Похищенная Арвен (Короли тоже плачут)

Так тянулось долго. Днём жена короля Трандуила была с ним скромна и вежлива, но с наступлением темноты ее точно подменяли, и она становилась ночным кошмаром владыки — с презрительным холодом и странным огнем в глубине её синих глаз — и, надо признаться, это пугало Трандуила и одновременно затягивало в водоворот неоднозначных, но сильных чувств. Заводя роман с дочкой Элронда, так удачно окончившийся для него, ведь властителю Лихолесья удалось убить двух зайцев одним махом: уязвить старого соперника и заручиться его поддержкой, — он никак не рассчитывал на то, что эльфийская дева возьмёт верх и станет им помыкать. Никому ещё не удавалось сделать этого с гордым лесным царём! Но теперь он был готов скорее лишний раз задержаться на охоте или ночевать на дальних границах своих угодий, чем гадать, которой стороной Арвен обернётся к нему на этот раз. Если первая покорно терпела его вспыльчивый характер и была мила, вторая могла дать пощёчину, накричать за кинутую на пол кость и запросто говорила ему такие вещи, после которых любой другой лишился бы головы. Правда, он уже заметил, что днём почти всегда на сцену выходила первая из двух, и оттого засветло позволял себе вольности в обращении. Что же касалось Арвен, каждую ночь засыпавшей из-за чар сестры крепким сном, то она гадала, в чем причина холодности и странной несмелости мужа, который так и не решился ни разу войти к ней в спальню, а каждое утро был отчего-то мрачен и устал. Но она заметила, как Трандуил стал считаться с её желаниями и надеждами, почти прекратил попытки напугать её или домогаться под вечер не вполне трезвым — хотя днём, бывало, прижимал к стене в укромных местах дворца, целуя в шею и вдыхая тонкий свежий запах её волос. И она обязательно раскрыла бы тайну и узнала, что за демон посещает её мужа ночью, если бы хоть раз смогла подняться посреди ночи сама. Арлин, виновница разлада, тем временем всё больше входила во вкус. Эльфийского короля было очень забавно ловить на собственной гордости, обращая его слова против него самого. Ей было даже интересно, как далеко может всё зайти, если она станет проводить с ним не только ночи, но и дни? Как скоро он подчинится ей полностью? От любви в этом было мало, хоть она и любовалась часто его светлыми глазами, и ровным профилем, и сильным телом — но он был лишь игрушкой в руках дочери тьмы, любимицы верховного назгула... Однако для безраздельной власти в лихолесском дворце Арлин потребовалось бы избавиться от сестры — задача сложная, но не недостижимая, учитывая, что та часто грустила и об Арагорне, и о покинутом отчем доме. Обмануть её было не так уж сложно: Арлин просто послала ей с голубем поддельное письмо от лорда Элронда, где он просил дочь вернуться обратно к нему любой ценой. Побег Арлин, конечно, взяла на себя, усыпив охрану из нескольких стражей и заранее отвязав коня, приведенного когда-то из Ривенделла. Так Арвен, уверенная, что ей помог лишь счастливый случай, а не тёмная сестра-близнец, вскоре покинула так и не ставший ей родным лесной дворец, оставив мужа наедине с Арлин. С этого момента Трандуилу показалось, что та, кого остальные считали вечерней звездой народа эльфов, стала его проклятьем. Арлин изводила мужа, припоминая ему и то, что он взял её (а на самом деле её сестру) в жены из одной выгоды, и то, что он украл Аркенстон из могилы, не имея на него никаких прав и посчитав давнюю нелюбовь к гномам достойным оправданием, и то, как он бывал невоздержан в гневе, выпивке и многом другом. Он чувствовал себя пленником в собственном дворце, и его пугало проявившееся постепенно красноватое пламя в глубине синих глаз Арлин. Он чувствовал дыхание зла, хоть и не понимал, откуда оно пришло, и связывал его с возрастающей мощью