...And what's small turned to a friendship A friendship turned to a bond And that bond will never be broken...
...How could we not talk about family when family's all that we got? Everything I went through you were standing by my side And now you gon' be with me for the last ride... "See You Again" Wiz Khalifa
Абсолютно дивное состояние полета. Лёгкая, приятная слабость падения без участия воздушного потока. Сначала было не по себе. Он все пытался нашарить опору, к чему-то прикоснутся. А вокруг была лишь пустота. Одинокая, всеобъятная пустота. Он все падал и падал, никак не мог сосредоточится, все мысли текли сквозь него непроявленными снимками. И он все силился разглядеть четкую картинку, рассмотреть подробней, но не хватало сил. Затем появился свет. Или он и был, но Лева отметил это только сейчас. Осязаемый свет был очень близко, почти в нем самом, ослепительный и вместе с тем темный, где-то в этом свету он и потерялся. Тише. Свет разбивался, растягивался, гас, и все же продолжал существовать. Это было очень странно. «Я это вижу, или не вижу» - он чувствовал, что не может достать до своего лица, точнее он совсем не уверен, что его тело осталось с ним. Как-то так получалось, что он был и не был здесь. Тише. Ты нарушаешь правила. Это был вихрь, мощный, но невесомый вихрь вместе с которым он двигался, потому как не знал, как остановиться. Лева попытался что-нибудь вспомнить, что-нибудь настоящее, что-то реальное. Ты слишком громко думаешь, не мог ты перестать. - Я… я, по-моему, ничего не думаю. Поезда? Что такое «поезда»? - Это, ммм, такая машина, большая, она перевозит людей, - его спросили, еще до того, как он успел выловить из бессвязного потока сознания не пойми откуда взявшуюся нелепую фразу. Понятно. Нет, я – не Бог, но, если ты хочешь, можешь называть меня и так. - Я не верю в… я что-то не понимаю. Я, что умер? И да, и нет. - Я не могу ничего почувствовать. Твою оболочку пришлось оставить, она тебя обременяла. Зачем ты так кричишь, здесь нет крика. Свет начал уплотнятся. Он больше не падает. Пойдем со мной. Ты не потеряешь время. «Дело совсем не во времени, а в том, что память словно бы стирается и все сложнее помнить о Леве. О том, кем я был, и, наверное, кем я есть. И еще все путается, мысли становятся все бессвязней». Ты так хотел попасть сюда. Он видит машину, свою старую, купленную на первый крупный гонорар машину. Гонорар? За что он мог получить гонорар? И видит бетонное ограждение. Да, он хотел, но все это осталось в далеком прошлом. Нет, не тогда, временной отрезок еще раньше. Ему даже не приходится вспоминать, ему опять показывают картинку: ему шестнадцать, он высунулся по пояс из окна. Предательство, разбилась дружба с человеком, которого он называл другом. - Все это правда, но я больше не хочу этого, я счастлив в своей жизни. Я ее не совсем помню, но знаю, что был счастлив. Тебе не привычно. Давай сделаем тебе приятно. Он упал на спину. Плавно и размеренно. Сначала опустился торс, а затем он нелепо взмахнул руками, и босые ноги сразу утопли в чем-то мягком. Вернулось лицо, он чувствовал каждый мускул, открыл глаза и скосил вниз – мягкие брюки и ужасно растянутая майка. Его волосы стали длиннее. Такую стрижку он носил очень давно, локоны почти до плеч. Он огляделся. Нежно-серое, с проблесками лилового марево окутывало его, он находился в облаке. Насколько хватало обзора все плыло в розоватом тумане. Видимо, твое любимое. - Я хочу тебя увидеть. Пожалуйста. Мне очень интересно, - Лева покрутился на месте, встал и тут же провалился сквозь облако, хватило лишь одного взмаха рук, и он завис. Марево вокруг него блеснуло