку ладонью. — Ну смотрите же, вон там! Чёрная шерсть у глаз, как ниндзя-масочка! — Да быть такого не может! — чистосердечно недоумевал Хаширама. — А что, по-вашему, у котов не может быть ниндзя-масочки? — Но он же поласкает! — раздражённо ткнул Тобирама ладонью в однозначный пейзаж, где громадный енот, похожий на шар, к которому прилепили маленькие лапки, хвост и голову, методично елозил украденными одёжками в воде. — А почему Курама тогда лаял на него, как на кошку?! — не отступался Хаширама упёрто, ибо не хотел признавать за собой такой стыд. Ну не всегда он различал братьев наших меньших, ну что уж тут попишешь! Его познания только и ограничивались умозаключениями: корова, коза, петух, петух готический (ворон), петух-карлик (воробей), петух с мозгами наружу (индюк), петух бешеный (Учиха Мадара), петух голубенький с радужным хвостиком (единственный младший брат). — Иногда у Курамы бывают такие периоды, когда для него всё — кошка, — деликатно объяснил ему Изуна. И словно в подтверждение его слов вдалеке раздалось злобное рычание: — Гррр, мерзкая кошка! Чего смотришь?! Сейчас как укушу! — страшно угрожал Лис своему отражению в реке, которое скалило ему зубы так вызывающе, что все девять хвостов от негодования ходуном ходили. — Нос отгрызу! АВ-АВ-АВБУЛЬК! — Кьюби в своих чистосердечных стремлениях позарился на «водяную кошку» и чуть не захлебнулся. Поникший Хаширама, ссутулившись под тяжестью обстоятельств, вздохнул. — Ладно, дружище. Обещал кошку — будет тебе кошка, — ударил он кулаком в ладонь несильно, подведя тем самым контрольную черту в своём решении. — Но давайте сначала эту барахолку разберём…