Так быть не должно

      Итачи проиграл.       Проиграл по всем статьям. Он не смог выполнить до конца миссию, он не смог отдать свою жизнь брату, он не смог наблюдать за ним до последнего, уничтожить все последствия от Орочимару… Итачи так много всего не смог.       Глупый, самонадеянный нукенин, которого отправили самого на миссию, в силу того, что напарник ранен, а остальные заняты. А он не смог победить. Оказался слабее, глупее, самонадеяннее.       Наверное поэтому, ощущение боли застает его врасплох.       Мёртвые боли не ощущают. Мёртвые вообще ничего не чувствуют.       А он дышит, лежит на чём-то мягком и явственно ощущает боль практически во всём теле.       Слабый стон вырывается сам по себе. Итачи не успевает его сдержать.       Зато успевает профессионально притвориться бессознательным. Вот только сдержать кровавый кашель он уже не может.       Чувствует, как кто-то аккуратно его придерживает, после аккуратно, Итачи бы даже сказал нежно, вытирает кровь с уголков губ. Рука, что ложится на его лоб совсем не нежная — явно принадлежит шиноби.       Куноичи, — поправляет себя Учиха.       Ладошка маленькая, женская, скользит по лбу, принося облегчение лечебной чакрой.       Ирьенин.       Почему-то вспоминается нынешняя Хокаге. Легендарная ирьенин Сенджу Тсунаде. Правда, эта его бы сразу и без вопросов бы убила. Данзо решил не посвящать новую Хокаге в свои планы и тайны.       Дело Итачи — подчиниться.       К своим годам, а Итачи почти двадцать лет, много раз успел всё понять и переосмыслить. Давно-не-мальчик вырос и понял всё то, что должен был понять давно.       А ведь столького можно было избежать…       Он мог бы не разбивать счастье глупого младшего брата.       Он мог бы оставить в живых мать.       Он мог бы спасти от смерти Шисуи.       Он мог бы спасти почти весь клан.       Он мог бы остаться живым…       Итачи был гением.       Поэтому он признавал гениально-простую истину — прошлое назад не вернуть.       Он уже ничего не сможет исправить, не сможет воплотить в жизнь эти многочисленные «мог бы».       Итачи мог бы многое, будь он немного умнее, взрослее, опытнее.       Итачи мог бы, — и эта вечная вина — очередная — ложится на его плечи.       Когда-то он расплатится за всё, ответит за все свои ошибки и неправильные поступки. Когда-то, когда умрёт. Когда-то, но, кажется, не сейчас.       Потому что сейчас ему становится легче, по его телу скользит прохладная, влажная ткань, принося облегчение и приятно пахнет травами. Сейчас к его лбу прикасается небольшая ладошка, что убирает прядь с лица.       Сейчас он может позволить себе просто провалиться во тьму.       

***

      В следующий раз Итачи приходит в себя и открывает глаза.       Рана по-прежнему болит и пошевелить он может едва ли пальцем.       А недалеко, возле стенки с противоположной стороны, прислонившись к стене, спит девушка с короткими розовыми волосами.       Учиха узнал её сразу — сокомандница Саске, ученица Тсунаде-химе, в будущем грозящая даже превзойти своего учителя.       Итачи точно понимает, что она не может не знать, кто он такой.       И Итачи пребывает в полном недоумении.       Проще было добить. Или просто бросить помирать там.       Он бы поступил именно так.       

***

      — Зачем? — изо всех сил, хватает её за руку и задаёт уже набивший оскомину вопрос.       Зачем спасла? Зачем лечит? Зачем всё это? Зачем?.. Зачем?.. Зачем?..       Куноичи опускает голову, волосы почти закрывают лицо, но рассматривать её, ловя каждую эмоцию, Итачи это не мешает.       — Потому что дура, — она слабо улыбается и бережно укладывает его руку обратно на футон.       Итачи смотрит на неё и вынужден согласиться.       Дура.       

***

      Ночные кошмары для Итачи — совершенно привычная, как дышать, вещь.       Кровь, смерть, взгляд матери, слёзы Саске, падающий с обрыва Шисуи, протягивающий ему свой глаз…       Кошмары бывают разными. И всегда одинаковыми для него.       Ничего удивительного, что усиленные истощенностью организма и сознания, они атаковали его с двойной силой. Итачи было не привыкать жить в кошмаре, крови, боли, смерти родных и близких. Он сам обрёк себя на это и смиренно принимает наказание за все свои поступки. Такое мизерное, по его мнению, слишком слабое за всё, что он сделал, наказание.       И тем удивительней стало проснуться во время очередного кошмара от рук на теле и успокаивающего шепота.       Взволнованные, он бы даже сказал напуганные, зелёные глаза напротив стали неожиданностью. А облегчение на красивом лице — удивлением.       — Слава Ками-сама, вы в порядке, Итачи-сан, — впервые за долгое время Учиха давит в себе порыв покрутить пальцем у виска.       Ненормальная.       