жемчужно-матовым светом и расширилось. - Господи, это я? Я умею летать? – он перевернулся, смущенно и неуклюже. Подрыгал ногами, и еще раз взмахнув руками понял, что может обходится и без них, - и куда? Как далеко? Примерно из одного конца Вселенной в другой. Люди называют это каламбур. - Да, я понял, здесь ведь нет конца. А я могу летать! – Лева нырнул головой вперед и устремился сквозь марево. Оно послушно впускало его и, возможно, летало вместе с ним, - летаю! Ле-та-ю, - жаль, только не было ветра, без него ощущения были неполными. Я не понимаю. Что такое ветер? Покажи мне. Лева сосредоточился и представил себе, как развеваются волосы, когда гуляешь по тихой улице, как ищешь прохладного дуновения на сцене… На сцене. Смытые кадры толпы пронеслись перед глазами, забились в мозгу настойчиво, пробудили трепетные чувства. Горечь. Теплая горечь растеклась по телу. Он опустился на облако, и сгусток цвета рассыпался под ним. Теперь ветер появился и здесь, он трепал одежду, но Лева уже потерял всякий интерес к полетам. А хочешь мы создадим животных, я знаю, ты любишь животных. - Почему я помню не все? Я не вижу лиц, не помню, чем я занимался, вообще кто я такой. Я артист? Играю в театре? Пою? У меня есть семья? Наверняка ведь есть. Это лишнее. Ты все равно не сумеешь вспомнить. - Пожалуйста, покажись мне, я чувствую, что теряю что-то очень важное. Но ты уже смотришь на меня. Я везде. Чем дольше длится твое пребывание здесь, тем сложнее тебе будет вернутся. - Но я хочу обратно, я хочу вернуться, как мне это сделать? Зачем? Твой мир просто суматоха. Твоя оболочка пострадала, ты будешь чувствовать там лишь боль. Оставайся и я дам тебе все. Покажу то, что ты называешь чудесами. Любая мечта, любое желание будет исполнено. Ты хочешь посмотреть на зарождение мира? Я покажу. Хочешь быть правителем? Ты будешь им. Хочешь созерцать или творить? Тебе не понадобится даже слово. - Нет. Нет, в моем мире есть что-то большее чем все, о чем ты толкуешь, я помню. Не могу сказать, но я точно помню, там есть нечто большее и я хочу назад. Путь в твой мир мне неизвестен. Лева подбирает под себя ноги, неизвестен так неизвестен, он сам найдет дорогу обратно. Он пытается выловить из калейдоскопа мелькающих картинок вспоминания о реальной жизни, и не может, просто не получается. «Нет, я должен, просто обязан вспомнить, как же я могу вернутся если, не знаю куда». Гитара. «Точно, помню, как гитару украли из машины, и я подумал, что уж лучше б наоборот, машину угнали, а гитару оставили. Надеюсь я не безработный музыкант, или похоронивший свои мечты неудачник. Так, у меня была машина, я ее помню, даже несколько…» Мысли цеплялись одну за другую, и теперь, вылавливать связанные события из пруда забвения становится проще. Машины. «Мои машинки. Я собираю машинки. Отлично, они коллекционные, следовательно, у меня есть деньги. Чем тогда я зарабатываю? Что я умею делать?». Ты талантлив, постоянно обращаешься к моему миру. Ты зовешь его тонкой материей, ничего не просишь, но всегда жаждешь получить ответы, живешь в мире своих идей, находишь способ передать их другим…людям. - Талантлив? Я, наверное, просто притворяюсь. Ты часто притворяешься. Ложь в твоих устах всегда звучит как правда. Ты лжешь людям, которые близки к тебе и порой, тебе мучительно стыдно. Мысли о том, что он лжец совсем не способствуют его поискам. Об этом он подумает позже. Наверняка у него есть на то серьезные причины. - Ты все знаешь, верно? Так помоги мне, скажи хотя бы, как я здесь оказался? Попал в аварию? Произошел несчастный случай? Ты пришел сюда сам. Тебя не звали. Пока он пытается сообразить, что имеет в виду