Дым сигарет с ментолом и прочие неприятности

— А между прочим Фредди Меркьюри кошек любил, — ни с того ни с сего выдал Тевильдо. — Отгрохал себе дом, такой большой, что у каждого котика и каждой кошечки своя комната была! — Думаю, будь среди его домашних животных ты, у каждой кошечки и каждого котика был бы свой дом, отдельный, — вздохнул Маглор. — Причём твой дом бы был самым удалённым от хозяйского. Тевильдо задумчиво подёргал ухом. — Яркая иллюстрация, кто животных любит на самом деле, а кто лишь на словах, — сказал он наконец. — Обидно, знаешь ли. А я о тебе, между прочим, забочусь! — Воруешь еду, чтобы я не поправился, ломаешь наушники, чтобы не оглох, дерёшь мебель, чтобы не разучился заниматься чем-то, кроме музыки, — Маглор провёл по спинке свежеобитого кресла и задумчиво посмотрел на кота. — Всё перечислил? — Слежу, чтобы ты не курил, — добавил Тевильдо, дёргая носом. — И намекаю, пора о личной жизни подумать уже! Нет, я уже не намекаю, я уже открыто говорю, пора! — А моя личная жизнь бы тебя гладила, а я бы пел вам обоим песни, — Маглор усмехнулся. — Но моя личная жизнь может захотеть гладить меня, пока ты читаешь свои монологи, на то она и моя личная жизнь. Только представь: полумрак, красивая девушка и моя рука музыканта, нежно касающаяся её плеч... Нет я, конечно, против личной жизни... — Которой у тебя нет и неизвестно, — напомнил Тевильдо. — И вообще, котиков любят все. Я, конечно, рад, но тем не менее. Хорошо, личная жизнь, вижу, тебя не прельщает. Это, конечно, не есть хорошо, но твоё право оставаться одиноким, может, я и смирюсь с таким твоим семейным положением когда-нибудь. Но курение? Почему-то от тебя сигаретами пахнет, я чую! И не говори, что там, где ты выступаешь, курят! Само собой, но от тебя же пахнет, прямо... прямо пахнет! Как-то оно подозрительно. — Лучше бы от меня пахло духами, — кивнул Маглор. — А на рубашках и футболках ты бы замечал следы помады и спрашивал меня, кому со мной не повезло или повезло. Киса, я примерно представляю, о чём ты мне сейчас скажешь конечно... — Не уходи от ответа, — перебил его Тевильдо. — От тебя пахнет сигаретами, а я даже не принюхивался толком! Курить певцам, между прочим, вредно! От табака голос пропадает, будь ты хоть тысячу раз эльфом с тысячу раз эльфийским здоровьем! Вот пропадёт твой голос, что делать станешь? — Страдать, — рассмеялся Маглор. — Публика ждёт моих страданий, ты сам об этом говорил. Потеряю голос, буду описывать ощущения, тяжесть от невозможности петь, горе по погубленному таланту... Мне, конечно, будет нехорошо, тебе, думаю, тоже, но люди будут в восторге. Наверное. — И как это всё называется? — Тевильдо подошёл ближе. — Изверг ты, вот как! Нет чтобы меня послушать! — И обманщик, — Маглор улыбнулся коту, — я же не курю. Публику вновь придётся разочаровать, они-то уже к страданиям приготовились. А тут такой поворот, вместо страданий и рок-н-ролла вновь обычный я с необычным котиком. — Вот уйду от тебя к кому нибудь, — вздохнул Тевильдо. — К соседке, например. Роскошная женщина. И, между прочим, тоже творческая личность. Ах, какие она пишет стихи! Или к Финроду. Он добрый. И вообще, он Финрод! — Киса, я, разумеется, не спрашиваю, где ты Финрода найдёшь, ибо это ты, но тебе его не жалко? — вздохнул Маглор. — Ему ведь побольше моего от фанатов достаётся. Тевильдо задумался. — Он ещё ко мне не привык, — ответил он и хмуро покосился на Маглора. — Вдруг он... — ...оставит тебе квартиру и, как добрый Артафиндэ, не скажет ни слова против драных кресел и разбитой посуды, — рассмеялся тот. Тевильдо, насупившись, отвернулся, показывая, как огорчён хозяйской грубостью. — Не уважаешь права животного, — пробурчал он.