***

      Кошмары — неотъемлемая часть жизни Итачи.       Была.       Сейчас его поят отварами, усыпляют медицинской чакрой, а если кошмары всё-таки снятся, держат его за руку и понемногу успокаивают.       А Итачи только закрывает глаза и думает о том, что этот мир всё-таки сошел с ума.       

***

      Время идёт, а он утверждается в том, что или он, или мир, или эта девочка, но кто-то точно сошел с ума. И лично он склоняется к третьему варианту.       По истечении второй недели, в течении которой было видно, что её что-то угнетает, ирьенин начинает… говорить.       Много и по пустякам.       Её угнетало молчание       Итачи впервые за последние лет семь чувствует себя живым.       Потому что ему хочется покрутить пальцем у виска или, что лучше, побиться головой об стену. Или побить головой об стену куноичи, что его лечит. Вдруг бы мозгов прибавилось?..       С удивлением он замечает, что рядом с этой несносной девочкой в нём просыпается всё казалось бы давным-давно забытое, убитое, уничтоженное.       Семейное ехидство и чёрный юмор.       Почти на каждое действие розоволосой у него в голове возникает едкий комментарий, который он, конечно же, оставляет при себе. Лишь фыркает иногда, когда девчушка — ну конечно же — не видит.       Она его лечит. Она с ним разговаривает. Она ставит на него такие печати, что внутренний ехидный голос предложил даже оскорбиться за такое неуважение к его силе. Она спит в его присутствии, давая возможность совершенно спокойно убить.       «Вид: Дура. Подвид: Розовая. Разновидность: Наивная, добрая», — снова мысленно ехидничает он.       О, Ками-сама, как же давно он не чувствовал себя живым…       Как же давно не чувствовал веса вины, горы трупов на своих плечах. Как давно вот так просто не комментировал мысленно всё подряд, проявляя семейную ехидность и мерзость характера, как когда-то говорил Шисуи.       Он до сих пор помнит, как они в детстве сидели на ветке дерева и комментировали вот так всех проходящих мимо людей. Конечно, тихо. И, конечно же, их засёк Кагами-сан и обоим надавал по ушам, посмеиваясь.       Как же давно это было…       И как же хорошо снова, хотя бы на чуть-чуть ощутить себя живым, цельным, не разрушенным.       Ощутить себя просто Учиха Итачи — ни разу не гений, не кланоубийца.       Всё это возвращалось лишь тогда, когда девочка уходила куда-то. Наверное, выполнять свою миссию. Не просто же так она здесь оказалась.       И в такие моменты он винил себя за то, что позволяет себе снова побыть живым, а не существующим. Винил и до судорог в пальцах ждал возвращения ирьенина, чтобы снова наблюдать за тем, как она возится с какими-то травами и через раз слушать беззаботный щебет.       С ней было легко.       

***

      Эти три месяца стали для Итачи почти раем.       Он даже поблагодарил своего недоубийцу за возможность просто отдохнуть. Душой и телом, потому что эта девочка явно не умела делать что-то наполовину. Она лечила — и лечила всё.       Своим присутствием, теплотой, улыбкой.       Она была настолько светлой и чистой, что ему хотелось, чтобы она поскорее ушла. Ему так не хотелось, чтобы она испачкала свои руки об него.       Ведь он весь настолько грязный, насколько чиста и светла она.       Временами ему казалось, что рядом с ним снова находится Кушина-сан.       Безумно светлый, яркий, активный и добрый человек, что не признаёт совершенно никаких полумер. Она всегда смеялась громким хохотом, могла часами щебетать про всякие мелочи, просто потому, что её угнетало молчание. А ещё у неё был твёрдый кулак, тяжелый нрав и такая же тяжелая сковородка.       Итачи ею восхищался.       И вообще-то ему совершенно всё равно на эту девочку. Одной больше, одной меньше — на самом-то деле, вряд ли это что-то изменит.       Просто временами становилось безумно жаль от того, что такие люди как она — слишком светлые и добрые — долго не живут.       Кушина-сан, Минато-сан, смешной Обито, милая Изуми, мама… все они умирают быстро, оставляя после себя горечь сожаления, что на одного хорошего и светлого человека стало меньше.       А ведь их так мало.       Поэтому Итачи будет искренне жаль, когда эта девочка погибнет помогая какому-то очередному нукенину. Это он, считай, свой и нападать особо даже не думал. Но везти постоянно просто не может.       Когда куноичи ночью просто бесшумно уходит, Учиха мысленно благодарит её.       Благодарит за то, что дала побыть, почувствовать себя, немного живым.       И надеется, что когда-нибудь, ещё до того как умрёт, эта зеленоглазая девочка сможет помочь его глупому младшему братцу. Она сможет. Он уверен.