Тьма во тьме

В Испании жарко, немного душно, но все равно приятней чем в Москве. Она уже заказала билеты: ночной рейс, самый ближайший. Пришлось выключить в доме все телевизоры, везде одно и то же – теракт. Авив, все понял очень быстро, заперся в студии отца, и впервые за долгое время она за ним не пошла. «Что говорить мальчикам? Что думать самой?». Конечно, ей безумно жаль людей, всех тех, кто пострадал, ведь в основном возле сцены всегда набивается молодежь, почти дети. Но этот список… список пропавших без вести, всего два имени. Как же так, два имени и целая жизнь подвешена над пропастью. «Что могло произойти? Их не задавило обломками, их не могли перепутать с кем-то другим, кто-то сообщил, что видел, как солиста вынесли на руках из зала, после первого взрыва, но дальше показания размывались и люди начинали противоречить друг другу». Можно пережить горе, можно пережить утрату, но как пережить незнание, как жить, когда впереди лишь неизвестность и молчание. Как-то, сидя на пляже, они обсуждали теракт в Париже, просто делились мыслями, но все это было так далеко, далеко от них самих и от их жизней. Тогда она пошутила, чтобы он был осторожен, полно ведь всяких ненормальных, а Лева, отправив резким щелчком сигарету в сторону, повернулся к ней, и взгляд его был серьезным: «Асик, я обещаю, если что-то произойдет, я найду способ сообщить тебе». И она поверила, не поверить было просто невозможно. Телефон завибрировал, и она кинулась к нему: «Янчик» приветливо высветил дисплей. Первый, кто позвонил ей, хотя сам находился в больнице. Подкупил медсестру невероятным обаянием, и теперь держал ее в курсе всех событий напрямую. Ася слушает Яна, чуть отстранив телефон от уха, и машинально поглаживает шпица. На маленькой мордочке выражение невероятной грусти, он явно считает, что при поглаживании пузика, нужно проявить большее рвение. - Слушай, с ним все будет в порядке, с ними, - Ян тяжело откашливается, и просит что-то у медсестры, - я знаю, такие вещи невозможно пообещать, но Лева вернется. Я что звоню, не знаю говорили ли тебе, но Шура, он как будто что-то почувствовал, - голос в трубке отдаляется, - я надеюсь, что они вместе, а вместе они сила, понимаешь? Ася подумала, что Ян больше убеждает себя и ребят, находясь там, в больнице, чем ее. Конечно, она это понимает, но она знает Леву лучше. С Шурой у них все пополам. Всегда. И от этого на душе становится скверно, от тех низких, почти подлых мыслей по отношению к их общему другу, да они вместе, и это значит, что Левчик никогда не бросит Шуру. Если случится страшное, он останется там, с ним, а все, что хочет ее сердце, это чтобы он был рядом. Он любит ее, обожает детей, он взял на себя ответственность, он ни разу не подвел ее, он обещал жениться, вступая в брак с другой женщиной и он сдержал слово, вот только с Шурой он связан не словом. Ей он принадлежит как мужчина, но как тонкая, неуловимая личность артиста он принадлежит Шуре.

***

Живот скрутило спазмом. Оттого, что руки, привязаны к телу, невозможно пошевельнуться. Сначала он видел только медузу, подвешенную под самым потолком. На самом деле это был обычный полупрозрачный пакет инъекций, подключенный к катетеру, но к этому пониманию он прошел не сразу. Прибор на его руке начал медленно надуваться, сжимая и без того больную руку, зачем постоянно мерить давление, он не понимал, и на первых порах твердо решил выяснить все это с врачом. Чтобы ориентироваться во времени он принялся считать минуты между каждым пиликаньем этого сраного прибора, и путаясь, пришел к выводу, что давление меряется каждые двадцать минут. Из-за фиксированного крепления к кровати он видел лишь потолок, грязно-серый, с огромными разводами, и немного правого угла, где была установлена капельница. Его неприятно удивляло, что он не слышал никаких привычных звуков. Не переговаривался мед персонал, никто не справлялся о его самочувствии, никто не подумал, что ему нужно сообщить родным, было непонятно, где Шурик, и вообще насколько все плохо. Сам он думал, что отделался вполне легко, да болит плечо, но очень слабо, еще постоянно крутит живот, зато ногами шевелить он уже пробовал, и вроде как все остальное тоже на месте. Что бы скоротать время он принялся изучать единственный доступный взору кусочек потолка и тут приходилось лишь удивляться тому, в каком плачевном состоянии находятся больницы. По опыту работы в ремонтной бригаде, он мог с легкостью сказать, что тут дело во влажности, потолок просто гниет на глазах, потому, что крыша протекает, и не успевает как следует высохнуть. Когда мысленно он перебрал все возможные варианты с потолком, Лева начал представлять, как же ему вести себя с Асей. В том, что она прилетит к нему, он не сомневался, но лучше бы оставила детей, им тут быть незачем, да и к тому же может быть опасно. Сперва он думал разыграть перед ней какую-нибудь шутку, а потом вместе отправиться в длинное романтическое путешествие, и Шуру с Лизой прихватить, разумеется. «Черт, а что, если с ним все плохо?» - эту мысль он старательно гнал прочь. «Нет, он живой, в скорой я точно помню его рука была теплой, нормальной, он просто спал». Лева попытался хоть немного привстать, но осколок боли пронзивший плечо, тут же пригвоздил его обратно. И тут он услышал, тихий, но равномерный, непрекращающийся звук, переходящий в рокот: море. Совсем рядом, как будто прямо за стеной билось море. «Как это я раньше не поня…» - он поймал себя на том, что возвращается к разговору в гримерке, перед самым выходом на сцену: «Да какое купаться, Лев, ты чего, осень же на дворе» - говорит ему Боря, перебирая барабанную палочку в руках. Когда их везли к отелю, и он видел море, почему-то захотел искупаться, вот только никаких строений возле моря он не видел. А чтобы целая больница… - Вы очнулись, - утвердительный голос где-то за горизонтом того, что он мог видеть. Хлопнула дверь, звук приближающихся шагов. «Атас, Лева, это не медбрат, кто угодно, но не медбрат» - как же он любил разговаривать сам с собой. Иногда ему казалось, что этот голос надиктовывает слова песен, - «Чувак, какие песни, что происходит-то?». - Кхм, я.. – начал Лева, но голос откуда-то сверху перебил его. - Я так мечтал познакомиться с вами, - кровать прогнулась где-то в ногах, - нет, нет, не поднимайтесь, сначала я должен все проверить. Голос молодой, но шаги тяжелые, как будто ходит кто-то в тяжелых армейских сапогах. Лева не впадает в панику, хотя голос в голове говорит, что давно пора начать это делать. Его ощупывают, немного мерзко оттого, что лежишь полуголый неизвестно где, окутанный проводам и без возможности защититься. Конечно в больнице, без проблем, хоть голого, хоть как, но это, это черт возьми, далеко не больница. Ему дают воду, снова из бутылки с трубочкой, человек стоит так, что невозможно разглядеть лицо и поскольку пить хочется ужасно, воду он выпивает. - Я не совсем понимаю, - Лева откашливается, вода почему-то раздирает горло, как если бы в него влили плохой коньяк, - где я нахожусь? Руки ощупывают плечо, меняют катетер, тянущийся от медузы к сгибу на локте и Лева почти с замиранием ждет ответа – «да ответь же, черт бы тебя побрал». - Вы на маяке, - как само разумеющую истину произносит голос, - вам понравится у меня, я обещаю.