пустота, ведущая с ним беседу, по облаку проходит вибрация, едва заметная, но ощутимая. Кто-то в твоем мире хочет сделать выбор за тебя. Оболочка из газа и пыли, что осталась там - уязвима и ей грозит опасность. «Газ и пыль, мое тело — это газ и пыль, как прозаично. Так вот, что происходит, я умираю. Да, еще не умер, но я на грани, и кто-то может этому поспособствовать». Ты не отыщешь дорогу назад если это произойдет. - Тогда я должен вернутся прямо сейчас, пока не станет слишком поздно, - он не испытывает страха или отчаяния, здесь он вообще не различает эмоции, все что есть, скорее всего отголоски воспоминаний об эмоциях. Но желание, желание осталось при нем, и он горит им, и он лучше сгорит в своем мире, чем будет вечно тлеть в этом. Но ты можешь остаться. Воспоминания уйдут, останется лишь свет. Ты станешь светом. Это мучительно, не чувствовать, но помнить. Ловить жалкие обрывки. Однако в одном маленьком кадре о машинках, больше чувств чем во всем этом хрустальном и пустом великолепии. Это величие света, бесконечность, вечность, это не для него, не сейчас. Только бы удалось вспомнить. «Пульт сгорел, блять!», - взрывается розовое марево вокруг него, только от одной фразы, которую произносит голос в его голове. «Пой, я сказал, Лева, просто открой рот и пой». «Ну, ахуеть, гитару забыли, вкладыши эти ебнутые забыли, кто-нибудь позвоните российскому консулу!». «Как ты танцуешь? Левчик, если б я не слышал, как ты поешь, я б подумал, что у тебя приступ эпилепсии». «Ну куда ты полез… елки-моталки, да сиди уже, принесу я тебе лед». «Подвинься, ты мне волосы придавил, вот и иди туда сам». «Залезай уже в машину, хватит трындеть, да у тебя весь день–пиздень, я сейчас уеду без тебя… а вот возьму и научусь! Ох, бля, стартер-хренастер». Белые перья от подушки, душная кабина броневика, первая порванная струна на концерте, десятичасовые съемки в клипе, первая собственная квартира, сорванный голос, сломанная дверь. Свадьба, полез в пруд – потерял обручальное кольцо, не судьба, вторая свадьба, хотя по счету, наверное, третья, песни, запись, перелеты, снова песни, запись, перелеты и.. еще раз, домой – два раза в год, и еще можно вырваться между записями. Маяк. Сучий маяк. Побег. Лева Би-2. Шура Би-2. Он держит голову высоко над поверхностью океана воспоминаний, которые, прорвав плотину, затопили его. Даже сны и те, вспомнились: он ищет выход на сцену и все время оказывается в тупике, сворачивает в коридоры, а там все повороты, повороты, налетает на гладильную доску, и на него сваливается утюг, а выхода все нет и нет. Конца края не видно, он находит план здания, какой-то старый чертеж, и умудряется порезаться бумагой, кровь стекает с пальцев. Ужасный шум, писклявый, высокий звук приборов, что это такое? Он в палате. В нормальной, человеческой больнице. Куча проводов, не вздохнуть нормально. О, Господи, здравствуй реальность, здравствуй дорогая, принимай в свои противные объятия. Как-то липко. Так вот, что все так пищит. С пальцев действительно стекает кровь, ого, да там целая лужа. Ничего, просто катетер отклеился, тонкие вены – открытые раны, «наша медицина, ну как всегда, не лечит, а калечит». Он хихикает, выплевывает трубку изо рта, ужасно больно, щеку хватает судорога, но он все равно продолжает подхихикивать. Волосы вернули привычную длину. Одним глазом, очень плохо видно, хотя ладно, и раньше был не глаз-алмаз. Чей-то силуэт у дверей, только бы не Ася, не хотелось вот так ее пугать. Еще подумает, что он окончательно сошел с ума. Под рукой маленький пультик, всего одна кнопка. Но липкими, негнущимися пальцами очень сложно попасть. Человек все ближе…