Мордора. Правда, временами жена меняла гнев на милость и ласкала его так, что можно было забыть обо всём на свете, но эта нежность высасывала из него все силы. Не хотелось ни есть, ни гулять по осеннему цветному лесу — только лишь опустошать запасы винного погреба, чтобы забыться. Не хотелось знать, что происходит на поле дальних битв, не хотелось проверять даже границы собственных владений, и он проводил дни в полутьме дворца, пил вино и молча вглядывался во мрак, где ему мерещились чужие тени. Арлин подавляла его волю, по наущению Ангмарского чародея запретив ему отправлять свою армию на подмогу силам, собиравшимся воевать с орками Мордора и Изенгарда. Больше того: стоило бы ей потянуть время ещё немного, и дело с отъездом Арвен решилось бы само собой, ведь эльфы из Лориэна и Ривенделла отплывали за море, предвидя скорый восход над Средиземьем черного солнца Арды, Саурона. Огромные силы орков собирались под Исенгардом и Мордором и армии эльфов и людей казались слишком разрозненными, чтобы противостоять им. И, быть может, Арагорн, не заручившись поддержкой любившей его когда-то эльфийской девы, поэтому так и не смог собрать их воедино и управлять, как должно. Часть армий, стянувшихся под стены крепости Барад Дур, были разбиты и рассеяны почти полностью. Что же, спросите вы, произошло с кольцом? Едва хоббиты добрались до роковой горы, вознамерившись кинуть его в жерло вулкана с клокочущей снизу лавой, как золотистая тень, точно появившаяся из этой лавы, перехватила его до того, как оно упало. Саурон получил главную награду и подмогу. Отныне печальный исход последней битвы был предрешен. Люди были обречены, для эльфов же оставалась возможность покинуть Арду и отправиться к священным берегам за завесой, что не открывалась для простых смертных. Последние вереницы квенди тянулись на запад, и вдоль старых дорог разливались печальные песни, в которых дивный народ прощался с родными для многих из них местами. Одной из таких процессий отправилась за море и Арвен, не ведая, с кем оставила Трандуила. Арлин в это время наблюдала за возраставшим величием своего тёмного отца. Тень мрака, облекшаяся плотью, превратилась во всадника на страшном черном коне и отправилась в Мордор — отдать дань почтения возродившемуся властелину. И золотое сияние, Саурон, оценил привезённый ему в подарок Аркенстон. А ещё сильнее он оценил красоту Арлин, показанную ему сквозь один из палантиров. Затуманившаяся поверхность всевидящего камня явила деву, в образе которой, как ему показалось, вернулась на землю Лютиэн, отнявшая у него Сильмариллы. Но эта дева, напротив, вернула ему прекрасный и редкий камень, и душой всецело принадлежала тьме, была её дитя. Достоинства Арлин поразили властелина колец настолько, что побудили его направиться к Лихолесью. Полчища орков сопровождали его, но некому было встать у них на пути: войска Гондора были разбиты или подавлены, Рохан также пал, а осенний Лориэн опустел, и смеху эльфов больше не суждено было в нём раздаться никогда. Один лишь Леголас, услышав о том, куда направился восставший враг, поехал туда, чтобы предупредить отца об опасности — но это было тщетно. Саурон не рискнул показываться Арлин сразу в полном величии и блеске: слишком высок и грозен был возрождённый заново тёмный майа. Он действовал исподволь, явившись к ней в первый раз в зеркале, когда Арлин прихорашивалась, примеряя на себя украшения из сокровищницы Трандуила. — Здравствуй, прекраснейшая из дев, та, что озарит моё тёмное царство сиянием ночных звёзд. — Кто ты? Арлин увидела в зеркале краем глаза сияние — и оно было несравнимо ни с чем, несмотря на то, что она стояла посреди комнаты, полной золота с серебром. — Я тот, кому служил Ангмарский чародей, учивший тебя, — ответил он, выступив из