Безвредная грязь

      — С самого появления человечества к прогрессу его вело спокойствие. Миролюбие и желание мира создавали великие союзы, вели все человечество вперед, несли свет и добро. Но при этом кровавые революции, войны и моры — все начиналось с простейшей человеческой эмоции — злости. Злость была в маленьком ребенке, играющем солдатиками, злость кривила лицо глубокого старца, наблюдающего за молодыми, и в душах молодых кипела эта зловонная смола, заставляющая смотреть на других и сравнивать… Агрессия. Ненависть. Злость. Вы знаете, пан, как ученые Платинового века решили эту проблему?       — Понятия не имею.       — В 2401 году от Рождества Христова исследователи Международного Центра Генетического кода выяснили, какой ген отвечает за появление одного из самых страшных грехов — гнева. Ира-о-метилтрансфераза — участок генома человека, отвечающий за нервное возбуждение отрицательного характера. Вы знаете это с самого рождения. На ранних сроках жизни человеческого организма возможно удаление этого гена. Причем, данная операция не несет негативных последствий. Наоборот, у людей с удаленным геном статистически выше параметры развития интеллекта и тела. А знаете ли вы, пан, что операция возможна и в вашем возрасте? Причем сейчас, пока вы не вступили в период полного совершеннолетия, операция будет бесплатной. Не хотите ли еще раз подумать над моим предложением? Третий Храм континента обещает взять на себя ответственность за все связанные с проведением удаления риски. Подумайте, это шанс…       — Шанс, безусловно шанс, — поднявшись с кресла, юноша повернулся к человеку в просторной светло-серой робе и гневно посмотрел на него. — Шанс остаться овощем, лишенным возможности чувствовать. Шанс стать такой же вечно смеющейся куклой, как потоки людей на улицах. Простите, я считаю, что такой шанс явно не для меня. Ищите другого дурака.       — Пан, вы не правы, — отец опустил голову, всем своим видом выражая искренние печаль и сожаление. Он и правда их чувствовал. Но чувства эти казались настолько серыми, что вмиг молодого человека снова охватила волна преступной злости.       — Я не желаю далее разговаривать с вами. Прошу, оставьте меня.       Поднявшись, святой отец Третьего Храма заковылял к двери. Его спина согнулась от времени, и шаги стали мелкими и неуклюжими. И все-таки чувствовалась в этом человеке еще страсть, сила… Вот только к чему?..       — Глупость, какая же глупость! — оставшись наедине с собой, пан взмахнул рукой, сбрасывая со стола случайные бумаги. Он был недоволен. Рассержен. Зол.       Как много раз он отказывал им? Как много раз повторял, что никогда не согласится на что-то подобное? И все равно, каждый раз, когда в тихое поместье Пшевславских заявлялся сановник, разговор переползал на тему проклятого генома.       Збигнев честно пытался держаться. Всеми силами старался на протяжении этих нудных и длинных разговоров не менять выражения красивого лица. Пытался не кривиться на особо резкие высказывания, не закатывать глаза и не скрипеть зубами. Не получалось. Юноша готов был умереть от злости в тот же момент, когда очередной сановник раскрывал рот с идеально-белыми зубами.       Ведь разве не они говорят, что теперь наша планета — это, прежде всего, мирная территория? Не они кричат, что у каждого человека есть своя воля и никто не в праве ее нарушить? Не они обещали его отцу, что не заведут и разговора о «неполноценности» сына?!       Збигнев в очередной раз до боли стиснул челюсти и с размаха пнул мягкое кресло, где незадолго до этого сидел святой отец.       — Збыс… — разочарованно донеслось сзади и юноша мгновенно замер. Как же не вовремя, вот почему все происходит так не вовремя…       Пан повернулся, встречаясь глазами с не старой еще, хорошенькой пани — его матерью. Вжав голову в мощные плечи, юноша смиренно ждал, пока женщина, которая на голову была ниже него, неторопливо подойдет и легонько хлопнет ладонью по его макушке, разочарованно покачивая головой.       — Збыс, я же говорила тебе: стоит быть сдержанней. Посмотри на себя, — женщина легким движением тонкой руки в белоснежной перчатке провела по золотистым волосам сына, приглаживая их. Далее ее пальцы переместились на грудь юноши, одернули жилет и аккуратно защелкнули одну из стяжек, которые были вместо пуговиц нашиты на голубой гм-шелк рубашки. — Когда ты волнуешься, совершенно не можешь себя контролировать. Тебе стоит быть аккуратнее, мальчик мой.       — Простите, матушка, — повесив голову и действительно стыдясь вспышки собственного гнева, Збыс в голове судорожно перебирал темы дальнейшего разговора. Если не спросить о чем-нибудь матушку сейчас, придется слушать лекцию о геноме и гневе второй раз за день… — Просто я так взволнован перед началом учебного года! — нашелся парень, сразу распрямляя спину и вздергивая подбородок. — За эту зиму я общался лишь с Лесем, да и у того слишком уж плохая связь была для долгого разговора. Жду-недождусь, когда встречу всех своих школьных друзей!       — Ах, это так трогательно, — улыбнувшись и отпустив идеальную рубашку Збыса, пани отошла на несколько шагов, рассматривая своего сына. — Мальчик мой, этот год будет тяжелым для тебя… Начнутся предметы твоей специальности, будет много незнакомых преподавателей и студентов. Но я рада за тебя. Бог ты мой, мой мальчик уже такой большой…       Смахнув сентиментальную слезу, пани отвернулась от Збигнева, и, вызвав мАлер, отдала ей короткий приказ:       — Мила, принеси мне чая в летнюю беседку. Как обычно, только в этот раз обойдись без корицы.       — Конечно, пани Берта, — склонив голову в знак уважения к хозяйке, робот-андроид повернулась в Збысу. Улыбнувшись юноше, МИ-239806-ла прощебетала нежным девичьим голоском: — Удачи вам на учебе, юный пан!       — И тебе хорошего дня, — рассматривая сегодняшний наряд девушки, ответил Збыс. Плиссированная юбочка по колено и свободный свитер не вызывали в пане каких-то неправильных чувств. Его интерес скорее был прикован к виднеющемуся на бедре малера открытому порту зарядки. — И закрой порт, Мила, начинка видна.       — Ох, пан! — андроид покраснела, словно настоящая девушка, и поспешила спрятать приоткрытый порт подолом юбки. — Не смотрели бы вы, куда не стоит!        — Иди уже, — смеясь, сказала пани Берта и снова обернулась к сыну. — А где же в этот раз был Лесь, что связь не ладилась?       — У матери, на Сигме-17. Он говорил, что на станции только пару дней побудет, остальное время займет дорога. Но звонил в середине зимы, поздравлял с Рождеством.       — Ох, на Сигме? А разве ж не она недавно в систему Проксима Центавра вошла? Далеко же он на каникулы летал, — пани отошла к столу, возле которого были расставлены мягкие стулья. Сев на один из них, она взяла со стола свой браслет, который редко носила дома, и аккуратно надела на левую руку. Мигнул огонек идентификации и тут же перед пани возник ее оверлайн секретарь. Молодой парень, одетый в старомодный строгий костюм, поклонился пани и достал из-за спины пухлый блокнот. Пани всегда нравились вещи с налетом старины, поэтому она и выбрала себе чопорного очкарика, каких много было в век «Бумаги и ручки».       И именно шариковую ручку под возмущенно-неодобряющее фырканье Збыса секретарь достал из-за спины, готовясь делать заметки.       — Ох, Збыс, тебе уже пора. Смотри не опоздай в первый же день, — вдруг спохватилась пани, оторвавшись на секунду от созерцания своего виртуального помощника. — Удачи, милый.       — И вам хорошего дня, матушка, — ответил юноша, счастливый в некоторой степени, что теперь ему позволено уйти. Нежелательное пожелание достигло его уже на пороге комнаты.       — И пожалуйста, милый, старайся не злиться без причины.       — Я никогда без причины это и не делаю… — пробормотал Збыс и вышел из комнаты. Взяв из рук Миры, второго робота-малера, свой портфель, юноша вышел из дома, довольный долгожданной свободой. Нельзя было сказать, что пани Пшеславская сильно влияла на жизнь сына, но зимой, на каникулах, в семье действовало одно строгое правило — ни шагу за пределы поместья. Связано ли это с его «неполноценностью» или просто с тем, что мать волнуется за своих детей, Збыс не знал. Да и не хотел знать. Ему казалось, это знание не принесет ничего, кроме напрасного раздражения.       Идя по парку, юноша, с этого дня гордо именующийся студентом, рассматривал дубы и клены и старался представить, каким он будет, его первый день. Он опять подерется с одноклассниками? Заденет даже учителя? Или — того хуже — попадется на глаза школьному священнослужителю?.. Стараясь придумать самое худшее и подготовиться к нему, Збыс не заметил, как вышел на остановку рядом с невидным в зеленой травке монорельсом. На первый взгляд могло показаться, что на тихой улочке дальнего района города вовсе нет дорог, только немного плитки рядом с входами на территорию частных домов да зеленая травка вокруг. Но все было не так: прямо по середине улицы, спрятавшись в траве, шел монорельс, четко делящий дорожку в шесть метров шириной пополам. И подходил он к круглой остановке с парой аккуратных кресел внутри. Потом путь продолжался, и вагончик монорельса уходил по кругу к профессиональному университету — конечной точке маршрута Збыса.       Усевшись в одно из кресел, парень принялся ждать. Матушка часто говорила ему, что ездить в университет на экипаже было бы и легче, и быстрее, но юноша всегда отказывался от этой заманчивой на первый взгляд идеи.       Вскоре в начале улицы, которая уходила вниз, к городскому пруду, появился белый вагончик. Встав и потянувшись, Збыс дождался, пока неторопливый транспорт, тихонько поскрипывая опорами, не подъедет к нему, а потом поднялся в салон. Держась за поручень, юноша немного взволнованно оглядел вагон. Молодая девушка с полупрозрачными пуговками наушников в ушах, женщина, сосредоточенно глядящая в окно, и вот… Внимательный, немного суровый взгляд нашел то, что ему было нужно. В середине первого ряда, ближе к окну, сидел молодой парень, увлеченно разглядывающий что-то. Недавно вставшее солнце окрашивало его выбеленные волосы в легкий, розоватый цвет, и смуглая кожа при этом казалась еще нежнее и красивее.       Подойдя к парню, Збыс уселся на свободное сиденье рядом с ним, устраивая свой портфель на коленях. С удивлением пан отметил, что в руках у его друга книга. Настоящая, печатная.       — Доброе утро, Януш, — первым поздоровался Збыс, привлекая к себе внимание забывшегося парня.       — Ох, — подпрыгнув от неожиданности, Януш обратил взгляд темно-синих глаз на неожиданного появившегося рядом друга. — Доброе, Збигнев. Я не заметил тебя сразу.       — Я и не удивлен, — тая от нежности, ответил Збыс и перевел взгляд на книгу. — Ох, что это? С лунной колонии книга?       — Ага, как ты понял? — увлеченно и благодарно сказал парень, снова начиная рассматривать свое сокровище.       — Да видишь, — под удивленный взгляд друга пан ткнул пальцем в край обложки. — Тут маркировка есть.       — Хах, я уж подумал, ты так! — Януш откинулся на высокую спинку сиденья, прижимая книгу к груди. — Хитрый ты, Збигнев. Другой не посмотрел бы.        — Отчего это, — улыбаясь, Збыс тоже уселся поудобнее, опуская одну руку рядом с сиденьем и аккуратно касаясь ею холодных пальцев Януша.       Тот вздрогнул, отдергивая пальцы и удивленно смотря на пана.       — Ты чего это, Збыс? На людях…       — А что такого, — поймав узкую ладонь парня, Збыс сжал ее в руке, борясь с желанием поднести тонкую кисть к губам и поцеловать кончики длинных пальцев.       — Как «что», Збигнев?! — Второй раз отдернув руку и на этот раз прижав ее к груди, Януш отвернулся к окну.       «Вот еще один повод злиться. Как тут оставаться спокойным, отец, когда твой любимый человек против такой мелочи?»