темноты, высокий и сияющий, в черных доспехах из шкуры страшнейшего из драконов, живших когда-то в Арде. — Лорд Саурон? — воскликнула Арлин. И широкая улыбка с обнажившимися клыками была ей ответом. Трандуил тоже почувствовал явление темного властелина, хоть и был в этот миг далеко. На душу его легла большая тяжесть, и он ощутил себя так же дурно, как когда-то давно в битве пяти воинств, где черный дракон опалил его лицо дыханием, полным зла. Эльф ощутил его вновь так сильно, точно оно было совсем рядом. Сердце тяжело билось, и он прислонился к стволу большого дерева, чтобы отдышаться посреди нахлынувшего внезапно ужаса. А когда он вернулся к себе, его дворец уже не принадлежал ему одному. Леголас, примчавшийся через некоторое время в Лихолесье с дымящихся от костров из тел полей Гондора и Рохана, был слишком возмущен тем, что отец не прислал подмогу, чтобы разбираться в происходящем. Он увидел, что Трандуил выглядел хуже обычного, но связал это с пристрастием к вину и ухудшившимся ещё сильнее характером, и даже не был так уж неправ. Последняя встреча отца и сына закончилась окончательным раздором. Ударом для Трандуила стало то, что часть воинов-лучников встала на сторону сына. Леголас кричал ему, что тот ведет их народ к пропасти, что силы зла властвуют в Средиземье безраздельно и по его вине тоже, и теперь эльфы вынуждены покидать эти места. Часть народа ушла с ним, не рискуя противостоять армии сил зла и явно видя, что Трандуил больше не намерен защищать Мирквуд. Во дворце остались лишь немногие из старых его слуг, малый отряд стражников и те, кто ещё надеялся помочь королю обрести силы и желание сопротивляться. Как ни долог был путь из серых гаваней за черту, откуда не было никакого возврата, но именно принц Леголас стал тем, кто принёс Элронду странную новость, да только слишком поздно, чтобы тот мог вернуться: по его словам, отец оставался с супругой в Лихолесье, когда она в действительности уже давно находилась за морем! Ведь он видел её своими глазами во дворце и тогда ещё удивился недоброй улыбке и властному поведению леди Арвен. Казалось необъяснимым, но проницательные Элронд и Галадриэль сразу угадали в этом происки Моргота. Они не вспомнили о потерянной сестре Арвен — об Арлин, но решили, что в облике жены с Трандуилом остался некий полночный демон, вызванный к жизни чарами Саурона, чтобы склонить на свою сторону последний оплот эльфов по ту сторону моря. Леголас проклял свою недогадливость. Да, ему удалось увести с собой часть их малочисленного народа — но тем хуже было для отца и тем меньшее сопротивление он мог оказывать. В зеркале Галадриэли им троим открылась страшная картина: мнимая Арвен и возродившийся тёмный майа в его золотом сиянии рука об руку шли в чертогах лесного царя; сам же Трандуил, полностью обессилев, не хотел видеть никого и не мог сам даже встать с постели. — Те немногие слуги, что не разбежались и хранят ещё верность твоему отцу — единственная его надежда, — с огорчением сказала великая владычица эльфов. — Но неужели нельзя ничего сделать? Воззвать к ним через палантир? — Палантиры принадлежат теперь Саурону, и он перехватит любое сообщение, посланное через них. Я попробую связаться с кем-то из царедворцев через осанвэ, но увы, народ лесных эльфов всегда жил обособленно, и мне никогда раньше не приходилось взывать к ним. Под вечер, в сумерках, сгущавшихся в зимнем лесу раньше, чем на открытой местности, лорд Эстелир — один из немногих, кто решил остаться в чертогах Трандуила, — почувствовал вдруг дальний дивный зов и увидел в полусне светлый силуэт владычицы Галадриэль, взывавшей к нему сквозь моря и равнины, тьму и туманы. — Приветствую тебя, о достойный слуга своего господина. Он упал ниц перед струившимся тихим светом. — О великая, я считал, что вы покинули Средиземье навечно, и мы одни остались здесь с нашим королем. — Так и есть, увы. Но ты должен знать, что разум его помутился не просто так: леди Арвен не та, за кого себя выдает. Через неё действуют на короля Трандуила силы зла, и враг всех эльфов подбирается ближе к вам. — Что я могу сделать? У меня в подчинении малое число воинов, хоть мы и рады были бы принять смерть в бою от орочьих мечей... — Жертва ваша будет напрасна, лорд Эстелир. Ты поступишь мудрее, если попытаешься спасти Трандуила Орофериона. — Но владыка отказывается видеть нас и отсылает прочь любого, если только это не слуга с новой бутылкой вина. — Уведите его прочь, пусть и против его воли: в любом случае, он себе уже не хозяин. Тёмный лорд пытается перетянуть его на свою сторону, и лишит всех сил, а затем и жизни, если ваш король не подчинится... — А он не подчинится, — закончил за неё Эстелир. — Но что делать дальше? Кто исцелит его? — По эту сторону морей более никто. Истари и эльфы покинули Средиземье. Твой выход — плыть через море к нам и молиться валар, чтобы успеть вовремя. — Я должен держать путь за море, к вам? Но что, если армия Саурона кинется вслед за нами? — Что за добыча для неё — мелкая горстка эльфов? Тёмного лорда интересует власть над всем подлунным миром, и если очередной эльфийский царь уберется прочь с его триумфального шествия по новым землям, он воспримет это, как должное. Светлый образ побледнел, а потом пропал совсем, сменившись гнетущей тьмой, а советник короля всё ещё обдумывал детали отступления и качал головой. Слишком невероятной показалась ему мысль не подчиняться велениям правителя, а увезти его силой. Но он знал Трандуила слишком давно и понимал, что по своей воле тот не оставит Эрин Ласгален никогда. Саурон всё сильнее ощущал безраздельную власть не только над Средиземьем, но и над сердцем Арлин. Каким же слабым и безвольным казался ей Трандуил в сравнении с тёмным майа, что был полон сил! Он обжигал её кожу поцелуями, завораживал грацией дикой кошки, мог быть не менее жадным любовником, чем сама она, и они отдавались страсти ночи и дни напролёт, а Трандуил был словно бы слеп ко всему этому: ведь он всё ещё считал, что его жена — Арвен Ундомиэль — находится с ним и никак не может быть причиной всего того зла, что творилось вокруг, какие бы жестокости не творили её нежные маленькие ручки. Она била его из одной прихоти, доводила до изнеможения, не велела разве что бросить в темницу — и то лишь пока. — Мой господин, вы лишитесь скоро последних сил, — обратился к нему страшившийся за его жизнь Эстелир, пробравшись вечером в покои Трандуила. Тот допивал бокал красного вина, не поднимаясь, и темные пятна напитка контрастировали с бледной кожей, расцветая на ней, словно капли непролитой крови. — Что ж, тем лучше для меня: недолго осталось мне наблюдать за падением своего народа. Сперва Трандуил хотел было отослать верного слугу, крикнуть, как обычно, чтоб тот шел прочь, но ни желания, ни сил не было даже на это. — Есть ещё шанс спастись, мой господин: мы можем уплыть за море. — Ах, Эстелир, если бы я мог покинуть эти места — но я чувствую, что должен умереть здесь, в моём лесу: я слышу, как он шепчет мне это. Я останусь его частью, бесплотной тенью, в то время, как Саурон возродится вновь, обретая и плоть, и мощь, — обреченным и слабым голосом произнёс Трандуил. — Я пленник собственной гордости. — Это он настраивает вас на такой лад. Не сдавайтесь, мой лорд. — Ты один мне остался верен, друг мой. Сын покинул меня, а жена презирает. — Она не жена вам! Точнее, это не она, — взволнованно начал его слуга. — Владычица Галадриэль передала мне, что леди Арвен давно сбежала от вас и уплыла с отцом за море. — Тем более! Видишь, я брошен всеми... Но погоди, леди Арвен только вчера входила ко мне, как ты смеешь мне лгать?! — Она не та, кем кажется. Поглядите на алое пламя в её глазах, на её жестокость — она порождение Моргота, а не Арвен. — Нет! Ты мне лжёшь! Вон из моих покоев, вон!!! — закричал Трандуил, от волнения даже приподнявшись, но тут же упал вновь, уткнувшись лицом в подушку, и разметавшиеся волосы укрыли его от мира словно покрывало. Бокал выпал из его тонких ослабевших пальцев, прокатился по полу, оставляя за собой красный след разлитого вина, но это было уже совершенно неважно. Впрочем, истерика Трандуила продлилась совсем недолго, и вскоре он, и без того обессиленный, забылся неровным тяжелым сном. Эстелир тем временем, поняв, что попытка достучаться до сознания своего короля была бесполезной, решился сам организовать побег, спустился вниз и призвал остальных эльфов готовиться к отъезду и делать это по возможности втайне от госпожи Арвен. Прознав о его намерениях, Арлин поднялась к утомлённо спящему Трандуилу — и Саурон был рядом с ней, а золотой свет вокруг него не разгонял темноту, а словно только усиливал её ещё сильнее. Голова Арлин лежала на его плече, и она улыбалась ему, смотря в вертикальные зрачки кошачьих его глаз. — Что ты скажешь, моё черное солнце? Мой муж решил сбежать за море! — Он тебе не муж, — промурлыкал Саурон, протянув руку к спящему Трандуилу и последовательно, раз за разом плавными движениями лишая его магической защиты, что скрывала до сих пор обезображенную драконом половину его лица. — Посмотрим, захочешь ли ты видеть рядом с собой своего красавчика теперь? — Посмотрим, захочет ли за морем видеть его изуродованное лицо настоящая жена, такая чистая и не привыкшая к жестокой правде жизни, — ему в тон рассмеялась Арлин. Трандуил очнулся от боли, что вновь сковала половину лица — и, открыв глаза, увидел перед собой тёмного майа. Лишив его собственной магии, Саурон зло расхохотался ему в лицо. — Кажется, я перепутал бы тебя с орком, если бы не нелепая эта корона из сухих веток: так ты страшен. Саурон наклонился к Арлин, и они сплелись в долгом поцелуе, и огненное сияние майа сперва поглотило Арлин, а затем погасло, и лесной царь остался наедине с самим собой. Трандуил тихо застонал, видя, как Саурон целует его жену — и тогда лишь понял, что его вассал был прав, но сил спускаться вниз уже не было. К счастью, Эстелир сам поднялся к своему господину, и вопреки его опасениям, тот не стал оказывать никакого сопротивления попытке увести его прочь оттуда. Он покорно спускался, поддерживаемый слугой на лестницах. Вскоре, оседлав последних лошадей, небольшой отряд лесных эльфов покинул Эрин Ласгален навсегда. Путь до гаваней был не короток и не прост, и на пути их ждало много неприятностей, хоть Саурон и не преследовал специально эльфийского короля: слишком тот показался ему жалким и, с его точки зрения, был наказан достаточно, потеряв последовательно Аркенстон, жену и царство. Он был теперь никем, и сам осознавал это; раны его были не столь физические, сколь душевные, но терзали тем сильнее. И когда они чудом успели на последний корабль, отплывавший к другим берегам, владыка Трандуил лежал на руках Эстелира, лишившись последних сил и гордости. Всё сильнее лесным эльфам казалось, что их король не сможет преодолеть завесу, оставив им лишь бездыханное тело. Сам Кэрдан Корабел, покидавший Средиземье вместе с ними, разводил руками. — Любые целебные травы здесь бессильны, друг мой. Эта рана — не та, что можно врачевать эликсиром или мазью. И она нанесена более могущественным существом, чем я. Когти тьмы дотянулись до твоего повелителя, и ты сумел вырвать из его плена тело, но не дух. Он лишился естественной защиты и оттого сам не хочет жить. Возноси молитвы валар: лишь в их руках теперь жизнь короля Трандуила.